Наступит час когда-нибудь,
Вечерний, предзакатный,
…
Когда солнце садится за горизонт, все вокруг рады, кроме двоих. Когда всё становится спокойно и хорошо в обоих мирах, они не чувствуют облегчения. Видимо, потому что граница в виде несчастной кроличьей норки навсегда разделила их. Алиса уходит, не надеясь вернуться. Шляпник провожает крепкими объятиями, не надеясь ещё раз встретиться. Что-то явно изменилось. Пускай все старательно это игнорируют. Но изменилось не так, как с появлением здесь знакомо-незнакомой девушки. Когда она ушла, стало почему-то тоскливо. Ещё более тоскливо, чем при Кровавой Ведьме. Эту печаль не принято было замечать и озвучивать. Все по прежнему пили чай, болтали обо всём на свете, чудили в своё удовольствие и в целом были сами собой. Только Тарранта почти не было видно. А если он и появлялся на своих же чаепитиях, то всегда был странным. Но этого тоже не замечали. Шляпник всегда странный. Он мог сидеть, как обычно, во главе стола и произносить какой-то нескладный тост или ещё более нескладный стишок с поднятой чашкой, а в следующую секунду прерываться, запинаться и неподвижно глядеть в одну точку около пяти минут. Но никого это не смущало. Хотя частота таких случаев невольно настораживала. Тарранта на самом деле много чего беспокоило. Много мыслей всплывали так не вовремя, прямо во время застолья с друзьями. Об этом они, конечно, не догадываются. Ну, оно и к лучшему. Шляпник до сих пор жалел о том, что отпустил Алису, сам выпустил её из своих рук. Хотя понимал, что держать девушку, когда она хочет уйти, он бы просто не смог. А ещё он злился на неё. Да, именно злился. Не показывал это друзьям и скидывал вину за разбитые чашки и блюдца на Чешира. Алиса ведь ушла не просто так. Она забрала у него всякий покой. То счастье и тот свет, который девушка сама подарила ему, на совсем короткий миг, исчезли вместе с ней. Жизнь Тарранта стала похожа на блуждание по бесконечно длинному коридору с поворотами. Когда кажется, что за поворотом вот-вот покажется дверь, а за ним приветливое солнце, но за ним оказывается такой же коридор. И это ожидание, по большому счету, можно заранее назвать бессмысленным. Но Шляпник почему-то уверен, что дождётся. Когда-нибудь, обязательно. Прошло-то всего…сколько? Мысль о том, что девушка, должно быть, счастлива в своём мире, помогала Шляпнику не терять веры в лучшее. Он иногда даже улыбался. Нервнее и печальнее обычного. Но неизменным оставалось ощущение одиночества. Шляпник сидел за длинным столом в большой компании друзей, но чувствовал, что одинок. Потому что одно место всегда пустовало. И чай больше не имел вкуса и всё чаще остывал, отдавая горечью. Он клал около пяти ложек сахара и широко улыбался, когда на него смотрели с немым вопросом друзья. Иногда они спрашивали о его самочувствии вслух и иногда излишне настойчиво, настолько, что это почти превращалось в допрос. Шляпник в ответ пожимал плечами. Говорить им что-либо Таррант пока не планировал. Он и себе-то не может объяснить своё состояние. Пока что было удобно называть это осенней меланхолией. Абсолем говорил, она у всех бывает. А осень была непривычно сухой. Холодной и ветреной, но ужасно сухой. Не было ни дождей, ни туманов. Небо напоминало сероватый клочок бумаги. Тучи проплывали слишком редко и слишком быстро, а если и задерживались на денёк, то никогда не плакали дождём. Бывало выглядывало солнце, отчего листья ещё больше краснели, сжимались и падали с деревьев. Шляпнику спится совершенно беспокойно, проще говоря, не спится вовсе. Во сне всё так чудесно и ярко. Алиса рядом, смеётся и улыбается, держит его за руку. Всё в точности так, как было. Но резко расходится с тем, что на настоящий момент творится в реальности. Сны слишком резко обрываются, стоит ему хоть немного стать счастливее. Шляпник боится, что просто начинает забывать образ прекрасной Алисы. Это было бы для него самым худшим известием на свете. А вспоминает ли Алиса Страну Чудес? Вспоминает ли его? Наверное, уже нет. Алиса выросла, Таррант точно знает, хоть и не в силах сказать, сколько точно прошло времени. Время предпочитает пробегать мимо него незаметно и молча. И у девушки теперь есть другие дела. И она, скорее всего, окончательно убеждена, что всё случившееся — лишь сон. Потому что так намного меньше сожалений. Сон забывается очень легко и быстро. Шляпник тоже хотел бы так считать. Но всё произошедшее было слишком прекрасно и реально, чтобы так просто выкинуть из головы. У него никогда не получалось выкинуть из головы то, что плотно засело в сердце. … Шляпник размышляет о вещах, начинающихся на букву «О». Одержимость, отчаяние, очарование, омут..одиночество. Подобные размышления не имеют никакого смысла. Ему кажется, что теперь ни одна мысль не имеет значения и какой-то конкретной цели. Только мысли об Алисе и о том, как будет замечательно, когда она вернётся, до сих пор остаются самыми живыми и чёткими. Он чувствует себя почти гением, когда в голове скользит образ Алисы. Если всё-таки они друг друга выдумали, то он действительно гениален. Таррант много думает. И вдруг неожиданно для себя находит повод поблагодарить Красную Королеву. Ведь если бы не она со своей тиранией и Бармаглотом, то Алиса, быть может, никогда бы не вернулась. Конечно, теперь он думает, что лучше бы и не возвращалась. Замерла бы навсегда в памяти в образе маленькой белокурой девчушки, и пусть бы оба думали, что приснились друг другу. … Остальные уже перестали пытаться узнать у Шляпника хоть что-то насчёт его состояния. Гораздо реже устраивали посиделки за чаем, просто потому что они всегда проходили в гробовой тишине. И обычно никто не настаивал на беседе, справлялись иногда лишь о здоровье. Даже Мальямкин, чуть ли не самый близкий друг, опустила руки. Кажется, они окончательно смирились. Бессменным собеседником оставался лишь Чеширский Кот. Он умел выбирать самый подходящий момент, чтобы появиться и спросить что-нибудь провокационное, философское. Или просто высказать своё мнение. Шляпник, конечно, не просил его ни о чем. И сеансы психолога (да даже психотерапевта) тут уже явно не помогут. Но он почему-то был благодарен Чеширу. Тот единственный понимает всё, не придерживаясь никакой позиции. И Коту приходилось ходить по очень тонкой грани, чтобы не разозлить Шляпника и вместе с тем не обнадёжить. Чаще всего Чешир лишь сочувственно улыбается. Может показаться, что ему всё вокруг безразлично, но он тоже скучает по Алисе. И Коту удаётся одновременно верить и не верить ей. Их беседы, впрочем, всегда одинаковы. Шляпник вспоминает, как было хорошо в прошлом, и рисует ещё лучшее будущее, совершенно игнорируя вполне резонные замечания Кота. Чешир не пытается его переубедить. … — Вот увидишь, когда она вернётся… — Если вернётся, — подчёркивает Чешир, но Шляпник нарочно пропускает это мимо ушей. — Мы будем счастливы. Мы вновь будем пить чай, и я сделаю ей самую удивительную шляпу в мире! — он так широко и наивно улыбается, что Кот не решается высказать свои сомнения и разочаровать его. Да и его, кажется, сейчас вообще ничем не разочаровать. И ничем не искоренить эту слепую веру. Алиса обещала, что вернётся. Шляпник всегда верил ей. И до сих пор верит. Хотя иногда, в те короткие моменты, когда образы и дизайны шляп в голове получше оформлялись во что-то целое, Шляпник успевал почувствовать усталость. Он уставал ждать и надеяться. Начинал понимать, что, вполне возможно, Алиса не вернётся. И почему-то подобные мысли больше не сопровождались ни отчаянием, ни злостью. Не хотелось, как раньше, кричать и кидаться чашками. Они отзывались внутри лишь глухой болью, горькой усмешкой на губах. Шляпник даже готов был по-настоящему лишиться головы, только бы прекратились все эти воспоминания и мысли, слишком прекрасные сны, в которых слишком прекрасная Алиса. Как жаль, что Белая Королева не умеет выносить смертный приговор. Но все эти мысли, как правило, исчезали после первого же прикосновения иголкой к ткани. Шляпника полностью захлёстывало вдохновение, и он не мог думать ни о чем, кроме работы. И Алисы. Сны, а точнее кошмары, как их именовал сам Таррант, продолжались, но становились с каждым разом всё короче. А ночи, как назло, удлинялись. Поэтому Шляпник часто вставал среди ночи и отправлялся гулять по безмолвным полянам. В полутьме они выглядят не так печально и опустошённо, как днём. Всё вокруг такое спокойное и тихое, спящее. Даже листья падают гораздо медленнее, а ветра вовсе нет. Шляпник мог бы полюбить эти прогулки. Если бы они сопровождались одной особой. И если бы не сопровождались бесконечными размышлениями о невозможных вещах. Иногда он злился на самого себя за свою наивность. Давно бы уже смирился с тем, что Алиса забыла обо всём, и о нём в том числе. Но нет. Зачем-то продолжает ждать и надеяться. Не замечая, как эта слепая вера постепенно убивает его. Таррант пьёт чай по ночам. Вернее, обыкновенную воду, но воображает, будто это чай. А причудливая тень от дерева — Алиса. В темноте это очень легко. Подобные вещи его больше не пугают. Более сумасшедшим он уже вряд ли станет. … Спустя некоторое время, когда ночные прогулки вошли в привычку, Таррант потерял любую необходимость и смысл вообще ложиться спать. Чтобы снова вскакивать с ощущением выскользнувшего из рук счастья. Нет уж. А потом и гулять больше не ходил. Вместо этого с головой ушёл в работу, часами делая шляпы. Работал Шляпник уже без какого-либо энтузиазма, почти на автомате. И головные уборы выходили почти все одинаковыми. Все в голубых и синих тонах. Он невзначай думал о том, как прекрасно смотрелись бы эти шляпы на пшеничных волосах. Шляпник помнит, что часы в Стране Чудес работают по-обычному после визита Алисы. А после Бравного дня они идут, кажется, совершенно правильно, не ошибаясь ни на секунду. Но именно сейчас, когда крутятся стрелки, и Таррант это прекрасно видит, он не ощущает времени. Теперь ему кажется, что время замерло на часах и оттуда лишь безжалостно усмехается. Впрочем, Шляпник всегда был в ссоре с ним.…
Алисе…
И девочке моей уснуть
Прикажет голос внятный.
… — Алиса. Алиса! — Хелен обеспокоенно касается плеча дочери. Девушка уже около получаса сидела, глядя в одну точку. И только после этого действия она наконец оторвала взгляд от стены и быстро повернулась к матери. Та смерила её привычно сочувственным взглядом. Она всегда так смотрела. Потому что, скорее всего, понимала, что чувствует Алиса. Видела, как сгорают её крылья, но не могла с этим ничего поделать. — Да, извини, я задумалась, — спутанно пробормотала девушка и захлопнула у себя в руках книгу, которую не дочитала даже до половины. Тенью скользит мысль, что причиной этому служит отсутствие в ней картинок. Но Алиса пытается себя переубедить. — Ты устала. Иди, ложись спать. — мягко проговорила женщина, коснувшись напоследок её щеки, и ушла. Алиса проводила мать взглядом, а затем медленно направилась в свою комнату. Сон. Сон — это всегда самый лучший вариант, когда путаются мысли. Жаль только, что в данном случае он не помогает, а кажется, наоборот, только всё усугубляет. Потому что для Алисы границы между сном и реальностью давно стёрлись. Она очень часто не могла отличить одно от другого. И если считать сновидением каждый скучный ужин в кругу знакомых из высшего общества было приятно, то от мысли, что Страна Чудес — всего лишь вымысел, становилось не по себе. Она одновременно верила и не верила, хотя была куча доказательств, что всё произошедшее в тот день — правда. И чуть поменьше доказательств обратного. Раньше, ещё в детстве, когда Алисе было лет 7, она до слёз не хотела идти спать. Потому что боялась собственных снов. Пусть они и были вполне безобидны, и ей было весело в них, но они так сильно путали и без того чудливое сознание, что Алиса действительно верила в своё сумасшествие. Она наизусть помнила слова маминых знакомых о том, что люди с такими снами и мыслями отправляются в лечебницу для душевнобольных. Алиса считала, что будет проще вообще не засыпать. Чтобы потом не вскакивать среди ночи и не звать отца. Теперь отец не придёт и не скажет ей, что она всех умнее. Но теперь в этом и нет особой необходимости. Алиса влюбилась в свои сны. Это единственное время, точнее короткий миг, когда она снова попадает туда, где мечтает быть всегда. Страна Чудес, существующая (наверное), только в её разуме, во сне выглядит очень знакомо и реалистично. Поэтому просыпаться не хочется. Да и не ясно порой, можно ли вообще проснуться. Девушка всегда ложится спать, точно зная, что ненадолго будет счастлива. И пусть конец всегда один и тот же. Кто знает, вдруг она снова упала в нору, и это не сны? Алиса ни в чём не уверена.Но мы не дети, чтоб рыдать,
Когда пора нам лечь в кровать…
…
Алисе на том же балконе, где была перед Бравным днём. Думает о чём-то незначительном и одновременно значимом. Мысли её текут плавно и спокойно, изящно увиливая от вопросов, почему она снова здесь. Девушка не замечает ничего странного. Как будто всё ровно так, как и должно быть. Как должно было случиться уже давно. «Куда дует ветер в Стране Чудес? О чём так печально и так протяжно поёт в листве? Пассат это или муссон?» А ведь Алиса столько всего знает о ветрах. И о море. Если это муссон, то он, должно быть, дует с моря. Но в Стране Чудес, вроде как, нет моря. Только небольшие речки, чаще всего полувысохшие и больше напоминающие болота. А если бы оно и было, уплыть никуда бы всё равно не получилось. Потому что девушке меньше всего хочется куда-то уплывать отсюда. Она ощущала невероятную радость и душевное спокойствие. Будто после долгих скитаний, наконец нашла родное пристанище. Помнится, Алиса так не радовалась, даже когда возвращалась из своих плаваний в Лондон. А ведь Лондон — её настоящий дом. Только вот назвать его домом язык не поворачивается. Девушка допускает мысль о том, что сейчас рядом обязательно должен быть ещё один человек. И тогда она будет счастлива по-настоящему. Спустя пару мгновений она слышит неспешные шаги и точно знает, кому они принадлежат. И Алиса убеждает себя, что всё-таки спит. Слишком всё хорошо. — Здравствуй, Алиса. — спокойно произносит Таррант. Девушка быстро оборачивается и смотрит на него, пытаясь побороть желание прямо сейчас кинуться в объятия. Девушка боится, что обхватит руками воздух, а его образ, и без того бледный и призрачный, просто растворится. Алиса сомневается и усерднее вглядывается в знакомые черты. Спрашивать вслух странно, поэтому она решается лишь аккуратно коснуться его руки. Боится ничего не почувствовать, что её рука пройдёт насквозь. Но вместо этого чувствует, как он переплетает их пальцы. Будто тоже чего-то боится. И Алиса, больше не в силах сдерживаться, резко подаётся вперёд, почти падает, успевая обхватить его за спину и плечи. Шляпник в ответ прижимает девушку к себе теснее, вдыхает аромат пшеничных волос, перебирая их пальцами. Делает это он очень легко и невесомо, как и полагается ожившему виденью. Чтобы вновь взглянуть на родные черты, Алисе приходится отстраниться и отпустить его. Хотя хотелось бы никогда не отпускать. — Я скучал, — говорит Шляпник и улыбается с невероятной теплотой, с едва ощутимой печалью. Девушка смотрит в зелёные глаза, по-прежнему горящие изнутри безумием и бесконечной энергией. Они отражают в себе звёздное небо, отчего кажутся ещё более глубокими. Шляпник почти не изменился. Всё та же потрёпанная шляпа-цилиндр, костюм и напёрстки на исколотых пальцах. Разве что волосы выглядели чуть более упорядоченно и аккуратно. — Я тоже, — Алиса заметно грустнеет. Шляпнику стоит знать заранее. Чтобы потом не было мучительно больно хотя бы ему. — Но боюсь, я здесь ненадолго. — Почему? — Это всего лишь сон. — Ты так в этом уверена? — Да. — она пожимает плечами. Алиса не верит, что спустя столько лет у неё получилось по-настоящему вернуться сюда. Это просто невозможно. — Я так сильно соскучилась, что, кажется, окончательно сошла с ума. И теперь ты мне снишься. — она печально улыбается. — Это всего лишь мечты, не больше. — Шляпник немного хмурит брови. Уже во второй раз он оказывается её сном. Не самая приятная новость. — Как у тебя дела? — спрашивает Таррант после длительной паузы. Он боится, что девушка рассеется, если не заполнять тишину словами. Или он сам исчезнет. — Я запуталась. Мне кажется, что я делаю совсем не то, что нужно. — Это не так страшно. Делать не то, что нужно — это нормально. Главное — делать то, что хочется. Алиса забыла, что хотела сказать. Эта фраза заставила её задуматься. Вновь придётся копаться в себе. А она это совсем не умела и не любила. Девушка впервые за это долгое время погони за призрачной мечтой отца задалась вопросом, чего сама хочет от жизни. И ответ, который раньше казался очевидным, теперь ей неизвестен. А может, она просто его не помнит. Кто знает, может, она вообще никогда не была счастлива? Хотя тут Алиса точно могла назвать моменты, когда считала своё состояние счастьем. И все они так или иначе, напрямую связаны со Страной Чудес. Главным образом, с человеком в цилиндре. Он даже в детстве вызывал в ней шевеление самых противоречивых и разнообразных чувств, в диапазоне от полного непонимания до душевной радости. Тогда, в силу своей наивности, Алиса не могла отыскать причину. Теперь может. Но не хочет. Это пугает её. — А как у вас дела? У тебя? — чтобы завершить безрезультатные раскопки самой себя, резко спрашивает девушка, из-за чего Шляпник слабо вздрагивает, поворачиваясь к ней. Он, видимо, тоже о чём-то усиленно думал. — Всё по-старому, Алиса. Время движется так медленно и лениво, что его почти не замечаешь. — произносит со светлой печалью Шляпник. Потом что-то вспоминает и становится веселее. — А я сделал для тебя столько шляп! Жаль, ты не можешь их примерить. И сделаю ещё, если вдруг ты вернёшься. Или если вдруг ты уже вернулась. Его широкая улыбка грела сердце и дарила ощущение покоя, безмятежности. Будто всё действительно по-старому, будто Алиса никуда и не уходила. И оба странным образом не могли определить, где находятся, в реальности или во сне. Но им и не хотелось особо. Девушка легко могла бы проверить это, как учил отец, лёгким щипком. Но она боялась навсегда расстаться с ним. Алиса почти уверена, что это сон. И значит, потом она, конечно, проснётся. Или не проснётся. Что уже не так важно. А важно то, что Шляпник сейчас рядом. Она решила наконец позволить себе быть честной со своими чувствами. И скрыть невероятную радость от обыкновенного прикосновения рук больше не пыталась. Таррант тоже не прятался и не притворялся. Он, как и всегда, расслабленно, немного наивно, и безумно улыбался. … Алиса скользит по белым перилам скучающим взглядом. В закатных сумерках они выглядят тёмными, сине-серыми. И проглядывающие кусты разных цветов кажутся чёрными. Она прикрыла глаза. Потому что вдруг показалось, что они наполнились туманом. Хотя девушка допускала мысль, что это от усталости или обыкновенные слёзы. Но какой смысл сейчас плакать и сожалеть? Это сон, о котором она потом и не вспомнит. Либо он вновь повторится. И Алиса точно так же упадёт в кроличью нору, познакомится неизвестно в какой раз подряд с Чеширским котом и Шляпником. И всё будет как раньше. И не о чём будет жалеть. Таррант молчал, изредка поглядывая на девушку. Они зачем-то держались за руки. Наверное, чтобы пытаться поверить в реальность друг друга. И Шляпник почти верил, потому что от настолько ледяных прикосновений он бы уже давно проснулся. А Алиса не до конца. Алиса боялась разрушить такую невероятную атмосферу даже чересчур громким дыханием, поэтому дышала очень медленно и тихо. Вспомнила, что дыхание обычно замедляется во сне, и вновь запуталась. Как бы она хотела никогда не просыпаться. Но это едва ли возможно. На фоне уходящего солнца Алиса могла различить лишь расплывчатые и мутные очертания леса вдали. Там уже стелился туман, и потому виделось ещё меньше. Но она упрямо смотрела вперёд. Без конкретной цели, только чтобы глаза привыкли к темноте, а в голове хоть что-то прояснилось. Это не особо работало. Мысли всё также путались и отказывались выстраиваться в ровную цепочку. Кажется, попав в Страну Чудес, Алиса совсем разучилась строить причинно-следственные связи. Правда, она и до этого не то чтобы сильно умела это делать. И сейчас, когда невероятно зелёные глаза с немым вопросом и огнём надежды внутри заглянули в её, она окончательно потерялась. Его глаза оказались так близко, что она могла сосчитать внутри салатовые искры. Сейчас, конечно, не до этого, но стоило отвлечься хоть на что-то, чтобы не сбивалось дыхание и не учащался пульс. «Во сне такое тоже бывает» — то ли успокоила, то ли просто проконстатировала про себя Алиса. И перестала понимать хоть что-то, когда чужой взгляд несколько раз пробежался по её губам. — А что общего у ворона и письменного стола? — Алиса нервно смеётся. Как будто это сейчас исправит ситуацию. Как будто он на этот раз даст ей чёткий и внятный ответ на свою же загадку. Она упирается спиной в перилы и отчаянно хватается за них обеими руками, пока расстояние между ней и Шляпником уменьшается. На его лице что-то странное, одновременно пугающая самоуверенность и смятение. Он хмурит густые брови и кажется поэтому крайне недовольным. Но после наивного вопроса Алисы, тоже улыбается. Вернее, ухмыляется. Недобро и явно не просто так. Девушка впервые видит его таким. И она прекрасно понимает, что будет дальше, что он планирует сделать, но не может быть уверенной в этом до конца. Он же сумасшедший. Шляпник может сделать и сказать что-угодно. То что он быстро двинется вперёд, оперевшись руками на те же перила по обе стороны от неё, Алиса тоже никак не могла предвидеть. — Ни малейшего понятия — Шепчет он. Девушка моргает всего лишь раз, но упускает решающую секунду. И он нетерпеливо и стремительно, вместе с тем до невозможности нежно накрывает плотно сомкнутые губы Алисы своими. Этим поцелуем Шляпник пытается объяснить ей всю свою душевную боль и отчаяние. Она чувствует, как подрагивают его ресницы, видит с закрытыми глазами, что он тоже боится проснуться. Пускай для него это, возможно, и не сон. Девушка давно всё знает и понимает, но не предпринимает ничего. Алиса просто замерла от неожиданности. И даже не смогла ответить на этот поцелуй. Хотя бы потому что банально не умела. Из-за чего всё вышло неловко и скомкано. Но Шляпник, кажется, совсем не расстроился. Он медленно отодвигается от лица девушки и слабо улыбается. Уже по-обычному, со слегка виноватым видом, напоминая ребёнка. А потом вдруг снимает с себя пиджак и накидывает на её плечи. У Алисы очень холодные губы, и пальцы дрожат. Возможно, от волнения. Но он почувствовал резкую необходимость согреть её и не смог проигнорировать. Она прячет глаза за волосами и отводит взгляд куда-то вниз, в непроглядную тень сада. — Спасибо. — тихо шепчет Алиса. Прошло ещё какое-то время. Небо уже совсем потемнело, высыпались редкие звёзды. Бледно-белая луна выглядела приветливо, но вовсе не грела. И Алиса сильнее куталась в чужой пиджак, мечтая забрать его себе. Забрать у Шляпника хоть что-то, что станет бессмертным напоминанием о нём и о Стране Чудес в целом. Но воровать девушка не собиралась. Слишком хорошо воспитана. А вот Таррант уже своровал. Похитил её первый поцелуй. Так нагло и бессовестно, что девушка не успела этого заметить и возмутиться. Да и Алисе почему-то было всё равно. Она даже была не против. Пусть делает что угодно. Только не растворяется в воздухе. Алиса подняла голову, посмотрела в тёмно-синюю мглу и подумала, что небо вот-вот упадёт на них. И их обоих поглотит эта густая чернота, и они утонут. Алиса на всякий случай покрепче сжала его руку. Звёзд появлялось всё больше, и девушка уже, наверное, по привычке, пыталась сосчитать их количество. Она без интереса начинала считать звёзды по новому кругу, как только одна из них срывалась с места и падала. Поначалу она даже не заметила, что случалось это слишком часто, и счёт сбивался буквально каждые пять цифр. А потом Алиса поняла, что так не должно быть. Звёзды слишком быстро падали и оставляли за собой фиолетовые, голубые и розоватые полоски света, которые тут же рассеивались по небу, как пыль. Хотя видеть, как падают звёзды, было необычно, и Алиса впервые наблюдает метеоритный дождь, ей почему-то кажется, что это явление выглядит, мягко говоря, по-другому. В детстве она читала о нём в одной из скучных книг, в которой даже картинок не было. Тогда приходилось представлять себе это явление самостоятельно. Тогда Алиса думала, что звёзды во время своего дождя сыпятся прямо с неба, как быстрые снежинки, но не долетают до земли. Из книги она понимала ровно половину, поэтому судить о реальности и правдоподобности метеоритного дождя не собиралась. Откуда ей знать, как всё происходит не самом деле? Алиса решила спокойно, без единой мысли наслаждаться этим зрелищем. Думать о чём-то не хотелось, потому что всё, о чём она думала или вспоминала — это треклятый Лондон и его правила. А это совсем бесполезная, давно надоевшая ей информация. Промелькнула, однако, уместная и даже полезная мысль. В Лондоне некоторые девушки мечтательно ей рассказывали, что когда падает звезда, можно загадать желание. И оно непременно сбудется. Алиса вновь взглянула на небо. Здесь столько падающих звёзд, столько желаний. Наверняка, если бы каждый житель Страны Чудес выбрал себе по одной и исполнил свою мечту, они бы больше не знали горя. Девушка слабо улыбается, рассматривая счастливое лицо Тарранта. Он, не отрываясь, смотрит на звездопад полным восхищения взглядом. Наверное, тоже видит такое впервые. Она радуется ещё больше и хочет обнять мужчину, уже наплевав на то, что он может исчезнуть прямо сейчас, а сон резко закончится. И Алиса проснётся одна в полумраке своей комнаты. Девушка вновь смотрит в небо. Когда падает очередная звезда, она тихо шепчет полным надежды голосом: — Таррант, — услышав собственное имя, он слегка удивлённо оборачивается. — Пообещай мне кое-что… — это одновременно просьба и желание, загаданное звезде. — Что? — Шляпник следит за её взглядом, мягко улыбаясь. — Что снова приснишься мне.