jeu de tarot

бенедетто очень собой доволен. кадрусс сально улыбается, когда о стол бьются золотые в мешочке. бенедетто хочет спать. бенедетто очень собой доволен, но это потом. за два года ставки вырастают до небес: теперь он сторожит окраины, следит за порядком, подчищает (карманы и тела). кадрусс похож на крысу. у него мерзкие ручонки, которые он потирает, стоит бенедетто упомянуть чей-то дом. вчера он простоял за углом больше пяти минут, просто разглядывая кисель занавесок, белоснежных, ватных, струящихся. кадрусс этого не понимает. когда бенедетто забирается ещё на голову выше (это уже не облака, а, наверное, олимп?), оказываясь князем кавальканти, ему ничего не стоит сыграть хороший вкус, будто что-то врождённое вдруг проснулось в нём. он очень собой доволен. он очень собой доволен, когда от кадрусса удаётся избавиться — любой ценой, только бы прекратить его сальные улыбки. ночь ему содействует, накидывая мглистую шаль на беснующиеся руки. до рассвета он смотрит в стену, на полу обнимая колени, а с восходом складывается калачиком в их старой квартире и засыпает. его не ждут в залах, и это к лучшему. эжени говорит ему сразу: у меня другие. планы, люди. не лезьте, не мешайте. для бенедетто это звучит как вызов, но он откладывает это в долгую копилочку, намечая продумать тактику. зачем ему эжени? засыпать в пустой комнате непривычно, от стены до стены больше тридцати шагов — весь дом и ещё дворик его детства. когда он не может заснуть, достаёт из-под кровати шкатулку и начинает её разбирать. надушенные письма. сухие цветы. брошь. шаль. ложка. кольцо. где это безопаснее продать. его часто спрашивают про италию: расскажите про колизей, князь; расскажите про оперу, князь. он рассказывает. выдумывая, ведь: в колизее удобно мешаться с толпой, а в опере можно не возиться с молчанкой — всё, что он знает. граф молчит и улыбается ему, но глаза серьёзны. его визави — де морсер, выразительные брови, вдохновлённые глаза. — вы мне подозрительны, — читается, но говорит он другое. — я заворожен италией. расскажите больше. в детстве — в доприютском детстве — бенедетто читали сказки. они всегда были про доблестных разбойников и пиратов, освобождающих моря. бенедетто вырос, не став ни тем, ни другим; но выучился хорошо выдумывать. де морсер верит ему едва ли, но продолжает слушать, это доводит до исступления, до отчаяния. с бенедетто — либо сразу, либо никак. выгоняй пинками, бей, прокляни, но не гни усмешкой уголки губ. де морсер втягивает носом воздух, а залы почти опустели, служачки прибирают столы, тихо звенят бокалы, а бенедетто немного хочется сползти на пол от бессилия, признаться во всём, как на исповеди, сложить голову для отсечения. вместо этого он вздёргивает подбородок и бровь. откладывает в долгую копилочку. де морсер говорит: — хотел бы я путешествовать с вами, князь. или: — я бы хотел путешествовать с вами. до утра в диафрагме качается свинцовый шар, бенедетто распахивает окна, чтобы не задохнуться, и кутает лицо в шёлковый тюль. альбер де морсер ему не верит, угроза для плута, вопрос жизни и смерти. бенедетто должен его расположить ? граф говорит одними глазами. де морсер — его питомец, любимец, вдвоём они отправятся на край света. путеводители по италии пестрят пейзажами, но единственное, что бенедетто помнит: выжигающее оливковое солнце, шрамы на руках. у морсера загорелые запястья, а под рукавами молочная кожа. по возвращении альбер смягчается, больше не бросает сердитые взгляды, но и не бросает взглядов совсем, и бенедетто чувствует себя проигравшим. девки из публичных домов снова ждут его вечером, а ему скушно. разговаривать, задирать. конечно, граф это замечает. граф гладит своего питомца по шерсти. у бенедетто вся всколоченная в разных направлениях, как ни подойди, всё больно. приёмный отец — конечно, он его узнал, но кому станет лучше, если он себя выдаст? поэтому в игру включается с большей охотой, вторым дыханием: разучивает новые танцы, жесты, слова, целует больше рук, перчаток, иссыхают губы, он заказывает помадки, раздаривая их симпатичным барышням, чтобы тут же забыть их, катает в карете юнцов, а всех так веселит князь кавальканти, такой итальянский стиль, такой приятный принц! а потом он узнаёт, чья невеста эжени данглар. помолвка делает её глаза чуть более влажными. бенедетто не может устоять. граф не в восторге с него. про себя зовёт змеем, червём, подлецом, а бенедетто ловит себя на: что мне его мнение? никогда не был мною доволен. каждому по отцу, своего я зарезал сам. ночью не может заснуть, утром охрипшее горло распевается выученными в театре частушками. горячий кофе застревает в груди, но чего там только нет. с него в восторге данглар. бумажки. эжени шепчет ему о карнавале в мадриде, греческих вакханалиях, великих композиторах. бедром он касается её малинового платья и считает про себя вдохи и выдохи. на десятом эжени коротко пожимает его ладонь. вздёргивает вверх, открывает рояль, и приходится петь. наверное, де морсер не разбирается в музыке, думается отстранённо. он — рыцарь, воин, путешественник; солнечный загар и морская соль, мозоли на пальцах; запах кожи и лошадей. поэтому он мне не верит, думается отстранённо. чувствует что-то общее, но не может найти. на секунду заглянув в залу, альбер смотрит только на бенедетто. а после, случайным вечером, морсер говорит ему, что счастлив. эжени данглар — достойная невеста, но они одинаковые, вернее, разные, вернее. фамилия кавальканти подойдёт ей больше, чем де морсер. насколько возможно галантно бенедетто даёт понять, что и сам бы рад по чужому примеру, но обстоятельства — и на этом они сближаются. два жениха эжени данглар. два загнанных в угол юноши. альбер де морсер — пыль, холсты, батистовые платки, канделябры времён революции. балаганчик. бенедетто более, чем удобно в его квартирах, но он ничего не утаскивает с собой; вне музея вещи теряют ценность. альбер побеждает его в заём каждый раз, стоит достать карты, но как истый игрок даёт надежду, поддаваясь раз в пять партий. заходя к нему в флигель, бенедетто отпускает экипаж. их дружбе скоро один месяц. у него самые блестящие глаза, когда, опершись локтем на колено, смотрит снизу вверх и просит: — одолжите мне пики, князь. — одолжите мне черви, князь. — одолжите мне трефы, князь. — берите. бенедетто кусает губы, проигрывая раз за разом, раз за разом возвращаясь от золотых люстр дома монте-кристо в потëмки морсеровской квартиры, азарт цепляет петлёй на спице, удача соскакивает с неё же. в заëм не играют вдвоём. — одолжите мне поцелуй, князь? бенедетто задерживает дыхание. альбер де морсер — белый цвет, холодное солнце, пламя, лезвие. шуткой и карнавалом заражается от эжени. юные французские вельможи, настолько свободные, что совсем не имеют рамок. — берите. нравится думать, что на этой кровати альбер спит: большая и мягкая, что проваливаешься, у бенедетто никогда такой не было, даже в париже. бенедетто спал на железе и дереве, после которых на спине остаются полосы, а холод замораживает мышцы так, что утром они не разгибаются. бенедетто играл в прятки: с отцом, с подельниками, с властью, со смертью. он слишком много взял взаймы у удачи, чтобы плата не была слишком высокой. когда альбер меняет позу, придвигаясь ближе, покрывала скрипят, они оба сваливаются друг к другу, сминая карты. бенедетто не дышит больше, чем одну секунду, пока альбер касается губами уголка рта, больше, чем две секунды, пока он возвращает дистанцию. плуту легко не подавать вида, но от жара слезятся глаза, и он их прячет. улыбка альбера чувствуется физически. — вы должник, виконт, — шёпотом с надеждой, что рад оставаться в долгу. во франции ничего не меняется: те же улицы, те же голуби. альбер искренний и честный, уверяет, схватив за запястья в парадной, что никто-ничего-не-узнает, бенедетто может ему только молча кивать, надеясь, что это правда. если виконт узнает, кто такой андреа кавальканти — будет нечестно. они чаще видятся на приёмах, потому что чаще друг друга замечают; бенедетто становится тяжелее прятать мелочи в карманы жилета, но едва ли он досадует. альберу весело ловить его в потёмках сада, возможно, впервые за присутствие в париже, пугая до полусмерти. спится плохо, кровь не успокаивается за два часа. граф монте-кристо следит за ними, даже когда уезжает из страны, бенедетто это чувствует. он не говорит альберу лишнего слова, но отыгрывается в жестах, веря в их невыразимость. пальцами в волосы, лодыжками на колени, графу никогда не узнать. бенедетто собой доволен, когда целует его, нависая над заполненной ванной, крепко сцепившись за бортик и чужой подбородок, а альбер откидывает голову дальше, улыбается, уходит под воду. вода высыхает парафином, они похожи на скульптуры из живых людей, с неподвижными складками батистовой сорочки, налипшими на лицо волосами. альбер гладит его ушную раковину, с вниманием энтомолога касаясь каждого кусочка кожи, а потом целует скулы и шею, доводя докрасна. бенедетто думает, что кто-то назвал бы пошлостью его шёлковый халат на голое тело, намокает и липнет, и бенедетто поворачивается к нему спиной, чтобы не высказывать порочность. пошлостью — корсет, который через полчаса он будет затягивать на своей талии, ловя взгляды де морсера, обращаясь к нему, чтобы туже соединить края. невесомые юбки без верха, весь его вид — с влажными волосами, искусанными губами, едва заметными шрамами на теле. бенедетто думает. но те же люди считают данглара хорошим банкиром — и он бросает. перебирая коленями перину, не сводит глаз с альбера: он следит за его движениями, дышит ровно, не двигается, чуть намеренно замерев с ладонью на своём колене. бенедетто комкает в ладони подол одной из юбок, но цепляется за другую и падает, вытягивается рядом с альбером на кровати. альбер не железный. нависает сверху, ладонью прижимает корсет к кровати. становится нечем дышать. — тебе не туго? сознание не теряешь? — я похож на барышню из гранд-оперы? бенедетто переворачивается на спину, смотрит на него снизу вверх, ступней тянется по его голени, тоже едва одет, но это хлопковые брюки, а не голая кожа. альбер не сводит взгляда с его глаз. он так серьёзен, что невозможно терпеть. в бенедетто многое от юродивого. это становится очевидно, когда всё вскрывается: бенедетто жаль, что вскрывается его горькое прошлое, а не сладкое настоящее. у графа в глазах сталь гильотины, но он выбирает верёвку, потому что вешать — позорно, дёшево. альбер де морсер, белый цвет, превращает свадебную фату в саван, и бенедетто рвёт его, пока выпутывается из поражённой толпы. они встречаются вечером, и до вечера приходится залечь на дно. де морсер ему ничего не говорит. приходится падать на колени. в бенедетто многое от юродивого — он не скажет ни слова в своё оправдание, не будет плакать и ломать руки, только смотреть прямо, не сводя глаз, задрав подбородок — сделай, что хочешь, — пока де морсер не соберётся с силами, чтобы посмотреть в ответ. — вы мне противны, — бросает альбер, и очень скоро слово ударяется о пол глухим обухом, падает рядом с бенедетто, — надеюсь больше никогда вас не видеть. и далее: — граф был прав. бенедетто вспоминает одну корсиканскую пиратскую песенку, выдыхает воздух на её манер (альбер не услышит) и на мгновение опускает глаза на его шею, белый шёлковый шарф, тот же материал, что у них альбер зеркалит его закусанные губы, а потом по-рыцарски обходит дугой, не оттолкнув, не пнув, несмотря на желание. бенедетто думает, что ему стыдно. всем нравится милый обман, но только если он предлагает большее, чем дал изначально. в италии солнце режет кожу холодом.