Филофобия

Мастерская. На самом деле Инспектор был удивлён тому, какой выбор сделал Кавински, не каждый осмелится открыть своё дело, да ещё и уйдя из наблюдателей. Светлые волосы странно смотрелись на столь загорелой коже. На самом деле сразу было понятно, что Винс пойдёт во что-то механическое, он разбирался в ней лучше всех остальных наблюдателей. Его странные понятия мира довольно сильно удивляли брюнета; насколько же человеческий разум будет придумывать себе отговорок, чтобы просто служить правильным вещам. Но он служил империи, он её уважал, любил. Как признался сам Винс в одну прекрасную ночь, Империю он любил меньше, чем самого Войда. Светлая ночь с яркими огнями из чужих окон и вывесок, без единой звезды на небе. Световое загрязнение не позволяло увидеть всё. Войд прекрасно помнит тот день, тогда они ехали на машине Винса, так как машина брюнета попала в серьёзную аварию. К счастью самого хозяина там не было. Он отошёл по делам пока какой то грузовик не въехал в его машину. Как оказалось водитель погиб, а у грузовика отказали тормоза.  Войд помнит как блондин предложил заскочить к нему, как будто всего на пару минуточек. Инспектор помнит как Винс осторожно повесил свою белую как снег курточку на крючок. Но весь вечером провели в разговорах... а потом и всю ночь. Разговоры... совершенно разные разговоры о чувствах. Винс расспрашивал и расспрашивал Инспектора о чувствах, различных человеческих, что были чужды им обоим. Инспектор помнит как не понимая отвечал, что все чувства глупость... помнит как считал, что любовь может быть только к Империи. Он помнит как рука Кавински скользнула по его свитеру, а после сняла пальто, откинув его куда-то. Возможно блондин даже видел очертания механических протезов на шее, но явно не придал значения. Его загорелые руки скользили по его телу. Инспектор ничего не мог сказать, его озарила паника. Он не понимал, ничего не понимал, лишь завис подняв голову смотря на наблюдателя. Войд помнит те пугающие и привлекательные слова, что он услышал тогда: «Я люблю тебя». Это был первый раз, когда ему это говорили. Первый раз когда ему признались, первый раз когда его любили. Он испугался, схватил своё пальто с пола, встал и убежал, оставляя блондин лишь непонимающе смотрел в след. Кавински принимает это как отказ. Страх Инспектора был силён, он испугался неизвестности. Испугался этого слова... «любовь». Любовь может быть только к Империи... только с ней у него перевязанные судьбы. Кавински остался сидеть на том же диване пока не посмотрел на оставленную Инспектором шляпу, взяв её в руки. Возможно это и послужило его главной причинной для его ухода из Наблюдателей, но брюнет не знал наверняка. Вспоминается день когда Кавински публично об этом заявил на собрании в здании управления. Он сказал, что угостит всех в баре в Эмпориуме,  в честь своего увольнения. Войд не мог этому противится, у него не было столько воли... Хотя по правде, Войд не был уверен, что хотел чтобы блондин остался. Они не разговаривали, при встрече соблюдалось молчание... такое неприятное, капризное. По правде Инспектор боялся. Это был его первый страх... самый первый. Ему никогда, никогда и никто не говорил, что любит его. Порой вспоминая эти слова, на губах появлялась улыбка, а на щеках румянец. Эти слова... он никогда их не слышал. Ни от приёмного отца, ни от Империи... Казалось будто в Винсе есть что-то новое... Порой это привлекало, хотел раскрыть это будто очередное расследование, но только при его виде он терялся, молча смотрел на него приподняв голову, смирно и тихо. Дыхание будто бы останавливалось, а глаза смотрели только на очкарика. Это был чистый страх. Чаще всего после него Инспектор просто уходил дальше. Они не общались после тех слов, да и Кавински не пытался наладить контакт. Не пытался здороваться, говорить. Он явно знал, что получил отказ, даже не желая начинать разговоры. Наблюдатель понимал, что Инспектор никогда не менял своё мнение. Империя была его идеалом, так что отказ был понятен. Да и Войд не видел... никогда не видел все эти долгие взгляды на нём от блондина... Знаете, Кавински даже не будет скрывать, иногда он даже следил куда Инспектор ходит и ему даже удалось остаться незамеченным. Удалось видеть как он бегает по участкам, расследует дела первой важности... И он делал это всё ради империи... ради её блага... а сделает ли он что-то ради Винса? Он ничего не сделает. Он не любит мужчину в очках, что ему до плеча... этот чёрный плащ и шляпа... Хах, она продержалась у него неделю, он бы так её и не отдал бы, не будь бы Инспектор с серьёзным нравом. Так и хотелось протестовать, закричать: «моё! Не отдам!» Но смотря на это напряжённое лицо в дверях, вся эта смелость куда-то пропала. Шляпу он вернул помятую... очень сильно. Но Инспектора это не расстроило. Он лишь поблагодарил и ушёл... оставил Винса стоять в прихожей с открытой дверью, простой уйдя. Инспектор просто ушёл, не спросил как дела, что Винс делал... в его стиле. Всё только по делу. Именно эта черта в Инспекторе была хороша... прекрасна, но по-своему грустна. Кавински частенько примерял шляпу Войда, спал прижимая её к груди, но спать хотел совершенно не с шляпой. Дождливая ночь внушает грусть. Капли бьются об окна машины, и становятся стёртыми дворниками машины. За рулём достаточно старой машины сидит Инспектор, ведёт машину где-то вне города... а рядом, прямо на соседнем сиденьи сидит Кавински в уже голубых очках. Он смотрел в окно задумавшись о чём то и рисуя пальцем разные узоры. Ехали они в полной тишине. Не включили даже радио, что Войд всегда слушает по утрам. В один момент Кавински не может сдержаться, засовывает руку в карман и достаёт нечто похожее на на флешку... но инспектор знает, что это не флешка... Кавински делает затяжку. — Хей, ты чего творишь?!— Спрашивает инспектор моментами отрывая взгляд от дороги, что явно плохое решение.—ты чего тут, покурить в моей машине решил? — Ой, да не злись ты так... может тоже хочешь?— и Кавински протягивает ему ашку. — Нет, предпочитаю обычные сигареты. Улыбка, и жест говорящий подождать. Указательный палец вверх и он достаёт из внутреннего кармана своей куртки пачку сигарет. Это была обычная имперская марка, да и выбор был не большой: либо они, либо электронные. Войд лишь злится. — Ты серьёзно щас? —Взгляд переключается на дорогу, оставаясь на нём —Я за рулём! —Да ладно те, остановился где нибудь тут... Всё равно никто не видит! Брюнет скривился. — Мы на дороге! — Вне города! Уж поверь, остановка на машине вне города за обочиной разрешена. Будто бы стебясь произносит Кавински. Войд глубоко вздыхает. Он не думал, что первый разговор спустя столько времени будет про курение. — я не буду курить за рулём. — А если совсем немножко?-улыбка на лице блондина выдаёт его хитрость. Он делает ещё одну затяжку. —Мгх... одну сигарету. Не больше! Наконец ломается Инспектор. На лице Кавински улыбка. — Отлично!— И машина съехала на обочину, остановившись там. По стеклу всё так же тарабанил дождь. Инспектор берёт сигарету в руки, помня как пообещал кому то не курить больше... Калебу вроде. Он уже и не помнит, давненько он не курил. Он смотрит на то как Кавински включает зажигалку и поджигает сигарету в руках у самого брюнета. Войд смотрит на это с опаской. Но лишь затягивается. Приятное ощущение от табака. Духота, что душит тебя и мозг расслабляется. Сигареты по мнению Войда один из самых популярных наркотиков во всей Империи. Инспектор выдыхает дым, прямо в машине с закрытыми окнами, по которым всё так же барабанил дождь. Всё было таким... таким спокойным. Ощущение было приятным, то ли от курения, то ли от того, что Войд обычно в это время уже спит. Просто сегодня особый случай... сегодня они оба вне города. И вот он закуривает ещё разок, переводя взгляд на наблюдателя, что не отводя взгляда смотрел в ответ с улыбкой. Он прислоняет свой Вейп к губам, затягиваясь. Из его рта выходит дым. Войд опускает руку, что держит сигарету, недоверчиво смотря на блондина, который лишь смеётся и приближается, сняв очки и положив их рядом с собой. Его колени садятся на тканевое сиденье, а пальцами очкарик вынимает сигареты из рта своего прошлого босса, держит рядом. Второй касается его щеки. Войд даже не успевает ничего понять, ничего осознать когда сухие губы уже целуют его. Его совершенно первый поцелуй... а ведь брюнету уже больше сорока. Но он не сопротивляется. Он просто не осознаёт, что его целуют. Инспектор лишь смотрит на закрытые глаза блондина, ничего не делает. Он пытается понять, что именно происходит, но будто сам его мозг отключился от этого, будто бы просто не желая отвечать, что именно происходит. В животе будто бы бабочки порхают, впервые за столько лет. Впервые за столько лет он чувствует, а чувства такие странные; и до чёртиков приятные, и до боли мерзкие. Поцелуй разрывают, оставляя на губах Инспектора слабый привкус вишни. Винс хихикает, смотрит на "босса", чего-то ждёт. Но не получает ничего кроме шокированного взгляда Войда, его бурчания под нос, и выпрямление спины, с закрытием тёмных фиолетовых глаз. — Ха, ты иногда кажешься таким живым... хоть и сознательно превращаешься себя в робота. На это нет никакого ответа, лишь странный скрежет. Сигарету вновь засовывают в рот отворачиваясь от наблюдателя. Кавински принимает это как отказ.