Мы обязательно справимся с этим

— Давай. Слегка пухлое, но в то же время изящное загорелое предплечье, подобно ивовой ветви вытянулось в сторону долговязого парня, а в ответ две бездонные, можно даже сказать, помойные, ямы, так называемые глазами, судорожно схватились за напряжение в лице сидящего напротив юноши. Но нет, несмотря на сковывающий страх, Антон не был готов отказаться своих слов. Гриша всегда выручал его и слишком долго взращивал в мальце росточек уверенности, настолько долго, что теперь его же плоды пожимались как никогда хорошо: лишь позволь зубам слегка надкусить нежную кожицу, как сладкие соки потекут по ладоням вниз, капая с локтей и стремясь впитаться в матушку землю, откуда они появились и появятся вновь. — Пожалуйста, Гриш. Ещё никогда парень не видел его таким мужественным, таким отважным. Он знал, что будет больно, но целенаправленно шёл к тому, чтобы в конечном итоге всем было лучше. По крайней мере, так думал младший. — Братиш, чесн, последний раз спра.- Никонов не даёт ему договорить фразу и сразу кивает, сжимая нежными пальцами обтянутые белой кожей шершавые локти своего друга. Макаров тянет время. Горький фильтр напоследок ещё чуть касается узких, сухих губ, позволяя лёгким до самых краёв наполниться едким сигаретным дымом, после чего бычок с шипением нехотя впивается в загорелую кожу. В воздухе проявляется лёгкая смесь дыма и палëных волос с едва уловимым ароматом жжëного мяса. Потом эти ранки вновь вздуются и облезут, заставляя старшего одёргивать друга от ковыряний. Покоцанный мальчишка щурится и лишь сильнее сжимает чужие плечи своими осторожными, но сильными пальцами. Всё его тело напряглось и выгнулось, подобно струнке, а дыхание спëрло. Поранивший в это время поспешно бросает бычок в неопределённую сторону и торопится окропить место ожога возлюбленного огромным множеством поцелуев, только бросая и бросая в воздух крошки извинений: — Прости, прости, прости… Грудь мальчишки сжимается, но когда боль проходит, Тошка выдыхает и позволяет себе устало улыбнуться. Как же он мог не простить своего горячо любимого Гришу? — Всё хорошо, правда… И нет, у них далеко не было всё так хорошо и радужно, как представлял себе Никонов. Он вообще был юнцом добрым и наивным, даже слишком, чтобы быть приятелем сына бандюгана и грозы района. Все знали Макарова старшего как главную шишку, авторитета подполья, да и в целом как грозного дядьку, но никто не знал, как шебутной Гришка уживается со своим отцом, а ответ был слишком прост: Макарову старшему было плевать на своих сыновей, коих было двое, включая самого Геру. Заботу и любовь младший Макаров нашёл в Никонове, он-то и стал для него всем. Тошка был единственным, на кого не падала гришина тень отцовского влияния. Тошка всегда был особенным: таким лучезарным, жутко стеснительным, игривым. Он никогда не был похож ни на кого другого. И именно Тошка помогал Гере справиться с его проблемами, коих было до противного много. — Прости. — юный уголовник вновь напоследок целует свежий сигаретный ожог (для них подобные детские поцелуи не было чем-то особенным, ведь поцелуи — это самое лучшее проявление любви, а раз уж у Гриши и Тоши нет никого другого, почему они не могут любить друг друга?) и отстраняется, потупив тёмный уставший взгляд. — Не извиняйся за это. — ещё тише отвечает ему на это его собеседник. Карие глаза, слегка влажные от накативших слез, радостно осматривают наконец успокоившегося приятеля. Антон был невысокого роста, носил уже не особо-то и модный на то время маллет, глуповатого вида вельветовую кепочку и чёрную рубашку-поло. То, что менялось в нём чуть ли не ежедневно — футболки. Самые разные, с покемонами, цветастые, в стиле хиппи, с огнями. Все они были привезены из загадочной и такой далёкой «заграницы» Гришкой, который, к слову, не выглядел так хорошо, как его приятель, несмотря на свое положение в обществе и деньги. Он имел впалые скулы и вечно уставший взгляд, худощавое тело, носил какие-нибудь фирменные спортивки с батиной майкой, но его главным атрибутом была кожаная куртка, так же стащенная у папы. Просто она слишком сильно нравилась Тошке. И, о точно! Как же можно было забыть про намалëванный на лице Гриши клоунский грим? Чёрные глаза, лишь подчёркивающие эти глубокие впадины, выделенный чёрным кружочком острый, карикатурный нос, да улыбка до самых скул, хотя и без неё этот дурачок выглядел вполне себе улыбчивым и довольным жизнью. Но об этом попозже. Жутко смешной и длинный нос, описанный выше, над которым всегда подшучивал младший мальчик, прячется в его горячей шее, а ледяные, прокуренные руки гладят его раненые предплечья. Он знал, что никогда не сможет быть прощëнным за всё, что сделал и сделает своему самому любимому человеку. Даже сам Господь Бог никогда не простит ему его грехи, даже если он будет молиться всю свою оставшуюся грешную жизнь. Только Антон сможет простить его, чего Гриша, к сожалению, никогда не сможет заслужить. Он покупает ему заграничные кассеты только-только вышедших мультфильмов, ворует самые вкусные конфеты, выигрывает редкие вкладыши «Турбо» у других неблагополучных ребят, пытаясь хоть как-то загладить свою бесконечную вину перед самым дорогим человеком, но никакие жвачки и мультики не смогут спрятать все шрамы и ожоги, оставленные ему на теле и душе Макаровым. — Ты ведь знаешь, Гриша, ты не виноват в этом. То, что ты злишься немного сильнее остальных, эм… Не делает тебя хуже. Слышишь? Сухие, обветренные губы вновь касаются свежего ожога, оставленного ещё тлеющей на полу сигаретой. Гриша молчит. Тошка слишком сильно верит в свои слова, и разочаровывать его совсем не хочется. Этот наивный мальчуган рос в бедной неполной семье, всего лишь с молодцом-партийцем-комсомольцем (лишь для вида, к слову) отцом, пахавшем за талоны на еду, но до жути любящего своего сына и ужасно презиравшего все законы едва стоящего на ногах остатках старца-союза. Эти двое жили в бедной двухкомнатной квартирке, что уже было для них целым достоянием, и из ценных вещей имелся только старый пыльный ковёр, видик да и сам Антошка, главный антиквариат старой затёртой брежневки. — Бро, я те обещаю, мы выкарабкаемся. — Юный бандит громко вздыхает и крепко прижимает к груди своего маленького приятеля, любителя принцев и фей. Младшенький и сам был как маленький принц, такой осторожный и хрупкий, его хотелось оберегать, или же его можно было сравнить с лесной феей, озабоченной только тем, опылили ли сегодня пчёлки ромашки да одуванчики (больше цветов Макаров и вовсе не знал). Его нужно было охранять, особенно от того опасного криминального мира, в котором Гриша погряз, как в чёрном густом гудроне. Он никогда не позволит своему другу даже коснуться этого в этом противного и липкого гудрона, который им вовсе никогда и не являлся, но точно был сравним именно с ним. Белый порошок в пакетиках, пепел на руках, брызги крови и металлический запах в воздухе. Всё это никогда и ни за что не должно коснуться единственной яркой звёздочки в жизни Гриши Макарова — Антона Никонова.