Отложенная кульминация

— Кто такой Ёнбок? Кто такой Ёнбок?! Осознание бьёт по затылку чем-то неимоверно тяжёлым, оглушая. Мир перед глазами расплывается, пол опасно кренится под ногами, воздух наполняется отвратительным звоном. Несмотря на это, Минхо вскакивает с места и бегом бросается к выходу из кинозала. Его кидает в сторону — он врезается плечом в стену, но не чувствует удара. Боль прорастает изнутри; у неё корни глубокие, разветвлённые, а побеги длинные, гибкие, с шипами. Кто знает, вдруг он спохватился слишком поздно? Что, если прошлой ночью он видел его в последний раз? Жизнь ведь скорее похожа на тоскливую мелодраму с вполне однозначным финалом, нежели на эпичное фэнтези с открытым концом, намекающим на продолжение приключений. Их история не может оборваться так запросто. Им ещё далеко до развязки. То, что происходит сейчас, не должно стать кульминацией. Ему надо было быть смелее. Чаще звонить, чаще писать, чаще видеться. Брать за руку всякий раз, когда хочется, а не тогда, когда удаётся придумать предлог. Обнимать, дружески похлопывая по спине. Или не похлопывая. Или не совсем дружески. «Пожалуйста, задержись хотя бы ненадолго. На минуту, на несколько секунд». Минхо лишь бы увидеть его напоследок. Заглянуть ему в глаза. Сжать его руку — просто так. Сгрести в охапку, чтобы сердцем к сердцу, чтобы почувствовал, как важен и нужен. Чтобы смог представить себе, насколько незаменим. Чтобы понял, что солнце без него не греет, пусть и светит. Что ночь без него бессонная, чёрная, скучная, как и день — бессмысленный, тусклый, пустой. Минхо на всех парах подбегает к их неизменному месту встречи, резко тормозит и чуть не бухается на землю. Судорожно вдыхает сухой, пыльный воздух и кашляет. Крепко зажмуривается и, наконец, поднимает глаза, проклиная себя за промедление и в то же время боясь понять, что не успел. — Ты здесь, — хриплый выдох. Нервный смешок. Напряжение схлынывает, оставляя дрожь в руках и ногах. Голова идёт кругом, лицо пылает. Минхо едва не падает от жара и духоты, однако падать ещё рано. Время стремительно ускользает, слова разбегаются, а ему так жизненно необходимо кое-что сказать. До чего же подлый закон жанра. Он впивается глазами в лицо Ёнбока, знакомое до мельчайших чёрточек: воздушные пряди белокурых волос, нимбом окружающие голову; россыпь солнечных веснушек на бледной коже; тёплый огонёк, танцующий в глубине тёмно-карих глаз; улыбчивые губы… И тут взгляд цепляется за ссадину над правой бровью. Точно такая же рана пару дней назад появилась у самого Минхо на правой щеке, ближе к линии челюсти. Будто бы с велосипеда свалился или неудачно сыграл в баскетбол. Правда, ничего подобного с ним не случалось. Только голова один раз вдруг страшно закружилась (как теперь), но тогда он, кажется, всё-таки сумел устоять на ногах. Минхо поднимает руку к тому месту на лице, где должна быть ссадина. Кончики пальцев аккуратно касаются гладкой кожи. Минхо давит на неё чуть сильнее и застывает. Никаких шероховатостей, никаких болезненных ощущений. От раны не осталось и следа! Ёнбок, следящий за ним не менее пристально, слегка усмехается, и есть что-то новое, ранее не виданное в этой усмешке. Что это за проблеск мелькает в его глазах? Лукавство? Будто бы он умалчивает о чём-то, скрывает какую-то тайну. Большую? Страшную? Минхо пока не понимает, зато знает наверняка, нутром чувствует — это архиважно для него. Для них. — Кто ты? Откуда ты? Улыбка моментально улетучивается с лица Ёнбока, в глазах вспыхивает иной огонёк — насторожённый и… боязливый? — А как ты думаешь? Всё то время, пока они снимали фильм для фестиваля, Ёнбок посмеивался над их выбором темы, и Минхо никак не мог взять в толк, чем ему не угодил сюжет про параллельные миры. Сейчас это единственное, что приходит на ум, и если уж вокруг начали твориться странности, почему бы не допустить, что и эта странность имеет место быть? — Ты…