Драконы на коже

Рука взметается вверх, и огромный феникс распахивает свои величественные крылья. Если приглядеться, то можно разобрать на холсте каждое пёрышко, что игриво посверкивает в свете язычков пламени. Вода в трёхлитровой банке окрашивается в багряный цвет, когда Джисон промакивает кисть и откладывает ее в сторону, чтобы полюбоваться получившимся эскизом. Затем широкая рука сминает лист в неприглядный комок и отправляет его прямиком в урну. Похоже, этой пташке не повезет возродиться из пепла. Уж точно не сегодня. — Красиво же было, — хмыкает Хёнджин за его спиной. Джисон испуганно дёргается и оборачивается, чтобы пригрозить ему той самой банкой и ее содержимым. На подобный выпад Хёнджин вскидывает руки в сдающемся жесте и тихо посмеивается. — Ты, блин, сраный камикадзе? Сколько раз я просил не подкрадываться! — возмущается Джисон, сердито закрывая коробочку с акварелью. — К твоему сведению, камикадзе — это про безбашенных. Тогда уж лучше ниндзя. Черепашка-ниндзя! Я вполне себе такой же горячий, как Раф, — горделиво протягивает Хёнджин, запрыгивая на кушетку и начиная беззаботно махать ногами. Джисон кривит лицо от подобного заявления. — Серьёзно? У тебя был выбор между обаятельным Лео и придурком Рафом, и ты выбрал второго? Хотя, чего это я. Всё сходится. — Всегда знал, что в нашем тандеме за чувство вкуса отвечаю я. И как бы ты был без меня, бедненький? — улюлюкает Хёнджин. В этот раз ему всё же приходится увернуться от летящей в его лицо кисточки. Шутливые перепалки — вполне привычное дело для двух лучших друзей. И уж тем более для друзей с совершенно разными подходами к быту, вынужденных ютиться под одной крышей и терпеть друг друга сутками напролет. Без юмора такую ношу не вынесешь. Настроиться на рисование больше не получается. Джисон устало вздыхает и убирает все принадлежности в ящики где-то между своими надеждами на беззаботную жизнь и мечтой построить творческую карьеру. Для любого создателя хуже безденежья может быть только полное отсутствие вдохновения. Тут не поможет ни желание, ни силы что-либо делать — какой смысл, если то, что ты создаёшь, не станет продолжением тебя самого, не получит кусочек твоей души и не задышит полной грудью? А если к этому добавить щепотку неудачи в поисках работы, которая сможет не только тебя прокормить, но и принести удовольствие, то можно и вовсе познать все прелести катарсиса. Вот только наступит ли долгожданное духовное перерождение, если пройти через все вынесенные неудачи? — Отказали? — тихо, словно опасаясь чужой реакции, спрашивает Хёнджин. — Ага. Сказали, что без опыта я им не обосрался, прикольно? В объявлении, главное, пишут: «Ищем молодых и заряженных сотрудников до двадцати пяти», но на собеседовании выясняется, что ты должен уже тридцать лет без продыху пахать в этой сфере. Я так и представляю, как сижу в утробе матери и пуповиной на плаценте херачу шедевры современного искусства, — фыркает Джисон, вытирая полотенцем пальцы, перепачканные в акварели. — Ты бы видел лицо той тётки, когда я ей свой диплом показывал. По глазам читал: «Мы эту бумажку максимум пустим по санузлам жопы подтирать». Джисон приукрашивает свою речь раздосадованными всплесками рук и полным негодованием на лице, чем вызывает у Хёнджина сочувствующий смешок. — Ну, вот видишь, может и хорошо, что не взяли. Сможем сами какое-то время экономить на туалетке, если останемся без воны за душой, — подстегивает он, потягиваясь на манер залежавшегося на солнце кота. — Спасибо, утешил, — бурчит Джисон, заваливаясь на стул и упираясь взглядом в потолок. Всё, чего он хочет — это быть базовым винтиком общества. Называться человеком, а не его подобием. Во всяком случае, Джисон убеждает себя в этом, чтобы на случай, если кто-то спросит: «В чем смысл твоей жизни?», он не сел в лужу. Куда проще наплести про эфемерные заповеди «посадить дерево, построить дом и вырастить сына», чем на полном серьезе рассказать о том, что твоя самая большая мечта — это иллюстрирование детских сказок, и при этом не нарваться на смех и осуждение. Какой взрослый парень, будучи в здравом уме, захочет калякать для детей? Это же несерьезно! Другое дело банкир или, скажем, юрист… — Да ладно. Они еще локти кусать будут, когда поймут, что потеряли единственный алмаз среди тонны говна, — Хёнджин уверенно кивает, подтверждая значимость своей мысли, а затем, словно вспомнив о чём-то, тянется к карману за мобильником. — Ты, кстати, чем завтра занят? — Подожди, сверюсь со своим списком ничегонеделанья. Ах, с утра и до самого вечера день расписан по минутам! Подъём в двенадцать, прокрастинация, потом просмотр документалок про серийников, затем… — Да-да, я понял. Внеси в свой ежедневник клиента на два часа дня, — отмахивается Хёнджин, отвечая кому-то в чате. Джисон удивлённо моргает. В перерывах между поисками себя он занялся тату (ведь, в конце концов, не пропадать же всем годам, вбуханным в его художественное начало), но не сказать, что дело попёрло в гору. Рисовать на бумаге и создавать вечные рисунки на коже — совсем разное. Здесь нет права на ошибку. Вернее, оно есть, но Джисон не готов менять свободное время на таскание по судам, если к нему придут с запросом на татуировку волка, а он случайно набьёт исхудалую уродливую собачку. Отчасти потому, что уродливые собачки тоже имеют право на существование, и потому что волки — это, на его взгляд, полная безвкусица. Но людям это так просто не объяснишь. Примерно как и то, что он не может взять опыт из воздуха, объясняясь перед грузной женщиной на собеседовании. Поэтому свой малый и не особо прибыльный бизнес Джисон построил вокруг узкого круга знакомых — друзьям довериться проще, зная, что после сеанса они не отправятся с жалобами к дяде полицейскому в ближайший участок. Да и тревожиться из-за новых знакомств как-то не приходится — пожалуй, Джисон пересмотрел слишком много тру-крайм шоу, чтобы пускать в их квартиру кого попало. Не очень-то хочется светить своим в меру симпатичным лицом в новостях под заголовком: «Вот этот несмышлёныш был убит, потому что хотел заработать на хлеб». — Это какого такого клиента? — уточняет Джисон, нахмурив брови. — Давно ты в мои пиар-менеджеры заделался? — Примерно тогда, когда ты начал своей недовольной рожей портить нам каждый ужин, — хмыкает Хёнджин, пряча телефон в задний карман джинс. — Это хороший друг Сынмина. Ты был бы с ним знаком, если бы хоть раз пренебрег своим стилем жизни затворника и выбрался с нами в город. — А мне моё ментальное здоровье дороже, чем наблюдение за тем, как вы с Сынмином пытаетесь сожрать друг друга, стоит вам оказаться на расстоянии протянутой руки. Я до сих пор не простил вам секс на моей кровати, — парирует Джисон, содрогаясь от ужаса при одном лишь воспоминании о том ужасном дне, когда вернулся с собеседования и застал лучшего друга и его парня в неглиже на своём новом постельном белье с милыми котиками. Будучи довольно сердобольным и отходчивым человеком, Джисон мог простить многое. Но у всякого милосердия есть границы. У Джисона они начинаются там, где есть пушистые мяукающие комочки. По его шкале аморальности совершить нечто подобное — это где-то на уровне с преступлениями Теда Банди. — Ты просто не знаешь, что происходило на этой кушетке, — губы Хёнджина изгибаются в премерзкой улыбочке, кивая на предмет мебели под собой, и лицо Джисона вытягивается в кошмарной гримасе. Он определённо не хочет знать подробности. Возможно, стоит подумать о том, чтобы заставить Хёнджина оплатить полный курс у психолога. — Так вот. Я между делом показал Минхо твой профиль, и он очень захотел набить твой последний эскиз с драконом. Момент, — он вновь снимает блокировку, дабы свериться с точными данными и переслать их Джисону. — Сколько?! Он его на всю спину нахерачить решил? От вида точных размеров желаемой татуировки Джисон давится воздухом. Его прежним максимумом был эскиз в районе пятнадцати сантиметров — обычно клиенты предпочитают что-то более минималистичное вроде легких узоров, знаков бесконечности или очень оригинальных фраз вроде «memento mori». Говоря откровенно, сам дракон, которого он не так давно запостил в профиль, был чем-то вроде творческой отдушины. Такие изображения Джисон рисует, ведомый мечтой об иллюстрировании, зная, что никто из его окружения не решится отразить нечто похожее на своей коже, а тут… Сплошной выход из зоны комфорта, так ещё и в троекратном объёме. — Не знаю, что он там решил. Моё дело отчитаться, — Хёнджин спрыгивает с кушетки и развальной походкой устремляется к двери, всем своим видом демонстрируя, что свою сложную и невероятно важную миссию он здесь выполнил. — Какого хрена он вообще договаривается через посредника? Эй, дай ему мой номер, чтобы мы могли обсудить все тонкости, — Джисон швыряет ему в спину карандаш, но Хёнджин, словно предчувствуя атаку, вовремя уклоняется. — Я завтра сваливаю к Сынмину, можете хоть до поздней ночи светские беседы вести, — парирует он, зачесывая волосы назад. — А если серьёзно, то Минхо… Ну, он малость чудаковатый. Я однажды позвонил ему, чтобы спросить, какой кофе взять, а он сбросил трубку и пришел ко мне, чтобы сообщить лично! Мне кажется, будь его воля, он бы общался исключительно голубиной почтой, лишь бы лишний раз не тыкаться в смартфон. Но если закрыть на это глаза, то он отличный парень! Джисон почти задыхается в возмущении, подозревая, что Хёнджин подложил ему свинью, а не помог с поиском нового клиента, чьи тараканы точно еще выйдут боком. Ну кто в современном мире предпочитает короткой переписке встречи вживую? По мнению Джисона, в список этих людей входят только закоренелые бабушки или психи, которые не хотят, чтобы мужчины в погонах потом обнаружили на них лишний компромат. Мысль об этом заставляет нервно дёрнуться: может, стоит спрятать под кушеткой кухонный нож, если что-то пойдёт не так? А что-то начинает идти не так примерно с того самого момента, как на следующий день Джисон открывает дверь в прихожей и видит перед собой до невозможности привлекательного парня. Таких продвигают, как поп-звёзд, или, по крайней мере, зовут в качестве моделей для рекламы какой-нибудь новой тряпки от мирового бренда. И уж точно подобные красавчики не захаживают в сомнительный район, не заходят в старый сомнительный дом, чтобы постучаться в очень сомнительную квартиру, которую Джисон снимает вместе с Хёнджином у какого-то… не менее сомнительного деда. Незнакомец прячет руки в карманы джинс, словно ждёт, когда его наконец впустят внутрь. Всего секунду Джисон изумлённо моргает, а потом со всего размаха захлопывает дверь перед его носом. Хорошая попытка, вселенная! Но его на живца не возьмёшь! — Эй! Ты же Хан Джисон? — доносится по ту сторону, и сам Джисон почти готов скулить из-за того, что даже голос у его гостя слишком… Слишком. — Я пришёл на тату. Полученная информация заставляет Джисона набраться смелости и открыть дверь вновь. По рассказам Хёнджина он представлял Ли Минхо уж точно не красавцем в берцах и с пирсингом нижней губы. В его голове образ странного парня вырисовывался, напоминая придурковатого плюгавика в больших очках, который держит дома стационарный телефон, узнаёт все новости только из газет, грозно машет пальчиком, когда кто-то в его присутствии отпускает слишком пошлые шутки, и строит свою личность вокруг сериалов для домохозяек. Одним словом, Джисон думал, что Ли Минхо — это та самая закоренелая бабуля в теле парня, отвергающая технику, потому что этот вариант ему нравится куда больше, чем псих. — Ну так что? Ты в проходе будешь мне тату набивать? — нетерпеливо интересуется Минхо, вскинув бровь. Джисон, как по команде, отступает в сторону, пропуская его внутрь. В нос ударяет приятный аромат чего-то печёного с нотками вишни, и Джисон лишь сейчас замечает небольшой бумажный пакет, который Минхо сует ему в руки. Внутри ютятся две булочки из его любимой пекарни почти на другом конце города, которые он любит покупать после каждого неудачного собеседования, чтобы хоть немного поднять себе настроение. — Хёнджин сказал, что они тебе нравятся, — пожимает плечами Минхо, снимая с себя ботинки. Если Минхо всё-таки псих, то он уж очень услужливый. Возможно, Джисон будет и не против пасть от его руки. Когда ещё очень симпатичные убийцы будут одаривать своих жертв вкусной едой, купленной у черта на куличках? — Спасибо. Проходи, — спохватывается Джисон, пропуская его в комнату, служащей одновременно и спальней, и кабинетом. Чего Минхо действительно не занимать, так это стеснения. Судя по его поведению, он чувствует себя уж слишком непринужденно для места, в которым оказывается впервые: уверенно проходит вперед и тут же принимается с интересом разглядывать окружающую обстановку. Джисон испытывает схожие чувства с тем, как однажды сюда приехала его мама: она разглядывала новую обитель своего сына с той же проницательностью и не скупилась на едкие комментарии, касательно творческого беспорядка, который сама окрестила громогласным: «Ну и срачугавню же ты тут развел!» Именно поэтому он с опаской ждёт какой-нибудь подставы, но вместо этого Минхо впивается глазами в стену, увешанную всевозможными рисунками и эскизами, словно попал в галерею и, прихватив фужер с игристым, сейчас будет рассказывать о глубинном смысле, заложенном в эти произведения искусства. — Твои работы? — спрашивает он с таким тоном, будто от этого зависит то, как сильно Джисон либо поднимется, либо упадёт в его глазах. — А… ага, — кивает Джисон, непроизвольно сжимая в руках подаренный пакет чуть сильнее. — Ясно. Обычное «ясно». Ни похвалы, ни осуждения. Это даже немного задевает тонкую душевную организацию Джисона, как творца. Обычно люди, которые впервые видят стену, увешанную этими набросками, говорят что-то… Более эмоционально окрашенное. От такой непонятной реакции Джисон чувствует себя как-то уж совсем неловко: будто это он тут дурак, который спросил о том, почему небо голубое, а трава зелёная. — Ну, эм… Раздевайся, пока я закончу с подготовкой, — он выдавливает из себя вежливую улыбку, подходя к тумбочке, на которой оставляет пакет с выпечкой. Небольшой передвижной столик, стоящий у кушетки, уже обтянут плёнкой, как и все подручные средства, которые пригодятся Джисону в процессе работы (всё же, он хороший мастер, который бережёт время своих клиентов, а потому готовится к их приходу заранее), поэтому единственное, что ему остаётся, это подготовить расходники и трансфер. — Было бы, конечно, удобнее, свяжись мы и обсудив все детали заранее, но… — Джисон натягивает на руки новые перчатки, обрабатывая их антисептиком, и подхватывает трансферный лист с драконом, над которым корпел всю ночь. Вот только стоит ему развернуться, как в комнате повисает давящая тишина, разрываемая только звуком вывалившейся из рук Джисона бутылочки с черной краской. Минхо стоит у кушетки. Без штанов. Стоит и смотрит на него с таким непоколебимым выражением лица, что Джисону кажется, будто он стал жертвой какого-то розыгрыша, и прямо сейчас откуда-то выскочит заливающийся смехом Хёнджин с камерой. Вот только Хёнджин всё никак не появляется, а взгляд Минхо всё сильнее загоняет гвозди в крышку гроба Джисона. — Трусы тоже снимать? — спрашивает Минхо настолько невозмутимо, будто интересуется, стоит ли ему срезать корочки хлеба для тостов. — Э… Я… Тру… Трусы? — заикается Джисон, на глазах бледнея. Он нервно хихикает, искренне надеясь на то, что сейчас Минхо сдастся и признается, что это шутка. — Ага, трусы. Такая вещь, которую обычно надевают, чтобы прикрыть придатк… — Я знаю, что это такое! — вспыхивает Джисон, резко отворачиваясь. Кусачий румянец расползается от щек до кончиков ушей и по шее, вырывая его из равновесия. Какого хрена?! — Ну так что? Снимать? — в голосе Минхо проскальзывает нотка нетерпеливости. Кажется, он единственный, кто не находит ситуацию неловкой или смущающей. Джисон даже боится спрашивать для какой конкретной цели Минхо так стремиться перед ним оголиться. Если это шутка, то разве не время посмеяться и забыть? Может быть, он воспринял его слова о раздевании слишком буквально? А если Хёнджин что-нибудь наплёл ему, и теперь Минхо думает, что должен расплачиваться за услуги натурой? Позорище-то какое! Джисон так и знал, что эта патлатая мартышка свалила к своему парню не просто так! — Минхо, пойми меня правильно, я совсем не такой и… — Джисон судорожно выдыхает, вновь поворачиваясь к нему и пытаясь подобрать как можно более мягкие слова, чтобы сгладить ситуацию. — Какой не такой? Не бьёшь тату на бёдрах? — удивляется Минхо и это, пожалуй, его первая отчетливая эмоция за всё время пребывания здесь. — О, — выдыхает Джисон, чувствуя, как с его плеч валится огромный груз. Бёдра. Точно. Он думал, что такие габаритные размеры татуировки подойдут для спины и не учел другие части тела. Что же, это очень многое объясняет. — Стой, Хёнджин не сказал тебе, и ты решил, что я хочу… — Ничего я не решал! — пристыженно выпаливает Джисон, хватаясь за ускользающие самообладание и гордость, как за спасательный круг. — Вот поэтому тебе надо было связаться со мной лично, а не снимать штаны, ожидая, что я всё пойму и так! О таком предупреждают заранее, а я, знаешь ли, мог оказаться извращенцем, что воспользуется возможностью, или, ну, знаешь, очень впечатлительным сердечником и… Браваду Джисона прерывает искренний смех. Минхо заливисто смеется и заметно расслабляется, опираясь рукой о кушетку, чтобы ненароком не свалиться. — Для извращенца ты слишком неловкий. А для сердечника… Ну, вышло бы действительно не очень, — все еще посмеиваясь говорит Минхо, по-кошачьи хитро улыбаясь. — Боже, — Джисон и сам не может удержаться от неловкой улыбки, мысленно проклиная Хёнджина, умолчавшего (явно нарочно!) о такой важной детали, всеми известными ему способами. — Ладно, значит, бедро. Ага. Точно. Вспомнив, что они собрались здесь ради работы, Джисон подводит Минхо к зеркалу и присаживается на корточки, чтобы приложить трансфер к ноге и определить, какое именно расположение рисунка тот хочет видеть на своём теле. Размер дракона действительно располагает к тому, чтобы задеть тот участок кожи, что сейчас прикрыт нижним бельём, и теперь вопрос о раздевании и вовсе перестаёт быть таким уж странным. Вот только Джисону, который не привык видеть человека раздетым, с которым знаком всего несколько минут, от этого не легче. — Рисунок большой, так что имеет смысл разделить его на два сеанса. Сегодня набьём нижнюю часть, а в следующий раз… Ну, наденешь что-то более открытое, и сделаем верх, — предлагает альтернативу он, подводя Минхо к кушетке, на которую тот и ложится. — Предлагаешь в следующий раз приехать сюда в стрингах? — и снова вопрос, на который Джисон не знает, как реагировать. А вот Минхо всё более, чем устраивает — кажется, ему даже доставляет некоторое удовольствие вгонять своего мастера в краску. — Н-ну, я имею в виду, что… — Расслабься, я просто шучу. Сделаем так, как скажешь. Джисон сокрушенно опускается на стул, чувствуя себя примерно так, как чувствуют себя люди, катающиеся на крутых американских горках. Трижды подряд, успев опустишь свой желудок между первым и вторым разом. Впрочем, Минхо больше не предпринимает попыток выкинуть что-то странное, и это внушает надежду на то, что хотя бы основная работа пройдёт спокойно. Бёдра Минхо напоминают топлёное молоко с мёдом, когда Джисон бережно прикасается к ним пальцами, чтобы закончить последние приготовления. Даже перенесенный кусочек трансфера уже красиво контрастирует с кожей, заставляя Джисона понять уже на данном этапе — это будет его самая лучшая работа. К счастью, данная часть тела одна из наименее восприимчивых к боли, поэтому, когда игла оставляет первую линию, Минхо даже не вздрагивает. Это позволяет Джисону успокоиться окончательно и полностью погрузиться в процесс, не забыв напомнить о том, что он всегда готов сделать перерыв, если станет слишком нестерпимо. Комнатку окутывает методичное жужжание машинки и звучание каких-то нашумевших треков, которые Джисон включил фоном, чтобы ни он, ни Минхо сильно не скучали. Касаниями рук на коже постепенно вырастает хвост огнедышащего зверя. Если задуматься, то дракон чем-то очень подходит самому Минхо — он прекрасен на вид, но таит в себе некие опасность и угрозу, которую точно не хочешь ощутить на себе. — Ты давно рисуешь? — задаёт вопрос Минхо. Судя по всему, он рассматривает стену с эскизами с того самого момента, как они начали. — Сколько себя помню, — отзывается Джисон, вытирая салфеткой натёкшую краску. — Хотел стать тату-мастером с детства? — Не совсем, — он на мгновение отстраняется, чтобы размять затёкшее запястье. — Хотел иллюстрировать книги, но как-то не сложилось. Тату — это больше хобби для своих. — Почему? — Минхо переводит свой взгляд на него. Джисон лишь сейчас замечает, какие у него красивые глаза, и почему-то этот факт заставляет его шумно сглотнуть. — Да я и сам бы хотел знать. Сколько таскаюсь по издательствам — всегда получаю отказы. Сидят все такие важные короли говна и пыли в своих протертых креслах и вещают мне о том, почему для них важно нанять кого-то умелого и знающего всю внутреннюю кухню производства. Я их речь с обещанием обязательно перезвонить уже наизусть знаю! — картинно возмущается Джисон, вновь возвращаясь к делу. — Я знаю человека, который точно захотел бы с тобой поработать. Он как раз ищет того, кто сможет создать иллюстрации для его новой истории, — буднично сообщает Минхо, вновь отворачивая голову к стене. От такой неожиданной новости Джисон зависает, даже не зная, что стоит спросить в первую очередь. Откуда Минхо знает какого-то автора и почему так уверен, что тот захочет с ним сотрудничать? Если первый вопрос вполне разрешим одной только внешностью этого парня — ведь, будем честны, у красивых людей всегда куча связей, то вот второй… — Он довольно нелюдимый, поэтому ему сложно найти подходящего человека. Но зная его вкусы, я более, чем уверен, что он оценил бы твое творчество, — поясняет Минхо. — Я могу дать ему твои контакты, если хочешь. — У тебя самого ведь нет моих контактов… — А… Точно. Когда сеанс подходит к концу, номерами они всё же обмениваются. Джисону приходится сжать всё своё самообладание в кулак, чтобы не засмеяться, когда вместо привычного смартфона Минхо достаёт какой-то доисторический кнопочный аппарат, больше напоминающий кусок кирпича. Будь у него такой телефон, он бы и сам предпочитал живое общение звонкам. Хёнджин не соврал: Минхо и правда чудак. Не обманывает Джисона и Минхо. Тем же вечером ему приходит сообщение с неизвестного номера, в котором человек представляется ему, как тот самый автор, о котором говорил Минхо. Они особо не размениваются на будничные темы и переходят к непосредственному обсуждению дела. Представившаяся возможность поглощает Джисона с головой. Ему наконец-то выпал шанс поработать над чем-то серьёзным, и он не тот дурак, который будет этот шанс упускать. Работа над всеми оговоренными иллюстрациями поглощает его с головой — Джисон проникается написанной историей настолько, что вдохновение, давно ушедшее и потерявшееся на улочках Сеула, наконец возвращается в его квартиру. За две недели, проведенных в усиленном созидании, Джисон преображается до невозможности. Он наконец-то начинает вставать по утрам, выглядит бодрее, чаще улыбается и… В целом становится похож на живого человека. Это не укрывается и от Хёнджина, что перестаёт узнавать своего привычного друга. — Ты прямо-таки сияешь, — заявляет он, скрестив руки на груди и облокотившись о дверной косяк. — Три дня назад я закончил последнюю картинку. Лино всё утвердил и остался очень доволен. А сегодня мне пришла первая заслуженная зарплата… — елейно протягивает Джисон, отрываясь от листа бумаги. Этот проект вдохнул в него новые силы творить, и теперь Джисон рисует почти сутки напролёт. — Ну, раз такие дела, как смотришь на то, чтобы вырваться в город? В твоём любимом книжном сегодня презентуют какую-то новинку. Ты же никогда такое не пропускаешь, — Хёнджин тихо усмехается, добавляя: — Там и Минхо будет. Он, вообще-то, нас и пригласил. Минхо. Чёрт, Джисон ушёл с головой в подвернувшееся дельце настолько, что совсем забыл связаться с ним, чтобы назначить дату нового сеанса и банально поблагодарить за предоставленную связь с его новым работодателем. Что ж, прогулка — вполне отличный повод, чтобы это исправить. Может быть, он угостит его обедом, чтобы загладить вину. На подобное даже не жалко потратить первые деньги, заработанные в той стязе, о которой Джисон бредил долгие годы. Вот только чего Джисон действительно не ожидает, так это того, что потеряет дар речи, как только перешагнёт порог магазина. Рекламные щиты пестрят изображением новой книги, на обложке которой его — Джисона — иллюстрация. Неужели он заработался настолько, что успел ненароком сойти с ума? — Ты рад? — на его плечо опускается теплая рука. Обернувшись, Джисон видит перед собой улыбающегося Минхо. — Шутишь? Я прихожу на презентацию новой книги и вижу… Вижу свою собственную работу, — почти шепча произносит Джисон. Если бы он знал, что произойдёт нечто подобное, то прихватил бы запасные штаны. Как бы прозаично это ни звучало, но ему очень хотелось излиться от счастья во всех смыслах этого слова. Всё это как-то слишком нереально. — Стой, если это… Получается, Лино тоже здесь? Ты можешь меня познакомить с ним лично? Мне нужно ему столько сказать… — Ты что, не сказал ему? — удивляется Хёнджин. Минхо бросает на него такой многозначительный взгляд, что если бы люди умели убивать глазами, то на его месте точно осталась бы лишь жалкая кучка пепла. — Не сказал что? — Джисон хмурится, смотря то на одного, то на второго. Опять он чувствует себя дураком, которого не потрудились известить о чём-то важном. — То, что Минхо и Лино это… — Хёнджин прерывается из-за резкого тычка под бок, крючаясь от боли и тихо шипя. — Я сам, — хмыкает Минхо, беря Джисона под руку и уводя туда, где гораздо меньше людей. Судя по лицу Хёнджина, тот собирается выкрикнуть какие-то ругательства им вслед, но вовремя вспоминает о том, что это общественное место, а вокруг много детей, и поэтому оставляет едкие комментарии при себе. Джисон послушно следует за Минхо, готовясь даже к тому, что тот пырнет его где-то за углом (и это несмотря на то, что они уже прошли этап недоверия!). Однако Минхо просто останавливается у очередного стенда, набитый копиями новой книги, чтобы пролистать одну из них до форзаца и показать фотографию автора. С листа бумаги на Джисон смотрит точно такой же Минхо, как и тот, что держит книгу в руках. — Так ты и есть Лино… — удивлённо выдыхает Джисон, делая шаг назад. — А зачем было так шифроваться? — Ну… — Минхо неуверенно чешет свою щеку, выглядя… Смущённо? — Когда Хёнджин показал твои работы, то я понял, что хочу видеть именно твои иллюстрации в своей книге. Но ты никогда не появлялся на наших прогулках, а писать тебе с прямым предложением было бы слишком назойливо. Мне показалось, что стоит прощупать почву, потому что у меня есть некоторые проблемы с социализацией. Извини, что пришлось тебя обмануть. — Ну ты и дурак, — Джисон искренне улыбается. В первую встречу ему показалось, что его творчество не во вкусе Минхо, а тот, как оказалось, устроил целое шоу, чтобы просто с ним посотрудничать. — Эй, этот дурак исполнил твою мечту. Или ты тоже наврал мне? — с подозрением щурится Минхо, чем вызывает порцию смеха. — Кажется, нам есть повод узнать друг друга чуть лучше, — все еще тихо смеясь произносит Джисон. — Ты зовёшь меня на свидание? Вот. Минхо снова делает это. Он снова выбивает Джисона из коллеи. — Эм… Ну, я… Я имел в виду… Нам же нужно устроить повторный сеанс… Чтобы закончить тату, а потом, если ты, конечно, захочешь, то… — жмется на месте Джисон, нервно теребя пальцами край футболки и совершенно не зная, куда себя деть. — Хочу, — уверенно заявляет Минхо. — Но сейчас мне нужно идти, чтобы провести подпись книг для читателей. Если займешь очередь сейчас, то сможешь получить свой подписанный экземпляр. — Погоди, всего один вопрос. Ты серьёзно решил набить тату только чтобы прощупать почву и познакомиться со мной? А такую большую выбрал, чтобы провести побольше времени со мной, или что? Вместо ответа Минхо хитро улыбается и пожимает плечами, после чего разворачивается и уходит в сторону основного зала. — Минхо! Эй, не смей уходить от ответа! Чуть позже они обязательно закончат тату до конца, и эта работа действительно станет одной из лучших за всю карьеру Джисона в качестве татуировщика. После их ждёт самое лучшее свидание в жизни, а на полке в комнате Джисона появится красивая книга с персональной подписью от автора:

«Мальчику, который любит драконов. — От самого страшного и доброго дракона на свете».