Valse Sentimentale No.2 — Eric Christian
Холодно. Капли дождя барабанят по стеклу уже который час, не стихая. Хотя люди должны были к этому привыкнуть, правда? Случаются же периоды проливного дождя, который не утихает даже ночью? Кажется, что такими темпами Фонтейн настигнет ещё один потоп, к которому мало кто будет готов. Пророчество исполнится снова. История циклична, не так ли? — Ты думаешь слишком пессимистично, — сказала бы ему Фурина, лёжа на одном из диванчиков его кабинета. Нёвиллет бы промолчал, слегка нахмурив брови. Она бы с улыбкой на лице принесла бы в кабинет кусок её любимого торта и поставила бы его на стол прямо поверх стопки документов. Рассказала бы ему, как хорошо в жизни отдыхать, есть вкусную еду и хотя бы иногда улыбаться. Нёвиллет бы молча слушал, иногда кивая, несмотря на то, что слушает это не впервой. Знал бы он, что Фурина не способна испытывать радость. Она умела только копировать её, подражая людям. Нёвиллет мрачно смотрит в бокал с водой. Его рука мелко дрожит. Он не знает, где сейчас находится бывший Архонт. Лишь надеется, что она наконец испытает то самое счастье, о котором твердила долгие годы. Судье кажется, что он всё больше и больше отделяется от мира. Как-никак, он фактически стал тем, кого поклялся предать суду… Мерзкое чувство потерянности разгрызает внутренности. Нёвиллет вздыхает, сжимая пальцы на переносице. Голос Фурины внутри головы перекрикивает его размышления, требуя отдохнуть. Может ли он теперь отдохнуть? Может ли он позволить себе эту роскошь, когда Фурина отказывала себе в передышке все эти пять сотен лет, при этом играя роль, отказ от которой сулил бы провал всех планов Фокалорс? Может ли он позволить себе отдохнуть? За окном льёт ещё сильнее прежнего. Его щёки снова влажные, и он снова тихо смотрит куда-то сквозь стол. В последнее время это происходит чересчур часто, и Нёвиллету приходится всё чаще прибегать к косметике, чтобы скрыть покрасневшие глаза. Одна из мелюзин около его кабинета, переезжать из которого он не пожелал по личным причинам, в последнее время сочувственно смотрит на него, когда он выходит в коридор. Слеза капнула в бокал. Почему-то именно это выводит его из транса. Может… Ему стоит хотя бы пройтись. Под дождём мысли либо очищаются, либо сгущаются, словно грозовые тучи. Но в обоих случаях Нёвиллет не думает. Тогда он просто позволяет себе существовать. Тем более, раньше он не мог просто выйти и стоять под дождём — это не соответствовало его «человеческому» образу, потому что люди всегда берут с собой зонт, не так ли? Теперь он наконец-то может выйти под дождь и как следует промокнуть, раз он исполняет обязанности Архонта, правда? Юдекс ставит бокал на стол и тяжело вздыхает, поднимаясь со своего места. Он проходит к окну и выглядывает из него. На улице льёт ничуть не меньше, чем вчера. Нёвиллет тянется к своему столу, чтобы написать записку об отсутствии, но осознаёт, что ему больше не перед кем отчитываться. Волна апатии снова накатывает на него, едва не сбивая с ног, и он нетвёрдым шагом направляется к двери. Сейчас уже поздно, так что людей на улице почти нет. Судья медленно шагает по сырым каменным плитам, пока дождь закатывается за воротник, несмотря на туго затянутую на горле брошь. Он делает вдох полной грудью, и на душе становится слегка легче. Потом смотрит на подтопленные колонны, и ему становится холодно. Настолько, что ему кажется, будто его знобит. Достоин ли он этого? Сделал ли он достаточно для людей? Граница между ним и людьми стала ещё более яркой, будто полоса горизонта на холсте художника, изображающего море. Если раньше он пытался забыть об этой грани, перестать чувствовать себя чужим, то сейчас надежды больше не осталось. Остался только проливной дождь, который смывает её с одинокого силуэта у Дворца Мермония. Когда Нёвиллет возвращается, он запирается в своём кабинете и долго стоит у двери, не двигаясь. В голове странно пусто, но он не может заставить себя что-либо сделать. Зачем? Всё равно его присутствие сейчас нигде не требуется. Это всё будет завтра, когда дождь прекратится, выглянет солнце, и всё плохое исчезнет, словно страшный сон. Утро приходит не с рассветом, а с так и не прекратившимся плеском воды за окном. Дождь не прекращает лить. Ни снаружи, ни внутри. Днём он снова беспристрастен, снова выносит безупречный вердикт, не поведя и бровью, когда обвиняемый начинает рыдать в зале суда. За закрытыми дверями он опирается о стену и тяжело дышит, пока внезапная паника охватывает его полностью. Нёвиллет скрипит зубами, жмурит глаза и задыхается, сминая собственную мантию, после чего долго сидит в кабинете с безэмоциональным лицом, топя себя в работе так, как только может. Впервые за неделю дождь стихает, и в Фонтейне показывается солнце на жалкие несколько часов, после чего небо снова заволакивают тучи. Юдекс впервые получает письмо от Фурины, читает его долго, внимательно, будто бы проверяет, не подделка ли это. Однако всё, о чём он узнаёт — это имя нового кота Фурины и то, что она отправилась в Ли Юэ, чтобы попробовать воду, о которой когда-то обмолвился Нёвиллет. И в конце этого письма его снова преследует фраза, которую он больше не был в силах слышать. …Нёвиллет, ну хоть ради меня отдохни!!! А то я слышала, что в Фонтейне в моё отсутствие льёт, как из ведра. Сходи уж к этому своему Ризли. По-моему, он единственный, кто может тебе помочь. PS. К письму я приложила рецепт, который не так давно узнала. Знаешь, оказывается, что готовить самой гораздо приятнее, чем покупать! Так что не дуйся, не реви, а ешь тортики. И Ризли захвати. Фурина Ради приличия следует написать герцогу официальное письмо, скрепить его печатью и отправить в Меропид, а потом получить ответ в ближайшую неделю, после чего ему потребуется нанести «официальный визит». Но Нёвиллет впервые для себя понимает, что он просто не выдержит. Он пишет самое короткое письмо в его жизни, после чего вкладывает его в одну из папок с документами, которые должны будут отправить в крепость в ближайшие несколько часов. Месье Ризли, Прошу личной встречи сегодня вечером после девяти. Ответ не пишите. Нёвиллет Дождь на улице стихает на следующие пару часов. Нёвиллет надевает свою любимую рубашку, приглаживает мантию, а потом продолжает заваливать себя работой как ни в чём не бывало. Но в груди теплится надежда, чувство которой юдекс уже почти забыл. На что? Нельзя было точно сказать, на что именно. Единственное, что было важно, — ему больше не холодно.***
В крепости пахнет сыростью. Тяжело горят жёлтые фонари и лампы, металл скрипит под ногами, где-то далеко слышен лязг. В крепости жарко, душно от постоянной работы машин, и складывается ощущение, будто бы здесь можно запросто задохнуться. В крепости герцог, с которым он сталкивается в дверном проходе, когда стучит в дверь. На втором стуке она распахивается. — Месье Нёвиллет, — тут же говорит Ризли почему-то удивлённо. Хотя судья подозревает, что тот ждал его, раз оказался на первом этаже кабинета так быстро. Или он и был тут с самого начала? — Месье Ризли, — улыбается одними уголками губ Нёвиллет и слабо кивает ему в знак приветствия. Он очень надеется, что по нему не видно, в каком он состоянии. Юдекс перед встречей долго смотрел на себя в зеркале, пока пытался привести себя в порядок. И его отражение печально смотрело на него в ответ, когда он в очередной раз поправлял макияж из-за того, что стрелки слегка смазались. Нёвиллет прикладывал к зеркалу руку, встречая лишь обжигающе холодную поверхность. Ему казалось, что вот-вот оно либо расколется на тысячи осколков, либо покроется волнами и пропустит его в другой мир, не принадлежащий этой реальности. Мир, в котором пророчество не исполнялось, где судья до сих пор жил в неведении о положении Фурины и не видел смертную казнь его Архонта. Говорят, шок охватывает человека всего на двадцать секунд. После этого то, что ощущает человек, это не страх, а самовнушение. В основном, он просто остаётся тревожным, адреналин течёт по венам вместо крови, и человек считает, что до сих пор боится. Мысленно рвёт на себе волосы, тратит нервы на, вроде бы, бессмысленные переживания. Но на то он и смертный, на то он человек, который может чувствовать, может жить и управлять своими эмоциями. Может из-за этого внутри происходит такая буря? Потому что Нёвиллет не человек? — Это было довольно внезапно, так что я не успел приготовить чай к вашему приходу. У меня остался чайник, который я заварил несколько часов назад, однако… — прерывает ход его мыслей герцог, и судья выдавливает из себя ещё одну вежливую улыбку. — Не переживайте, — мягко говорит Нёвиллет. — Мне просто важна ваша компания. Улыбка становится более естественной после того, как он замечает, что у Ризли едва-едва покраснели щёки. Это почти не заметно из-за тёплого света ламп, но всё равно немного согревает душу юдекса. Они проходят наверх, и Нёвиллет почти сразу снимает с себя мантию, отправляя её на вешалку, оставаясь только в рубашке и штанах. Когда судья оборачивается обратно к эмиссару, тот уже достаёт сервиз и тянется к чайнику. Ему невольно кажется, что эта сцена — идиллия, какая-то чересчур домашняя. Встреча старых партнёров, разрешивших много дел, но вместе с тем насколько далёкими друг от друга, что в голове назревает вопрос: а они вообще знают друг друга? Да, между ними есть определённая связь. Однако эта связь заканчивается там, где начинается истинная личность, не скрытая от посторонних глаз сотнями дверей с тяжёлыми замками, десятилетиями скрывающими настоящее. Жизнь — это большая игра, долгий спектакль без единого антракта, за которым наблюдает только сама Судьба. Нёвиллету становится слегка дурно от мысли о театре. Он приглаживает складки на рубашке и проходит к предусмотрительно поставленному креслу у стола Ризли. Перед ним горячий чай, вероятно, сильно разбавленный из-за крепости. Юдекс садится напротив и продолжает молчать, так и не раскрывая причину своего визита. Помилуйте, они даже сидят друг напротив друга. Их разделяет стол, словно какой-то барьер между человеком и бессмертным. Тоска вновь охватывает душу, и единственное, что позволяет не утонуть ей, — это внимательный взгляд серо-голубых глаз. — Прошу простить меня за такой спонтанный визит. Последнее время было очень тяжёлым, и я не смог найти ничего, что могло бы мне помочь свыкнуться с реальностью, — начинает Нёвиллет, разглядывая отражение в чашке чая. Отражение беспристрастно смотрит в ответ. — А ваша компания на меня благоприятно влияет. — Судя по тому, какие слова вы иногда используете, когда мы наедине... — отшучивается Ризли, смотря на него так, что всё переживания на секунду стекают с сердца, словно капли с крыши после дождя. — Но я рад, что вы чувствуете себя легче. — Знаете, я даже начал по вам скучать. Раньше я не испытывал такого, но в этот период это ощущалось довольно остро. Судья почти не врёт. Единственное, что он скрывает, — в остальное время он топил эту тоску в себе, делая только хуже. Это был первый раз, когда он сорвался. Странно, в последнее время эти срывы стали очень частыми. То он начинает обращаться к герцогу на «ты», то он просит его… Кхм, даже думать об этом стыдно, трахнуть его. От этого хочется истерически рассмеяться. — Но могу сказать, что у меня есть несколько мотивов, по которым я оказался здесь, — Нёвиллет поднимает взгляд с кружки и встречается с чужим. — И я надеюсь, что вы… Позволите мне. Ризли заинтересованно поднимает брови. Пока что спектакль идёт хорошо. Нёвиллет отстёгивает брошь от воротника, не отводя взгляда, и аккуратно кладёт её на стол перед собой. На лице напротив нет ничего, исключая какой-то неподдельный интерес, скрытый глубоко в глазах. Кажется, что всё это — правильно. Что так и должно быть. И совершенно нормально, что это всё происходит по прихоти. Конечно, по чьей — далеко не ясно. Руки медленно опускаются по воротнику, расстёгивая пуговицы одну за другой. Время течёт медленно, слабо колышется, словно вода в озере. Всё это время Ризли смотрят в глаза. И он не отводит взгляда в ответ. Всё в точности так, как он представлял неопределённое время назад. Даже рубашка, которую упоминал эмиссар, была подобрана точь-в-точь: было видно, что Нёвиллет выглядел если не уверенно, то хотя бы очень комфортно. Широкие манжеты обхватывали его предплечья, плавно перетекая в тёмные перчатки, скользящие и блестящие при свете. — У вас хорошая память. — Благодарю, — хмыкнул судья, устраиваясь в кресле поудобнее. — Однако… — герцог наклоняется ближе, опираясь локтями на стол, и легко улыбается. — Чем я удостоился такой чести? Нёвиллет перекидывает ногу на ногу и сплетает пальцы в замок на колене. Загадочно молчит полминуты, после чего прикрывает глаза. — А вы должны сделать что-то особенное, чтобы… «Заслужить» это? Помилуйте, иногда просто хочется сделать вам приятно. Тем более, вы так вздыхали о том, как вы соскучились по представлениям в Эпиклез… — Откуда вы это… — Ризли недоуменно поднимает бровь, но потом понимает. Он беззлобно усмехается. — Путешественник натолкнул вас на эту идею, я прав? Юдекс продолжает загадочно улыбаться. Ответа и не нужно. Эмиссар собирается сказать что-то ещё, но слова теряются на языке, потому что Нёвиллет вдруг встаёт со стула и медленно огибает стол, после чего оказывается прямо напротив него, нависая над ним. Ризли снова смотрит ему в глаза, в эти бесподобные бездонные колодцы, которые каждый раз утаскивают его на дно океана, туда, где тихо и спокойно. Где он нашёл того, кому он может доверять. Глаза Нёвиллета покраснели. Что-то здесь не так. Судья с прищуром смотрит на него, наклонив голову вниз так, чтобы его лицо было в тени. Словно пытаясь скрыть недостатки, проступающие на лице тёмными пятнами и припухшими глазами, измазанными косметикой, чтобы краснота не проглядывала. Выглядит так, будто бы он долго… Рыдал. Даже не плакал, а рыдал в голос. Они не говорили после того, как был проведён судебный процесс над Гидро Архонтом. Всё вокруг кипело в работе, как крепость, так и сам город: не было возможности пересечься. И Ризли медленно, но чётко начинает понимать, почему Нёвиллет здесь. А ещё он понимает, что виноват перед ним. Потому что не видит, какой ливень омывает улицы последнюю неделю. Не знает, что творится у судьи в душе. В каких они вообще отношениях? Нёвиллет нежным жестом берёт его за подбородок и целует в губы. Медленно, неторопливо, будто бы ему подвластно всё время на земле. Ризли хмыкает, но что-то продолжает сжимать его сердце до боли. Будто бы сама судьба кричит ему что-то сделать. Судья прикусывает его нижнюю губу, и герцог рвано выдыхает. Нужно что-то изменить, твердит он себе, пока собственные руки мягко ложатся на чужие. Остановись, вторит ему совесть, когда он, отстранившись, впервые в его глазах он видит то, чего не видел раньше никогда. Обречённость. Настолько сильную, что и не верится. — Господин судья? — тихо шепчет эмиссар в его губы, на что Нёвиллет горько улыбается. — Вы… — Ничего, — спокойным тоном перебивает юдекс, проведя рукой по тёмным растрёпанным волосам. Он поджимает губы. — Ничего не случилось. Я просто… Сильно скучал по вам. Вы можете дать мне чувство спокойствия, которое мне очень нужно последнее время. Так что ещё раз простите, что я почти без предупреждения… — Это из-за того процесса, я прав? — идёт на риск Ризли и видит, как печально опускаются сиреневые глаза. — Нёвиллет, вы… — Не говорите ничего, пожалуйста, — тихо просит судья, проводя руками по его плечам и шее, забираясь пальцами под воротник. — Я не хочу вспоминать об этом. Сейчас мне просто нужны вы. Юдекс берёт его лицо в свои руки и целует, будто в последний раз. С напором, остервенело — настолько, что у Ризли выбивает кислород из лёгких. Он усаживается ему на колени, и что-то внутри с новой силой бьёт тревогу. Герцог отстраняется, делает вдох и открывает рот, чтобы что-то сказать, но Нёвиллет снова затыкает его. Такого никогда не было. Судья, как он сам когда-то выразился, «знает меру» — ему нравится процесс, а не результат. А это поведение ему совершенно не свойственно. Нёвиллет исступлённо пытается расстегнуть его жилет, но пальцы соскальзывают с пуговиц. Ризли пытается перехватить его руки, но безуспешно. Поэтому Ризли хватает его за голые плечи, с которых съехала рубашка и с силой заставляет его отстраниться. — Нёвиллет, — выпаливает эмиссар, и видит, как эти плечи дрожат. — Нёвиллет, что… — Пожалуйста, — умоляюще произносит он, накрывая его руки своими. — Дай мне забыть. Прошу тебя, не спрашивай, просто дай мне забыть обо всём, Ризли, я… — Нёвиллет! — настойчиво повторяет Ризли. — Стой, объясни… Юдекс снова целует его и придвигается ближе, касаясь Ризли всем телом, и снова пытается избавить от его одежды, потянувшись сразу к ремню. Эмиссар не видит другого выхода, кроме как резко потянуть судью за волосы. Тот отстраняется с низким хриплым стоном, после чего вновь смотрит на него. В лиловых глазах стоят слёзы. — Я умоляю, — всхлипывает Нёвиллет, опуская взгляд на свои руки, лежащие на ремне. Он не в силах смотреть ему в глаза. — Нет, я приказываю тебе, герцогу крепости Меропид, как исполняющий обязанности Гидро Архонта, чтобы ты ничего не говорил. Я… Ты… Ризли всё понимает. Он молча обнимает его за плечи и тянет к себе, пока его голова не ложится на плечо. Чужое тело вздрагивает от очередного всхлипа, и герцог чувствует всю боль, которую сейчас испытывает Нёвиллет. Так явно, будто бы ему только что открыли всю его душу напоказ, и он смог увидеть всё, что так давило на его партнёра. Ризли гладит его по волосам, по спине, пытаясь как-то поддержать. Он не говорит: он понимает, что в подобном состоянии это ни к чему не приведёт. Если подумать, то это и вправду был приказ. А ослушаться собственного Архонта — тяжелейший из грехов. Юдекс плачет тихо. Лишь редкие всхлипы и тяжёлое, прерывистое дыхание нарушают хрупкую тишину кабинета. Герцог мягко целует его в макушку, после чего зарывается носом ему в шею. Я здесь, говорит он этим жестом. Всё закончилось. Он словно держит в руках дорогую вазу. Она выглядит величественно, искусные голубые узоры расцветают на ней в причудливом рисунке, который отражает её сущность, которую не каждому суждено раскрыть и понять. Стоит разжать руки — и ваза упадёт на пол и разобьётся вдребезги. Время либо остановилось, либо зациклилось. Нёвиллета всё так же бездумно гладят по волосам, и от этого по телу растекается приятное тепло, которое помогает ему вспомнить, что он жив. Что он находится здесь, глубоко под водой, скрытый от чужих глаз. Обвитый заботливыми руками, испещрёнными шрамами прошлого. Если Ризли смог отпустить всё, что произошло с ним годы назад, то и Нёвиллет сможет. Вероятно, не так быстро, но он постарается. Потому что теперь у него есть идеал. — Гидро дракон, Гидро дракон, не плачь… — тихо шепчет ему Ризли, и Нёвиллет едва ли не дёргается всем телом. — Пожалуйста, не говори это, — хрипит судья. — Прошу тебя. — Прости, — искренне извиняется он, замолкая снова на пару мгновений. — Я… Я не умею успокаивать людей. Я не знаю, что сделать, чтобы тебе стало лучше. Прости меня, Нёвиллет. За то, что не был рядом всё это время. Юдекс молчит, уткнувшись в мокрое от слёз пятно на чужом плече. После этого он горько хмыкает. — В этом нет твоей вины, — хрипло произносит он, и рука в волосах замирает, — я же не человек. Главное, что сейчас ты здесь. — Нёвиллет. Посмотри на меня. Судья медленно поднимает голову. Он опухшими глазами смотрит на Ризли, и видит в серо-голубом взгляде преданность. — В тебе больше человечности, чем в ком-либо другом, кого я когда-либо знал, — шепчет ему эмиссар, большим пальцем проводя по влажной скуле, словно рассказывая самый большой секрет. — Я восхищаюсь этим. Я восхищаюсь тобой в первую очередь. Он коротко целует его в губы, после чего отстраняется и смотрит настолько искренне, что Нёвиллет не может не верить его словам. — Человек не тот, кто им родился, а тот, кто им стал. И ты тоже человек, даже если тебе кажется, что это не так. Юдекс против воли улыбается, закрыв глаза и шмыгнув носом. Что-то светлое разливается по его душе. Он верит. Он действительно верит его словам. — Ты льстишь мне… — Я готов доказать, если потребуется. Нёвиллет молчит, опустив взгляд. Он долго подбирает слова. Обычно, у него есть ответ на всё, будь это какая-то деловая встреча или остроумный вопрос. Но сейчас его голова блаженно пуста. Думать не хочется. Он впервые за долгое время чувствует себя освобождённым от всех долгов, свободным. Ризли слабо улыбается ему в ответ. — Помоги мне забыть, — снова повторяет свою просьбу Нёвиллет, но в этот раз он не спешит. Ему важно согласие. — Хотя бы на сегодня. Если нет, то… — Только если потом ты расскажешь, что произошло за эти дни. От твоего лица, — перебивает его Ризли, убирая белую прядь за ухо. — Тогда я узнаю, как тебе помочь. И мы решим это. Вместе. Юдекс колеблется пару секунд, после чего медленно кивает. Ризли вздыхает, после чего косится куда-то в сторону. — Мы… Мы никогда не делали этого на кровати. По-моему, сейчас самое время, — слегка смущённо говорит герцог. Это не похоже на него. Это даже… Мило. Нёвиллет хмыкает и целует его сам, снова прикусив губу. — Тогда, месье, я не ручаюсь за сохранность вашего постельного белья. Уж позвольте мне эту маленькую наглость. — А я не ручаюсь за вашу шею, — задорно говорит Ризли, проведя по ней рукой. — Потому что я могу её отгрызть. — Вы бы не стали. — Кто знает… Вы же бесподобны. Как же не посягнуть на такое творение, если мне позволили? И Нёвиллет правда забывает. Ненадолго единственное, что заполняет его разум — это имя, которое слетает с уст при каждом укусе, при каждом толчке. И ему впервые за долгое время хорошо. Когда он снова погружается в прошлое, изливая свою душу, ему больше не печально. Судья больше не плачет, лишь апатично глядит куда-то в стену, пока герцог гладит его плечо. Только эхо скорби таится где-то глубоко, но это пройдёт само. Время лечит. Он впервые проводит ночь не в своей постели, укутанный тёплым махровым одеялом, которое щекотало обнажённое тело. Впервые узнаёт, какого это — спать с другим человеком в прямом смысле этого слова, когда его согревает чужое тело. Впервые видит, как спокойно спит Ризли. Нёвиллет уходит на рассвете. В этот раз он встречает его бледным силуэтом солнца на небе, похожим на чьи-то глаза.