***
В классе Леопольд напевал пол нос назойливую песню про яблоки. Обычно он старается вникать во все возможные темы на уроках, ведь Сэр, то есть Отец явно не одобрит, если он по причине того, что отвлекался получит оценку ниже “Ай“. Вспомнив этот миловидный факт, он снова начал бурно записать скучные лекции Мистера Маки, что угодно, но уж выговор от отца получать не особо охота, спина с прошлого раза до сих пор побаливает. Раздумья прерывают, гнусавым голосом: —Так быстро делимся на пары для проекта , наша тема: сохранение тюленей на западе Казахстана, понятненько? - он особо не любил когда все делились на пары по желанию, ведь ему всегда некого было выбрать, но вдруг к нему подходит дерганый мальчик, спасая Стотча от стыда собственного одиночества, Баттерс клянется, что у Твика сейчас развивается геройский плащ. — Аргх.. Боже! Я не хочу б-быть один!- Твик своим криком, заставил вздрогнуть. Синхронно с его заиканиями у него дергалось левое нижнее веко – это было довольно диковато. Но что еще заставляло насторожиться так это были красные сосуды оплетавшие склеру кровавой паутиной, как будто он чего-то нанюхался. Он старательно избегал мысли связанные с наркотиками. От чего-то слово «наркотик» он воспринимал, как непристойное – да и впрочем и не важно. — Эй, давай будем вместе, ну если ты не против кхм.. – на самом деле сильно хотелось работать в паре с Кенни, но тот всегда оказывался в паре с Картманом, а то и вовсе с миловидной одноклассницей, — Аргх…Ладно! — Твик странный***
Стулья у Твика были жесткими, сидеть на них было совсем было неудобно. В его комнате в определенных местах была раскидана мелочовка и какие то инструменты, а на полу можно было наступить на раздробленный конструктор — Баттерс бесшумно сглотнул. Комнатный колорит так и пестрел приглушенными оттенками цветов. А еще листы вырванные с тетрадей, грубо исписанные чёрной ручкой, смятые, разбросанные по всей поверхности пола. Идти после школы к нему домой, вместе — было в достаточной степени неловко, но он готов поклясться, что измерив сейчас он ту самую неловкость литрами — их дом вместе с кофейней давно бы затопило. Они оба сидели за учебным столом, поставив два стула рядом и писали эссе. В воздухе стояло напряжение. Смущающая тишина, иногда нарушающая тиками Твика – не нравилась Баттерсу, но он явно не был тем кто мог бы исправить неловкость ситуации, это обычно прерогатива Кенни. Баттерсу до боли хотелось успокоить его, он чувствовал ответственность — от Твика так и веет тревожностью! Казалось тронь его сейчас, то ладони начнут трястись, как мотор – вместе с дрожащим телом Твика. Баттерс, как никто другой понимает какого это пытаясь успокоить себя, но сердце отчаянно болит стучась в лихорадке, а дыхание слишком быстрое. Надо бы его как-то поддержать. Он в дружеском жесте хлопает Твика по спине, но вдруг Твик резко вздрагивает, задевая кофе, опрокидывая его прямо к себе на рубашку. Его глаза невыносимо расширяются, дыхание учащается. Святой панкейк. Твик болезненно кричит, а звук его глухо отдает в висках. Баттерс паникует, он успел сто раз пожалеть о своем поступке, но у него же ведь было хорошее намерение! — ААА!… Блять! - Твик не останавливаясь пищит вырываясь на крик. Баттерсу страшно, он паникует бесконечно повторяя свои извинения, словно церковную молитву. Он быстрыми движениями расстегивает рубашку Твика, но пальцы предательски дрожат, Твик начинает судорожно помогать ему, их пальцы постоянно путаются. Когда с пуговицами покончено Баттерс резко раскрывает рубашку и резко кидает ее в дальний угол, судорожно паникуя. Он знал, что отчасти ему было не повезло со многими вещами в этой жизни и он всегда смотрел на все с оптимизмом, но сейчас он впал в абсолютное отчаяние. — Божечки мой! Твик умоляю прости! Прости, прости, прости! Я правда не хотел! Ты был таким дерганым, что я просто хотел поддержать тебя, - пепельно-русый тараторил, активно жестикулируя, как вне себя, местами заикался. О боже, как он мог все так испортить, — Ты хотя бы не обжёгся? - он резко начинает бродить глазами по его телу, которое все еще без рубашки и просто застыло, как вкопанное. Его взгляд зацепился за запястья Твика, игнорируя, как же сильно Твик покраснел. Ему показалось или у него на руках…? Твик заметил его смятенный взгляд, мгновенно паника охватила его с ног до головы. Блять, он увидел. Твику жизненно необходимо кофе, но как назло из стакана пролилось все на жалкую рубашку. Кофе, кофе, Баттерс, порезы, кофе, гномы, Баттерс, рубашка, голый, паника. У Твика сейчас начнётся грёбаная паническая атака, но неожиданно Баттерс резко прижимается и обнимает, голова Твика устраивается на худом плече Баттерса. Обнимает? Твику странно и ему не верится, неловко до жути, тело слепым котенком прижимается к нему, неужели Твик настолько жалкий? По телу невольно пробегаются мурашки, ведь у Баттерса нереально горячие ручки. Его мысли прерывает тихое: — Тоже.***
Твик не помнит, как они оказались на кровати, но он точно помнит, что от Баттерса пахнет клубничным шампунем, ха! —Первый день в средней школе, паническая атака. - Твик показывает Баттерсу свою руку. У Твика совсем другой голос, когда он не паникует, но Баттерс готов поклясться, что он сильно волнуется. Баттерс рассматривает порез который находится в середине предплечья. Он явно режет очень глубоко, ведь шрам до сих пор красноватого цвета. Теперь настала его очередь. Ему очень стыдно, но раз Твик показал, что он тоже должен. Баттерс менее уверенно произносит: — Поссорился с папой. - порез был прямо на месте вены. Баттерс плохо помнит этот день, вроде это было когда ему было 13. Папа был пьян, позвал Баттерса и он не помнит за что, но папа бил Баттерса сильнее обычного. Не то что Леопольд сильно боялся физической боли, просто только вчера его папа подарил ему надежду, сказав что Баттерс хороший сын, а потом снова пинает его по спине, крича что-то про аборт и разочарование, он если честно смутно помнит, что именно говорил папа. Но он точно помнит, что тогда у маленького Леопольда в тот день прежде всего очень сильно болело сердце, а только потом гематомы на спине. —Подрался с Крейгом, - безразлично произносит Твик, показывая плечо правой руки. Он кажется был левшой. — Снова папа, - показывая длинный шрам на левой руке в области предплечья, уже с некоторой стеснительностью произносит Баттерс. —Старшаки избили сзади школы, он на ноге. - Баттерс удивленно таращится. —За что? —Один одиннадцатиклассник хотел вроде разыграть меня, подошел сзади, я испугался, дернулся и… головой сломал ему нос. - - Твик беззаботно пожимает плечами, а Баттерс слушает его с таким увлечением, словно ребенок, ей Богу. - он позвал своих друзей и отделал меня. - Баттерс уже говорил, насколько непривычный голос у Твика, когда он спокоен? Такой хриплый, с ощущением, того что абонент очень долго безмолвствовал. Хах, Твик случайно сломал старшекласснику нос, прикольно. —Ох блинчики, уже 8! - Баттерс резко поднявшись, начал собирать вещи, говоря Твику, что сам закончит работу. Твик не успел привыкнуть к уюту рядом с голубоглазым мальчиком, как он уже схватил Твика за руку и спускается вниз. Вау, должно быть его родители реально строгие. —Мы даже толком не поговорили, святые пельмени! - Баттерс быстро одевал обувь и уже боролся с замком от куртки. Твик не успел опомниться, как Баттерс на прощание снова прижался всем. своим. проклятым. телом. обнимая и похлопывая два раза по голой спине Твика, - Пока дружище! - он отдаляется, помахав своей ладошкой на прощанье, быстро убегает, захлопывая дверь. Твик стоит в ступоре. Нет, все таки Баттерс правда странный. *** Обычно перед сном Твик думает о смерти, о том как завтра возможно его собьет машина или сосед, который явно имеет бензопилу во дворе не просто так! Однако сегодня он думает о дебильном поведении Баттерса. Скорее дело не в этом придурке, а в том, что никто никогда не обнимал Твика. Он всегда не обращал внимания на то, что некоторые родители могут нежно гладить свое чадо или утешать его. Он смутно припоминает, что в детстве отчаянно паникуя, прижимаясь к маме, она никогда не обнимала в ответ. Лишь коротко смеясь, отстраняясь говорила мужу, какой же забавный у них сыночек. И в правду блять забавный. Его родители крутились вокруг друг друга и кофейни. Может поэтому Твику, так все равно на стремление людей стать частью общества. Твик был всегда сам по себе и не стремится получить чью-то там дружбу. Ого, кто-то впервые пытается оправдать свое поведение? - но в голову лезет лишь тонкий аромат клубники от мягких блондинистых волос. Болезненно. На счет порезов он не особо волновался, но его удивляло; как такой ребенок, как Баттерс причинял себе вред. Он всегда считал что тот элементарно слишком тупой, чтобы волноваться о своих проблемах или безнадежный оптимист. Хотя если корень его проблем являлся его отец, но разве это достойная причина калечить себя? Поругался и что с того? Баттерс, ведь не такая-то там неженка, компания Стэна глумилась над ним и похуже, а тут из за ссоры с папой париться. Хотя Твик начинает догадываться: частые пропуски в школу по «болезни», длинные рукава, бесконечные оправдания и эта назойливая дружба или скорее привязанность ко всем учителям их школы. Ох, а это многое объясняет… Они чем-то похожи. Он усмехнулся, но почувствовал горький вкус на языке, как от какой-то гадостной таблетки и внутри все стало как-то неприятно, от чего возникло желание поёжится и сильно-сильно зажмуриться. Твик конечно сам попадал в драки, но одно дело потасовка с мудаком Крейгом или ссадины от отца. О Боже, Твик ты слишком громко думаешь!***
Баттерс сидя в классе, прокручивал моменты вчерашнего возвращения домой – не нужно было задерживаться. чувствовал чей-то пронзительный взгляд в спину. Он клянется - в его спине скоро прожгут дырку. О Боже… неужели в него могла втрескаться девчонка. Баттерс тихо ликовал, он готов был прыгать на жестком стуле школы, ведь симпатия от девочки, это так мило. Он глупо улыбался, прикрывая рот кулачком руки и весело записывал конспекты, музыкально покачивая головой. Минутное ликование отступило, Баттерс снова отвлекся. Снова. Как не отвлечься, ведь у Кенни оранжевая парка, которая уже давно выцвела, потеряв свой яркий цвет. Он выкрикивает незамысловатые, короткие шутки и Баттерсу так мило-приятно смотреть на все, что делает Кенни. Как он может улыбаться одними глазами, что видны морщинки под ними; вся его аура и его тупые шутки, Баттерс просто обожает всю натуру Кенни. Как же здорово бы было, будь они ближе, чем друзья. Кенни видимо почувствовал его взгляд на себе, он повернулся к Баттерсу улыбнулся одним уголком, своей фирменной «ухмылкой Кенни»! - и обратно лег на парту, что-то чиркая на ней. Баттерсу оказывается так мало нужно для небывалой радости! Его секундное ликование отступает, так как кто-то отвлекая тычет ему в плечо и это оказывается Стэн, передающий зачем-то ему записку. У Баттерса в вопросе округляются и так круглые глаза, пока Стэн отчеканил: — Да блять, просто возьми. — А ой, - Баттерс быстро хватает ее, пока Мистер Маки записывает что-то на доске. В его мыслях кружатся «Неужели она признается?», - он держит записку, как мешок золота, улыбаясь, словно котэ наелся сметанкой. Баттерс с детским предвкушением раскрывает записку, но вместо аккуратного почерка, ему с усмешкой попадается максимально корявый почерк, буквы которых куда-то съехали. Слова в записке вызывают помимо разочарования, жуткий страх. «После этого урока в туалете.» , - сука. Баттерс точно накосячил, он растерянно оглядывается на Картмана, но тот незаинтересованно смотрит на доску. Он трепетно смотрит на Крейга, но он спит, будто вместо старенького пенала у него подушка, серьезно. Баттерсу все равно страшно. Баттерс весь урок настраивал себя на очень жестокую бойню, он был готов разбить яйца, хлопцу, который якобы решил, что сможет надрать задницу ему. Вот он уже стоит перед входом туалета, неуверенно держа ручку двери, решаясь зайти на свой смертельный ринг. Баттерс растерянно оглядывается - как ни странно никого в туалете нет, скорее всего его убийственный противник опаздывает. Если честно, Баттерс ожидал увидеть полноватый силуэт, каштановые приглаженные волосы, лицемерно-надменные глаза, выглаженную красную кофту, но явно не блондинистые, вихрастые, непослушные волосы; вечно дергающиеся, до боли, с широкими зрачками глаза и помятую болотно-зеленую рубашку. Далеко не это… — Твик? Что? - сказать, что Баттерс был удивлен – ничего не сказать. — Аргх… - очередной тик. Баттерс решил промолчать. В ноздри так и лезла вонь дыма сигарет со смесью мочи и дешевого освежителя воздуха. В грязном школьном туалете, отдающимся цветом болота: эхом капала капля с их разваливающегося потолка, плесени в углах становилось все больше, пыль летала в воздухе и слабо серый свет проникал через маленькое квадратное окно сверху. Да будь проклята вся мебель из этой жалкой лачуги. Твик внимательно смотрел в его глаза. Баттерс смотрел на дрожащие руки Твика. После минутного растерянного молчания, Баттерс наконец-то добавил: — Знаешь я все таки пойду, просто уже урок скоро. - Баттерс опустил глаза и слегка улыбнулся из вежливости. Его голос звучал, так осторожно; он сам весь излучал доверительную ауру, что Твику стало не по себе, ведь это так подозрительно… сладко. —Стой. - прозвучало громче, чем должно было. В этом и вся особенность Твика, как только одна единственная вещь начинала обретать хоть капельку смысла, он судорожно задыхался хватался за нее, словно за спасательный круг. Он так сильно не желает тонуть в этом холодном море, испытывать чувство бессмысленной пустоты и отчаяния, что готов пойти против себя. — Что? — Давай у меня дома выпьем чаю… Он хотел сказать кофе. Баттерс смотрел на него слегка удивленно, немного поерзал и негромко сказал: «Ну давай.».***
Кривляющиеся, голые деревья выглядели нелепо, грязный снег противно хрустел под ногами. Лужицы наполненные месивом из слякоти и какой-то мерзости контрастировали с душным пыльным запашком. Для полноты картины не хватало грязной скулящей псины – жалкое зрелище – жалкий Южный парк. Все эти тоскливые мысли резко не нашли себе место быть, по мере того как в его зрительном диапазоне возникает неуклюжая фигура в голубой кофте, застегнутая каждой пуговицей. Баттерс покорно шагает рядом, его присутствие не особо давило, но собственное тело, все равно, непослушно дрожало как в не себя. В принципе ничего нового. —Небо красивое, - он смотря вверх, мягко улыбнулся. А Твик и не заметил - небо и в правду, сегодня не такое скучное-серое, даже немного сияет. Возможно. В самом деле, почему он не замечает таких простых вещей. Он оглянулся стараясь найти еще что-то приятное для глаз, но натыкается на такого простого, нелепого Баттерса - Баттерса пытающиеся незаметно скользить по замерзшей дорожке с еле заметной ледяной поверхностью. Получается с переменным успехом. Тот в свою очередь, заметил непривычно-любопытный взгляд. Продолжающий вытворять неуклюжие движения ногами, протягивает Твику, свою покрасневшую руку от холода, без какой-то там перчатки. Какие мы крутые. Баттерс не получая в ответ знакомо-трясущую ладонь, заметно расстроившись, уже хотел неловко опустить свою руку. Как вдруг его рука начинает вибрировать в такт чужой ладони, ведь ее все таки взяли. Теплынь, ведь у Твика толстые варежки. «Холодно?», - Твик поинтересовался. А как же, ведь он глупый такой подарил свои перчатки, со смешным узором, Мак - мать его - Кормику. «Да, нет», - отмахивается он, но они все равно они засовывают две руки в одну варежку, сцепляя одну ладонь с другой. Теплее. Теперь они оба пытаются скользить по тонкой корке льда, можно услышать тихие нервные с ноткой постыдности «Гх» и звонкое хихиканье Баттерса. Тень улыбки озарила милые черты. У него при смехе брови в виде домика и глазки щурятся приятно, даже, можно сказать, обворожительно и щеки румянятся – невольная дрожь становится приятной-приятной, а к сознанию закрадывается ухмыляющаяся мысль: «он красивый». Он все смотрел и смотрел запоминая штрихи лица подле, откладывая их в своей памяти – пусть будут, так на всякий… мало ли… Воздух казался таким легким, а деревья будто хихикая шептались над ними, отплясывают в нелепом танце. Твику нравится хруст едва блестящего снега. И пыльный воздух был туманным имея свое обаяние, а лужицы вовсе не мерзкие, а словно бензиновые – нет, скорее акварельные кляксы поставленные, скорее всего, каким-то неопытным художником. ну или водителем..***
— Кто вообще добавляет лёд в чай, – Твик находит это странным, — ну он же горячий! — кричит другой, — на то он и чай. Идти домой вместе со школы, стало обыденной вещью. Оказывается, Баттерс был из тех людей, с которыми, чем больше проводишь времени, тем более открытыми и задорными они становятся. Выходило так, что тот без умолку болтал, а второй слушал, хоть и по своему тревожно дрожал. Но иногда в особые дни они держались за ручки, имея одну варежку на двоих. Твика рука подрагивала и Стотч поддержки ради, поглаживал своим маленьким-большим пальцем его дрожащие шершавые пальцы. А Твик.. а Твик просто тает. Когда для Баттерса же, этот жест был совсем дружеским… он сам не замечал какой он все таки тактильный и действовал постоянно так, мастерски подстраиваясь под человека сбоку. — Тц.. гх…- что-то он мешкался. — Что-то не так? - спросил Баттерс, оглядываясь на него. Бровь одна чуть поползла домиком и выглядел он чуть взволнованно. — Если хочешь можешь петь, а я смогу сыграть мелодию на пианино. - Твик попытался тоже ухмыльнуться. Получилось криво и дергано, но Баттерс все равно чуть любопытно слабо улыбнулся в ответ, при этом с нескрываемым интересом смотря на него. Твик все думал, как его мелодия на пианино будет звучать, вместе со звонким голосом Баттерса. Его раздумья прерывает тихий звук. Баттерс напевает слова из песни. Он начинает улыбаться и пританцовывать, смешно дергая ногами и припрыгивать, хватая Твика за вторую руку. Баттерса сменил положение, шел спиной вперед, держа две ладони Твика и пританцовывая, напевал строки из песни. Палитра вокруг была полностью белая, белое небо, только голые темно-коричневые деревья разбавляли белый цвет. И такой танцующий Баттерс, в своей голубой курточке и светло желтыми волосами. У Твика на секунду внутри что-то приятно заныло. Они шли вместе, не разлучая пары рук. Баттерс вытворял странные танцевальные движения, Твик безотрывно смотрел на него, с чуть легким удивлением. Баттерс сделал неловкий поворот, прямо как на вальсе, продолжая тихо напевать, неловко смеясь. Его сердце растаяло. Этот момент был наполнен такой милотой и детским очарованием. Все на заднем плане размылось, они были только оба, неосознанно открывая по своему личные грани их личностей. Твик не мог отвести свой взгляд от такого открытого и прелестного Баттерса, танцующий мягкий вальс. На душе было так спокойно, но одновременно сердце билось так приятно быстро, что Твику хотелось подарить этому миру свой робкий смех. Эти чувства отрывали его от земли. Они продолжали так полу-ходить, полу-танцевать, пока Баттерс растерянно оглянулся. Кто-то, спереди чуть издалека ему кричал: — Твик, че с какой-то телкой дэнсишь? - Эрик Картман. Мимо них проходила легендарная четверка отморозков. —Блять Жиртрест, это же Баттерс! - Стэн устало потер переносицу, на фоне откровенного ржача. Баттерс что-то пробормотал, резко расцепив руки и встал наравне с Твиком, жутко краснея, опустив голову. Не ощущая привычного тепла тела возле себя, Твик чуть разнервничался, его недавняя мягкость, сменилась привычным раздражением. Но на фоне раздражения, он впервые в жизни почувствовал, что бесится лишь за то, что Баттерсу за себя стало стыдно. — Вы че типа вместе танцевали? - пока «Местные отморозки» ржали с друг другом на заднем плане, Кенни любопытно спросил у Баттерса. Смешно поднимая брови в вопросе. У него из лица были видны только большие лисьи глаза и чуть выглядывали грязно-песочные волосы. — Да так просто эм…песня классная, типа. - Баттерс неловко мялся, постукивая кулачками в привычном жесте. Еще бы танцует тут как девочонка, еще и поёт – вот позорище. Он еще пуще прежнего вспыхнул. — Ааа окей. - скептически протянул Кенни. Он поглядывал, то на Баттерса, то на Твика. В свою очередь Твик смотрел в одну точку, а именно на обладателя мягкого нрава и еле заметно дрожал. Смех затих и их компанию можно было видеть уже дальше, видимо отошли. Послышалось недовольное кайловское : — Кенни, ну ты идёшь? — Да я щяс. Кенни обратно поворачивается к странному тандему. — Ну что ребят, я пошел. Пока Твик, - он на прощанье чуть ухмыляется Твику. Однако, позже, его пальцы запускаются в шелковистые светлые вихры Баттерса и нерешительно останавливаются, - И пока Баттерс. - Баттерс смотрит с некоторым недоумением, на это Кенни лишь невинно моргает глазками, чуть растрепывает его пушистые волосы и уходит, усмехаясь бросая свое «ариведерчи». Между ними витала некая направленность и наверное несказанные чувства слова. Твик старается не замечать появившееся румяные щечки на лице второго.***
Всю оставшуюся дорогу, Стотч был до боли поникшим и кротким, как в самом начале их общения. Они шли молча. — Баттерс, мы пришли. - чуть хрипло, непримечательно сказал Твик. А внутри него разливалась вся нежность к первой влюбленности. —Ну до завтра. - Баттерс робко поднял взгляд на него. Будто этот жест ему дался очень-очень тяжело, но воспитание не позволяло не попрощаться должным образом.***
Твик возвращаясь домой, осознал - он полностью потерял страстное желание пить кофе. Ему не было нужды подавлять смутное чувство, ведь оно заменилось чем-то странным, но по-настоящему приятным. Зайдя в дом, запах напитка он нашел по-родному домашним, но не желанным. Он глупо улыбаясь, поплёлся на ватных ногах в свою комнату, проходя мимо зеркала, Твик нерешительно улыбнулся и впервые в жизни ему приятна его малодушная улыбка. Широкая и тоненькая, уголки чуть приспущены вниз – немного несмелая улыбка. Заходя в свою комнату, он заметил, что небо неожиданно засверкало, такое синее и глубокое, местами приобретая миловидные светло-розовые оттенки, наполненные звездами, словно Космос. Твик любит Космос. Он был неизведанным и таинственным, порождая желание поскорее постигнуть его, удержаться пока он бесследно не исчез. Твик пообещал себе перед сном, что выучит мелодию, которую пел Баттерс и обязательно ее ему сыграет. Чуть не смеясь от избытка приятных и игривых чувств, он нырнул в постель и уже закрыл было глаза, как вдруг Твику пришло на ум: Он чувствовал себя счастливым… Но отчего он был счастлив? Он ничего не желал, он ни о чем не думал… Он был счастлив. Влюбленность бессовестно играла со струнами его сердца. «Влюблённость» – сладко запела нота в голове. Он приятно зажмурившись, улыбнулся самому себе. «Влюблённость» – уступив рациональным размышлениям, он почувствовал что-то неладное. Влюблённость. Погодите-ка. О. О, НЕТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ.