Научиться доверять

Шрамы на руках Криденса Ньют заметил достаточно давно, ещё на курсе втором. Это были неровные, обрывистые красные следы, словно Криденс постоянно становился жертвой какой-то особо озлобленной кошки, хотя у него и кошки-то не было. У Криденса вообще не было домашних животных, даже совы — ему попросту некому было слать письма. О том, что Криденс сирота и, когда заканчивается очередной учебный год, возвращается в самый обыкновенный магловский приют, знали все на курсе. Хотя жалости это отнюдь не вызывало. Скорее наоборот: Криденс слишком часто, чаще чем полагается для местного козла отпущения, подвергался насмешкам и издёвкам. И Ньют давно хотел бы вмешаться — правда-правда — да только его социальная адаптация среди сверстников была ничуть не лучше. Но теперь они уже на шестом году обучения и оба местные изгои. Ньют чудаковатый в не самом плохом смысле — его обычно просто не замечают, а Криденс откровенно стрёмный по мнению сокурсников. Они учатся на разных факультетах и пересекаются лишь на уроках по нумерологии и истории магии — Криденсу не повезло попасть на факультет Слизерина. Нет, Ньют не считал слизеринцев особенно плохими, ведь везде найдутся дураки, но среди всех факультетов этот казался самым неудачным вариантом для нелюдимого Криденса и вовсе не способствовал его социализации за эти годы, а лишь усугубил ситуацию — к шестому курсу он практически перестал разговаривать с кем-либо, отсиживался на последней парте, учился на одни двойки, а следы, которые безуспешно прикрывал рукавами давно ставшей не по росту мантии становились лишь ярче и больше. Ньют всю свою сознательную жизнь присматривал за животными — магическими и теми, в которых не было ничего волшебного, — так что уже привык к своей позиции безмолвного наблюдателя. Легко вычислял повадки и привычки животных, анализировал их реакции на раздражители, изучал, что им нравилось, что их пугало или злило, делал аккуратные пометки в свои дневники, коих за годы скопилось уже с десяток. Ньют как будто даже не заметил, как между строк о кошках и джарви начали появляться короткие заметки о Криденсе. О том, как он одёргивал рукава и отводил взгляд всякий раз, когда хоть краем глаза улавливал на себе чужое внимание. Как прикусывал кончик пера, когда сосредотачивался. Как заправлял за ухо отросшие вьющиеся пряди смоляных волос, но вскоре, чувствуя себя уязвимым, снова выправлял их и ерошил, чтобы упали на лицо. Когда нервничал, Криденс кусал ногти, когда был относительно спокоен и знал, что вряд ли его потревожат сегодня, потому что профессор Бинс опять увлёкся рассказом об очередном гоблинском восстании, — закрывал глаза и ложился на парту. Когда Криденс спал, или по крайней мере просто отдыхал, черты его лица разглаживались, а кулаки разжимались. Готовый каждый секунду к обороне, в такие моменты он, наконец, находил покой. Ньют поглядывал на Криденса не только на уроках, но и в библиотеке, на улице или в большом зале. Как неизученный дикий зверёк, он всё больше притягивал внимание Ньюта, но сделать первый шаг — подойти, поздороваться, пообщаться или просто предложить молча поделать вместе уроки — смелости не хватало. В Хогвартсе у него была только одна подруга, Лита Лестрейндж, но и это знакомство не было заслугой Ньюта, скорее Лита его приручила, будучи более дерзкой и смелой. Она просто столкнулась с ним однажды, когда убегала от кого-то, и завязала общение. Что её заинтересовало в нём до сих пор загадка, хотя попытки разгадать Литу он давно оставил. Но в последнее время она всё меньше времени проводила с ним и всё больше в компании однокурсниц-слизеринок. Ньют очень долго подгадывал подходящий момент, когда сможет, не потревожив излишне Криденса, завести с ним знакомство, но, как известно, у судьбы на всё свои планы. Идеальный момент никогда не наступает, а вот хаос, переворачивающий привычное с ног на голову, случается неожиданно. Это был самый обычный ноябрьский вторник, если не считать того, что Ньют накануне опять засиделся в своём чемодане, леча приболевшего детёныша жмыра, а посему безбожно проспал, и теперь мчался на урок по зельеварению — Снейп непременно снимет с Хаффлпаффа балл за опоздание. Ну зачем, зачем было ставить занятие с ним первым уроком! — сетовал про себя Ньют, как вдруг со всей дури врезался в кого-то за углом и сбил его с ног. Ньют кубарем покатился, роняя свои вещи на пол под громкий смех окруживших его подростков. Что происходит? Ньют, тихо кряхча от саднящей боли в ладонях, на которые приземлился, обернулся и заметил, что был в кольце сокурсников с Гриффиндора и Слизерина, но он оказался не один в этом капкане: неподалеку на полу сидел Криденс и пятился к стене по мере того, как круг сужался. Он был страшно напуган — да кто не будет в такой ситуации! Ньют ещё совсем не понимал, что случилось, в глубине души только подозревая, что ничего хорошего, быстро запихал обратно свои книги и перья, разлетевшиеся по полу, и поднялся на ноги. — Эй, Бэрбоун, сколько можно доставлять неприятности, а? Смотри, из-за тебя даже Скамандер полкоридора пролетел, он-то что тебе сделал? — Всё в порядке, я сам ви… — но голос Ньюта быстро потонул в десятках других фраз, всё более грубых. Окружающим явно было плевать на Ньюта, он вообще тут случайно оказался. — П-простите, — пряча взгляд, лепетал Криденс. — П-простите, пожалуйста. — Как же ты похож на крысу, омерзительно, — плюнул в его сторону Хаммер, известный своей ненавистью к «грязнокровкам». О родителях Криденса никто ничего не знал, поэтому его легко записали в список местных отбросов. — Отстаньте от него, — попытался встрять Ньют, но опять бесполезно. Кто-то из обидчиков стрельнул заклинанием в Криденса, и вся его одежда сама начала слезать сама по себе, все пуговицы расстегнулись, язычок ширинки резко опустился. Отчаянно умоляя прекратить, Криденс изо всех сил старался удержать брюки на месте под всеобщий хохот. Ньют ничего не мог сделать, кроме как тихо прошептать отменяющее заклятье: уговаривать этих людей, если их можно таковыми звать, бесполезно. Хохот прекратился и все взгляды тут же вперились в него. — Эй, Скамандер! Жить надоело? — огрызнулся Хинч, правая рука Хаммера — долговязый прыщавый парень, у которого из достижений-то и было только родиться у родителей магов. Но, к счастью, заминка вышла достаточная, чтобы Криденс собрал все свои силы, вырвался и сбежал, не имея, правда, возможности прихватить брошенную неподалёку сумку. Ньют тоже решил не терять времени, ведь теперь весь гнев был обращён в его сторону, оттолкнул схватившую его за руку гриффиндорку, и помчался за Криденсом, прихватив с собой его вещи. На зельеварение он уже давно опоздал, но сейчас в голове билась только одна мысль — найти Криденса. Хвала Мерлину, он успел заметить, как в конце коридора мелькнул край мантии и исчез в дверях мужского туалета. Ньют побежал туда. Оглянулся — погони нет. Правильно, к чему это им. Они всё равно увидят Криденса перед следующим уроком. Или на обеде. Или в гостиной Слизерина и даже в спальне. От этой мысли у Ньюта пробежали мурашки по коже. Он давно должен был поддержать Криденса, но дал волю собственной трусости, не осознавая, что жизнь Криденса в Хогвартсе вместо того, чтобы стать сказкой, превратилась в сущий кошмар. В туалете на первый взгляд никого не было. Все кабинки, кроме одной, самой дальней, были распахнуты. Ньют прислушался. Тихий всхлип. Ещё один. Криденс изо всех сих старался сдерживаться, но едва ли был в состоянии. — Криденс? — тихо позвал Ньют. — Это я, Ньют. Я хочу помочь. Ньют говорил максимально ласково и ступал мягко, как будто бы подкрадывался к раненому животному, старался не напугать его пуще прежнего, но всхлипы в то же мгновение прекратились. Криденс боялся. Не знал, чего ожидать: вдруг Ньют с ними заодно? Но как его убедить в обратном? — Пожалуйста, не бойся, — продолжал говорить Ньют, подходя всё ближе, пока не оказался рядом с нужной кабинкой, — я не причиню тебе боли. Я хочу помочь. Криденс молчал. — То, что они делают с тобой, это ужасно. Прости, что раньше не помогал. Я сам, знаешь… не очень смелый. Но… пожалуйста, в этот раз я хочу помочь. Криденс, позволь мне… Тишина. Ньют с опаской оглянулся: что если кто-нибудь зайдёт? И под «кто-нибудь» он подразумевал, конечно, их обидчиков. Но никого, кроме них двоих, в туалете не было. Правильно, урок ведь уже начался, так что им точно влетит за опоздание или прогул. — Открой мне, пожалуйста. Я просто… хотя бы просто побуду с тобой, ладно? Мы поговорим, если хочешь, или помолчим. Мы что-нибудь придумаем, чтобы такого больше не повторялось. Я помогу. Я обязательно помогу, — голос Ньюта дрогнул, его сердце разрывалось от сопереживания этому загнанному, замученному жестокими подростками парню. Тот, похоже, не видел в своей жизни ничего хорошего, и не удивительно, что не мог поверить Ньюту. Появился соблазн использовать заклинание, чтобы вскрыть замок, или залезть на крышку соседнего унитаза и заглянуть к Криденсу, но эту мысли тут же были отброшены — Криденс должен сам пойти ему навстречу, или Ньют только ещё больше подорвёт доверие к себе. Вдруг он услышал новый всхлип — более судорожный и протяжный, чем прежде. Криденс уже не смог его сдержать, его защиту прорвало, и Ньют услышал тихий плач. Он уже подбирал какие-то другие слова, которые бы позволили подступиться, но этого не понадобилось — щёлкнул замок от кабинки. Ньют медленно, очень осторожно приоткрыл некстати скрипнувшую дверцу и увидел, Криденса, с ногами забравшегося на крышку унитаза. Он съёжился одним чёрным комочком, вцепился руками в волосы и плакал. Его мантия, жилетка и рубашка всё съехали набекрень из-за заклинания, а по бледной, почти белоснежной коже предплечий мелкими капельками текла кровь из свежих ранок. Ньют уже давно понял, что это была вовсе не кошка — это Криденс сам ногтями расцарапывал в кровь себе руки в минуты стресса. К шестому курсу на коже уже живого места выше края рукавов не было. Ньют присел на корточки перед несчастным. Бережно, боясь сделать что-то не то, он протянул руку и накрыл ладонью худые пальцы, судорожно сжимавшие волосы. Криденс вздрогнул. — Пожалуйста, не плачь, — Ньют сам был готов заплакать, настолько его захлёстывала чужая боль, — ты в безопасности сейчас. Позволь мне осмотреть твои раны, хорошо? Пожалуйста, Криденс. Не сразу, но после нескольких мягких поглаживаний, пальцы Криденса наконец ослабили хватку. Он медленно опустил руки, продолжая прятать лицо от чужого взгляда. — Спасибо. Беглого взгляда по рукам Криденса было понятно, что без дезинфекции и лечения не обойтись. Он читал о лечащем заклинании, но оно подвластно лишь опытным волшебникам и ему пока не даётся. — Твои руки обязательно нужно обработать. Отвести тебя к мадам Помфри? Криденс яростно закачал головой и пробормотал, отнимая руки: — Не надо, прошу. — Хорошо, не волнуйся. Я не сделаю того, что тебе будет некомфортно, — убеждал его Ньют. Он достал из нагрудного кармана рубашки платок, который носил как раз для таких случаев, но с животными, и произнёс: — Агуаменти. Платок тут же весь до нитки стал мокрым. Ньют отжал его куда-то в сторону на пол и сложил вчетверо. — Можно я хотя бы водой вытру кровь, Криденс? Он кивнул и снова робко протянул руки. Ньют старался касаться свежих царапин как можно более нежно, невесомо, но некоторые следы быстро подсохли и приходилось прилагать чуть больше усилий. Он периодически шептал «прости, пожалуйста, потерпи чуть-чуть», пока не закончил, но проведённая манипуляция не умаляла важности медицинской обработки ран в будущем. Всё это время Криденс не поднимал голову и лишь время от времени шмыгал носом и машинально дёргался от боли, но мужественно терпел. — Раны всё равно надо обработать, у меня есть хорошие заживляющие травы, одно использование — и даже шрамов не останется. Позволь я это сделаю? Только надо сходить в мою спальню. Криденс покачал головой: — Всё в порядке, — он неуклюже ладонью вытер мокрые щеки и нос. — Не надо. — Криденс… — Зачем тебе это? — он вдруг поднял голову, но тут же отвёл взгляд. — Зачем помогать? — Ньют уточнил, рассматривая раскрасневшееся влажное лицо. Как же хотелось умыть Криденса словно новорождённого котёнка, залечить его раны, обнять, защищать. Откуда эти мысли появились? Давно они в нём живут? — Да. — Потому что ты нуждаешься в помощи, а мне не сложно, — простодушно ответил Ньют. — Ты думаешь я слабак? — в вопросе Криденса не было намёка на агрессию или вызов, которые можно было бы ожидать с этим вопросом, спрашивал он вполне искреннее. И Ньют ответил также искренне: — Вовсе нет. Мало кому на твоём месте удалось бы противостоять такой людской агрессии, с которой ты сталкиваешься постоянно. Я думаю, ты очень сильный, что продолжаешь каждый день ходить на уроки и… — он запнулся и умолк, не договорив слово «жить». — Сильный человек бы сопротивлялся. — Сильными людьми не рождаются, ими становятся не без поддержки и любви, — мягко заметил Ньют. Он стеснительно помедлил и добавил то, что обдумывал уже сотни раз: — Криденс… можно я стану твоим другом? Криденс резко поднял на него взгляд. Заглянув в тёмные глубины зрачков напротив, Ньют понял, что впервые, пожалуй, смотрит ему прямо в глаза. Криденса часто дразнили дементором за то, какие у него чёрные волосы и глаза, но Ньюту показалось это мистически привлекательным, и ни капли не пугающим. Загадочным. Таинственным. Но не страшным. Криденс ничего не сказал, но на его лице ясно отразилось, всё, что было на уме: "Ты издеваешься? Пожалуйста, не надо, я уже так устал от издевательств, пожалуйста, хватит". — Я искренне спрашиваю, — на этот раз взгляд опустил Ньют. Ему самому было трудно выдерживать зрительный контакт, особенно в таких смущающих ситуациях. Вдруг его бросило в жар от осознания, насколько близко находились их лица. Ньюту было незнакомо это чувство в отношении людей, ведь так близко он подпускал лишь животных. — Если ты не против, я бы хотел с тобой общаться. — Тебя кто-то из компашки Хаммера подослал? — медленно проговорил Криденс и на всякий случай отодвинулся подальше, будто имело значение, находились ли они на пару дюймов ближе или дальше друг от друга. — Я так похож на кого-то из них? — Не знаю. Может быть. В выражении его лица читалось замешательство, и это было вполне ожидаемо. Ньют облизал пересохшие губы и задумался на мгновение. — Как я могу доказать тебе искренность своих намерений? — Не знаю… Не думаю, что я смогу тебе поверить. — Понимаю, — согласился Ньют. Он действительно понимал, и не рассчитывал на то, что Криденс тут же бросится ему в объятия, хотя в глубине души теплилось это желание прижать его к себе. Непонятно когда и как возникшее, это чувство крепло с каждым мгновением их общения. Возможно, и правду сказала Лита когда-то, что Ньют смотрит на Криденса не как на потенциального друга, а как на очередного зверька, которого ему хотелось бы спасти. Пусть так. Разве это плохо: хотеть помочь, когда человек страдает? — Но если ты не попробуешь, то и не узнаешь. Вдруг ты упускаешь нечто хорошее? Не то, чтобы Ньют был настолько высокого мнения о себе. Он знал, что был порядком нудным и скучным для тех, кому не интересны животные так, как интересны они ему, но в целом он вроде бы был неплохим парнем, ведь так? Криденс не отвечал, лишь покусывал губы, которые и так уже кровили. Слёзы полностью высохли, лишь на щеке осталось небольшое пятнышко крови. — Можно я… — не дожидаясь ответа, Ньют осторожно потёр пальцем перепачканное место. Криденс смутился. — Прости, у тебя там… Кровь была… Он тут же убрал руку. В сердце болезненно защипало. — Я… попробую… — опасливо прошептал Криденс, — попробую поверить тебе. Ньют, счастливый, что ему удалось самую малость растопить лёд, сковавший сердце Криденса страхом и недоверием, поднялся на ноги и протянул ему руку. — Пошли ко мне. Тебе понравится в нашей гостиной. Как раз во время уроков там почти никого нет. Недолго поколебавшись, Криденс ухватился за протянутую руку и слез с крышки унитаза. — У тебя такие горячие руки, — прервав обоюдное молчание, прокомментировал Криденс, когда они уже направлялись в гостиную Хаффлпаффа. — Да, есть такое, — он по-доброму рассмеялся, — не волнуйся, моего тепла хватит на двоих. — Было бы хорошо, — почти неслышно прошептал Криденс, но у Ньюта был достаточно острый слух, чтобы это услышать. Он ничего не ответил, лишь огляделся по сторонам: в коридоре было пусто, даже привидений не видать — и взял холодную как мрамор ладонь Криденса в свою. В отличие от камня, его руки были живыми, мягкими. Ньют не только непременно согреет их, но и растопит корку льда, покрывающую чужое израненное сердце.