Мягкой поступью

Трель телефонного звонка раздаётся посреди почти пустой преподавательской столь внезапно, что пожилой учёный, вздрогнув, выпускает из рук очередной надоевший протокол отчётности. Тот, не выдержав такого пренебрежения, пару секунд кружит в воздухе на манер бумажного самолётика и в конце концов приземляется на пол – впрочем, туда ему и дорога. -Кафедра биохимии, профессор Чижик Олег Романович слушает, - взяв-таки трубку, представляется академик: наверняка не просто так на рабочий, ещё допотопный телефон звонят вместо мобильного средства связи – наверняка что-то первостатейной важности. И тут же слышит по ту сторону трубки такое, что ему приходится безмолвно осесть на стул и мысленно призвать на помощь все высшие силы на свете, лишь бы сохранить спокойствие и не пасть жертвой сердечного приступа на рабочем месте. Только не здесь, не сейчас! -Леночка, неужели? А как ты… Что… Ох, прости, вот ведь я растяпа старый, - в растерянности бормочет профессор, услышав голос бывшей любимой ученицы спустя целых два года, - Конечно, ты у нас всегда самый желанный гость. Конечно, я тебе помогу, посмотрим, подумаем… Приходи прямо сегодня, да. На вахте сидит Геннадий Егорович, он новенький, тебя не знает, скажешь, что ко мне. Или нет, давай я сам лично предупрежу, чтобы тебя впустил… Хорошо, увидимся. Уже преклонных лет учёный суетится, как мальчишка, и действительно звонит на пост охраны и распоряжается без разговоров пропустить в университет Лисину Елену Олеговну – бывшего, а вскоре будущего аспиранта и сотрудника кафедры биохимии. Туговатый на ухо вахтёр безмерно удивляется звонку представителя высшего преподавательского состава – но приказ есть приказ: «надо – значит пропустим, наше дело маленькое, так сказать». Лена переступает порог родной альма-матер уже ближе к вечеру. Уже не цокает, как пару лет назад, невысокими каблуками, а мягко ступает плоскими подошвами удобных осенних ботинок. Да и халата при ней сегодня нет – старый стал настолько безнадёжно велик, что в нём впору тонуть, а новый пока ещё по статусу не положен. Вот вернётся (если вернётся) сюда на законных основаниях – тогда… Лене кажется, у неё за спиной не два года, а целая жизнь. Можно сказать, так оно и есть – в столь короткий промежуток времени уложились смена места работы, обретение близкой подруги, первая (в столь солидные-то двадцать шесть лет!) настоящая и столь же несчастная любовь, брак с нелюбимым, пусть и прекрасным, человеком, развод с ним же и напрочь испорченные отношения с теперь уже бывшим пасынком. И что в итоге всего пережитого она чувствует сейчас, вернувшись «к истокам»? А чувствует она себя дома. Впервые за чёртовы два года. Вот здесь – в величественном, но уже потихоньку ломающемся под гнетом времени университетском здании – её маленькая родина, так уж сложилось. И пусть на вахте встречает совсем другой охранник вместо, судя по всему, ушедшей на пенсию сухонькой семидесятилетней бабы Нади – встречает, кивает, услышав её имя и взглянув на предъявленный паспорт – она уже знает, что четырьмя этажами выше в стенах маленькой преподавательской по-прежнему заключён удивительный мир биохимической науки, в котором каждый пусть и не делает потрясающих человечество открытий, но уж скромное повседневное добро – уж точно. А тех, кто творит не добро, а вовсе даже наоборот, отсюда уже давно изгнали… При воспоминании о некогда профессоре физколлоидной химии, а ныне осуждённом насильнике Валентине Феклистове, с которого и началась её странная ФЭСовская история, на лицо молодой женщины набегает тень – но ненадолго. К счастью, сейчас этот негодяй уже не способен ни на что повлиять и никому навредить. А всех остальных она тут знает, а кого не знает – всегда успеет познакомиться. В конце концов, на то и альма-матер, чтобы год за годом принимать новых членов семьи. Кафедра биохимии встречает её весьма радостно, воплотившись в одной маленькой, но очень деятельной женщине средних лет. Софья Сергеевна Ремизова, в прошлом Жихарева, подняла при встрече с бывшей подопечной такой шум, что на него чудом не сбежались все прочие сотрудники. Но встретить старшую коллегу и самой девушке было в радость, тем более, что та будто эликсир молодости какой отыскала – модно подстриглась, сменила очки, избавилась от вечной старушечьей шали и вообще теперь ей сорок-то с трудом дашь, не что что паспортные сорок восемь. Впрочем, рецепт омоложения и в расшифровке не нуждается, поблёскивая на безымянном пальце обручальным кольцом. Любовь творит чудеса, что и подтвердила сама Ремизова, с нежной улыбкой сообщая последние новости: «Павел Валерьевич докторскую защитил две недели назад. Ждёт подтверждения через несколько месяцев и станет следующим завкафедрой. А я на него смотрю и вижу шестнадцатилетнего Пашку, который мне, пигалице рыжей, цветы с бабушкиной клумбы таскал». От души порадовавшись за счастливых преподавателей, Лена обнимает Софью и спешит на своих мягких подошвах дальше – в самое сердце НИИ. Рассказ о счастливом воссоединении доцентов ненадолго погружает бывшую аспирантку в мрачноватые воспоминания. Нет, она поступила правильно, приняв решение уйти из ФЭС. Через две недели ноги её в этом ледяном здании не будет. Так и не стала она там своей, несмотря на самое искреннее желание. Только сердце разбила так, что теперь там, внутри, пустота. И Игорь это понял. Лене казалось, что бывший муж даже догадался, кто именно поспособствовал этому самому разбитому сердцу и намерению уйти – но, к счастью, не расспрашивал ни о чём, даже на выходе из загса пожелав найти настоящую себя и попросив всегда рассчитывать на его помощь в любом форс-мажорном случае. Вина и благодарность переполняют девушку и сейчас – но жалеть о совершённом не приходится. Что ждало бы её, останься она с ним и на своём прежнем рабочем месте? Саморазрушение, самоуничижение, самоненависть и прочие мерзкие слова с приставкой «само-». Беспочвенные и бессмысленные придирки к мужу, который виноват только в том, что иногда («Чёртово сердце, какой же ты всё-таки подлый орган!») ей нестерпимо хочется назвать его Сергеем. «Так, а вот о бессовестных и бессердечных Кощеях – ни слова,» - одёргивает себя Елена, спеша дальше по коридору. Для того она и уходит, если не сказать – бежит, из ФЭС, чтобы навсегда вычеркнуть из сердца этого недостойного ни слезинки, ни минутки сожаления мужчину. Если ему настолько сломала жизнь измена жены, что он обозлился на весь женский пол скопом и начал спиваться, запарывая работу в лаборатории – это уж точно не её ума дело. Да, любовь по щелчку пальца не проходит. Но она, Лена Шустова, у себя единственная, самая главная и самая любимая и сейчас должна позаботиться о себе. Там, в ФЭС, останется её правда, открытая под строжайшим секретом одной-единственной Валечке Антоновой. Подруга хоть и кажется со стороны «жилеткой», душой нараспашку и всеобщей скорой помощью – но к чужим тайнам относится как к табу. Правда, на Белозёрова теперь смотрит как на насекомое – но другого отношения он и недостоин, шовинист, женоненавистник и пьяница. Почему у неё не получилось полюбить Игоря, с первой встречи не скрывавшего искренней симпатии к ней, постепенно перерастающей в более сильное и глубокое чувство? Почему своё глупое, не знающее ещё любовных потрясений сердце она раз и навсегда отдала бледному вечно растрёпанному и озлобленному мужчине, которому это самое сердце сто лет в обед не нужно? И помощь её, и забота оказались не нужны – Елена ещё нескоро забудет, как в ответ на её простые ненавязчивые попытки помочь он орал «да вали обратно в свой НИИ, достала! Толку от тебя – свою семью и то сохранить не смогла». Тогда он только-только развёлся со своей Светланой, а она – с Игорем. Но никакой надежды на взаимность от этого в её душе не поселилось – разве что облегчение от того, что никого больше не обманывает своей нелюбовью. А сейчас чаша её терпения переполнилась. «Вас поняла, Сергей Вениаминович – в НИИ от меня толку гораздо больше. Кстати, за пьянки и похмельный вид по утрам оттуда увольняют. Спасибо за поддержку моей идеи,» - сказала она позавчера и поняла, что озвучила истинные свои мысли. Не на эмоциях, не в запале – а именно то, что решила. В ФЭС ей и в самом деле не место – работа, касающаяся пусть и косвенно уголовников и прочей грязи, тяготила, приступы сожаления («А ведь могла бы я сейчас писать кандидатскую и готовиться к очередной паре у наших балбесов…») одолевали всё чаще, а теперь ещё и последние уцелевшие осколки розовых очков слетели, показав истинное лицо всё ещё любимого, но совершенно не подходящего ей человека. Вчера ещё раз всё взвесившая и сформулировавшая окончательное решение девушка появилась на пороге кабинета Галины Николаевны с уже написанным заявлением. Как ни странно, уговаривать её не стали. Видимо, полковник Рогозина изначально серьёзно отнеслась к её «я по сути преподаватель и исследователь, а не криминалист», произнесённому при приёме на работу. Полковник знала, что если однажды Лена и уйдёт – то только в одно-единственное место в городе и в мире вообще, где её примут безусловно. Такой, какая она есть. Повзрослевшей, более спокойной, уставшей, с потухшими от пережитой несчастной любви глазами, но по-прежнему не растерявшей ни педагогического энтузиазма, ни веры в своё призвание. Поэтому поняла и отпустила, за что заслужила в глазах бывшей подчинённой ещё больше признательности и уважения. И вот теперь – дома. Поворот налево. Старая обшарпанная дверь. Стучать три раза, как привыкла ещё со старших студенческих курсов. -Олег Романович, это я. Любимый научный руководитель встречает чуть ли не со слезами на глазах. Неверящее «я думал, ты уже забыла сюда дорогу» тонет в её собственных уже не сдерживаемых всхлипах. Здесь – дом. Здесь всё слишком искренне, тепло и уютно. Обсуждение формальностей займёт не более получаса – а будущее им и так известно. Две недели пролетят молниеносно. Гораздо быстрее, чем протрезвевший замначальника ФЭСовского техотдела успеет что-то заметить или тем более осознать.