Академ

      Арсений впервые видит его в конце августа, когда новоиспечённые первокурсники встречаются у основного корпуса университета, чтобы познакомиться с куратором. Он выделяется из толпы: высокий, выше остальных парней в их группе, хотя сам Попов всего на несколько сантиметров отстаёт. В классических брюках его ноги кажутся бесконечно длинными; в тёмной рубашке сто процентов жарко под пока ещё летним солнцем. На обоих запястьях бликуют браслеты, звенят, когда он вскидывает руки, практически на каждом пальце кольца, а в районе ключиц болтается цепочка. Антон стоит чуть поодаль от общего круга и просто изучает всех. А Арсений следит, как в светлых кудряшках путаются солнечные лучи, образуя светящийся ореол. Зелёные глаза пробегаются по нему оценивающе, но не задерживаются, переходят на следующего человека.       Попов старше своих однокурсников: проучился два года на менеджера, а потом вдруг понял, что не его. Творческая жилка не давала спокойно спать, потому что не находила реализации в полной мере. И в один момент Арсений понял, что хочет пойти учиться на издательское дело. Книги он любил с детства, находил в них всё, чего не хватало в жизни. И почему бы не работать с тем, что нравится? Поэтому, даже не сдавая экзаменов, в конце второго курса он забрал в деканате документы и поступил на платное отделение в другой ВУЗ. Родители против не были и даже сразу оплатили все пять курсов обучения. Отец тогда сказал, что любой хороший родитель обязан дать своему ребёнку образование. И не важно, что этому самому ребёнку уже двадцать лет и свой небольшой бизнес.       Вспомнить, когда они впервые заговорили, невозможно. Это было слишком давно. Арсений долго просто молча следит за Антоном в университете, на парах, на перерывах. Тот оказывается очень социальным парнем, общается понемногу со всеми — кроме, на удивление, самого Арса — однокурсниками. К небольшой зависти Попова находит общий язык с преподавателями, в то время как Арсению приходится из кожи вон лезть ради этого. Арсеньевский педантизм, перфекционизм и синдром отличника заставляют прыгать выше головы, зубрить предметы, пренебрегая сном и едой, и стараться быть идеальным во всём. Антон же не сильно напрягается: посещает лекции, но не конспектирует; делает домашку, но часто импровизирует; налегке готовится к экзаменам и зачётам, начиная за пару дней, но сдаёт всё равно лучше. И это бесит.       Шастун выделяется ещё за несколько дней до начала обучения, когда на сайт универа выкидывают списки групп. Каким-то невероятным образом он находит всех, добавляя в общую беседу. Арсений в тот день впервые залипает на его фотографию, аргументируя тем, что он — эстет, а Антон — объективно — красивый. А после этого, едва стрелка часов переваливает за полночь, Шастун терпеливо объясняет ещё незнакомой однокурснице, что значит «чётная» и «нечётная» недели в расписании, скидывает более удобный его формат и «для любителей цветных табличек» выделяет, в какие дни какие корпуса. Первая пара — физра. Арсению даже смешно от этого. Он — как истинный параноик — находит очередное здание своего нового университета и вход в него за неделю до начала обучения. А потому пишет в ту самую беседу, что может встретить однокурсников и показать, как пройти. Антон самый первый одобряет эту идею. И с первых минут в душной мужской раздевалке понимает: он пропал. Эстет внутри верещит от восторга, потому что тело у Шастуна — что надо.       Первые два года обучения они практически не общаются в университете, изредка только здороваются. Антон вроде как вливается в компанию девочек, но вскоре остаётся особняком, при этом контактирует со всеми. Арсений же — видимо, в силу возраста — не сближается ни с кем. На парах сидит в районе последних рядов, перерывы проводит в наушниках.       Первое время они только редко списываются по учёбе. Шастун аргументирует это тем, что Арсений — один из немногих умных и ответственных людей в их группе. Они делят некоторую домашку напополам, так как объём заданий слишком велик, чтобы успевать выполнять его поодиночке в короткие сроки. И Арсений никогда не говорит Шастуну, что просто скидывает свою часть, а его — просто просматривает, отмечая ошибки. Арсений делает работы в полном объёме сам. Тревожность от возможности упустить драгоценные частицы учебного материала не позволяет делать только половину. Перед первой сессией они делят билеты. И тогда Попов впервые расслабляется, находя в подробных конспектах только двадцать вопросов из необходимых сорока. Полагается на Антона и не прогадывает. И тогда же, во время той самой первой сессии Арсений понимает, что хотел бы сблизиться с Антоном. Арс: Привет. Ну что, когда билеты в группу кидать будем?

Антон:

Привет

Хз, я немного не в состоянии сейчас заниматься этим

моя часть готова, кину в общую беседу, пусть

хоть кто-то порадуется.

Плюс возможно я вообще не буду этим заниматься,

мб академ возьму.

      В тот момент Попов понимает, что что-то произошло. И следом приходит осознание, что огромного желания ходить в университет, где рядом с большим окном не будет сидеть Шастун, не будет. Пальцы печатают быстро, Арсений даже не задумывается над расположением букв, просто по мышечной памяти набирает сообщение. Арс: С тобой всё в порядке?

Антон:

Ну, со мной — относительно

      Что это значит, Арсений не понимает, но лезть дальше не собирается. Он просто однокурсник, так что обнажать душу перед ним Шастун явно не будет. В тот момент Попову просто некогда себя накручивать: впереди два оставшихся экзамена. Как назло, самых тяжёлых.       С преподавателем по Истории книжного дела у Арсения не складывалось, хотя предмет был интересным. По какой-то непонятной причине мужчина не принимал его ответы, даже если те были основаны исключительно на выданной самим профессором литературе. Зато с Антоном Николай Евгеньевич вёл долгие беседы и всегда его отмечал. Именно на его парах Попов с Шастуном дискутировали, спорили, швырялись аргументами, словно заклинаниями в волшебной дуэли, но всё-таки изредка приходили к консенсусу. И Арсений после ИКД всегда был воодушевлён, почему-то эти недолгие диалоги с Антоном дарили прилив энергии.       С экзамена Арсений выходит расстроенным, и даже мысль о том, что теперь его ждут каникулы и поездка в Омск к родителям, не воодушевляет. Ему поставили четыре. Несмотря на то, что он весь семестр исправно ходил на пары и в дождь, и в град, и в метели, и даже в чёртовы восемь утра! Он делал домашки, отвечал на каждом семинаре, а в результате получил звонкую пощёчину в виде фразы «вы слишком поверхностно знаете материал». Да чёрта с два! Две недели он зубрил билеты, и ладно, если бы просто зубрил, но нет, Арсений вникал в каждый вопрос, разбирал его, искал примеры и разбирался в каждом подводном камне. Он был уверен в своём ответе, не стал ничего писать, а приземлился на стул напротив преподавателя сразу же, после того, как вытянул билет.       Тем не менее, обидное «хорошо» портит столбик идеальных «отлично».

Антон:

Ну чё там как Тарханов?

Если не секрет кншн

      Сообщение приходит ровно в тот момент, когда Арсений зло швыряет куртку на пуфик в небольшой прихожей. Стягивает ботинки, моет руки и плюхается на диван, доставая телефон. Арс: Привет 4) У тебя что?

Антон:

Э… А как так

меня до пятёрки дотянул

я думал, раз мне поднял, то и тебе должен был

(

Арс: Ну, он мои ответы на парах не засчитывал обычно А тебя, как раз, отмечал Так что, не удивительно Ты молодец Я вот сплоховал Остальное всё на отлично сдал А ИКД не дотянул)       Арсений уверен, что на этом их диалог оборвётся, но сначала статус под именем Антона показывает «печатает…», а после пропадает. Проходит минута, которая кажется Арсению слишком длинной, и в диалоге появляется голосовое сообщение. Морозный январский вечер уже не кажется таким противным. Антон поддерживает его, негодует на противного препода и заявляет, что Арсению нужно «расслабить булки» по поводу учёбы.       Они общаются ещё с пятнадцать минут, полностью переходят на голосовые сообщения. И Попов никогда не признается, что переслушивает каждое по несколько раз, наслаждаясь лёгкой прокуренной хрипотцой.       Каникулы пролетают быстро, Арсений занимается разработкой новых идей для своих футболок. Одну берёт из переписки с Шастуном. «Я перестал высыпаться». Антон с начала семестра нередко пишет первым, узнавая что-то по учёбе, другие темы они не затрагивают, что не может не расстраивать Арсения, который вдруг осознаёт, что хочет как минимум подружиться с ним.       Характер у Шастуна не самый лёгкий. Он часто выводит особенно эмоциональных однокурсниц своей прямолинейностью и некоей твердолобостью. Сарказм — бессменный спутник. А токсичность льётся ежедневно. И, на удивление, Арсения всё это не смущает. Он сам такой же, но в душе. Стержня в характере не хватает, чтобы проявлять свою тёмную сторону. Зато в редком общении с Шастом он спокойно высказывается о том, что ему не нравится, что бесит и кто раздражает. А Антон слушает и поддерживает. А в аудиториях Арсений — единственный, кто действительно может осадить Шастуна, когда того заносит.       На одной из пар по всё тому же ИКД они снова сцепляются в споре. И вроде сначала всё идёт нормально: однокурсники отвлекаются на свои дела, гуглят следующие вопросы, чтобы не упасть в грязь лицом; а Николай Евгеньевич только и успевает метаться взглядом от одного парня к другому, выслушивая аргументы оппонентов. Арсений лениво отражает все выпады Антона, пытающегося отстоять своё мнение. А тот в моменте кидает колкость по поводу неумения Попова не быть лучшим. И во фразе столько токсичности, что Арсений сразу же закрывается, захлопывается, как ракушка. Хмурит брови, перестаёт смотреть в изумрудные глаза, скрещивает руки на груди. А после уходит в игнор, не отвечая на мимолётные вопросы в перерыве.       После пар они расходятся. Попов закидывает на плечо рюкзак и вылетает из аудитории, не попрощавшись. И нет, это не новость, с Антоном он никогда не прощается. Точнее, это Шаст с ним не прощается, смываясь из поля зрения первым. Но почему-то именно сейчас Шастуну кажется, что он разрушил тот шаткий мостик взаимопонимания, который они успели выстроить. Становится стыдно.       Стикер с приветом прилетает поздно ночью. Арсений не спит. Лежит в постели, безучастно листая ленту какого-то новостного сайта. Домашка сделана, завтрак приготовлен, поэтому можно ненадолго заняться самобичеванием. Обычно он Антону отвечает сразу, но в этот раз выжидает — целых! — восемь минут. Но сдаётся, так как интерес берёт верх. Арс: Привет       Вот так ему, ни стикеров, ни смайликов, ни скобочек. Прекрасно понимает, что ведёт себя как ребёнок, а Антон даже не почувствует, сколько обиды вложено в одно-единственное слово. Ответ прилетает сразу же:

Антон:

У меня тут очень странный вопрос

ну или, эм, просьба…?

      Он ещё что-то печатает, но Арсений решает быть хладнокровным и безразличным. Даже, блять, не извинился. Просьба у него. Конечно, ничего удивительного.

Антон:

Можешь посоветовать книгу?

Арс: Жанр, пожелания?

Антон:

Ну надо, чтобы была какая-нибудь книга, где плохой

чел загадывает желание, которое может поссорить товарищей (

В общем, я эт, извиниться хотел за тупое желание, которое звучало:

«О, а заарбузь с нифига Арса»

      Смайлик неловкости должен, видимо, смягчить Арсения. Извинения удивляют, это не в стиле Шаста. Попов задерживает взгляд на «товарищей». Ого, а он-то думал, что Антон его считает просто однокурсником. Обида всё ещё не отпускает, а потому Арс не без извращённого удовлетворения находит нужную ссылку. Отправляет и делает вид, что не замечает сообщения с извинениями.       Глупо ли? О да.       По-детски? Определённо.       В этом весь Антон: импульсивный и азартный. Он делает футбольные ставки, вступает в полемику, постоянно делает что-то на спор. С Димой Позовым из параллельной группы он подружился не так давно, исходя из наблюдений Арсения. Но уже успел натворить дел. Они вечно брали друг друга «на слабо».

Антон:

Я даже тыкать не хочу

Страшно

Арс: Как знаешь

Антон:

А

404

Пон

      Он больше ничего не пишет, а Арсению становится совестливо. Ну, извинился же. Выдерживает не больше десяти минут, после чего отправляет лаконичное «проехали». Обиду он отпускает чуть позже, на следующий день, если быть точнее, когда замечает, как Антон сыпется с шутки Димы и сгибается в три погибели, положив ладонь на плечо друга. Тогда Попов впервые ловит себя на мысли, что хочет оказаться на месте Позова.       Так проходит первый курс и практически заканчивается второй. Они делают вид, что не общаются в универе, а в переписке помогают друг другу с домашками, иногда шутят, а иногда — крысят однокурсников. Арсений потихоньку свыкается с мыслью, что он для Антона только товарищ, даже не друг. И принимает факт своей симпатии.       Конец второго курса знаменуется курсовой работой. Опыт у Арсения есть, писал по менеджменту, а потому уже знает все приколы. Тему выбирает ещё в первом семестре, собирает материал, структурирует, выделяет основные моменты. К двадцатым числам мая работа уже давно написана, одобрена и распечатана. Остаётся только защита, за день до которой Антон сообщает, что не готов. И не в том смысле, что он написал, но плохо, нет. У него есть только тема. Попов предлагает помочь, но тот отказывается. Заявляет, что сделает всё летом.       Преподаватель по основам редактирования — ветреный мужчина пятидесяти лет. На лекциях он рассказывал про собственный опыт, на практиках изредка спрашивал что-то, в теории связанное с предметом. Курсовые проверял на отшибись, а потому работа Арсения уже три недели висит непрочитанной в диалоге.       В день защиты хочется отстреляться быстрее, чтобы не колотило так сильно. Он взрослый мужчина, а до сих пор не может принимать собственные оплошности, поэтому волнуется, хотя материал знает идеально.       Общая беседа кипит: все занимают очередь. Арсений приоткрывает окно, рядом с которым сидит, и пишет, что пойдёт пятым. Первое место «застолбить» не успевает. Окидывает взглядом аудиторию: преподавательский стул пуст, все однокурсники в телефонах. Антон сидит в противоположной стороне — Арсений занял его место, посчитав, что оно счастливое — и заискивающе изгибает губы в улыбке. А потом вдруг вскидывает голову, цепляя взгляд Попова и приподнимает смартфон. Мол, зайди в беседу.       Там уже целая ссора. И это довольно смешно, учитывая, что те, кто строчат капсом и с восклицательными знаками гневные сообщения, сидят с постными лицами, лишь изредка проявляя хоть какие-то эмоции. Арсений отправляет стикер, на котором пса гладят по холке, Антону, который в очередной раз доводит однокурсников до ручки. В личку прилетает сообщение. Общая беседа уже не так интересна.

Антон:

Жду, когда погладишь теперь

Арс: Испорчу тебе причёску)       Неловко ёрзает на стуле, так как совсем не невинные картинки мелькают в голове. И как он только провёл цепочку от поглаживания щенка к поглаживанию кое-чего другого? Непонятно.

Антон:

как испортить то, чего нет…

ясно отмазки начал искать

Арс: Это был факт, а не отмазка

Антон:

да-да

так я и поверил

у нас в Воронеже, да и в Омске, насколько я знаю

сливаться не принято

      Ехидный смайлик и такое же выражение лица Шастуна поддевают. Арсений встаёт, привлекая внимание нескольких девушек и уверенно идёт в сторону Антона. Он прекрасно знает, что тот каждое утро тратит кучу времени, чтобы привести вихры на голове в порядок. Пальцы уверенно зарываются в чуть жёсткие волосы, треплют их, превращая в подобие взрыва. Игнорирует удивлённые взгляды и явное недовольство Шастуна, который не ожидал такого поворота.       — Я вообще-то пожёстче люблю, — кидает Антон в спину. Гул смешков проходится по аудитории.       — Дверь знаешь где, — старается не выдавать эмоции, голос звучит ровно.       — Слева от тебя? — Арсений фыркает, понимая, что Антон про окно.       — В твоём возрасте уже пора различать предметы. Обычно ребёнок учится этому до полутора лет, — неуютно от количества внимания. Хотя, этого следовало ожидать. На парах их споры были привычным делом, а просто так они на людях не общались.       — О как заговорили, — Антону явно по душе происходящее. Он откидывается на явно маленький для него стул и вытягивает скрещенные ноги вперёд, те забавно выглядывают из-под парты, — ох уж эти старпёры. Никакого веселья. Процитирую классика: я лучше сдохну ебучим ребёнком, чем состарюсь и стану тобой.       Кто-то из девчонок на выдохе произносит «раунд», а Арсений зеркалит позу Антона. Этот бой явно останется за ним.       — Поучи классиков лучше, малыш, там не ребёнок, а ноунейм.       Да, он тоже знает Оксимирона. И, видимо, получше Шастуна, чьё лицо сейчас выражает явное удивление произошедшим. Они бы, вероятно, продолжили, но в аудиторию входит преподаватель. Начинается защита. Арсений сразу же утыкается в папку, но отвлекает вибрация телефона. Со вздохом он отвечает на сообщение

Антон:

Хватит мне в шугардэдди навязываться

сидит воспитывает

Арсений: Ты видишь подтекст там, где его нет)

Антон:

Ты вносишь подтекст туда где он не нужен!

Арс: Это ты его видишь Всё Я готовлюсь И, предвидя твои следующие слова, да, сливаюсь.       Арсений уже собирается убрать телефон, но Антон не отступает. Три сообщения прилетают одно за другим

Антон:

заметь, зрение у меня плохое, значит подтекст очень отчётлив с твоей стороны, что ДАЖЕ Я УВИДЕЛ да ладно, Арс, сдашь ты чё бузишь я так-то удачи хотел пожелать но раз ты не хочешь…

      Арсению приятна поддержка, пусть и в исключительно антоновской манере. Он хочет написать спасибо, но почему-то печатает другое. Арс: Такой сладкий мальчик, уже в роль вживаешься?)

Антон:

ага

сахарный человек

за голубую монету работаю

надеюсь, ты выкупишь прикол, а то вокруг меня люди,

которые такие шутки не понимают (((

Арс: Ты потерял своё сердце?       Он всего лишь отвечает следующей строчкой песни, чтобы Антон понял: он выкупает. Но последующий вопрос спирает дыхание.

Антон:

так ты пытаешься его украсть?

Арс: И мысли не было, пока ты не сказал

Антон:

ТО ЕСТЬ ТЕПЕРЬ ЕСТЬ?!

ээээ

я не дамся

хотя

смотря за сколько

Арс: За голубую монету?)       Сообщение остаётся неотвеченным. Кажется, перегнул палку. Вероятно, скобочка была воспринята неправильно. Идиот. Волнение вспыхивает с новой силой, но уже не из-за предстоящего выступления. Арсений старается отвлечься, но ничего не выходит. Поэтому, когда наступает его очередь, Попов чуть ли не в истерике бьётся. Папка в руках подрагивает, когда он протягивает её преподавателю. Смотрит в стену, но движение на периферии взгляда привлекает внимание. Антон одними губами произносит «ты сможешь» и уверенно кивает.       Курсовую он защищает на «отлично».       А потом он узнаёт, что тот самый ветреный препод поставил «отлично» и Антону. И Арс, хоть и рад глубоко в душе, искренне негодует, ведь работу Шастун так и не написал…       Они не общаются всё лето. Арсений бы и счастлив написать что-то, но слова просто не находятся. Он воспринимает это как возможность усмирить беснующееся сердце. И кажется, что даже немного выходит. А потом Антон спрашивает, как его каникулы, и происходит конкретный откат. Моральное удовлетворение от одного вопроса даже немного пугает. В душе разливается приятное тепло, а сам он с улыбкой расписывает, чем занимался. Беседа растягивается на несколько часов, за которые Попов даже не меняет своего положения.

Антон:

Мне скучно

Требую революцию

      Арсений только недавно вернулся из Омска и успел только сходить в магазин за продуктами и засесть за разработку новой футболки, когда приходит уведомление. Его мини-бизнес развивается более чем хорошо, что не может не радовать. На сообщение от Шастуна он только закатывает глаза. Снова тому не сидится на месте. Но Арсений не может не отметить, что у него просыпается интерес. Арс: Опа И что ты придумал в этот раз?

Антон:

Тебя на пост старосты)

      Истеричный смешок вырывается неосознанно. Арсений отнекивается, пытается слиться, но Антон не отступает. Закидывает его аргументами, почему нужно соглашаться. Припоминает все оплошности нынешней старосты. А ещё говорит, что его предложение воспримут в штыки, тогда как Арс — провозглашённый отцом группы — имеет больше власти над однокурсниками. «Ты, конечно, можешь предложить и меня, но можешь и себе место забрать». Арс: Не пойму Ты сам хочешь быть старостой?

Антон:

Нет, я просто хочу что-то учинить

Революция подойдет

      Арсений смеётся: в этом весь Шастун. Ему стало скучно — душа требует перемен — и необдуманные поступки уже совершаются. В конце-концов Антон подговаривает Кристину — девушку из группы, с которой он хорошо общается — вкинуть предложение о смене власти. И тут происходит пиздец. Антон звонит ему, в слух зачитывая гневные сообщения от — пока ещё — старосты, комментирует их и заставляет Арсения хохотать до колик в животе. Сам он периодически обороняется от нападок в сети, сохраняя при этом спокойствие. Ближе к вечеру восемьдесят процентов группы за то, чтобы Арсений был старостой.       Нахрена ему это нужно? Непонятно. Просто решил помочь Антону побороть скуку. Не то чтобы Арсу нечем было заняться… Но это хороший вариант сблизиться с Шастом. И кто он такой, чтобы отказываться?       — Ну ты и дурак, Арс, — шепчет он себе, стоя напротив запотевшего зеркала в ванной.       С этого момента происходит радикальное изменение в их взаимоотношениях. Они сближаются, начинают общаться больше. Это всё те же беседы по поводу учёбы, но добавляются ещё и личные разговоры. Всё, как и хотел Попов. Так Арсений узнаёт, что у Антона проблемы с отчимом, из-за чего есть желание съехать; что он работает организатором мероприятий после универа; что влюблён в Иру Кузнецову из поточной группы…       Этот факт отдаётся неприятной резью под рёбрами. И Арсений решает, что просто будет рядом, когда Антону будет нужно. Забивает на собственные чувства, понимая: это единственный вариант наслаждаться общением вне стен ВУЗа. Он залипает на парах, рассматривая профиль Шастуна. Тот постригся, немного отрастил щетину, даже подкачался. И периодически ловит взгляд нефритовых глаз.       Они даже контактируют на людях. Правда, это скорее взаимный обмен колкостями и едкостями, но так уж у них сложилось.       Знакомые незнакомцы — характеризует их отношения Арсений.       Он понимает, что основа общения всё ещё учёба. И когда Антон говорит про академ — не всегда в шутку, — это ранит. Шаст зачастую спрашивает о том, какой сюрприз лучше сделать Ире, как порадовать. Перед новым годом всю ночь ходит по круглосуточным магазинам в поисках какой-то любимой корейской сладости Кузнецовой. А потом неделю лежит с температурой под сорок. На четырнадцатое февраля организовывает ужин в шикарном ресторане и ведёт в Мариинку. На восьмое марта готовит ей квест, бегая по всему центру города и договариваясь с локациями.       А Ира то отшивает его, то даёт шанс. Катает на эмоциональных качелях так, что Арсению кажется, скоро ебанёт солнышко. Антона штормит от этого — так кажется снова, — а Попов просто остаётся рядом и поддерживает.       Шастун, в свою очередь, помогает бороться с демонами Арсения. Они сходятся на том, что оба не умеют просить помощи, и однажды Арс перешагивает через себя, делая это. А Антон помогает. Без привычного сарказма и подначивания. Просто откладывает все дела и помогает, потратив на это полтора часа.       А ещё Антон начинает следить за его режимом сна, заставляя ложиться не в половине пятого утра, а хотя бы в час. Звонит, чтобы разбудить на утренние пары, так как знает: Арс — сова. И периодически таскает любимые шоколадки в знак благодарности за помощь по учёбе. Попов же ругается с Антоном из-за того, что тот литрами пьёт энергетики.       В октябре у отчима Шастуна появляются проблемы с бизнесом, из-за чего они рассматривают вероятность переезда. Арсения переёбывает от этого. Он несколько часов успокаивает Антона, пока тот не признаётся, что действительно полегчало. Он выдаёт шутку, что Арс слишком необъективен, потому что даёт яркую личную оценку ситуации. Арс: Я это говорю как твой знакомый/товарищ/друг (нужное подчеркнуть)

Антон:

Хах, для себя подчеркнул)

      Что именно он там для себя подчеркнул — непонятно.       А потом Арсению приперает разработать целую коллекцию одежды, и он перестаёт спать ночами. Антон шутит про то, что группа обязательно скинется ему на гроб. Арсений отвечает, что хочет чёрный, матовый, с его цитатами белым маркером на крышке. Такой режим отражается и на менталке, и на отсутствии сил, и на учёбе, что напрягает и Попова.

Антон:

Привет

Будешь на стилистике сегодня?

Арс: Да, но я только закончил Есть ещё час поспать

Антон:

Арс, время восемь утра

ты там это…

такими темпами тебе реально в комнатку деревянную надо будет

ну в целом час это целых 60 минут…

Арс: Я тебе больше скажу У меня потом в восемь собрание с дизайнером Домой раньше двенадцати не доберусь       Следом прилетает семь гневных стикеров, которые Антон просто обожает, так как «они спектр эмоций передают весь». Он заявляет, что слишком агрессивно писать «тебя бы по башке уебать», а вот стикер, на котором «кот пиздит кота» — не так плохо.       Когда Арсений в утро воскресенья на следующий день оказывается в сети в девять часов, Антон негодует:

Антон:

ты чо не спишь?

Арс: Работаю ещё       Попов выслушивает целую лекцию о том, что невозможно заработать все деньги мира, что это того не стоит. Арсений признаётся, что понимает: трудоголизм — не совсем хорошо.

Антон:

Так и скажи ты в секте

Арс: Почти

Антон:

О, стадия неприятия ещё?

Арс: Скорее отрицание

Антон:

А когда настанет стадия «Арс пиздует спать»?

ИДИ СПАТЬ!

Мне мёртвый староста не нужен,

мне и чёрным кардиналом марионеточником хорошо быть

Я думал, я дурак, когда работал без выходных

Арс: Есть такое, я немного шибанутый в плане работы

Антон:

Немного?

В плане работы?

Всё, пиздуй в кровать

Иначе я приеду и привяжу тебя к ней

      Арсений заставляет себя не писать, что он только за. Засыпает, прокручивая в голове все моменты с Шастуном.       Перед парами, пока они стоят во внутреннем дворе в ожидании преподавателя, Попов старается не смотреть, как Ира упирается лбом в солнечное сплетение Антона, а тот обнимает её в попытке согреть. У Арсения подгорает, ему неприятно, он, кажется, ревнует.       Шастун всё ещё лучше него в некоторых предметах, но это уже не так обидно. Арсений учится справляться со своим перфекционизмом, а Антон помогает.       В какой-то момент их переписка приходит в тему ЛГБТ. Арс лаконично отвечает, что толерантен ко всем, Антон же расписывает простыни сообщений, объясняя, что не против геев и лесбиянок. Но не понимает — и не принимает — трансгендеров, привязывая к тому, что они «лезут в спорт», а это нечестно.       А перед последним экзаменом Антон помогает Арсению успокоить паническую атаку. Он водит пальцами по рукам, а правую ладонь кладёт в район сердца. Лбами они сталкиваются внезапно, и резкая звенящая боль немного отрезвляет. А ещё взгляд на слишком близком расстоянии и его голос. Арсений справляется с паникой, пока Антон находится рядом.       У Шастуна депрессия к концу семестра, он записывается к психологу. Арс понимает это через посты в тгк, который Антон создал не так давно. Пишет ему, аккуратно прощупывает почву, границы дозволенного. Причин слишком много. Навалилось всё разом: проблемы в семье, работа, завалы по учёбе и Ира. Как оказалось, Кузнецова рассталась с ним, а через три дня оказалась в постели их общего друга. Это сильно ударило по Антону. Но червячок сомнения терзает: что-то не так.       Арсений не давит, а просто предлагает писать, если будет желание. И Антон пишет. Рассказывает: в моменте понял, что на грани суицида. И Попов выносит ему мозг, а потом поддерживает. Кажется, это сближает, но Антон больше не пишет, только выпускает посты в тгк.       Робкий шаг вперёд и два назад, блять.       Начало четвёртого курса Арсений ждёт с нетерпением, потому что начнёт чаще видеть Шастуна. И пофиг, что тот, кажется, побоялся своей же откровенности. Вот только Антон не приходит. За два месяца он появляется в ВУЗе несколько раз. Уставший, заросший, с синяками под глазами. Шастун садится за ним, периодически шутит шёпотом, заставляя Арсения приглушённо смеяться. И Попов не понимает, что происходит.       — Всё нахер, я в академ, — бурчит Антон, прикуривая сигарету в перерыве.       — Что с тобой происходит? — Арсений не любит табачный дым, но всё равно стоит рядом.       — Хочу съехать, для этого нужно много работать. На учёбу времени нет.       Фраза повисает в воздухе без ответа. Арсений боится этого, но молчит, так как нужных слов не находит. В этот раз Антон настроен серьёзно, но толика надежды всё-таки остаётся.       Шастун пропадает ещё на две недели.       Арсений злится, запускает учёбу, отдавая предпочтение своему раскручивающемуся бренду. Это помогает отвлечься. На обязанности старосты он тоже практически забивает. Он согласился-то из-за Шаста, а теперь всё бессмысленно. Арс скроллит переписку в рабочем чате, пока нехотя едет на учёбу.       Уведомление из тгк Антона не оказываются смахнутыми вверх, как несколько сообщений от однокурсников ранее. Попов сразу же кликает на него. Немного трясёт ногой, пока кружочек с крестиком внутри словно нарочито медленно погружается. Простое фото. Бумажка какая-то в руке, но фокус внимания Арсений держит на другом. На фоне длинные ноги в клетчатых штанах, мокрая от недавно прошедшего дождя плитка, похожая на ту, что лежит около входа в универ. Длинные окольцованные пальцы держат листок. Кутикулы все в заусенцах: снова волновался и грыз их. В такие моменты он впивался коротко стриженными ногтями в ладони, оставляя на них аккуратные полумесяцы. Арсений приближает фотографию, рассматривая всё до мельчайших деталей, но не фокусируется на самом листке. Ну, это же Антон, что он может показать?       Уже собирается вернуться к чтению беседы, вернув фото в изначальный размер, но подпись «Ну штож» — вполне в стиле Антона — привлекает таки внимание. Арсений смотрит на фотографию, пытаясь рационально структурировать мысли. Глаза в хаотичной дрожи бегают по черному мелкому шрифту, но буквы не складываются в слова. Приходится зажмуриться и глубоко вдохнуть. Рядом присаживается громоздкий мужчина, сразу же раздвигая ноги, чтобы устроиться удобнее. Арсений фыркает, прижимаясь ближе к стеклу. Неприятно. Возвращает внимание к листку.       «Ректору Санкт-Петербургского государственного…»       «От Шастуна Антона Андреевича…»       «Обучающегося института…»       Пропускает лишние, ненужные сейчас строчки. Цепляется за жирным шрифтом напечатанное: «ЗАЯВЛЕНИЕ», которое не даёт читать дальше. Внутренности резко ухают вниз, а телефон в руках угрожающе подрагивает.       «Прошу предоставить мне академический отпуск по семейным обстоятельствам…»       Сегодняшняя дата и его подпись — приговор.       — Да ну нет, Шаст, — едва шевеля губами шепчет Попов. Он всё-таки сделал это.       Антон, который так кайфовал от учёбы, который любил спорить со всеми на парах, который обожал доводить однокурсниц до истерик бешенства… Антон просто взял академ. И даже не удосужился сказать об этом если не в лицо, то хотя бы в личных сообщениях.       Тошнотворно кислый запах мужчины рядом теперь вызывает рвотный рефлекс. Аромат роз в руках девушки спереди, Арсений хмурится в попытке сконцентрироваться на нём. Яркая синяя толстовка в начале автобуса режет глаза, заставляет отвернуться. Хочется на свежий воздух, но нужно высидеть до следующей остановки.       Зажмуривается, чтобы понять наплыв совершенно разных эмоций. От спокойствия, что Шастун не будет теперь терзать себя из-за прогулов и нехватки времени, до раздирающей грудину печали, потому что это конец.       Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении.

Антон:

ну получается всё)

      Он не верит, нет. Не верит, что всё действительно закончится так. Вот он, его привычный Антон, который пишет с маленькой буквы; пропускает запятые, хотя прекрасно знает грамматику; скрывает нервозность за дурацкими скобочками вместо привычных стикеров и смайликов. И так тоскливо на душе от осознания, что они больше не встретятся. В лучшем случае в следующем году, когда Попов будет на финишной прямой, а Шастун вернётся на четвёртый курс, они пересекутся где-нибудь на кафедре, кинув друг другу сухое и неловкое «привет». Ведь кто они друг другу? Арсений так и не знает. А Антон что-то для себя подчеркнул. Арс: Да иди ты нахер       Он вкладывает всю свою обиду в эти четыре слова. И всё равно не может послать от души. Думает, стоит ли немного надавить на жалость и признаться в том, что чувствует. А потом плюёт на всё. Раз уж это конец. Как там говорят, горит сарай — гори и хата? Он сожжёт всё до тла. Арс: Хз, почему Но я расстроился Надеюсь, у тебя всё будет хорошо

Шаст:

Какая сейчас неделя?

Арс: Чётная

Антон:

Может забегу с шоколадкой

Попрощаться же надо

      Арсений ждёт все пять пар, но Антон не приходит. Апатия накатывает высокими волнами, пошатывая душевное равновесие. Обидно.       Он терпит несколько дней, а потом напивается в стельку и пишет: Арс: Знаешь что, Шаст, ты ёбаный мудак       Антон читает сразу же, высвечивается статус «печатает…», но ничего не приходит. И это злит сильнее. Поэтому он уже не отдаёт себе отчёта, когда отправляет с десяток коротких сообщений следом. Арс: Я же, блять, предлагал тебе Переезжай, Шаст, ко мне Ни за что платить не надо будет И всё, сука, проблема была бы решена Меньше бы работал Учиться бы успевал Но нет Ты, нахуй, придумал себе проблему По которой не можешь жить со мной И сливаешься Топишь себя И меня заодно Если не было желания общаться Так сказал бы об этом Я отъебался бы Но ты продолжал открываться А теперь ушёл Ещё и игноришь       Арсений засыпает с телефоном в руках прямо за столом. И похер, что завтра пары с восьми, что у него выпуск очередной футболки. На всё похер. Он просто устал. Ему уже не нравится быть просто «жилеткой». Ему хочется быть близким человеком. Хотя бы другом. Чтобы в универе можно было просто поговорить, а не перекидываться ехидностями. Хотя, какой там теперь универ.       Заебало.       Звонок в дверь долгий, настойчивый и громкий. Арсений приподнимает голову, не понимая, что происходит. Так, он напился и уснул. Уже хоть что-то. Напился, видимо, не до того состояния, чтобы было физически плохо. Моральную усталость он не берёт в расчёт. Даже не смотрит в глазок, просто открывает дверь. Долбанные коммунальщики до сих пор не починили свет в подъезде, поэтому полусонный мозг не сразу понимает, кто перед ним.       Антон широким шагом входит в квартиру и пихает его в грудь. Дверь захлопывает ногой. Хлопок оглушает и бьёт по голове.       — У меня нет желания общаться? — он скидывает капюшон, и в тусклом свете, исходящим с кухни, Арсений видит медное пламя. Шипит, как змееуст, растягивая слова в негодовании. — Я, блять, постоянно боялся тебе навязаться, Арс. Боялся, что оттолкну вечными проблемами! А переехать отказался, потому что хочу тебя, придурок. Меня распирает от тебя: от шуток, от редких прикосновений, от чувства юмора. Думал, с Ирой замучу и отпустит, а нихера. Не отпустило, только удавку на шее посильнее затянуло.       Он приближается, зажимая его между своим телом и стеной. Арсений долго обрабатывает информацию. Мозг раз за разом выдаёт гребаный «error».       — Я тебя год уже пытаюсь из себя вывести, хоть на какие-нибудь эмоции, чтобы понять: кто я для тебя. Намёки кидаю, но ты же граф у нас. Хуй поймёшь, что на уме, — Антон практически кричит это прямо в лицо Арсению. А тот задыхается от близости и от его аромата.       — Я давно в тебя влюбился.       Прохрипеть это вслух оказывается даже сложнее, чем было признаться самому себе. Тяжело сглатывает ком в горле, который мешает дышать. Чёртов Антон Шастун стоит слишком близко. Опирается ладонью о стену рядом с его виском. Тяжёлое дыхание опаляет чувствительные губы Арса. Антон в растерянности. Он ожидал чего угодно: от обидного «проваливай» до горячего злого секса, чтобы снять напряжение. Но чтобы так.       — Ты же меня не замечал на парах даже. Здоровался, а потом уходил по-английски. С Ирой обнимался у меня на глазах. Пропадал в переписках. Я решил, что просто останусь рядом, когда-нибудь да окажусь тебе нужным.       Антон склоняет голову, упирая свой лоб в его. Свободная рука дрожит, но находит наощупь чужие пальцы. Дышит тяжело, звучно, зажмуривает глаза, чтобы прийти в себя. Арсений осторожно касается грудной клетки, обтянутой футболкой. Вот дурак, куртка расстёгнута, сам в тонкой футболке. Самое то одеваться так ноябрьской дождливой ночью. Ведёт пальцами вверх, чувствует небольшой разряд тока, когда соприкасается с голой кожей под шеей.       — Можно я тебя поцелую? — Шастун больше не кричит, он спрашивает на грани слышимости.       Арсений притягивает его к себе за загривок. Губы у Антона шершавые и сухие. Он шевелит ими неуверенно, чем раззадоривает Арса. Тот прихватывает зубами нижнюю, оттягивая, терзая. В голове крутится одна-единственная фраза, которую Шастун обронил ещё на втором курсе. Увеличивает напор, главенствуя над — бывшим — однокурсником.       Куртка оказывается на полу: Попов стаскивает её незаметно и проворно, проводя пальцами по плечам вниз. Обхватывает Антона за предплечья и меняет их местами. Немного стукает Шаста затылком об стену, от чего тот недолго хмурится.       — Значит, любишь пожёстче?       Проговаривает это прямо в губы. Языки сталкиваются, посылая по телу волну жара. Арсений обводит ровный ряд зубов, хозяйничает в чужом рту, а Антон понимает, что этого и добивался. Вся неуверенность, отстранённость, злость, все сомнения исчезают. Он отдаётся во власть Попова. Они целуются достаточно долго, чтобы возбудиться.       Арсений тянет его за волосы, открывая доступ к шее. Загнанное дыхание касается горячей кожи. Кусает под челюстью сильно, но кротко, выбивает из Антона первый тихий всхлип. Голова пустеет, ни единой мысли больше нет. Арс покрывает шею поцелуями-укусами, прекрасно осознавая, что завтра на коже расцветут кровоподтёки. Уже сейчас вся зацелованная область пестрит отпечатками зубов и красными пятнышками в местах, где полопались капилляры.       Руки Антона хаотично блуждают по всему телу Арса, он неосознанно потирается пахом о бедро, расположившееся между коленей, пытаясь облегчить тянущее возбуждение. Арсений сжимает пальцы на шее, вновь врезается в губы. Целует влажно, развязно. Посасывает язык так, что у Антона мгновенно подкашиваются ноги. Каждый жест подталкивает к безумию.       — Руки подними.       Не просьба — приказ. Арсений прикусывает чувствительную мочку, а Антон повинуется. Вскидывает руки вверх, вытягиваясь. Попов пробирается под футболку, чувственно ведёт по бокам, вжимая ладони в чужое тело. Очерчивает каждую ямку между рёбрами. В моменте Шастун оказывается в незнакомой прихожей в одних штанах и кроссовках.       Арс прикусывает левый сосок, безошибочно определяя уже вторую эрогенную зону. Антон выдыхает чуть громче. Податливый, отзывчивый, он прогибается в пояснице в попытке стать ещё ближе, но Арс не позволяет. Им сейчас руководит желание довести Антона до пика, чтобы сбросить длительное напряжение.       — Разуйся и повернись к стене лицом.       Властный голос Арсения быстрее устремляет кровь вниз по телу Шастуна, живот сводит истомой. Антон суматошно и без жалости сминает задники кроссовок, наступает на них, разуваясь, после чего откидывает в сторону двери. Упирается лбом в стену и не знает, куда деть руки. Сзади слышится шорох и звук падающей ткани. Горячее тело второй кожей облепляет спину, посылая мурашки. Поцелуй приходится в загривок, следом — укус в стык шеи и плеча. Туда, до куда ещё не дотягивался до этого.       — Арс, я, — Антон задыхается, слова тонут в очередном стоне, когда чужая ладонь едва сжимает пах.       — Слушаю, — хриплый голос приятно обжигает ушную раковину. У Шастуна перед глазами пляшут чёрные пятна. Он готов позорно спустить в штаны от одних только прикосновений.       — Я готовился перед тем, как приехать, — проглатывает конец фразы.       Арсений звенит бляшкой ремня, который расстёгивает трясущимися от возбуждения руками. Вжимается в парня сильнее. Без слов говорит: посмотри, что ты со мной делаешь. Звук расстёгивающейся ширинки отдаётся в ушах Антона слишком отчётливо. Широкие штаны бесформенной кучей опускаются в ногах. Арс целует каждый позвонок, прикусывает над лопаткой, оглаживает тело. Внезапный шлепок опаляет ягодицу. Антон дёргается, прикусывает губу и откидывает голову назад, на плечо Арсению. Тот сначала мягко зарывается в волосы, а потом сжимает их и тянет чуть в сторону.       — И для кого ты готовился? — ему нужно это услышать.       — Для тебя, — громче шёпота не выходит ничего выдавить, так как голова неудобно запрокинута назад.       — Хороший мальчик, — Антон дёргается, а Арсений понимает всё без слов: кинк на похвалу.       Мажет губами по скуле, пробегаясь правой ладонью по плечу, вперёд, задевает часть груди и останавливается на шее. Жилка под пальцами бьётся в бешенном темпе, и Арсению важно знать, что это исключительно от возбуждения.       — Ты же понимаешь, что в любой момент можешь попросить остановиться? И я сразу же остановлюсь, если что-то будет слишком, — он всё так же продолжает рокотать ему на ухо.       — Да.       — У тебя есть какие-нибудь табу? Или триггеры?       — Люблю жёстко, но не грубо. В остальном пока ещё ничего сказать не могу, — Антон говорит сбивчиво, с паузами между словами.       — Я тебя понял.       Оставляет одну руку на шее, а второй стремится вниз. Ласкает бёдра, низ живота, а потом пробирается под резинку боксёров, вышибая таки из груди Антона едва слышный стон. Улыбается сам себе и обхватывает пальцами ствол, неторопливо проводит по всей длине. Антон упирается руками в стену, чтобы дать себе чуть больше опоры. Ноги подкашиваются, когда Арсений начинает легко надрачивать, сжимая шею. Кислорода в лёгкие поступает меньше, ощущения обостряются и Шастуна ведёт от всего происходящего.       У Арса весь алкоголь испаряется. Он теперь пьян от Антона. Руки перестают дрожать — он полностью уверен в своих действиях. Словно готовился к происходящему, как к самому важному экзамену. Нет волнения, тело словно само знает, что делать.       — Пойдём, — он прекращает ласки так же внезапно, как и начинает.       Антон беспрекословно слушается, идёт следом, осознавая, что его ладонь идеально лежит в руке Арсения. Рассматривать обстановку поповской комнаты нет времени. Он роняет Шастуна на кровать, нависая сверху. Смотрит своими пронзительными голубыми глазами, которые сейчас практически полностью заполнены чернотой расширившихся зрачков.       — Антон, ещё раз, пока ты в состоянии воспринимать информацию, если вдруг тебе будет хоть маломальски неприятно или некомфортно, то сразу же говори. Хорошо?       — Да, я понял, Арс, — он нетерпеливо ёрзает на тёмном покрывале. — Пожалуйста, хватит прелюдий.       Арсений улыбается и дарит ещё один умопомрачительный поцелуй. Немного отошедший Антон задумывается о том, как и с кем Попов учился целоваться. Но вопрос вылетает из головы, когда он спускается поцелуями вниз, цепляет зубами резинку и стягивает боксёры без рук. Антон смотрит на это, приподнимается, чтобы помочь, и неосознанно прикусывает внутреннюю часть щеки. Пока Арсений двигается в сторону полочки, чтобы взять смазку и презервативы, Шастун с интересом рассматривает мужское тело. Он горяч, даже слишком. Широкие плечи, узкая талия и бёдра. Видно, что занимается спортом: не перекаченный, но без «излишек». Тело сухое, подтянутое и стройное.       Антон немного смущается — что для него неестественно, — когда Арсений даёт ему подушку под поясницу и уверенно раздвигает его ноги. Закрывает глаза, чтобы прийти в себя. Думает обо всём, что может хотя бы чуть-чуть притупить возбуждение.       — Открой глаза, Антон. Я хочу, чтобы ты видел, как я отсасываю тебе, пока растягиваю под себя.       Антон чувствует, что рдеет. Краска заливает часть груди, шею, лицо и кончики ушей. Но беспрекословно подчиняется. У Арсения во взгляде плещется чистое безумство. Открывает лубрикант и размазывает его по пальцам. Легко оглаживает вход, следя за реакцией. Антон едва заметно кивает. Вид Арса, сидящего между его бесстыдно расставленных ног, будоражит. Это намного ярче, чем во снах.       Средний палец входит по первую фалангу легко — Антон не зажимается, а наоборот. Арсений не торопится, даёт привыкнуть. На пробу пару раз двигает в разные стороны, и сразу же отмечает: Антону нравится. Это видно по закушенной губе, закатывающимся глазам и сжимающим покрывало рукам. Всё его тело требует больше. И Арсений даёт.       Он слишком медленно двигается дальше, Антон готов просить, когда спустя пять — а может и больше, ощущение времени абсолютно теряется — минут Арсений добавляет смазку и входит вторым пальцем. Антон замирает, даже перестаёт дышать. Это не остаётся незамеченным: Арс размашисто лижет уздечку, отчего Шастуна несильно подкидывает. Губы уверенными движениями обхватывают головку. Арсений создаёт щеками вакуум и продвигается дальше, нащупывая небольшое уплотнение в передней стенке. То что надо. Надавливает, кружа языком по уретре и Антон вскрикивает от новых ощущений. Блядский язык Арсения отвлекает от неприятных ощущений. Зажмуривается, и тут же понимает ошибку: пальцы сразу покидают тело, а член больше не обволакивает жар.       — Арс, пожалуйста, — облизывает губы и умоляюще смотрит на партнёра, — продолжай. Добавь третий.       Он обдумывает недолго, буквально долю секунд, после чего соглашается. Три пальца в совокупности с горячим ртом творят что-то безумное. Антон стонет на выдохе, сжимает сосок и не отрывает покрытый пеленой наслаждения взгляд. Немного неприятно, но ровно на столько, чтобы было хорошо до безумия.       Арсений растягивает его долго, разводит пальцы в стороны, массирует простату и пережимает член у основания, когда чувствует, что Антон подходит к грани. Эджинг вроде как ему нравится. По крайней мере, никакого недовольства Попов не замечает. Он больше не сосёт, когда добавляет четвёртый палец. Проходит туго, но этого Антону всё равно не хватает.       — Я готов, Арс, готов. Пожалуйста, — Шастун двигается навстречу трахающим пальцам, метаясь по кровати. Тело — сплошной оголённый нерв.       Он хочет Арсения.       В себе.       Немедленно.       — Поможешь? — Арс кивает на фольгированный квадратик и выходит из Антона, получая в ответ недовольный стон. То, что его тело так реагирует на Арсения, льстит.       Шастун приподнимается и хватает упаковку. Пальцы не слушаются, поэтому открыть с первого раза не получается. Арсений стоит на коленях, смотрит сверху вниз, и Антон не сдерживается: слизывает каплю естественной смазки кончиком языка. Арс напрягается. Шаст раскатывает презерватив и ждёт одобрения.       — Ложись на живот. Как думаешь, сможешь кончить без рук? — Антон неуверенно мотает головой, но в ответ получает лишь тёплую улыбку.       Арсений снова раздвигает его ноги, оглаживает ягодицы и ещё раз добавляет смазку, проникая пальцами немного внутрь. Антон замирает в нетерпении. Арс поднимает его руку и переплетает пальцы. Шастуну такое нравится.       Направляя себя, Арсений входит плавно и аккуратно. Тугие стенки обхватывают чувствительную головку, отчего он стонет в унисон с Антоном, выцеловывая позвоночник, отвлекая, позволяя привыкнуть.       Антон немного напрягается — Арсений чувствует.       Антон стонет — Арсений целует всё тело, до куда дотягивается.       Антон выгибается — Арсений понимает, что тот готов принять больше.       Они ощущают друг друга на физическом уровне. Арсений входит полностью, замирает, на пробу плавно двигается пару раз, получая в ответ сдавленный стон в подушку. Улыбается. Одной рукой всё так же обвивает пальцы Антона, второй цепляется за талию, сжимая до побеления костяшек.       Темп очень скоро сменяется на остервенело-быстрый, как только Шастун привыкает. Пошлые, хлюпающие шлепки кожи об кожу окрашивают лицо Антона в пунцовый. Он хмурится, прикусывает подушку, чтобы не скулить от распирающего чувства заполненности. А ещё от ощущения, что эмоции не помещаются в грудной клетке и в голове.       Внизу живота уже давно не просто истома, а агония. Хочется дотронуться до себя. Трения о покрывало при каждом толчке уже не хватает. Пальцы на ногах поджимаются, по позвоночнику пробегается колющая волна. Это состояние Антон знает: осталось совсем недолго, нужна всего пара касаний. И Арсений всё понимает, как только мышцы на члене несколько раз быстро и хаотично сокращаются. Антон недовольно скулит, ощущая внутри пустоту.       — Арс, я, — прерывается, так как не может подобрать слов.       — Встань на колени, лицом в подушку, — голос Арсения уже не такой властный, в нём плещутся нотки нежности вперемешку со страстью.       Антон приподнимается с помощью Арса, перехватившего его поперёк живота. Он не даёт передохнуть и единым движением толкается до упора, но сразу же выходит. Антона передёргивает: в такой позе головка проезжается по простате. Кусает много, кусает чувственно. Оставляет следы от зубов на светлой коже. Арс чередует действия ещё несколько раз, и Шаст чувствует, что собственный предэякулят капает, тонкой нитью ведя от члена до покрывала. Он рычит, кусает запястья, делает что угодно, чтобы хоть как-то отвлечься.       — Можешь дотронуться до себя, — Арсений удобнее ухватывается за бёдра, вбиваясь жёстче.       Колени Антона дрожат, разъезжаются, но тот упорно старается оставаться на месте. Несдержанно подаётся назад, пытаясь подхватить нужный темп, но запоздало понимает, что не может. Обводит головку большим пальцем, обхватывая ствол четырьмя. Удовольствие прошибает от макушки до пяток, ноги приподнимаются неосознанно, но сразу же опускаются обратно. У Арсения испарина на лбу, сердце колошматится в районе подрагивающего кадыка. Он смотрит на идеальный прогиб в пояснице, думает о том, что сам долго не продержится. К краю ещё подводит Антон, который тихо стонет, периодически срываясь на вскрики. Податливый, послушный, его. Он полностью отдаётся во власть Попова, и это вводит в безумство.       — Ещё, Арс, жёстче, — Антон захлёбывается в собственных словах.       И Арсений поддаётся просьбе. Перестаёт сдерживать себя, даёт ему эйфорию с нотками отрезвляющей боли, которая не позволяет сойти с ума. Его ладонь опускается на пальцы Антона, заставляет пережать член у основания, во второй раз не позволяя кончить. А это становится нужным, так как уже несколько минут Шаст балансирует на грани. Перед глазами фейерверки разноцветных точек, он весь горит. Тело требует разрядки.       Внезапно чужая рука начинает грубо дрочить, и хватает всего пары-тройки движений, чтобы Антон содрогнулся всем телом. Волна тепла разбегается под кожей, и он кончает, отдавая слишком громкий стон подушке. Арсений продолжает двигаться, проходится несколько раз по простате и выходит, спуская в презерватив.       Комната пропитывается запахом секса, пота, безумства и страсти. Арсений несколько минут приходит в себя, поглаживая влажную спину Антона. Тот, кажется, совсем не в состоянии говорить и двигаться, поэтому Попов берёт себя в руки и помогает Шасту повернуться на спину. Он лежит безвольной куклой, прикрыв глаза. Вытягивает запачканное покрывало и им же вытирает впалый живот. Выходит ненадолго из спальни, чтобы выкинуть резинку и сложить бельё в корзину.       Антон лежит спиной к нему, а плечи очень странно подрагивают. Арсений оказывается рядом.       — Шаст, ты чего? — он ложится напротив, накидывает на них одеяло и вытирает слезинку, скатившуюся к переносице. Тревога сразу же вытесняет посторгазменную негу и спокойствие. — Я что-то не то сделал?       — Нет, я не знаю, что со мной. Просто это было так… Ярко, что ли, — Антон подставляет лицо ласкающим пальцам и двигается чуть ближе. — Несколько дней переживал из-за академа, потом твои сообщения. Ехал сюда в такой ярости. Ахуенный секс, и всё чувствовалось так остро, а теперь пусто, что ли. Блять, Арс, это так тупо.       — Ну, тише, — Арсений укладывает вихрастую макушку себе на грудь. Туда, где беспокойно бьётся сердце. — Это не тупо. Такое бывает. Из-за оргазма выработалась доза окситоцина, которая сначала подарила эйфорию, а потом дала откат. Всё хорошо, я рядом.       Арс поглаживает его волосы. Размышляет о том, что долго ждал этого момента. Хотя, даже не ждал, просто мечтал и надеялся. Надеялся, когда оставался рядом, когда писал, когда пытался узнать лучше, когда язвил. Все его действия — надежда на то, что они нечто большее, чем просто товарищи.       Сейчас же, когда Антон начинает посапывать у него на груди, Арсений понимает, что нужно было просто пошире открыть глаза. Заметить, что намёков, хоть и вскользь, было предостаточно. И когда Шаст нарывался. И когда практически в открытую — в его, Шастуновской, манере — говорил, что ждёт прикосновений. И когда давал отсылки к песням. Даже когда заявлял, что продастся за определённую сумму. Это всё лежало так близко, абсолютно на поверхности, но он не замечал в упор.       Шаст что-то бормочет во сне, прижимаясь ближе. За окном тарабанит ноябрьский дождь вперемешку со снегом. Деревья дрожат под окном без своей листвы, а Арсению уютно и тепло. Осталось только разобраться с академом и переездом. А со всем остальным будут справляться вместе.