Солнце

      Модди говорит, что до весны они не доживут.       Обманчиво просто, прямо вот так — без игр во всемогущество, всезнающих яиц и будто бы волшебных цветов. Почти прозаично — как если бы сказал: «сюрприз, мы опять облажались, и мы не знаем, как это исправить», и Душеньке на голову эта новость сыпется крушащимся небосводом, потому что он себя ребенком чувствует, которому отчаянно не хочется верить.       Модди движет плечом. Поправляет спадающую накидку, замедляется чуть — когда Модди ходит, под ногами у него ни потрескивает земля, ни ломаются листья — в редеющий лес вглядывается на долю секунды, вскидывая взведенный уже арбалет. На грани сознания Душеньке кажется, что он видит среди багряной листвы олений мех.       Это кора.       Дышать нечем.       Словно замечая что-то, Модди сбавляет шаг.       Останавливается — знает теперь точно, что Душеньке его нужно догнать, разворачивается одним плавным движением — щелчок меча в ножнах и шорох накидки. Смотрит.       Под глазами Модди — рдяная смола, глыба мрака и кровь — бездной льются темные круги.       До весны они не доживут.       Прощаясь, Душенька не спрашивает, когда в последний раз ему удалось поспать.       Потому что в голове его все ещё феерия мая и бесконечное Обси-Обси-Обси набатом, и потому что по утрам Душеньке чудится сырой воздух землянки, чернил и древесной стружки, перемешанный с запахом гнилой плоти.       Потому что у него в сознании весна — не цветущая сакура в центре спавна, не первая зелень травы и не сверкающие в солнечных лучах чьи-нибудь перья и чешуя; не мягкая овечья шерсть и улыбки, не дожди, наконец без снега и града, не...       Весна — гром досок и крики, командный блок с уродливым росчерком молний, увешанный лианами туннель и чей-то в голове голос; весна — ожог на лице Секби, запах гари и дыхание перекрывающий ужас; весна — это вечно куда-то рваться-бежать, спать по очереди, выдумывать шифр, и продолжать пытаться, когда все кажется беспросветным.       Рука Обси — в его.       А сейчас они почти не разговаривают.       И Душенька сейчас, ну... правильно будет сказать: «не испытывает иллюзий», вот честно — ему всей этой истории с неправильными решениями, борьбой против всего мира и вынужденными союзниками хватило (потому что без дара, Душенька уверен, они бы и в жизни друг с другом не подружились).       А ещё потому что он смотрит на Обси — строительством увлеченного, без мутной поволоки в глазах и окружённого количеством людей бесконечным, довольного как никогда раньше и несомненно счастливого, и Душеньке совсем не хочется своими воспоминаниями и тревогами это счастье разрушить.       Он останавливает перед картой завода — и как только здесь успел оказаться? — и думает, что неважно на самом деле, что они никогда не были правы. И что плевать на все эти тревоги про забытую дружбу и грядущий на днях конец света — потому что, боже, Обси, во-первых, не человек, оставляющий других позади, а во-вторых, они и с ужасами пострашнее туманных слов Модди справлялись.       Потому что Обси — человек-солнце с душой нараспашку, и Душеньке он не собственность вовсе; и это, если честно, нормально. Он смотрит на яркие маркеры карты и думает, что пусть с Надзирателями, пусть с Молвином или кем-то из Ямакаси, пусть с Секби или Альцестом—       Пусть светится.       — Душенька! — зовёт Обси.       И Душеньке кажется, что никогда раньше он с такой скоростью не оборачивался.