Маски

      Ëнэ и подумать не мог, что когда-то его будут сопровождать на пути поиска истины. Погибший и вновь обретший жизнь человек никому не нужен, он чужд миру живых – особенно после двенадцати лет отсутствия.       И всё же именно это и произошло. Молодой человек, что сейчас сидел с Ëнэ подле печи, уже год с лишним сопровождал его, пытался помочь узнать имя азаканы, чья маска стала родной лицу воина. Каин, конечно, не мог даже увидеть демонов, за которыми вёл охоту Ëнэ, если те не представали в истинной форме; но продолжал держаться рядом, во что бы то ни стало.       Иногда их пути расходились. Сумеречный жнец был обязан собирать информацию для ордена теней – и Ëнэ сам не заметил, как ожидание чужого возвращения стало для него обычной практикой. Каин, сам того не зная, научил мечника не бежать за другим демоном, едва убив предыдущего; мужчина совершенно спонтанно осознал, что время, проведённое с немного безумным парнем, кажется ему таким же ценным, как если бы оно было потрачено на поиск азаканы. Ему стало некуда торопиться.       После момента осознания данного факта, Ëнэ над этим очень много размышлял. Скорее всего, избавься он от маски – мечник вернётся в мир духов. Туда, где ему и место уже десяток с лишним лет. Избавится от чувства голода, нужды во сне или тепле; среди умиротворяющих пейзажей станет достигать покоя и принятия. Но хочет ли Ëнэ туда стремиться? Если задуматься, то и в мире духов его не держало ровным счётом ничего, помимо круга жизни: ты должен сидеть в царстве душ, если склеил ласты, и всë тут.       Каин, очевидно, был другом Ëнэ. Он доверял мужчине достаточно, чтобы поведать о своём прошлом, о своих планах и невзгодах. Мечник уважал Каина за то, что его, казалось бы, совершенно наигранные уверенность в себе и горделивость, на деле являлись адекватной оценкой самого себя. При жизни Ëнэ похвастаться таким же отношением к себе не мог, да и сейчас с трудом справляется.       Младший был на удивление искренним человеком. Каин выражал уважение сильному противнику, насмехался над слабым; в принципе рот на замке не держал, покуда дело не касалось планов ордена. Его преданность Теням не позволяла рассказывать что-то даже Ëнэ, пока это "что-то" не произойдёт и перестанет быть секретной информацией как таковой. В остальном же собственных мыслей он не стеснялся.       В отношении Ëнэ он так же не держал язык за зубами. Каин искренне уважал его навык владения мечом, и особенно восхищался тем фактом, что Ëнэ при жизни без раздумий вступил в битву против войск Ноксуса. Когда мужчина впервые рассказал об этом и услышал такой ответ, он несколько удивился: Каин ведь уроженец Ноксуса. И тогда сумеречный жнец наконец рассказал, как он очутился здесь, в Ионии, и под покровительством Зеда в частности. На вопрос, а почему Каин не уточнял это прежде, парень развёл руками и ответил: "ну, ты не спрашивал".       Ëнэ не до конца понимал, как относится к Каину. Поначалу это было сотрудничество: несмотря на то, что у мечника была своя цель, он не мог остаться в стороне, когда узнал о предполагаемом втором наступлении Ноксуса. Потом Шиеда сказал, что работать в паре (трио, считая Рааста) с мужчиной ему понравилось, и изъявил желание помочь уже самому Ëнэ.       Вроде между ними была дружба, но мечник ощущал слишком много тепла по отношению к этому человеку. Ëнэ предположил было, что это братские чувства, но нет – черт возьми, у него были братские взаимоотношения, и он даже сейчас весьма чëтко помнит, какого было нести ответственность за младшего брата и гордиться его успехами. Он не нëс ответственность за Каина, хотя оберегать его хотелось (пусть Шиеда и мог постоять за себя); он гордился Каином, хотя не приложил руки к его достижениям.       Что-то разливало тепло по животу, когда жнец улыбался Ëнэ. Будь то жутковатая маниакальная улыбка в пылу битвы, или просто выражение комфорта, благодарности – мужчина чувствовал себя счастливым, видя чужую радость и увлечённость.       Честно говоря, он давно не испытывал позитивных эмоций, не считая удовлетворения после того, как получит очередную маску демона. Иногда Ëнэ чувствовал себя просто "в порядке", но чаще просто старался не обращать внимания на гнетущие его вину и недосказанность. Из-за этого Каину он искренне завидовал: парня не волновала кровь на собственных руках, не преследовало прошлое – он стремился вперёд без оглядки. В сравнении с Ëнэ он сделал в разы больше ужасных вещей, которые, казалось бы, должны были лечь тяжким грузом на плечи жнеца... Но нет! Каина не трогало число детей, оставленных сиротами им единолично; не беспокоило убийство бывших товарищей, что росли вместе с ним; даже фактическое предательство главы клана Кинку было для него скорее поводом для гордости, когда Ëнэ до сих пор не смог снять с себя ответственность за смерть учителя.       При этом Каин имел достаточно чести, чтобы признать силу своего врага или открыто заявить Зеду о желании превзойти его. Не просто побороть: Шиеда обязан был убить своего наставника в честном бою, чтобы доказать свою готовность стать новым будущим ордена. Каин бесчинствовал и желал крови наравне с Раастом, но, в отличие от даркина, имел свою мораль и свой долг.       Отчасти именно это и подкупало Ëнэ. Он, всю жизнь следовавший "чести", и до сих пор не подавивший взращённые в себе сомнения, смотрел на этого человека и, откровенно говоря, учился быть таким же. Вроде бы Каин, как младший товарищ, должен брать пример с мечника, постигать мудрость спокойствия или что-то такое, однако на деле примером был именно Каин. Не скрывающий амбиции и не подавляющий эмоции Шиеда резко контрастировал с Ëнэ, был в каких-то аспектах в разы осознанней и взрослей мужчины, что успел пережить собственную смерть. Лишь сумбурность жнеца умаляла его достоинства, на фоне вечно спокойного Ëнэ выдавая в нём ещë молодого парня.       И всë же было между ними что-то помимо взаимного восхищения и уважения. Со стороны старшего уж точно. Ëнэ тянуло к Каину: с ним было комфортно оказаться наедине, было приятно что-то обсуждать – его хотелось коснуться. Но мужчина никогда этому желанию не поддавался.       Всë это вместе наводило на мысль о книгах про любовь. При жизни мечнику было некогда отвлекаться на чтиво не по делу, но содержания некоторых книг бегали по деревне из уст в уста; тут и выхода особого нет, кроме как оставаться в курсе событий.       Перенося скудные познания о любви на собственную ситуацию, Ëнэ мог констатировать некоторую схожесть. К сожалению, смерть отца не оставила мужчине человека, у которого он мог в подростковом возрасте спросить совета – да и не спросил бы ведь. Даже будучи юнцом Ëнэ стремился за устоями, и, во благо сохранения чести семьи, забыл о собственной влюблённости в соседскую девчонку, ударившись с двойной силой в обучение. Он не помнит еë имени, но припоминает, как ему впервые захотелось с кем-то подолгу болтать; как думал подарить сорванный в поле цветок и отбрасывал эту идею, растоптав бутон дабы себя же убедить в глупости затеи.       Вероятность романтических чувств пугала мужчину даже сейчас, но теперь над ним нависала неуверенность. Ëнэ чувствовал, что его обязаны отвергнуть, ибо он когда-то отверг. Очевидно, что девочка, приходившая к нему в гости и заглядывающая через забор с приветствием, как минимум предлагала дружбу – а он отгородился, прекратил общение ради чего-то, что сохранить не смог. Карма должна была его настигнуть, и мечник даже не понимал до конца: может, на деле он сам желает, чтобы его покарали за содеянное.       Более того, они с Каином оба были мужчинами. Предрассудков, может, и нет, но мужеложцев всё равно меньше, чем тех, кто предпочитает женщин – разительно меньше. Сам Ëнэ вырос с установкой обязанности создать союз с женщиной: продолжение жизни клана и прочее... Он понимает, что существуют люди, которых с детства убеждают в греховности возлежания с человеком своего пола, и сам в это когда-то верил. Вопрос был закрыт, когда в мире духов никто не стал кипятить его в чане с магмой и сечь кнутом за прижизненные ошибки. Причины ведь были.       Потому Ëнэ никогда и не признается в своих догадках кому-то кроме себя самого. Это может разбить союз с Каином, который стал его единственным другом за множество лет, помимо брата. — Ëнэ, слушай...       Голос Шиеды выдергивает мужчину из раздумий, заставляет повернуться к источнику звука.       Каин выглядел растерянным, это Ëнэ подметил сразу. Мечник не мог распознать его эмоции, ибо младший очень неудачно сидел, повернувшись левой стороной тела – прокажëнной. Но ему хватало отсутствия зрительного контакта, что для жнеца было редкостью. Обычно он смотрел в глаза, когда разговаривал с кем-то.       Не хотелось признавать этого, однако чужое состояние дарило мужчине какую-то надежду. Поняв, что именно в момент обдумывания своих чувств, он увидел Шиеду в таком свете, Ëнэ не мог не предполагать закономерность событий. В груди заныло, и было невозможно понять: это он так преждевременно злорадствует над судьбой, или же горесть заранее заполнила его чувства, чтобы разочарование ударило не с такой силой. — ... Что? — вопрос, давшийся большим трудом.       «Скажи это, произнеси вместо меня», — скандировал Ëнэ в собственных мыслях, лелея надуманный проблеск взаимности. Было подло возлагать собственные желания на парня, которого явно что-то беспокоило, ведь это могло быть что угодно. Это могла быть даже смерть Зеда, которая точно подкосила бы Каина, но мужчина просто не мог не надеяться. — ... Как ты относишься к мужчинам, которым нравятся мужчины?       От этого вопроса мечник воспрял духом. Буквально всë шло к тому, чего он так желал услышать из чужих уст. Ëнэ поджал губы неволей, сбитый с ног чувствами, обрушившихся на его несчастную голову. Сейчас было особенно сложно сохранять привычное спокойствие на лице: невысказанное рвалось из груди, раздирало глотку и требовало выхода, но мужчина не находил в себе силы, чтобы взять инициативу на себя. — Не вижу ничего плохого, — скупой ответ, который Ëнэ пытался как-то дополнить, — мне нравятся.       И тишина. Давящая, поглощающая всякую надежду тишина. Каин замолк аккурат попытке старшего вытащить из себя хоть что-то, что заставит тянущийся и без того чëртову вечность разговор быстрее достигнуть кульминации.       Он всë не так понял? Ему не нужно было добавлять последнее? Он всë это время выдавал себя, сам того не понимая, и Каин завëл этот разговор, чтобы высказать своё недовольство?       Ëнэ обязан дать заднюю. Всë его естество этого просило, посылая по телу болезненные спазмы испуга, и он был согласен это сделать. Согласен бросить куда подальше собственные чувства и снова нырнуть в круговорот масок, которые он носил всю жизнь, лишь бы не оказаться вновь один на один с рокотом азаканы и следующими по пятам тяготами. Ëнэ не смог сыграть хорошего брата или ученика, но он сможет сыграть хорошего друга. — Я тоже, — Каин перебивает, едва мужчина успевает выдать хоть какое-то оправдание.       И, наконец, Шиеда поворачивается к нему лицом. Даже в рыжем свете огня Ëнэ видит, насколько тот красный; при любом другом раскладе он точно принял бы это за проявление температуры, но не сейчас.       Это было не "я тебя люблю" или "ты мне нравишься", однако этого хватило для того, чтобы мужчина выдохнул с облегчением. Тишина наконец перестала казаться такой страшной. Взгляд Каина говорил за него, и говорил многое – ему вовсе не нужно было что-то подтверждать для Ëнэ вслух, ведь, если б не маска, мечник смотрел бы на младшего теми же глазами.       Мужчина молча кладёт ладонь на чужую голову, тянет Каина к себе, прижимая к груди – и окончательно успокаивается, чувствуя обнявшие его в ответ руки.       Ëнэ со вздохом утыкается носом в чужую макушку и вновь погружается в раздумья. На самом деле его мысли были в данный момент заполнены преимущественно Каином, однако среди образов Шиеды вырисовывается идея, что заставляет объять тело жнеца и прижать к собственному. Он не требовал от Ëнэ быть кем-то, кроме как самим собой; это первый человек, что просто принял его.       Даже сам Ëнэ прежде не позволял себе подобного.