Art of revelation

Михо отнекивалась от работы с детьми, сколько себя помнила. Во-первых, это ответственность, а во-вторых — делать ей больше нечего, как вкладывать в чужие неокрепшие умы, что профессия актрисы мюзиклов — тот еще ад на Земле. Подработка в детской студии-театре прилетела откуда не ждали: второй режиссер, хоть и был гнусным типом, умел очаровывать и, что немаловажно, уговаривать так, будто ты всегда хотела скакать в костюме фламинго. Или, сменяя один спектакль на другой в рамках одного дня, на ходу переодеваться из костюма Пьеро в мягкий флисовый джемпер совы из сказки про Белоснежку. Как ноги привели ее в маленький, забытый старыми и новыми богами, театр Чеджу, Михо сама не понимала. Стены в туалете, где она пыталась привести воронье гнездо на голове в порядок, сцепив вьющиеся передние пряди невидимками, трещинами ползли вниз от плинтусов. Разбитые окна на верхних этажах, хранивших списанный с баланса театра реквизит, старые, потрескавшиеся на сиденьях, кресла в основном зале. В общем, если бы не изворотливый язык Хису, ноги бы ее здесь не оказалось. Первый день работы принес много стресса, дергающийся глаз и больную спину. Сначала были совсем маленькие ученики: дети от 4 до 6 лет смотрели своим оленьими глазами, не понимая ни слова от взрослой тети, что пыталась объяснить им — почему она вдруг стала тучей, когда вполне себе живой человек с двумя ногами и руками. Но общий язык все-таки удалось найти к концу занятия, когда в ход пошла старая японская песня из Сейлормун, а все попытки держать структуру занятия хрустнули под каблуком «ладно, первый блин всегда комом». В общем-то, Михо не была красавицей, и умницей тоже не была. Выезжала на харизме, жизненном опыте и умении подчеркнуть во внешности лучшие стороны. Потому любой выход в свет использовала как шанс показать все, чем мать наградила. Короткая юбка в клетку, чтобы подчеркнуть подкаченные на бесконечных танцевальных классах ноги, дранный джемпер, чтобы скрыть маленькую грудь; на ногах, в противовес, массивные Мартинсы, — ну потому что дикаркой быть никто не запрещал — а на губах матовая винная помада — аки хорошая девочка с комплексом самозванца. И это дало свои плоды, когда зашла вторая группа. Старшеклассники, юная девственная или нет — Михо не бралась разбираться — кровь, с которой можно воротить, что поганенькой душонке угодно. Припечатал одним «Ну, заходите, мальчики», подавив в зародыше грозившую ухнуть вниз челюсть, и закинула одну ногу на другую. С ними все было до простого понятно: смотрят в рот (при том, буквально), готовы впитывать любую информацию и беспрекословно выполнять любые практики. Здесь и разойтись не жалко, дав им телесные практики, и ехидно хихикать в сторонке, дожевывая свой обед — шоколадный батончик. А вот со старшими, перевалившими за возрастную отметку в сорок лет, пришлось быть сдержанной и в меру аккуратной. После целого дня занятий и знакомств, Михо устало плелась в офис директора. Хотела поговорить о том, как им предстоит работать дальше и при необходимости подстроить свой не сильно-то забитый график под эту авантюру. В кресле она, конечно же, натянула на себя маску успешной занятой актрисы, ухмыляясь на восклицания женщины о ее природном таланте. «Вот еще, просто я умело делаю вид», - подумала про себя Михо и согласна кивнула на предложение приезжать сюда каждые выходные. Оплату предлагала скромную, но этого должно было хватить на месяц жизни в Сеуле. Еще и жилье обещали с питанием — а это в их работе большая редкость. Особенно с такими как она, уже оперившимися, но еще не покинувшими гнездо. Группу ей отдали с детьми от 8 до 10 лет — и были это те еще маленькие шкеты, в первый же день стащившие ее рюкзак, который школа предоставила в качестве приветственного подарка. Она, имевшая планы на эту вещицу, разъяренной химерой ворвалась за кулисы сцены после концерта и зашипела угрожающе: - Не вернете, гавнюки, найду сама и... Но так и не договорила, впечатавшись глазами в самый красивый, по ее скромному мнению, объект в этом месте. Что сидел, откинувшись на стуле, с этими своими ярко-малиновыми волосами, лисьим прищуром уставившись в ответ. Весь в черном, сливался в кулисами, и только глаза сверкали в этой, что в миг стала, кромешной темноте. Мочка правого уха проколота, волосы уложены волосок к волоску, губы пухлые, манящие. Михо так бы и съела его. Но на пытливый взгляд сложила руки под грудью и прищурилась в ответ. - А вы у нас кем приходитесь? - Вашим надзирателем, я полагаю, - мужчина неторопливо поднялся со стула, ощутимо возвышаясь над ней, подходя ближе и протягивая руку: - Пак Чимин, преподаю актерское мастерство здесь. - Значит, коллегами станем с вами, Пак Чимин, - Михо злорадную улыбку, спрятать, как ни старалась, не могла. Уж больно ей хотелось выведать все про этого Пака Чимина и залезть к нему на бедра как можно скорее. - Я Михо. Но выведать слишком много не получалось. А из базового, фундаментального: не любит, когда его трогают, по утрам пьет горячий шоколад, устроившись на небольшом балкончике верхних этажей театра, и совершенно точно не переносит Михо на дух. Сколько она не пыталась залезть ему на бедра под кожу, не поддавался ни в какую. И так, и эдак с ним пыталась: и по шерстке, и против гладила. Ходила за ним хвостиком, а потом днями могла игнорировать. Наряжалась в откровенные наряды, сменяла их строгими костюмами. Красилась ярко, приходили без косметики, но он был непреклонен. В день, когда Михо совсем отчаялась и ошибочно решилась причислить его к тем, кто по мальчикам, Чимин ввалился в их кабинет. Злобно зыркал по столам, дышал сквозь зубы и был таким, точно сейчас свернет чью-то шею. У Михо, еще вчера растрепавшей главной сплетнице их скромного заведения о предположениях его ориентации, кажется было предположение — чью. Ее. И окупилось оно сполна, когда тот молча обошел несколько столов, взял ее за руку и с тем же леденящим душу спокойствием вывел в коридор. Там он завернул за угол, завел их в старую каморку, где хранились архивы документов, и щелкнул замком. - Ты знала, Михо, что за свои слова нужно отвечать? - он стянул с себя пальто и сбросил его к их ногам. У нее от этого простого жеста засосало под ложечкой и затянуло узлом внизу живота. - Не помню, что я сказала бы чего-то лишнего, - но и она была не из робкого десятка. А за базар учили отвечать сразу же, как соску изо рта вытащили. - Так, может, мне напомнить тебе? - крался ближе к ней, закатывая рукава черного джемпера, и остановился тогда, как она лопатками уже таранила дверь. - А, Михо... - Не думала, что мне придется пустить сплетню, чтобы вы меня заметили, - она встала на цыпочки, чтобы губами скользнуть по его и с надрывом в них продолжить: - Не думала, но, честно, ставила на это все. Чимин, насытившийся ее выступлениями за два коротких месяца, держаться больше не мог. Как не пытался держать ее на дистанции, срывался каждый раз. То слишком грозно в ответ глянет, когда нужно буддийское спокойствие сохранять. То засмотрится дольше положенного, когда она в своих обтягивающих брюках на собрание придет и сядет аккурат перед ним, по обыкновению закинув одну ногу на другу. Любой бы не выдержал, а он, к тому же, два месяца держался. Не хотел заводить отношения на работе, но Михо могла убеждать. Или же пускать пыль в глаза до того филигранно, что складывай оружие и сдавайся. Что он и собирался сделать, пропуская руку между ней и стеной, туже обвивая за талию и выдыхая в ответ: - Твоя взяла, Михо, - рывком обхватил губы и целовал так, будто делал это уже не в первый раз. Властно, с нажимом, точно знал все болевые точки. Михо цеплялась за его плечи, руки, запускала пальцы в волосы и взъерошивала всегда идеально-уложенную прическу. Толкалась ему навстречу и жадно выдыхала, когда он отстранялся, чтобы дать им отдышаться. - Будешь моим, Пак Чимин? - помада ее была размазана, а глаза блестели недобрым огнем. Чимин был бы идиотом, согласись он на это предложение, а еще руку был готов дать на отсечение, что просто так от этой девчонки не избавится. Но обещать ей ничего не собирается, потому что пускай побегает еще и не расслабляется. - Посмотрим, - давит уже в губы, сохраняя улыбку, пока про себя точно знает. Единственным, кто бегать как умалишенный станет, будет он. Потому что за такими как Михо не то, что хвостом ходить надо, где-то свыше еще было предписано — ползти по ее следами и сцеловывать их. А Чимин твердо верил в старых и новых богов, что, хоть и обрекли их театр на скорый упадок, привели ее именно сюда.