мое одиночество

— Это теперь твой новый дом, — сказал начальник, отдавая Вове ключи от пожарной вышки. Связка тихо брякнула в руках. Мужчина лет пятидесяти со смешной шляпой на голове, под которой были скрыты седые волосы, положил новобранцу руку на плечо и тихо сказал: — Теперь мы твоя семья. Точнее я и парень с двенадцатой вышки. Вова улыбнулся. Но не из чувства радости, а скорее из вежливости, чтобы не обидеть старика. Начальник и сам понимал, что Семенюк — далеко не новичок в этом деле, и что вахтный режим подходит ему как нельзя лучше. Но видя, как грустно парень смотрит на связку ключей, не мог промолчать. И ведь Семенюк правда не новичок. Он работал смотрителем в лесу два года в другом секторе, до перевода. И чувствовал себя как рыба в воде. Чувствовал себя так, словно родился на неудобной деревянной кровати среди еды быстрого приготовления. Тонкие стены, не спасающие от холода, будто окружали Володю с самого рождения. Семенюк не мог находиться в компании людей, потому что там, на вышке, он наедине с собой три месяца. Только он и его мысли, изредка заплутавшие туристы. Но даже с ними Вова не мог разговаривать больше минуты. Издержки профессии. Смотрителем Семенюк стал в восемнадцать, когда купил маленький фургончик на собственные деньги. Трудясь день и ночь на работе за копейки, он смог позволить себе маленькую кровать, маленький туалет и душ, маленькое водительское сидение. Однако этот фургон был единственным чувством дома в тот момент времени: Володя мог спать, есть, жить только в нем. Он украшал его к Новому году, чтобы создать уют, постоянно ремонтировал и улучшал. Так к двадцати двум фургон превратился в удобное жилье, которое не стоит на месте. Стоять на месте Вова не любил. Он покинул родительский дом сразу после покупки машины. Поговорив с родителями, он решил не поступать в ВУЗ. Мать с отцом ругались и говорили, что сын пожалеет, но в душе у Володи играл юношеский максимализм. Он не хотел тратить жизнь на нудную работу в таком же нудном офисе с нудными людьми. Тогда он решил — он проложит другой, «свой» путь. И каким именно будет этот путь он решит сам. С такими намерениями Семенюк завел машину, поцеловал родителей на прощание и уехал, пообещав вернуться как только сможет. Потом всё резко завертелось. Новоиспеченный знакомый в какой-то кафешке порекомендовал работу смотрителем парка, Вова согласился и оказался на другом конце страны. Следом злой начальник, первые месяцы работы и вечная скука. Как же Володе было тяжело первые месяцы… Он чувствовал как одиночество нависает над ним, тянет его к земле; как скулит сердце от тоски по родителям; как тяжело выживать с малым количеством еды, без душа и иногда без электричества. Однако потом всё это прошло. И Вова стал твердым, как камень. Он не чувствовал ничего, кроме спокойствия и кисло-сладкого чувства независимости. Боже, он один! Его никто не тревожит! Разве не об этом он мечтал всё своё детство? Семенюк должен только следить за пожарами. И с этим он прекрасно справляется. Воспоминания о прошлом окунули Вову в приятную ностальгию. Он вертел в руках связку ключей от нового «дома» и улыбался печально, как дурной. — Я принесу тебе все необходимые вещи вечером. А пока пройдись к вышке, ознакомься с природой, — сказал старичок, отворяя старые деревянные ворота. Он хлопнул новобранца по спине, что-то прокричал вдогонку. Но Володя не услышал — он уже вовсю любовался хвойным лесом. Деревья простирались на мили и мили вперед. На десятки километров был лишь один лес, а также маленькая речка, к которой позже обязательно нужно сходить. Везде пахло шишками и приятной свежестью, присущей земле после дождя. То тут, то там виднелись мухоморы и изредка проскальзывали коричневые шапочки веселых опят или виднелись ножки рыжиков. Стоит поднять взгляд наверх, как высокие кроны деревьев, будто специально, прятали голубо-серое небо пышными веточками. Все они тянулись к уже холодному солнцу. Трава засохла и пожелтела, поэтому каждый Вовин шаг сопровождался приятным хрустом. Было слышно, как вдалеке что-то ломается, падает и бегает. Ветер завывал среди деревьев, дыша вместе с остальным лесом. Жизнь кипела. Далеко-далеко отсюда журчала вода. Природа убаюкивала. Она словно говорила Володе: «Скорее, найди вышку и посмотри на всю мою красоту с неё». Но Семенюк не хотел ускорять шаг. Он вдыхал свежий воздух, то и дело собирал грибы, останавливался и прислушивался. Дорожка, до этого широкая, становилась всё уже и уже. Старик говорил, что одиннадцатая вышка была заброшена долгое время. Поэтому натоптанный маршрут постепенно стирался, будто его и не было. Осталась лишь тонкая полоска, закрытая шишками. Только она указывала на то, что кто-то когда-то ходил тут также, как Вова. Наверное, он и ельником любовался также — с замиранием сердца и искренним восхищением. Спустя тридцать минут ходьбы показалась вышка: высокая, деревянная, с огромными окнами. Она была не такой, как на прошлой работе — теперь «дом» был в два раза больше. Тропинка резко стала шире, возле вышки показалась маленькое деревянное здание, видимо кладовая, и такой же малый туалет. Широкая лестница наверх, новый генератор, уже заготовленные дрова, будто на два месяца вперед — это всё казалось Семенюку непривычным. Неужели старик так постарался? Думать об этом дольше минуты парень не стал. Он поднялся на один лестничный пролет и увидел на севере другую вышку. Свет не горел, но было видно, как идёт пар. Человек из двенадцатой топил печку. Пролет за пролетом — и вот он, лес. Сверху он оказался ещё красивее. Мохнатые ветки покачивались из стороны в сторону. Острые верхушки тянулись вверх, словно ребенок, пытающийся казаться выше и взрослее. И только на высоте Володя смог увидеть речушку, отделяющую его от другой вышки. Её бурное течение манило, влекло. Она начиналась где-то далеко и пропадала в неизвестности, изгибаясь, словно змея, то вправо, то влево. Вова хотел было рвануть к ней, но уже начинало темнеть, а столько всего надо сделать. Семенюк отодвинул мысль о речке на второй план. Сначала работа, потом всё остальное. Новый дом встретил новоиспеченного хозяина хлипкой деревянной дверью, которая громко скрипнула при открытии. Первое, что бросилось в глаза, когда Володя зашел в помещение — это широкая, королевская кровать! Она стояла прям напротив двери. На ней — стопка постельного белья, плед и какая-то записка. Это потом. Семенюк оглядел всю комнату, и она показалась ему простенькой, но уютной. Слева от двери стояла импровизированная кухня: холодильник, похожий на мини-бар, микроволновка, плита и встроенная в неё печка, а также несколько шкафчиков. По правую сторону от кухни — тумбочки для хранения вещей, карта местности с пометками от предыдущего жильца и градусник. Там же печка. Слева от кровати стоял старенький компьютер, но рядом с ним находился огромное радиооборудование. Счастью не было предела. В душе потеплело. Прекрасные условия. Уютный дом. Тишина и спокойствие. Вова сразу же сделал отчет по погоде — измерил скорость ветра, посмотрел температуру — для старика. Потом включил генератор и, щелкнув выключатель, обрадовался свету, словно ребенок. Затопил маленькую печку и, как только с делами закончил, решил прочитать записку. На ней красивым наклонным подчерком было написано: Привет, новенький! Как тебе новый «дом»? Я немного похозяйничал на твоей вышке: приготовил дрова, почистил территорию. Благодарить не нужно. Мне не сложно. Я это сделал, потому что от скуки умираю. Не верю, что одиннадцатая вышка возвращается к жизни! Жду твоего сигнала. Двенадцатая вышка. Такого Володя не ожидал. Он с улыбкой отложил записку и услышал, как запищало радиооборудование. Замигала зеленая кнопка, приглашая ответить. Семенюк противиться не стал: он сел на, на удивление, удобный стул и принял волну. — Одиннадцатая вышка, как слышно? — из прибора послышался приятный баритон, граничащий с басом. — Громко и ясно. — Новенький, я не знаю твоего имени, как тебя зовут? — Я Володя. — Я Алексей. Губанов. Увидел, как ты затопил печь, и сразу к аппаратуре. Должен сказать, что я рад видеть одиннадцатую вышку снова живой! — Голос на той стороне заметно повеселел. — Приятно познакомиться. Кстати, я прочитал записку. Ты говорил не благодарить, но я так не могу. Спасибо за уборку территории и дрова, — Вова говорил это искренне. Он и представить себе не мог сколько работы ему бы пришлось делать сегодня без помощи человека из двенадцатой вышки. А, возможно, пришлось бы работать даже завтра и отложить поход к реке. — Да не за что. — Хочу отметить, что у тебя прекрасный подчерк. Этому тут в свободное время случайно не учат? В радиоприборе послышался смешок — короткий и добросердечный. — Старик не учит, я — возможно. Ну да ладно, оставим шутки на потом. Ты уже отправил Васильечу отчет? Имя начальника было произнесено с такой добротой, что Вова сразу понял — чутье не подвело. Тот милый старичок в смешной шляпе — добрейшей души человек. Чего только стоит его внимательный взгляд и видневшаяся в нём забота, когда Семенюк, погруженный в грустную ностальгию, получал связку ключей. Его образ «хорошего» старшего не вязался с опытом прошлого: на предыдущей вышке руководитель часто кричал из-за пустяков. Из-за этого у ещё «зеленого» Семенюка часто сдавали нервы. — Отправил. Кроме того, он обещал придти спустя два часа. — Отлично. В любом случае, что привело тебя в этот райский уголок? — Меня перевели сюда из другого сектора. — Опытный товарищ значит. Теперь я понимаю почему выбрали тебя. Не каждого возьмут на вышку, которая долго стояла заброшенной. Вова хотел узнать причину столь долгого отсутствия смотрителя на посту, но в дверь постучали. Володя буркнул что-то собеседнику, сказал, что свяжется позже, и оборвал связь. За дверью стоял красный, как рак, Васильич, с двумя коробками в руках. Семенюк забрал у него, как оказалось, довольно тяжелые вещи и поставил их на пол. Старик зашёл в помещение, оглядел всё вокруг и с улыбкой прошептал: «Всё по-старому…». Потом он резко стал серьёзным, указал на коробки и начал объяснять что в каждой лежит. А лежало там немного: еда на первые дни, утепленная одежда и всякое по мелочи — спички, батарейки, набор инструментов и шитья. В общем всё, что пригодится в первую неделю проживания. А потом, как сказал Васильич, «роскошь подвезут». После ухода старика Вова ещё долго стоял на месте, смотря по сторонам. В голове всё никак не укладывалось, что теперь это — его новая обитель на следующие три месяца. Вроде ничего не поменялось: всё та же задача, тот же образ жизни, те же обязанности. Но от перемены места всё ещё кружилась голова. Оказывается, Володя привязался к прошлому и только сейчас это осознал. Он обещал, что вернется к разговору с Алексеем, но голова оказалась слишком тяжелой. На улице быстро потемнело. Вова щелкнул чайник, а когда он закипел налил себе кружку кипятка, кинул туда две ложки варенья, дарованного Васильичем, и вышел на «террасу». Оранжевый апельсин опускался всё ниже. Визуально казалось, что солнце касается мохнатых верхушек деревьев, а те тянутся к нему, как тянутся влюбленные друг к другу. Вдалеке виднелась вышка, в которой уже горел свет. Река отражала в себе розоватое небо и склонившееся солнце. Прохладный ветерок заставил поёжиться и Семенюк пожалел, что не накинул куртку. Конец этого дня означал новое начало. Оно будет таким же, как и прошлое: умиротворенным и тихим, как было раньше. Но сердце радовалось, мысли не собирались в кучу, а Вова стоял, поддаваясь ветру, и наблюдал как сегодня превращается в завтра.