***
— Эва, ты неожиданно порадовала меня своей смелостью и благоразумием, — задумчиво произнёс Реммао. — Даа… возможно, из тебя всё-таки выйдет достойный черномаг. Надеюсь, вы оба понимаете, какая судьба вас ждёт, если будете вести себя, как Дия? От слов наставника у Эвтиды перехватило дыхание, Рэймсс же лишь сдержанно кивнул. — Если будут новые заказы — я вам скажу, а до этого не вздумайте привлекать к себе лишнего внимания, к тебе это особенно относится, Эвтида, — Реммао строго взглянул на ученицу. — Не вздумай лезть к своему Исману, иначе отправишься вслед за Дией. Я предупредил. Пока внутри Эвы закипала ярость, наставник, как обычно, не стал дожидаться ответа и ушёл. Это взбесило Эвтиду ещё больше. — Не глупи, Эва, — Рэймсс осторожно дотронулся до её плеча, а девушка лишь яро отдёрнула руку. — Вот же гад! — выпалила она. — Но он прав. — Прав, но это не отменяет того, что он гад, — буркнула Эва, прикрывая глаза, в попытке успокоиться. — Ты не знаешь, через что брат прошёл. Он же стал наставником не просто так. — Я историю про то, что из-за Реммао чуть не попался какой-то жрец, миллион раз слышала, — закатив глаза, сказала Эва. — Брат не одобрил бы это, но мы сейчас все на волоске от смерти, так что я расскажу полную историю, — тут Рэйммс широким жестом указал девушке на кровать, куда она и села. Сам же он опустился в кресло рядом и закинул ногу на ногу. — Как ты знаешь, наставничество — один из видов наказания для старших. Безусловно, можно быть наставником и добровольно, но это не про Реммао. Когда-то мы с ним жили в Мемфисе, жили богато, потому что он был жрецом. — Жрецом? — вылупив глаза на Рэймсса, переспросила Эвтида. — Да. О таких подробностях ты не знала, да, Эва? — печально улыбнувшись, сказал он, а затем, не дожидаясь ответа, продолжил: — В те времена шезму не скрывались, а состоятельные люди активно пользовались нашими услугами. Но однажды Реммао заключил какую-то сделку, какую именно, я не знал, но что-то плохое произошло из-за этой сделки. — Что именно? — Этого я не знаю. Брат всегда избегал этой темы, сколько бы я не пытался узнать. Однако это что-то было настолько плохим, что ему грозила казнь, но жрец из Гермополя заступился за него, и непонятно как, но фараон даровал Реммао свою милость, согласившись сослать его в Гермополь, где он и стал наставником. — Погоди… — в голове Эвтиды вдруг промелькнула догадка. — Если он был жрецом, значит ему хватит сил и умений, чтобы… — Чтобы создать проклятие? — договорил за неё Рэймсс. — Нет, ему это не надо. — Сам посуди, раз его сослал фараон, то он может быть в обиде на него, может захотеть отомстить. — И для этого надо проклинать какой-то город? Надо тратить столько сил, рисковать всем, чтобы просто отомстить за ссылку? Нет, Эва, Реммао не настолько глуп. — Но, Рэймсс, если… — Эва, чего, по-твоему, если это брат, он может добиться этим? — с претензией спросил Рэймсс. — Ну, я не знаю, — она помахала в воздухе руками, подбирая слова, — может, хочет убить фараона? — Как? — он посмотрел на неё со снисходительной улыбкой. — Не говори ерунды. Я прекрасно знаю, что брат не безгрешен, и если это проклятие, то он может быть в заговоре со жрецами, если приносит ему самому выгоду, но в одиночку он никогда работать не стал бы. — Ладно, — доводы Рэймсса показались ей логичными, и она не стала продолжать спорить, — главное только, чтобы мы под удар не попали. — Наконец-то я вижу прежнюю расчётливую Эву, которая думает о собственной выгоде, — ухмыльнувшись, сказал друг. — Нам пора на практику в храм. — Погоди, а Реммао говорил что-нибудь про подозрения охотников тебе? После случившегося в ибу они знают, что черномагов двое и ищут их. — Ищут, но теперь на нас у них ничего нет. По крайней мере, пока что нет, а потому нам с тобой надо немедленно отправляться в храм, — он поднялся с кресла и кивнул Эве головой в сторону двери.***
Практика проходила как обычно скучно и нудно, поэтому девушка была погружена в свои размышления. В голове навязчиво крутилась одна и та же мысль — как проникнуть к Исману? Это будет серьёзным делом, наверное, даже посерьёзнее их с Рэймссом заказа, потому что на этот раз Эва будет одна. Итак, в идеале ей надо было выбрать ночь, когда охотники не будут в Фивах, что теперь было невозможно, пробраться внутрь ибу, который охраняется охотниками, найти тело Исмана, не наткнувшись на нового жреца, если он уже есть, и войти в контакт с Ка друга. И это ещё самая малая часть её плана, ведь надо было ещё и уйти незамеченной. — Да это невозможно, — пробурчала она, чем привлекла внимание Тизиана. — Учись, учись, раз у себя в Гермополе ничему толковому не научилась. Рэймсс зло вздохнул и ткнул Эву локтем в плечо, а та, воспользовавшись случаем, решила разговорить охотника. — И сколько нам ещё тут сидеть? — До вечера. «Раз до вечера, то, выходит, смогу с Ливием встретиться, надо разузнать об ибу, охраняют ли, есть ли жрец и так далее… Узнать невзначай, как бы между делом, чтобы не понял, зачем мне», — обрадовавшись такому дельному решению, она продолжила разговор с Тизианом. — А потом с отрядом назад в поселение? — Нет, поедете сами. — Как это? Почему? — Отряд охотников остаётся дежурить в Фивах. — А поселение? Разве там не нужно дежурить? — удивлённо спросила девушка. — Эвтида, — устало потёр лицо ладонью Тизиан, — пиши давай, а не допросы устраивай. При слове «допрос» Эва стушевалась и правда стала писать. Ей вдруг вспомнились последние часы Дии. И Рэймсс это заметил, кашлянув, чтобы она обратила на него внимание, он слегка улыбнулся девушке, подбадривая. Когда пришло время отправляться к колесницам, Тизиан проводил двух писарей, а затем ушёл, вероятно, к отряду эпистата. — Залезай Эва, — махнул рукой в сторону колесницы Рэймсс. — Рэймсс, ты знаешь, я хотела зайти к Агнии, немного отдохнуть и стресс снять. — К Агнии значит? — Да. — Что ж, иди, развейся, но не вздумай вести себя странно, и быстрее возвращайся в поселение, чтобы на глаза отряду эпистата ночью не попадаться. — Обязательно, — улыбнулась Эва, и тут же развернулась, направляясь к дому Ливия.***
— И как ты всё время меня дома застаёшь? Не иначе, как чуйка, — приподняв одну бровь, съязвил лекарь. — А я смотрю, ты куда-то собрался? — оглядывая мужчину, который открыл ей дверь через секунду после того, как она постучалась, спросила Эвтида. — Посидеть в саду своём собирался, но теперь, — он указал пальцем на Эву, — теперь вряд ли мне представится шанс сегодня спокойно отдохнуть. — Намекаешь, что я… — Что ты — ходячая беда, Эва, да, — закончил за неё Ливий. — Но раз пришла, идём со мной. — Спасибо за такую честь, о благородный господин из Пеллы, — кланяясь до земли, театрально поблагодарила его она, на что Ливий лишь брезгливо приподнял губу. Оказавшись в саду, который располагался за домом лекаря и был огорожен каменным забором, Эва стала смотреть по сторонам. В центре сада был небольшой четырёхугольный водоём с кристально чистой водой и лотосами. По обе стороны от водоёма находились дорожки, окружённые финиковыми пальмами. Пахло в саду хорошо и свежо. — Вот это да… — восторженно прошептала она. — Нравится? — Ещё бы! Усмехнувшись, и, наверняка, порадовавшись её реакции, Ливий указал рукой на деревянную беседку. — Присядем? Под крышей беседки располагался небольшой столик и две кушетки. На столике в глиняной миске лежали финики и инжир. Опустившись на сиденье, Ливий похлопал по месту рядом с собой, но Эва предпочла сесть на кушетку напротив. Мужчина лишь понимающе покачал головой, а затем предложил: — Угощайся, плоды смоковницы у меня отменные. — Сам за садом ухаживаешь? — Достался вместе с домом, когда в Фивы приехал. Он уже был в прекрасном состоянии, я лишь поддерживаю это. Уход за растениями и деревьями успокаивает и умиротворяет… Так зачем ты пришла? Что за дело ко мне? — Просто была в Фивах на практике и решила любимого лекаря навестить. — Любимого? Я точно говорю с Эвой? — Мне интересно, — начала девушка, и весёлый настрой лекаря тут же испарился, — как ты узнал, что я шезму? Ты ведь так и не рассказал. — Ох, Эва… не знаю, под какой счастливой звездой ты родилась, видно, правда, боги любят тебя, иначе объяснить, как ты ещё живая ходишь, я не могу. — Чего? — нахмурившись, спросила она, — рассказывай давай. — Ты так упорно отпиралась в прошлый раз, так старательно пыталась доказать, что не шезму… — Когда раскрытие твоего секрета может вести к твоей гибели, ты будешь оберегать его любой ценой. Да, любой, теперь я это знаю. Однако повторись та ситуация сейчас, если бы сейчас спросил, шезму ли я, я бы не стала отрицать. Ты столько раз помогал мне, но… но ты даже не знал, кому помогаешь. — Да, Эва, но знай я это, всё равно бы помог. Так вот, как ты думаешь, когда мы впервые встретились? — В поселении. — Нет. — Как это «нет»? А где же тогда? — В моём сне. — Твоём? — неосознанно вырвалось из девушки. — Да. Твоё лицо в нашу встречу в поселении показалось знакомым, и позже я понял, что видел тебя в своём сне. Но людям не снятся те лица, которых они ни разу в жизни не встречали, поэтому я насторожился. — Ливий, погоди-погоди, ты не мог меня запомнить. — Это ещё почему? Эва от волнения закусила губу. Говорить, что она выполняла заказ Феонои на него, совсем не хотелось. — Ну ты же сам сказал, что мы до этого не виделись. — Да. Ты подожди, я ещё не закончил. Так вот, на тот момент я не придал этой, вне сомнений, странности никакого значения, ну, обознался, с кем не бывает. А потом, до этого приставучая Феоноя, перестала ко мне приставать. Это тоже показалось странным, буквально одна поездка в Гермополь, и как отрезало. Но и на это я не обратил внимания, подумаешь, мало ли новым увлеклась… — Но, конечно, не таким шикарным, как именитый лекарь, да? — лукаво спросила Эва. Ливий улыбнулся ей, его радовало, что даже в такой ситуации Эвтида находит в себе силы шутить. — Конечно, — подтвердил он. — Потом твоё поведение в гробнице. Тебе несказанно повезло, Эва, что в момент общения с Ка этого… как же его… — Эпистата Яхмоса, — подсказала она. — Да! Вот же у тебя любовь к эпистатам… Что в момент общения с его Ка рядом не было Тизиана. Он прямо как знал, когда надо выходить было. Так… что ещё… — Ливий пощёлкал пальцами, пытаясь вспомнить, а потом вскрикнул: — А! Точно, ну конечно! То, что ты писать не умеешь. — Это я уже объясняла. — В эту твою отговорку, может, и поверили охотники, но я знаю о системе обучения в Египте. Писари должны не только хорошо уметь писать, они должны также быть мастерами слова, чего, ты прости меня, Эва, у тебя нет. А ведь это изучается параллельно с основами письменности. — Откуда греческому лекарю знать обо всех тонкостях образования в Египте? — Многие юноши, что изучали медицину, приходили ко мне, когда я служил у фараона, и просили, чтобы я наставником в храме стал. Тогда я и изучил всё, придя к выводу, что наставником при храме не буду. — Всё, что ты рассказал, вовсе не доказывает мою причастность к черномагам, — подытожила Эва, а потом проворчала себе под нос: — Могла и не признаваться тебе… — Я не сказал главного, после чего все предыдущие факты сложились воедино, подобно разбитым кусочкам глиняной таблички, которые складываются в один фрагмент. — И чего же? — То, что ты обронила на заказе, — Ливий протянул руку через стол и коснулся её шеи, где висела подвеска от Агнии. — Говорю же, под счастливой звездой родилась, раз никто из охотников твоей пропажи не нашёл. — С чего была уверенность, что она моя? Видел раньше и запомнил? — Память у меня недурная. — Я заметила. — Но не вспомнил бы, что она твоя, если бы не запах. — Что за запах? — Во имя Зевса, Эва, шевели мозгами. — Не шевелятся, — съязвила она. — Запах веревочки, на которой висит подвеска. Она пахнет тем маслом, что я тебе подарил. К камням запах не пристал бы, а вот в нитку въелся. — Ты что же, всё нюхаешь? — скептически изогнув бровь, осведомилась Эва. — Лучше скажи, как ты без последствий с ибу спрыгнула. Я ведь нашёл внизу, под кучей хлама, сваленного вместе внизу. Видно, кто-то очень старательно всё подготовил, чтобы прыгнуть и ничего себе не отбить. Ну и как, не отбила? — Не отбила, — мрачно отозвалась она. — Но украшение всё-таки потеряла, — тут Ливий задумался и стал разглядывать сад. «Раз он всё так просто понял, могли ли и охотники понять? Или он понял лишь потому, что почти всё время близко ко мне был?» — Эва тоже задумалась, но из раздумий её выдернул внезапный вопрос лекаря. — Так значит, ты делала заказ на меня? — С чего ты так решил? — она перевела взгляд на мужчину, который продолжал разглядывать деревья, подперев щёку рукой. — Ну, наша встреча в моём сне, и то, как Феоноя отстала. — Да, делала, она прижала меня у реки, пришлось идти на поводу. Но, только вот, Ливий… — Что? — мужчина отвлёкся от сада и посмотрел на Эвтиду, которая мялась, подбирая слова. — Ну… ты не мог меня запомнить. Видишь ли… — тут вдруг в голову пришла просто безумная догадка, которую она тут же решила проверить: — Постой. А ты приезжал с Феоноей в Гермополь? — Да. Сердце Эвы забилось чаще. Догадка подтверждалась. — И где ты жил? — В доме родителей Феонои, а к чему вопрос? — Боги… — глаза её округлились почти до размеров солнца, а сама девушка открыла рот от удивления. — Да что такое? — наблюдая за её реакцией, требовательно спросил лекарь. — Тогда я… — она глупо хихикнула, — тогда я, кажется, проникла в твой сон, а не в сон Феонои. — Что? Но ведь… а такое возможно, если заказчик не я? — Технически, да. Если ты был рядом и тоже спал. Нет, подожди, но как я тогда видела эмоции Феонои… ничего не понимаю. Да и как я могла войти в контакт с твоей Ка, если даже тебя не знала… очень странно, но, похоже, я и впрямь была в твоём сне. — Ого, а это может считаться приставанием? Мы были так близки, а я даже не знал об этом… — положив руку себе на грудь, он состроил страдальческую гримасу. — Ливий… — Эва закатила глаза, усмехаясь. — Ты прямо, как Морфей, греческий бог сновидений, который тоже в сны людей проникать умеет. — Сочту за комплимент. — Сочти. — Слушай, ты сказал, что наш наставник убил жреца, а что теперь с ибу? Его теперь вечно охраняют? — Да, там охотники караулят, но жреца нового… так, Эва, я знаю, зачем ты спрашиваешь. Нет, ты не пойдёшь к своему Исману. — Ливий, я пойду. Я сделаю всё, что угодно, чтобы увидеть его, но не сдамся, — решив снова глупо не отнекиваться, твёрдо произнесла девушка. — Эва… — он хотел было поймать её взгляд, но она его тут же отвела, и тогда лекарь встал, обошёл столик и сел рядом с ней. Эвтида продолжала смотреть вбок до того момента, пока мужчина не взял её руку в свою. Тут-то она на него и обернулась с отблеском изумления на лице. — Милая госпожа, я знаю, раз ты решила, тебя не остановить. Да и понимаю твои чувства, может, если ты сможешь с ним попрощаться, тебе легче станет. Но я не хочу, чтобы ты делала это одна. Примешь ли ты мою помощь? — Я могу отказаться? — Навязываться не хочу, но нет, не можешь. — Тогда приму, — она перевела взгляд на его ладонь и сжала пальцы мужчины чуть сильнее, — охотники сегодня всю ночь караулят в Фивах. — Впрочем, как и во все остальные дни. Благо, мне как лекарю вход в ибу открыт, осталось только о писаре договориться, — заметил Ливий. — Однако надо быть очень тихими, когда проникнем к телу Исмана, его перенесли и если нас там увидят, то последствия будут не очень приятными. — Я выразилась бы иначе — совсем неприятными. Но когда мы пойдём? — Надо продумать план, проверить его детали… — Нет времени! Я не знаю, удастся ли мне так же, как сегодня незаметно сбежать к тебе. И потом, я хочу разобраться с этим и залечь на дно, — она требовательно уставилась на Ливия. — Агх! — гаркнул он, высвобождая её руку, — хорошо, пойдём сегодня, но это безумие. «Исфет, но я же не брала маску…» — напряглась Эва, но потом решила, что справится и без маски. В конце концов, она уже вступала в контакт с мёртвым без неё, да и Ка Исмана знает хорошо. — Называй, как хочешь. — А залечь на дно тебе давно пора. Знаешь же, как говорят, тот, кто рядом, должен убедить врага в том, что он далеко. Тот, кто далеко, должен убедить врага в том, что он рядом. — Давай пофилософствуем с тобой после того, как с ибу разберёмся. — Мы уже второй раз будем работать вдвоём, превращаемся в парочку преступников, — прошептал Ливий, наклоняясь к лицу девушки. — Откажись, — шепнула она ему в ответ, закусывая губу. — Уже поздно, — дыхание мужчины обдало теплотой её щеку, и Эва, повинуясь такому сильному внутреннему порыву, окончательно сократила расстояние между их лицами таким образом, что лбы обоих соприкоснулись. — Но одно условие. — Какое же? — Ты наденешь мой плащ, там холодно. — Согласна, — томно прошептала она, облизывая губы. — Хочешь этого? — на выдохе шепнул Ливий. — Очень, — поняв, о чём он говорит, ответила Эва, а после её ответа лекарь резко впился своими губами в её, жадно облизывая их и яростно целуя. Девушка, для которой этот поцелуй был первым в жизни, сначала опешила, но уже через секунду ответила на поцелуй мужчины, подстраиваясь под его движения. Ливий тут же положил руку на затылок девушки, сильнее притягивая её к себе, а затем Эвтида повторила его действие и тоже прижала лицо мужчины к себе. Было сладко, влажно и так желанно. Они оторвались друг от друга только тогда, когда из Эвы вдруг вырвался смешок. Сквозь поцелуй лекарь сказал: — Нашла время смеяться. Ну же, поделись шуткой. — Да я так, о своём. — Жа-лко, — протянул Ливий, но настаивать не стал. — Обещаешь никому не рассказывать? — Так ты хочешь секретом поделиться или шуткой? — И тем, и тем. Но только, если ты пообещаешь никому не рассказывать и не смеяться. — Ну, секрет сберегу, но не смеяться не обещаю, всё-таки смех — реакция неконтролируемая… — Да я раньше думала, как люди целуются, им же носы должны мешать… От её слов мужчина прыснул, а затем заглянул девушке в глаза. — Надеюсь, теперь-то ты поняла. — Теперь поняла.***
— Пошли, — оглядев глазами переулок, Ливий махнул Эве, и она, подобрав края плаща, который ей выдал мужчина, смело посеменила к нему. Лекарь не знал, в какой момент всё так резко изменилось, что он, раньше так верный фараону и закону, пробирался сейчас по тёмным улочкам Фив к ибу, чтобы помочь черномагу. Хоть он всю свою помощь и списывал на жалость к несчастной девушке, противиться появлявшимся чувствам было неразумно. Его вовсе не смущало то, что она черномаг или то, что она отравительница, не без его помощи конечно, его смущало то, что эта новая зарождающаяся связь могла помешать его работе, затуманить здравый рассудок. Сколько раз ему приходилось встречать людей, которые совершали безумные поступки во имя любви. И каждый раз он смотрел на таких людей с презрением. И теперь злость его на себя смешивалась с досадной насмешкой, что он стал одним из тех глупцов, которых когда-то презирал. Без зазрения совести дал Эве яд, вложил в её руки орудие смерти, да ещё и такой мучительной. Он, безусловно, знал яды, убивающие менее болезненно, но искать такой тогда не было времени. Тот, кто своим предназначением считал спасение жизни, помог отнять её, а всё из-за одурманенного чувствами рассудка. И этот дурман доставлял Ливию такое безмерное удовольствие… Он стал чаще улыбаться без повода, просто стал счастливее, а каждая встреча с Эвой вызывала всплеск приятных чувств в груди. После этих комичных размышлений Эвтиды о носах и поцелуях, лекарь совершенно справедливо сделал выводы, что он у неё первый. Его это нисколько не удивило, попробуй, сладь с этой девушкой, он бы посмотрел на этого отчаянного храбреца. «Просто возьми зеркало», — отозвалось в голове, от чего мужчина горько усмехнулся. У них не было как такового чёткого плана, потому что не было времени на его проработку. Для Эвы, в безрассудстве которой он сегодня окончательно убедился, это не было особой проблемой, но вот его самого ситуация напрягала. Пробраться в ибу ему как лекарю не представлялось испытанием, да и писаря туда с собой провести тоже можно было спокойно, другой вопрос, не доложат ли охотники эпистату. Амен-то точно может заподозрить неладное, он и так недолюбливает Ливия, а тут ещё этот ненавистный лекарь идёт в ибу ночью с самым никчёмным писарем. Тут не надо быть эпистатом, чтобы что-то заподозрить. На входе в здание они, ожидаемо, встретили двух охотников. Быстро сообщив им, что он лекарь и ему надо забрать свои вещи из ибу, Ливий хотел было уже войти внутрь, но один из охотников преградил ему путь. — А эта зачем? Для развлечений? — сальный взгляд мужчины прошёлся по телу Эвы, от чего та гордо подняла голову, собираясь ответить наглецу, но Ливий, который с прищуром и подавляемой злостью смотрел на охотника, опередил девушку. — Что? О, нет, с личной жизнью у меня пока проблем нет, чтобы уединяться с девушками в ибу, — усмехнулся лекарь, а потом подался вперёд, ближе к лицу мужчины, и добавил: — Хм, чего нельзя сказать о тебе, раз это была твоя первая мысль. Охотник нахмурился и положил руку на клинок, а Ливий лишь проследил за его жестом, жалобно качая головой, а затем с сочувствием произнёс: — Ну да, по симптомам всё сходится. Агрессия, раздражительность, ощущение неполноценности и зависть другим. Дружище, нет ничего постыдного в импотенции, хочешь, могу дать лекарственный отвар, и всё пройдёт через месяцок-другой. — Чего? — не разбираясь в терминологии, спросил первый охотник, а второй, видимо, догадываясь о чём речь, чуть улыбнулся. — Я говорю, подводит тебя твой жезл любви? — с ещё более печальным лицом продолжил изводить мужчину лекарь. — Не переживай, листья папоротника от этого помогают, хотя, конечно, гарантий никаких нет… Тут второй охотник не выдержал и разразился смехом, в то время, как первый отчаянно забегал глазами из стороны в сторону. Эва тоже хмыкнула, прикрывая рот рукой. Были ли слова Ливия попаданием в точку или мужчина просто был пристыжен столь неправдивым диагнозом, никто не знал, но ясно было одно — лекарь заставил охотника замолчать. — Ладно, — успокаиваясь, сказал второй, — зачем пришли? — Я лекарь, а эта девушка — писарь, везде со мной ходит, действия записывает потомкам. Я бальзамирую тела здесь, днём оставил в ибу отвары, а сейчас надо идти к больным, отвары эти нужны, хотел забрать, — уже серьёзно ответил Ливий и под одобрительный кивок охотника взял Эву за руку и потянул внутрь ибу.***
— Как ты их, а! Жезл любви! — усмехнувшись, спародировала его Эвтида, когда они начали двигаться вдоль коридора. — Но я и сама могу за себя постоять. — О, я в этом и не сомневаюсь, но тогда бы мы не избежали шума, а может даже и драки, а это нам не надо, согласись? — Не соглашусь, никакого шума бы не было. — А за драку ты не ручаешься, да? Так, — не желая продолжать дальше этот словесный поединок, лекарь решил перейти к делу, — тело Исмана в нижних ярусах храма, если его снова не перенесли, но не должны были без моего ведома. Ливий бросил осторожный взгляд на Эву, желая проверить, как она держится, но был удивлён, не встретив на её лице скорби или печали. Сейчас её лицо не выражало ровным счётом ничего. Хоть мужчина и переживал за неё, боялся, что она подавит в себе эмоции, чем сделает себе только хуже, но сейчас это безразличие, пускай даже показное, было обоим на руку. — Ты же знаешь, как туда идти? — отвлекла его от размышлений Эвтида. — Да, — тут он резко повернулся к стене и взял с неё факел, — и там очень темно. — Как и везде, сейчас же ночь, — мрачно заметила девушка. — Сейчас будем спускаться по лестнице, держись за меня, чтобы не упасть. — Ага, чтобы, если что, мы вместе полетели? — выразительно оглядев полы плаща мужчины, спросила Эва. — Да, кубарем, романтично же? — Очень. Совместный спуск по ступеням напомнил Ливию их поход в гробницу, когда Эва так настойчиво просила взять её под руку. В этот раз его локоть снова касался груди девушки, только он знал, что она делает это нарочно. Да уж, неподходящее место для неподходящих мыслей. А когда они вообще бывали в подходящем месте? Даже находясь у него дома, они вечно куда-то спешили. — Пришли, — пройдя через низкую арку, он повесил факел на стену. — Боги… — тут же зажимая ладонью нос, пробурчала Эва. — Да, запах и без того жуткий, а в замкнутом помещении так вообще невыносимый, — прикрывая нос рукавом, ответил Ливий. — Поэтому, пожалуйста, если сможешь, делай всё быстро. Лекарь подошёл к саркофагу и обернулся на Эву, которая всё ещё стояла при входе. «Как бы после этого всего мне не пришлось выносить её на руках отсюда», — стал опасаться Ливий, но девушка, будто услышав его мысли, медленно приблизилась к нему. — Что мне делать? — Открой… его, пожалуйста, — запнувшись, сказала она, продолжая прижимать руку к носу. Приложив немало физических усилий, Ливий наконец отодвинул крышку. Ещё один неимоверно резкий запах тут же бросился в ноздри, Эва с непривычки даже зажмурилась. Когда она открыла глаза, мужчина увидел, что из них покатились слёзы. Нет, так она не сможет совершить задуманное и снова впадёт в истерику. Решив вернуть её к делу, лекарь коснулся тонкого женского плеча и вкрадчиво спросил: — Как это… происходит у вас? От его прикосновения она вздрогнула, а потом, опомнившись, ответила: — Мне нужно около десяти минут, ты выйдешь. — Хорошо, я буду прямо за выходом, если что — зови. «Только бы ей стало легче после этого, а не наоборот», — с такой мыслью Ливий покинул помещение.***
Как только лекарь вышел, девушка поняла, как сильно боялась остаться одна. Когда она шла по тёмным коридорам рядом с Ливием, она не думала ни о чём. Забавно, раньше она не знала, что голова может быть пустой. Эва замечала эти брошенные невзначай взгляды мужчины, но ей было всё равно, она прекрасно понимала, о чём он думает. Когда они спускались по лестнице, ей вдруг вспомнился тот день, когда они посещали гробницу. Могла ли она тогда хотя бы на секунду вообразить себе, что через несколько недель будет точно так же спускаться по лестнице с этим лекарем к телу своего лучшего друга? И в самом страшном из своих кошмаров — нет. Однако вот она, идёт под руку с Ливием, чтобы войти в контакт с Ка когда-то самого близкого человека. Эвтида не сразу нашла в себе силы войти в помещение. Не из-за резкого запаха, нет, ей не хватало духу. Чувства, которые она крепко заперла внутри, чтобы они ей не мешали, вырвались наружу тогда, когда Ливий отодвинул крышку саркофага. Сейчас она увидит его. Когда мужчина коснулся её плеча, она вздрогнула от неожиданности, а потом вздрогнула ещё раз, уже от его вопроса. — Как это… происходит у вас? — Мне нужно около десяти минут, ты выйдешь, — глубоко вдыхая, ответила она. — Хорошо, я буду прямо за выходом, если что — зови. Тут-то на неё и накатило жуткое чувство одиночества и страха. Она по-настоящему боялась. Не предвкушала встречи с другом, а боялась, потому что знала, что это их последняя встреча, после которой ей надо будет его отпустить. «Соберись, Эва», — вторил внутренний голос. Не обращая внимания на едкий запах, она сделала ещё один глубокий вдох, от которого начала кружиться голова, а затем подняла глаза. Вот он. Её друг. Исман. От вида его тела, которое ещё не успели тронуть лекари, сердце стало стучать так громко, что, наверное, даже Ливий мог его слышать. Слёзы побежали ручьями, а ноги подкосились, и Эва упала на колени, не в силах отвести взгляд от тела друга. Судорожный всхлип. Ещё один. Она уже не обращала внимания на острый запах, а просто рыдала, сжимая кулаки. — Нет, нет, нет, Исман… — зашептала, как в бреду, она, — мой жизнерадостный Исман, почему ты не улыбаешься? Почему ты лежишь в этом саркофаге, а не весело разгуливаешь по Нилу в поисках своего растения? Было ли тебе страшно перед смертью, мучился ли ты? Ужасная душевная боль, давящая на грудную клетку и желудок, заставила девушку согнуться. Так она и тряслась в рыданиях, пока вдруг не почувствовала странный поток холода, подобный тому, что был в гробнице эпистата Яхмоса. А затем, будто ледяная рука коснулась её плеча. Резко подняв голову, Эва замерла с удивлёнными и наполненными слезами глазами. Силой остановив очередную волну рыданий, она выдавила: — Исман?.. — Эме? — Исман! — повинуясь порыву, девушка вскочила и подалась вперёд, чтобы обнять друга, но только упала, мазнув руками по воздуху. Бесполезно, Ка друга была неосязаема, а ей так хотелось обнять его… — Осторожнее! Эме, не ушиблась? — обеспокоенно спросил он. Эвтида лишь отрицательно покачала головой в ответ, поднимаясь, а глаза её стали опять наполняться слезами. Его забота, которой всегда сквозили их отношения, остро кольнула сердце. — Я умер, да? — с печальным вздохом Исман поджал губы. Сердце снова кольнуло. — Да… — Я так и знал. Вернее, догадывался, что всё к этому и приведёт. — О чём ты? — смахнув слёзы, оживлённо спросила она, но юноша будто не слышал её слов, продолжая куда-то отрешённо смотреть. — Трое могут хранить секрет, только если двое из них мертвы. — Исман, да что такое, не говори загадками! — Как я умер? — проигнорировав её вопрос, безучастно спросил друг. — А, кажется, я помню. — Помнишь? И как? Скажи мне, ведь ты не сам вошёл в воду? — Сам. Эва осела на пол, пытаясь побороть шок, она ведь до последнего так яростно отстаивала версию, что он не мог совершить это сам. — Но… почему? — Дия жива? — снова проигнорировав вопрос Эвтиды, спросил Исман. Девушка могла солгать, но решила сказать другу правду. Был риск встревожить его Ка и потерять контакт, но он заслуживал знать истину. — Нет… — Ну да… Что ж, скоро мы с ней встретимся, — глаза Исмана уставились на неё, но выглядели они пустыми. В них не было прежней доброты и ласки, лишь пустота, будто отражение Исфета. — Я рад, что ты пришла, хотя и не одобряю этого поступка. Я жалел, когда умирал, что не смог с тобой попрощаться, — тут он заметил, что девушка снова начинает плакать, — не надо, Эме, не горюй. Вспомни, всё проходит, и это пройдёт. Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не оплакивала меня. Найди себе кого-нибудь хорошего, чтобы не быть одинокой, всё-таки человеку нужен человек… — Исман, я не хочу жить без тебя… — захлёбываясь слезами выдавила она, а потом зарычала: — Зачем ты это сделал?! Зачем оставил меня, мы же были неразлучны! — Я не могу тебе рассказать, но прошу тебя, моя Эме, найди в себе силы идти дальше и… будь очень осторожна… Ещё, прошу, передай родителям, чтобы простили меня за то, что я так распорядился со своей жизнью. Судорожно всхлипнув, Эвтида стукнула рукой по холодному полу: — Ответь мне, почему ты это сделал! — Я… — тут вдруг очертания Ка стали размываться, и Эва поняла, что начинает терять контакт с ним. Нет, ещё слишком рано, она ещё ничего не узнала, не попрощалась. Хотя, ей было бы мало и вечности. — В Исфет! Сама всё выясню, Исман, я люблю тебя и всегда буду любить! Помнишь, когда ты стал учеником в храме я не порадовалась за тебя? Так вот, знай, я всегда безмерно гордилась тобой! — Эме… я знаю, знаю… я тоже тебя люблю и горжусь тобой, ты такая сильная… мы ещё встретимся, но, надеюсь, не скоро. Однако знай, что я буду ждать тебя… всегда. И, надеюсь, когда мы встретимся, ты поведаешь мне о своей долгой и полной приключений жизни… У нас будет вечность… — Конечно, конечно, тогда-то мы и наговоримся вдоволь, и никто не посмеет нас прервать… — тут она заметила, что Ка Исмана почти исчезла, поэтому стала быстро тараторить: — Ты всегда будешь моим лучшим другом, моим братом, я никогда не забуду тебя, обещаю, я сохраню нашу дружбу в своём сердце навсегда, — задыхаясь, прошептала она. — Спасибо, Эме, моя милая сестрёнка… — сказал он, а потом протянул ей руку, и Эва протянула свою в ответ. Они не могли коснуться друг друга, но это было и не нужно. — Закрой глаза… Эвтида в последний, она это знала точно, раз посмотрела на исчезающую Ка, пытаясь запечатлеть в своей голове его облик именно таким, а не таким, каким она видела его на берегу. А потом закрыла глаза. Знала, что, когда откроет их, друга больше не будет. Будет лишь бездыханное и от того уродливое тело в саркофаге. Последнее, что она услышала перед тем, как потерять сознание от душевной боли и физического истощения после некромантии, было: — Прощай…***
Ливий бродил туда-сюда по тёмному коридору. Изредка до него доносились всхлипы Эвы, а один раз он даже услышал вскрик. Но лекарь продолжал терпеливо ждать снаружи, не позволяя себе мешать прощанию названых сестры и брата. Он знал, что иногда прощание — всё, что нужно, чтобы отпустить человека и начать двигаться вперёд. Жаль, не всем даётся возможность попрощаться, обычно, наоборот, люди её лишены, именно поэтому душевные раны не заживают годами. Хотя, ему думалось, что они никогда до конца не заживают, доставляя боль, с которой ты со временем просто учишься жить. В какой-то момент мужчина заметил, что всхлипы стихли. Выждав несколько минут, он подошёл ко входу в помещение и увидел лежащую на полу девушку. Подскочив к ней, он тут же проверил пульс. «Жива», — выдохнул с облегчением Ливий и неосознанно перевёл взгляд на открытый саркофаг. Надо было закрыть его до того, как Эвтида придёт в себя. Мужчина вышел в коридор, снял свой плащ и постелил его на пол, затем вернулся к Эве и, взяв её на руки, вынес. Усадив её на ткань, он передёрнулся от холода, и быстрыми шагами направился к саркофагу, чтобы закрыть его. Когда всё было сделано, а следы их пребывания в ибу были заметены, Ливий опустился на холодный пол рядом с девушкой. Оставалось дождаться, когда она придёт в себя. Хвала небесам, это произошло уже через минуту. — Эва, — лекарь аккуратно коснулся её плеча, — ты как? — Ли… Ливий, — ещё не опомнившись, она стала рассеянно оглядываться. — Нам пора идти, пока охотники не заподозрили неладное, — он встал, пошёл забрать факел, а затем вернулся, помогая ей встать. — Погоди, дай взглянуть на него ещё раз… — Эвтида схватилась за его рукав и стала тянуть на себя. — Что? Так, нет, Эва, мы сейчас же уходим. «Если останемся, то это затянется ещё на часа три, и тогда нас точно поймают», — рассудил мужчина и выжидающе посмотрел на Эвтиду. — Ливий… — Я ничего слышать не хочу, Эва, мы уходим, — он сильно схватил её за запястье и потянул к лестнице. До самого верха девушку пришлось почти тащить, потому что она никак не хотела сдаваться. Когда они миновали последнюю ступеньку, к Эвтиде вернулся здравый смысл, она притихла и послушно стала следовать за лекарем.***
Как они добрались до дома Ливия, Эва не помнила. Она просто шла за ним молча, пытаясь совладать с ворохом мыслей. Ей и вправду стало в разы легче после прощания, но теперь то, что она считала новым смыслом жизни исчезло. Если Исман сам это сделал, то, выходит, ей и мстить за него некому? А что за загадки он говорил? — На, выпей, успокоишься, — мужчина протянул ей чашу с красной жидкостью. Девушка отпила немного, а затем устремила свой взгляд на звёзды, которые выглядывали из-за деревянной крыши беседки. И вдруг улыбнулась. Стало так легко. Будто с сердца упал огромный давящий до этого дня груз. — Удивительно, как прощание с человеком может исцелить душу, — задумчиво протянула она. — С Исманом у меня ещё будет вечность, я это теперь точно знаю. Ливий молча наблюдал за ней, хоть Эва этого и не видела. — Он почему-то это сделал сам, что-то тут нечисто, конечно, но я доберусь до правды. И его эти загадки… — Какие загадки, Эва? — спросил Ливий и отпил из чаши Эвы успокаивающего отвара. Не получив ответа, он резко встал, потёр руками колени и направился к дому. Девушка, опомнившись только тогда, когда он уже был у дверей, последовала за ним. Скосив довольный взгляд на неё, мужчина повторил свой вопрос: — О каких загадках ты толкуешь? — А? — будто пойманная на чём-то незаконном встрепенулась она. — А… я тебе позже расскажу, раз уж теперь мы в одной колеснице. — Ну вот ещё, что за новости. Ты меня в преступники записала? — захлопнув дверь, серьёзно спросил он. — Называй, как хочешь. — И с кем я повёлся… — лекарь закатил глаза. — Я ведь не держу, Ливий. — Я теперь никуда не уйду. Видно же, — он грустно ткнул в неё пальцем, — ты существо безнадёжное и безрассудное. — Ах вот как! — Эва удивлённо открыла рот, сдерживая улыбку, а потом прищурилась и набросилась на мужчину, принявшись щекотать его. Ливий, не ожидавший такого поворота событий, опешил и успел только отпрыгнуть назад, прямо на кровать, а девушка, не ожидавшая такой реакции от него, не успела опомниться и упала прямо на лекаря. Однако, как только их лица оказались в миллиметре друг от друга, она щекотать его перестала. Осознав, как непозволительно близко они сейчас были друг к другу, Эва смущённо отвела взгляд. Ливий же, похоже, не был ни капли смущён, он бережно перекинул её волосы на одну сторону и, потянувшись к шее Эвы, оставил на ней влажный поцелуй, из-за которого по её коже побежали мурашки. Лекарь этого и добивался, потому что тут же довольно усмехнулся и лизнул то место, где только что оставил поцелуй. Эва сжалась от щекотного прикосновения, а Ливий, сдавленно рассмеявшись, перевернул её на спину и ловким движением прижал руки Эвтиды к кровати. Тут-то она и поняла, что оказалась в ловушке, и что мужчина собирается отомстить. — Даже не вздумай, — предупредительно прошипела Эва за секунду до того, как он стал покрывать её шею множеством поцелуев, заставляя девушку смеяться и извиваться под его телом. Однако уже спустя секунд тридцать её смешки сменились стонами, а поцелуи Ливия стали глубже и чувственнее. Когда он прикусил её мочку, Эва особенно сильно простонала, и лекарь удовлетворённо хмыкнул, перекатываясь на бок и поворачивая голову в сторону девушки. Оба подумали об одном и том же, хотя и не знали этого. «Мы теперь никуда друг от друга не денемся».