Терпкий

Хуа Чэн, словно жаждущий воды в пустыне, смаковал влагу с любимых губ, обладатель которых с удовольствием принимал ласки, будто бы и сам тосковал по любви, хотя сам никогда эту тоску не чувствовал; или просто не признавал. Ему казалось, будто бы все, что нужно для жизни, у него и так было, но подобно тому, как впервые попробовавшего сладость не вернуть к горькой диете, у него теперь тоже не было возможности не признать, насколько он ошибался. Оба утопали в приятнейшей и в то же время невыносимой сладости. Один из них никогда бы не подумал, что поцелуи, такие донельзя романтизированные и странные на вид, могут быть настолько приятными, чтобы уделять им всего себя на протяжении долгих минут, стремительно идущих сначала к одному теплому часу, а потом и к нескольким, с короткими перерывами на любование зацелованным возлюбленным. Второй же наоборот — мечтал о бесчисленных поцелуях с первым на протяжение долгих лет, и, наконец, получивший возможность ими наслаждаться, оказался ни капли не разочарован. Несмотря на то, что годы мечтаний давали о себе знать завышенными ожиданиями, никакие фантазии не смогли воплотить истинно получаемое от поцелуев удовольствие. Приходил вечер, и если тела оставались подвижными за счет частой смены поз — многие из которых казались Се Ляню непреодолимо неприличными, — то губы немели, словно были захвачены непреодолимой негой. Каждый из них желал продолжить, и хотя оба они чувствовали морозящее ощущение чуть ли не по всему рту, решил наконец отстраниться старший из них. Хуа Чэн ни за что бы не смог прекратить столь сладкие мгновения, даже если физически они стали менее приятными — слишком горькой казалась даже просто возможность остановиться; такой она, в прочем, и оказалась. — Сань Лан… — сказал Се Лянь, смотря на своего парня затуманенным от часового забытья взглядом. Стоило произнести всего два символа, как он ощутил, насколько губы онемели на самом деле. Хуа Чэн не стал ни вынуждать Се Ляня продолжать, ни говорить сам, уложив голову любимого себе на грудь. К концу поцелуев Се Лянь оказался сверху — широкий диван позволял тому расставить ноги по бокам от Хуа Чэна, и пока тот, кто сверху, наслаждался свободой действий и тем, что голова немного остудилась из-за долгожданной смены положения, нижний наслаждался возможностью бродить руками по рельефной великолепной спине, нажимом повелевая ей и придвигая все тело сверху ближе к своему. Сейчас же, когда Се Лянь спокойно лежал на груди своего верного последователя, Хуа Чэн ощущал самое глубокое умиротворение за всю его жизнь. И Се Лянь перенимал это чувство, слушая стук сердца, которое не так давно стало возлюбленным, но уже настолько сильно грело его душу, что он был готов возносить дары богам, лишь бы это ощущение продлилось вечность. — Гэгэ, я не хочу расставаться, — спустя некоторое время, проведенное в молчании, сказал Хуа Чэн, поглаживая мягкие каштановые волосы, запутывавшиеся в ласках и движениях рук, не знающих, куда себя деть. — Мы ведь начали встречаться час назад… Разве не рановато думать о расставании? — тихо посмеялся Се Лянь, обдавая грудь Хуа Чэна рядом быстрых неглубоких вдохов и выдохов за ними, после чего зарылся носом в красную футболку, стараясь не обращать внимание на рельеф мышц — слишком неловко. — Ты так жестоко подшучиваешь надо мной… — на выдохе произнес Хуа Чэн, сжимая веки в горечи. Его руки уже не гладили волосы, пальцы проходили сквозь, наслаждаясь приятными локонами. — Гэгэ, я приложу все усилия, чтобы такого расставания никогда не произошло, — добавил он шепотом, отпуская голову назад. Се Лянь вместе с тем переместился на открытую шею, поцеловав разгоряченную кожу. Проигнорировать подобный жест не представлялось возможным, и Хуа Чэн, не сдержавшись, поднял голову и вновь поцеловал лежащего на нем — нежно, невесомо, не отягощая мягкие движения губ страстью, которая бушевала внутри. Поцелуй не был долгим, и после него голова Се Ляня вновь опустилась на твердую, размеренно вздымающуюся грудь. — Ты не хотел бы поспать здесь? Я не хочу расставаться… в этом плане, — наконец пояснил Хуа Чэн, сомкнув руки у поясницы возлюбленного. — Жое не простит меня, — рассмеялся Се Лянь, щекоча тело своего парня дыханием, а его слух — приятнейшим голосом, в котором, не пропадая ни на миг, звучала улыбка. Он и сам не верил, что так счастлив: всю жизнь счастье, о котором так много и так свободно говорили другие, казалось чем-то недостижимым и далеким. — Тогда давай поедем к ней, — расстроенно предложил Хуа Чэн, прижимая руки на пояснице другого ближе к себе в намерении притянуть ближе самого Се Ляня. Мимо пары прошел кот, изголодавшийся по вниманию. — А как же Эмин? Его тоже возьмем с собой? — приподнимаясь, спросил мужчина. Осознав только после свершения действия, что сидит ягодицами на бедрах того, кто стал его парнем не сильно больше часа назад, он, чуть ли не вздрагивая, встал на пол и присел на корточки к черному молодому коту. — Боюсь, он от счастья и от твоего запаха всю ночь не успокоится, — меняя лежащее положение на сидящее, сказал Хуа Чэн, любуясь своим Богом, мило играющим с Эмином. — Тогда, поедем без него? — почесывая за мягким ушком, из которого выглядывали короткие светлые шерстинки, уточнил Се Лянь, после чего обернул голову в сторону возлюбленного. Не успел Хуа Чэн и ответить, как он дополнил: — Наверное, проще будет просто остаться у тебя. Ты ведь не ради шутки предложил? — с укором, на всякий случай, спросил он. — С таким я никогда не шучу, любимый гэгэ, — Се Лянь вновь покраснел, хотя сам думал, что после произошедшего его не сможет смутить ничто. — Надеюсь, Жое поймет тебя, когда ты все объяснишь. — Мне очень стыдно, но я слишком влюблен… — выдохнул Се Лянь, закрывая глаза. Хуа Чэн в тот же момент переместился на пол, и, стоило старшему из них открыть глаза, как губы оказались вновь заключены в сладкий поцелуй, сопровождавшийся движениями уже более глубокими, но все еще не выходящими за рамки приличий, установленных Се Лянем. — Ты ведь все еще не ел, да, гэгэ? .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. После совместного ужина и поочередного купания, они оказались в одной постели. Се Лянь пришел в домашней одежде, и пока не был готов к тому, чтобы одалживать одежду Хуа Чэна, потому и остался в своей, хоть и переживал из-за того, что она слишком грязная для лежания в кровати. Он очень не хотел, чтобы их первая ночевка превратилась в сцену из какого-нибудь дешевого ромкома нулевых годов. Ведь Се Лянь бы выглядел в одной только футболке Хуа Чэна как в мини-платье за счет двенадцатисантиметровой разницы в росте, а за счет красного цвета оверсайз-платье можно было бы и вовсе счесть совсем не подходящим к ситуации, где самым явным желанием было просто освободиться ото всех эмоций и вздремнуть. Хотя вздремнуть мешали не только мысли о злосчастной футболке и наигранно расстроенное красивое лицо рядом, но и сама идея того, что они проведут ночь в одной кровати. Идея не наталкивала на развратные мысли и вовсе не была извращена, скорее касаясь излишнего эмоционального единения, к которому Се Лянь не мог подготовиться заранее. — Гэгэ, пожалуйста, можно поцелуй на ночь? — выключив свет и задернув непропускающие свет шторы, спросил шепотом Хуа Чэн. Они не могли видеть ни лица друг друга, ни окружения, и оттого предложение звучало для Се Ляня даже более смущающим, чем в обычных обстоятельствах. — Сань Лан, мне правда нравится, но… Мои губы ужасно пересохли, мне даже есть было больно. Не мог бы ты немного пожалеть меня? — стыдясь собственного тона, высказал Се Лянь. Ему искренне нравилось целоваться с Хуа Чэном, нравилось чувствовать проявляемую им страсть, нравилось самому проявлять ее в рамках своих возможностей, но он не смог избежать физиологических последствий пристрастия к поцелуям, возникшего настолько резко. — Прости… — чувствуя вину за состояние любимого человека, сказал Хуа Чэн. Звуки шагов приближались и наконец завершились приземлением массивного тела на кровать. — Твое благополучие превыше всего. — Сань Лан! — смеясь, прикрикнул Се Лянь. — Не относись так серьезно, все ведь в порядке. На самом деле, я даже удивлен тому, насколько поцелуи приятные… — Гэгэ раньше не целовался? — озадаченно спросил Хуа Чэн, вызывая у лежащего рядом непреодолимое желание увидеть выражение лица. В намерении удовлетворить это желание хотя бы частично, Се Лянь протянул руку к чужой нежной коже, и хотя на деле ничего не понял, улыбнулся ощущению теплоты мягкой щеки. Постепенно глаза привыкали к отсутствию света. — Нет… Это имеет значение? «Наверное, впервые поцеловаться в двадцать семь — довольно постыдно… Пусть у меня и были причины, Сань Лан ведь их не знает. Лучше бы и не узнал…» — задумался Се Лянь в ожидании ответа. На деле «причины» — банальное отсутствие человека, к которому он бы питал симпатию настолько сильную, что та сопровождалась бы желанием поцеловать. Но наряду с этим на Се Ляня влияли и все конфликты из-за его ориентации. Они вопреки своим целям привели к тому, что еще с тринадцати лет мальчик находил проявления чувств лишним и ненужным в своей жизни — это казалось чем-то более постыдным, чем идея быть ни разу не целованным в двадцать семь. И Се Лянь определенно не хотел, чтобы так неожиданно встреченный и полюбившийся Хуа Чэн об этом узнал. — Не думаю. Хотя я удивлен, — ответил наконец Хуа Чэн, чей голос вновь был сопровожден звуков шагов. Только в этот раз не человеческих ступней, а мягкой поступи пушистых лап Эмина. — Я тоже. — А? — в непонимании уточнил Се Лянь, приподнявшийся, чтобы погладить запрыгнувшего на кровать Эмина. — Я тоже ни разу не целовался до сегодняшнего. — А?! — удивленно воскликнул он, поворачиваясь на едва заметную в темноте фигуру. — В жизни не поверю. Сань Лан слишком хорошо целуется. — Удивление было связано не только с навыком: Се Лянь считал Хуа Чэна самым привлекательным из всех встреченных за всю его жизнь людей, самым красивым и с самым идеальным характером, какой только можно представить. Стоило Се Ляню вспомнить и те поцелуи, что сопровождались жаркими касаниями кожи и рельефа чужого тела, как тот, краснея до кончиков ушей, осознавал, что и тело у Хуа Чэна было невероятно близко к идеалу. «Разве мог такой человек ни разу не поцеловаться?» — спрашивал пустоту Се Лянь, хотя и сам он избежал такого опыта вовсе не из-за непривлекательности. — Но если ты ни с кем не целовался, разве можешь ты судить о том, плохо я целуюсь или хорошо? Мне тоже кажется, что ты великолепно целуешься. Хотя, должен признать, такие разговоры с учетом твоего отказа меня слишком волнуют, — он опустил возлюбленного обратно, рукой взявшись за дальнее от себя плечо, в итоге укладывая Се Ляня так, чтобы он лежал на его плече. Вторая рука опустилась на мягкую щеку, не скрывая свою жажду ласки. — Наверное, ты прав… — покраснев, зевнул Се Лянь, поворачиваясь на бок и приподнимаясь обратно: уже не так сильно, как чуть ранее. Он наклонился к лицу Хуа Чэна в намерении поцеловать его в лоб, но сонливость и темнота сыграли свою роль — он промахнулся и приземлился на нос своего парня, пока тот счастливо рассмеялся. — Гэгэ так жесток и мил одновременно! — Сладких снов, Сань Лан, — сказал Се Лянь, жутко смутившись от произошедшего недоразумения. Мягкий смех, звучащий так близко, успокаивал быстрее привычного, и Се Лянь с благодарностью уложил голову обратно на плечо Хуа Чэна. — С тобой рядом они другими и не могут быть, — мягким шепотом флиртовал фотограф, готовый с радостью и удовольствием задохнуться от поглощающей без остатка любви. — Доброй ночи, гэгэ. Практически в объятиях они оба заснули, хотя для каждого потребовалось больше времени, чем обычно. Хуа Чэн не мог свыкнуться с мыслью, что на его плече лежит возлюбленный, столь долго и горячо любимый, а Се Лянь мучался и от того, что рядом впервые за долгие годы был посторонний человек, помимо Ши Цинсюаня, и от того, что кровать была до непривычного жесткой. «Вспомнишь солнце — вот и лучик». Се Лянь ощутил вибрацию телефона, и хотя не разобрал, его это или Хуа Чэна, ведь те лежали рядом, решил проверить. Звонил Ши Цинсюань! Причем судя по строке уведомлений, уже не первый раз. Хуа Чэн, почувствовав исчезновения приятной тяжести с плеча, открыл глаза. Се Лянь вдруг задумался о том, насколько Хуа Чэну, должно быть, неудобно спать прямо с цветной линзой и даже ощутил накативший стыд, умело совмещавшийся со смущением из-за того, что своими движениями он разбудил спокойно спящего человека. — Сань Лан, ложись спать. Это Ши Цинсюань, мы поговорим, и я вернусь… — не успел Се Лянь закончить объяснения, как Хуа Чэн протянул к нему руки и обнял. — Пожалуйста, гэгэ, поцелуй меня, когда вернешься. — хрипло и сонно прошептал он, вызывая в возлюбленном приступ любви. Сухость на губах уже стала меньше, но даже высушись они сильнее, Се Лянь все равно бы согласился. — Конечно, Сань Лан, — он взял телефон и вышел из комнаты, прежде чем взглянуть на время и наконец ответить. — Цинсюань, привет, конечно, но сейчас полпервого ночи! Что случилось? — Это ты должен мне сказать, что случилось! Я кучу соо написал, а ты ни на одно не ответил! — разразился праведным гневом Ши Цинсюань. — Что у вас с Хуа Чэном? Ты же обещал мне рассказать, как все пройдет? Неужели он-таки уговорил тебя на «ню», и ты только сейчас пришел в себя?! Се Лянь и правда обещал. Стыд вновь накатил: никогда прежде Се Лянь не забывал о своих обещаниях! — Извини, Цинсюань… Никакого «ню» не было, но… Мы теперь… вроде, встречаемся. Целовались, вот, весь вечер… — Что?! — крикнул собеседник так, что Се Ляню пришлось отвести телефон от уха. — Ладно, понял, больше не мешаю, продолжайте там дальше, ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… ах-ха-ха… — и моментально сбросил трубку. Борясь со смущением и стыдом одновременно, Се Лянь вернулся в спальню Хуа Чэна. Глаза привыкли, и он мог разглядеть умиротворенно спящего без особых затруднений. «Очень красивый…» — заключил Се Лянь, приблизившись в намерении поцеловать. Стоило его губам легко коснуться чужих, как лицо их обладателя окрасилось нежной улыбкой. Улыбаясь вместе, они вновь погрузились в сон. .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. С того вечера, как Се Лянь получил букет эустом, не успев даже взять его в руки, он был неимоверно счастлив. Хуа Чэн не то что не давал поводов для расстройств: он без преувеличений старался делать своего возлюбленного с каждым днем только счастливее, и все его старания без промедлений вознаграждались результатом. Сегодняшним утром этой наградой была улыбка, обращенная в камеру на телефоне; влюбленная пара созванивалась каждое утро проведенного в отношениях месяца, за исключением тех, когда пробуждение наступало в компании друг друга. Хуа Чэн без зазрения совести любовался своим парнем на экране, иногда даже отвлекаясь от темы разговора, вместо ответа произнося комплименты, которых, казалось Се Ляню, у него в словарном запасе было больше, чем всех остальных слов. Сегодня у Се Ляня был выходной. Хуа Чэн, знающий о расписании Се Ляня, всегда планировал свой график так, чтобы во время свободного времени его парня его самого никто не мог потревожить — даже если бы он и откликался на такие просьбы, скорее всего от гнева просто убивал бы несчастных, осмелевших прервать нечто настолько драгоценное, как встреча с Се Лянем. — Гэгэ, посмотри в окно, — попросил Хуа Чэн, хотя сам не сводил взгляд с экрана. — Видишь? — Вижу… — ответил Се Лянь, в чьих глазах отражались снежинки. Наступала зима, которая в Шанхае редко было снабжена белыми и пушистыми пейзажами. — Я хотел бы пригласить тебя на свидание. Хотя, признаться честно, не будь снега, я бы тоже хотел, просто на другое, — радуясь милому смеху Се Ляня, пошутил Хуа Чэн, передвигая камеру так, чтобы его лицо виднелось на фоне снежных пейзажей, и возлюбленному не пришлось разрываться между окном и экраном. — Так же и я, вне зависимости от того, идет снег или нет, всегда с радостью соглашусь на свидание с тобой, Сань Лан, — мягко улыбнулся он, одаривая Хуа Чэна приступом любви и несдерживаемым желанием оказаться рядом и завлечь в объятия и поцелуи. — Но неужели у тебя есть идея для снежного досуга вдвоем? — Сложно назвать это моей идеей. Я хотел бы пойти на каток с тобой, гэгэ, а зная Шанхай, такая может представляться даже реже, чем единожды в год, — с грустью сообщил Хуа Чэн, быстро отшутившись: — Хотя можно было бы поехать в более снежную страну покататься, — интонация, правда, вовсе не была шутливой, и такое происхождение фразы Се Лянь лишь предполагал. — Я только за! В детстве я много катался на роликах, и, наверное, они имеют много схожего с коньками, — весело поделился он, любуясь своим парнем с не меньшим восхищением. На прекрасном лице отобразилось наигранное расстройство. — Сань Лан, неужели ты желал, чтобы я отказался? — Ни в коем случае, гэгэ. Я просто мечтал о том, как мог бы поддерживать тебя или позволить тебе упасть прямо мне на грудь вместо льда, а ты оказался столь талантливым и великолепным, что эти счастливые мечты были вынуждены разбиться о жестокую реальность. — Я ужасен… — так же наигранно произнес Се Лянь, в отличие от собеседника удосужившийся подделать только интонацию, но не избавивший лицо от мягкой улыбки. — Сань Лан, пожалуйста, поддерживай меня все равно! А полежать на твоей груди можем у меня, когда будем обогреваться. — Ох, кажется, мои разбитые мечты обратились фениксом, раз уж такая жалкая попытка обернулась приглашением в гости, — сказал Хуа Чэн, отходя от окна и начиная собираться: повседневная одежда и макияж на нем уже были, а вот верхней одежды не было. — Гэгэ, успеешь собраться за двадцать минут? — Да! .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. Снегопад легкими хлопьями опускался на прохожих, одновременно демонстрируя им свой холод и милую мягкость, греющую сердце. В будние дни поздним утром на улицах не было спешащих в неизвестность людей, а потому каждый мог насладиться неспешным любованием таким редким и чарующим явлением. Каток не был столь большим: в конце концов, организовать большую площадку за короткий срок и на короткий срок было не только труднореализуемым, но и не совсем экономически выгодным. Однако все из-за того же времени людей было не так много, и мыслей о том, что можно было бы по неосторожности с кем-то столкнуться, почти не возникало. — Гэгэ, не затягивай слишком крепко, — сказал Хуа Чэн, наблюдая, как Се Лянь завязывает шнурки с большим усилием, чем это было необходимо, — быстро устанешь и ноги заболят. — Разве Сань Лан не хочет, чтобы у меня заболели ноги, и он мог донести меня до машины? — посмеялся Се Лянь, радуясь, что в зоне проката коньков никого не оказалось, и он мог свободно смеяться и не отталкивать влюбленную заботу своего парня. — Твоим ногам не обязательно болеть, чтобы я мог донести тебя до машины, — поднялся Хуа Чэн, покончив с завязыванием собственных коньков. — Ты же знаешь, что без серьезной причины я не соглашусь… — Знаю, и ужасно расстраиваюсь каждый раз, стоит мне столкнуться с осознанием этого. Се Лянь никогда не говорил о причине напрямую, и потому Хуа Чэн, и без слов понимающий, не заводил разговор о неприятном обстоятельстве. Дело было в популярности Хуа Чэна. В те выходные, что были выходными и для большинства, Се Лянь старался организовывать домашнюю совместную активность или любимое обоими нежное бездействие; в людных местах предпочитал не обедать вместе, предпочитая маленькие ресторанчики или дом. Хуа Чэн не обращал внимания, и Се Ляню ни разу не доводилось видеть посты в СМИ, связанные с ними и их отношениями, но, стоило ему подумать о том, в каких обстоятельствах они могли бы появиться и как могли бы повлиять на жизнь его любимого парня. Хуа Чэн боялся говорить о том, что ему искренне безразлично внимание СМИ, не желая дать Се Ляню понять, насколько он им любим, в страхе о том, что он поймет и причину. Они вышли на лед, и Се Лянь с непривычки не желал отдаляться от перилл. Хуа Чэн же следовал за ним достаточно свободно, скорее из-за присущей характеру уверенности, а не настоящего опыта. Лед был почти новым, почти полностью лишенный царапин от лезвий, а потому стоило Се Ляню отойти от перилл, как он тут же погрузился в ощущение свободы и бесконечной любви к своему ледяному напарнику. Впрочем, второе ни разу за прошедший месяц его не покидало. — Гэгэ, ты такой быстрый! — продолжал хвалить каждое движение любимого Хуа Чэн, хотя сам без трудностей держался поблизости. Дарить комплименты Се Ляню было воистину его любимейшим занятием. Желая посмотреть на Хуа Чэна и полюбоваться видом черных волос, покрытых не тающими на холоде снежинками, словно ночное небо звездами, он остановился около борта. Не упуская возможности, Хуа Чэн приблизился и поставил руки по сторонам от Се Ляня, заключая того в плен. — Сань Лан, какой же ты красивый… — теряясь в мыслях, произносит Се Лянь, касаясь руками в перчатках щеки. Мысли о посетителях катка на время застыли вдали сознания за ненадобностью. Да и большинство из посетителей — такие же влюбленные, как Хуа Чэн и Се Лянь, что служило неплохим оправданием раскрепощенности. — Никогда бы не подумал, что смогу радоваться тому, какой внешностью обладаю… — он поднял одну руку, чтобы положить ее на тыльную сторону ладони Се Ляня, прижимая ту еще ближе к своей щеке, несмотря на легкий холод от снежинок. Имели ли значения будущие трещины на коже, если под мягкой перчаткой скрывалась любимая и еще более мягкая кожа Се Ляня? Определенно не для Хуа Чэна. — Ты иногда бываешь таким глупым! — посмеялся Се Лянь, привставая с перилл, на которые упирался поясницей. Хуа Чэн тут же отъехал назад, позволяя любимому продолжить круговой путь по льду. — Хочу тебя поцеловать. — Тогда, завершим круг и пойдем туда, где гэгэ не будет ничего мешать, — ответил Хуа Чэн, не скрывая акцент на том, что против поцелуя здесь на самом деле только сам Се Лянь. Наслаждаясь последним кругом, Се Лянь позволил себе чуть больше трудных движений. Из-за обильного количества танцев в ранней юности он очень хорошо управлял своим телом, обладая при этом немалой природной пластичностью. Хуа Чэн катился поблизости, сохраняя возможность поймать своего Бога, если возникнет такая необходимость. Когда они пришли к машине, оказалось, что такое недолгое катание уже смогло несколько вымотать: у обоих болели икры, а лица от снега, казалось, совсем лишились влаги и мягкости. Однако они продолжали смотреть друг на друга мягкими улыбками, полнящимися удовольствия и скрытого чуть глубже в душе нетерпения. — Чудесно вышло, — говорит Се Лянь, пока машина отъезжает от катка, на котором появилось только больше людей с их уходом, — но нас ждет нечто даже более чудесное, ха-ха! — Время, проведенное с гэгэ, всегда чудесно, — бросая взгляд на Се Ляня, отвечает Хуа Чэн, после чего вновь устремляет внимание на дорогу, разгоняясь до максимально допустимой скорости в намерении приехать как можно быстрее. Дом Хуа Чэна был ближе, поэтому они обусловились поехать именно туда. Путь был дольше обычного, и с каждой пройденной минутой водитель, казалось, злился все сильнее и уже с меньшим волнением относился к возможным штрафам о превышении скорости. Пока ситуация не становилась опасной для Се Ляня, он набирал скорость даже выше допустимой. Се Лянь и сам желал скорее попасть домой, а потому не высказывал недовольства, хотя обеспокоен определенно был. Такие ситуации не были редкостью или повседневностью. Не были ни обыденностью, ни удивительным событием: просто случались периодами больше, периодами меньше, но учитывая короткий срок их отношений… Се Лянь начал осознавать, что испытывает такое слишком часто и позволяет страху влиять на свое состояние слишком сильно. Он вовсе не перестал желать скрыть отношения от общественности — до сих пор о них знал только Ши Цинсюань, хранивший слово о молчании даже в сторону Хэ Сюаня. Он не хотел, чтобы кто-либо знал, но хотел, чтобы им не было нужды скрывать что-либо. «Бремя отношений с популярным человеком?» — задумывался, смеясь про себя, Се Лянь. Припарковавшись у самого подъезда не без использования колоссального везения, Хуа Чэн, выйдя из машины, взял пассажира за руку и отвел к лифту. Оказавшись в нем, тут же прижался в поцелуе. Его губы страстно сминали чужие, пока язык выдерживал время, сдерживая свои чаяния: стоит им оказаться дома, как Се Лянь уже не будет против и языка своего парня. Нужно только терпение. Отстранившись для того, чтобы дойти до двери, Хуа Чэн позволил Се Ляню увидеть свой затуманенный страстью и гневом от сдерживания взгляд. Когда оба вошли, и дверь была закрыта, перед поцелуем, Се Лянь заговорил, совсем потеряв смысл в дальнейших размышлениях: — Сань Лан, давай раскроемся? — Давай! — радостно отвечает Хуа Чэн, чьи брови все еще нахмурены в недовольстве. Он медленно меняет выражение на привычное, преисполненное спокойствием в ожидании озорства и игривости. — Гэгэ, я буду только рад. Но как бы мне ни хотелось, твои беспокойства не беспочвенные. Он достает из кармана телефон, и сразу после открытия экрана блокировки Се Лянь видит фотографию, что была сделана месяц назад, еще до начала их отношений. Их объятия у дома! Се Лянь выдохнул и застыл. — Скорее всего, сделавший это фото имеет и информацию о том, в каком подъезде ты живешь. — Так… это опубликовано? Я просматривал твои хештеги и не видел… — признался Се Лянь, заводя руку за затылок. Одновременно было страшно и неловко: то, чего он так боялся в отношениях, произошло еще до них. — Нет. Хотя мне приятно, что гэгэ мной так заинтересован! — смеется Хуа Чэн, обнимая одной рукой любимого и целуя того в висок. — Власть в медиа пространстве — основа моего собственного продвижения, гэгэ. Имей его представители возможность пойти против меня, все мои старания не имели бы никакого смысла, — рассказывает Хуа Чэн. — Помнишь Инь Юя? — Да, Сань Лан. Твой ассистент, верно? — Верно, гэгэ. Когда познакомился с тобой, сказал ему контролировать статьи СМИ и мониторить посты. С последним повезло — если меня и ловили, то просто постили мое лицо, зачастую не акцентируя внимание на тебе или вовсе вырезая. Со статьями труднее, так что Инь Юй предлагал сделки авторам и выкупал опасные фотографии. «Удивительно…» — задумался Се Лянь. «Будь у меня нечто подобное в семнадцать, наверное, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.» — …И много ты на это потратил? — не без стыда спросил Се Лянь, укладывая голову на плечо Хуа Чэна в желании спрятаться. Эмин подошел и сел рядом, мурлыкая пришедшим. — Разве это важно? Вопрос в другом. Гэгэ ведь не желает такого внимания. — Дело ведь не во внимании, — он опустил свободную руку на макушку черного кота, — если бы я мог быть уверен, что ни Жое, ни мне, ни тебе последствия этого внимания не навредят, мне было бы безразлично. Но как люди воспользуются тем, что знают, где живет твой… — с сомнением сделал паузу Се Лянь, пытаясь выбрать удачное слово. — Возлюбленный? «Как неловко!» — покраснел Се Лянь, стесняясь собственной неуверенности. — Да, возлюбленный. Если они придут ко мне на работу и меня уволят из-за неразберихи? — Гэгэ в целом необязательно работать… — сказал Хуа Чэн, после чего украл руку любимого у Эмина и переместил ее себе на щеку. — В любом случае. Гэгэ, мне все же кажется, что твои переживания излишни. Я постоянно на виду, и это не просто так. Я участвую в мероприятиях, хожу на показы, на интервью и другие бесполезные штуки, и люди удовлетворяют свой интерес ко мне. Мне безусловно стоит и дальше продолжать блокировать особых индивидов, намеревающихся слить твои данные, но обычная популярность не представляет такой уж большой угрозы. — Так странно, что то, о чем я беспокоился все время, произошло еще до того, как я начал беспокоиться… — Цель таких людей, все же, словить меня проявляющим любовь, так что все вполне осмысленно. — посмеялся Хуа Чэн, зарываясь рукой в любимые каштановые пряди. — Все еще не понимаю, как ты в меня вообще влюбился. Еще и настолько сильно! — честно признался Се Лянь, тоже посмеиваясь в темп своему парню. — Надеюсь, ты прав насчет твоих поклонников. Квартира меня и правда беспокоит… Жое ведь… такая кроха… — выдохнул он, погружаясь в не самые приятные мысли. — Гэгэ, у меня есть одно решение, но мне нужно время, чтобы осмысленно тебе его предложить. — Звучит серьезно… Это как-то связано с той съемкой в красных костюмах? — он неожиданно предположил, почувствовав закравшуюся в сознание мысль. Именно тогда они впервые обсуждали их приватность, хотя тогда еще и не встречались. Се Лянь убрал руку, намереваясь снова приласкать кота, но пустое место заполнил теплотой, поцеловав нежную холодную щеку. — Нет. Хотя я уже заретушировал, и когда мы раскроемся, можно будет начать нашу успокоительную компанию именно с этого сета, — улыбаясь в ответ на поцелуй, ответил Хуа Чэн, не скрывая демонстрируя, что желает большего. — Можно. Се Лянь не может отказать Хуа Чэну в желании «большего». Это большее хочет и он сам, а потому с удовольствием забирается на бедра возлюбленному и целует, находясь чуть сверху. Целоваться так было невероятно приятно, пусть дело и было скорее в том, с кем они разделяли поцелуй, а не в позе: их поцелуи всегда казались обоим невероятным благословением. Хуа Чэн поднялся, придерживая Се Ляня за бедра и не давая упасть никуда, кроме собственных губ. Угол поцелуя чуть сменился — Се Лянь оказался еще выше и немного согнул спину, намереваясь вернутся в прежнее положение. Сменив угол на прежний, он ощутил проникший внутрь язык, ведомый желаниями обоих и не встретивший ни единой попытки сопротивления. Се Лянь ждал его, и с удовольствием отвечал нежным ласкам языка, вторившим движениям пальцев на бедрах. Ужасное смущение съедало, но растворялось в счастливых мыслях о невероятной любви, разделяемой между ними. Хуа Чэн сел на диван и опустил Се Ляня на себя, довольствуясь его положением сверху. Утопая в наслаждении, старший из них не мог и представить, что сможет быть еще счастливее.