Терпкий

Яркий солнечный свет заставлял глаза болезненно сжиматься, даже если не оглядываешься на сияющее синевой небо — так ярко он освещал все вокруг, что даже матовые поверхности за считанные секунды слезили глаза. Компания из четырех высоких и незаурядно привлекательных мужчин подходила к аквапарку, и лишь двое из них носили настолько очевидно необходимые солнечные очки. — Гэгэ, пойдем купим еще две пары! Твои глаза слишком дороги для дозволения таких глупых травм… — волнующийся Хуа Чэн выглядел безумно мило для Се Ляня, но нестерпимо слащаво для Хэ Сюаня; хотя он был рад возможности подумать о чем-то сладком, что немного сгладило его выражение лица. — Сань Лан, ну что ты… Я уронил свои очки и разбил, потом из отданных тобой выпали стекла… Вряд ли покупка новых сделает что-то с моей удачей… — виновато ответил Се Лянь, с любовью смотрящий на своего парня. — Но мне очень приятно, что Сань Лан так обеспокоен моим состоянием. — Э-э-эй! Сладкая парочка, — слушая Ши Цинсюаня, Хэ Сюань снова подумал о желаемом десерте, — вы очередь, что ли, не видите? Не понимаете, что логичнее поговорить обо всех ваших злоключениях, когда мы присоединимся к толпе? — наслаждающийся солнцем гораздо больше всех остальных, прятавшихся под подвернувшейся тенью, Ши Цинсюань раздраженно зыркал, не скрывая негодования даже для вида. — Как вообще так вышло, что в будний день так много народа? — перенимая раздражение своего парня, спросил Хэ Сюань. Раздражен он, впрочем, был вовсе не из-за этого. К своей беде представил очереди в кафетерии, а потом вспомнил и то, как давно последний раз ел, что вновь заставило разочароваться в жизни. — Так дети же на каникулах, вот родители и выуживают отгулы для развлечений, — резонно объяснил Се Лянь, снимая с себя панаму светло-коричневого цвета и надевая ее на Хуа Чэна. — Держи, тебе ведь явно хуже. Тот в ответ влюбленно улыбнулся и обнял Се Ляня прямо на том же месте, совсем не смущаясь раздраженного взгляда Хэ Сюаня и завидующих «зырков» от Ши Цинсюаня. Се Лянь на месте панамы завязал кичку, которая, по плану, должна была спасти от запуток и неурядиц во время развлечения. — Не стоит подгонять нас, — равнодушно ответил Хуа Чэн, когда вынужденно отпустил из объятий Се Ляня и оставил на нем лишь одну руку, мирно устроившуюся на плече. — Я купил билеты заранее, можем идти сразу в раздевалки. Лицо Ши Цинсюаня озарилось лучезарной благодарностью, которая, кажется, была даже теплее палящего солнца — несмотря на закрытые темным стеклом очков глаза, она чувствовалась мягким дуновением на лицах стоящих рядом. Хэ Сюань в свою очередь просто хмыкнул и направился в сторону раздевалки, не дожидаясь остальных. Впрочем, им его ожидание и не требовалось — они спокойно направились в ту же сторону, утопая в предвкушении. — А-Лянь, сегодня ты точно расплатишься за то, что отказал мне в прошлом году… — зловеще ухмылялся Ши Цинсюань, отводя Се Ляня от Хуа Чэна. — Ты пожалеешь, мой дорогой друг! — Это тебе придется пожалеть, если гэгэ не понравится прогулка, — Хуа Чэн ревниво забрал своего возлюбленного обратно к себе. Они уже почти дошли до раздевалок, бесчестно — по мнению толпы — минуя громадную кричащую очередь. Никто из четверки не питал ярой неприязни к детям, однако и радостным никого назвать было нельзя, пока те думали о необходимости уживаться на одном пространстве с обилием маленьких крикунов. Вопреки ожиданиям, в раздевалке было довольно просторно и даже несколько пустовато; возможно, это связано с тем, что большинство посетителей — женщины и дети, которые тоже идут в женскую раздевалку в силу возраста, а возможно дело было как раз в том, что немногие взяли билет сильно заранее, и толпа еще нагрянет. Отвлекаясь от временных распрей, все четверо согласились, что необходимо поторопиться. Все самые интересные и страшные горки собирают вокруг себя немалые очереди даже по будням, а когда вопрос касался такой чудесной погоды, то и вовсе не было никаких сомнений — стоит замедлить на минуту, как простоишь в очереди на час дольше. Но несмотря на свое согласие с очевидным, Хуа Чэн не мог сосредоточиться. Уже год ни разу не происходило ситуации, в которой его возлюбленный демонстрировал обнаженную кожу сверх привычного минимума, а Хуа Чэну не было дозволено тут же спрятать Се Ляня ото всех, оставляя зрелище себе одному. В раздевалке смотреть друг на друга принято не было, но Хуа Чэн не мог отказать себе в этом — раз уж перспектива забрать Се Ляня себе и не выпускать из объятий до самого вечера оказалась вынужденно несвершившейся, то хотя бы взглядом он может обнимать его безо всяких ограничений. Се Лянь спокойно переодевался, стараясь не дать себе излишней свободы и самому не заглядеться на столь мило подглядывающего Хуа Чэна. Спутники двоих влюбленных выглядели несколько недовольными. — А-Лянь, почему же вы просто не переоделись дома? — унывая, спросил Ши Цинсюань. Сам он просто снял верхнюю одежду и был готов к выходу, как и его возлюбленный, грозно смотрящий на Ши Цинсюаня. — Чего? Неужели я не прав? — Пойдем, — ответил Хэ Сюань, уводя своего парня наружу. — Да ну?! Хэ-сюн, неужели тебе так не терпится? — радостно вопрошал Ши Цинсюань, с улыбкой махая оставшимся в раздевалке паре. К его счастливому неведению, Хэ Сюань вовсе не желал прокатиться с ним на горке поскорее. Просто он знал, что и ему, и его парню достанется излишне грозных взглядов нервного Хуа Чэна, стоит им остаться. По велению злого рока, Хэ Сюаню доводилось гораздо чаще общаться с Хуа Чэном, и он знал: если бы они с Се Лянем переодевались дома — не пришли бы вовсе. Хуа Чэн нахмуренно смотрел уходящим спутникам вслед, но, обернувшись на Се Ляня, тут же искренне улыбнулся. — Гэгэ, нам и правда стоит поторопиться. Хочу поскорее посмотреть на тебя под солнечным светом! — Хуа Чэн словно бы сам излучал свет, преисполнившийся счастьем. Он был вынужден отказаться от излюбленных поцелуев на не менее излюбленном теле ради сегодняшней поездки, и был намерен посвятить всего себя любованию прекрасной, идеальной кожей Се Ляня. Он кивком согласился и чуть ускорился, за минуту уже завершив все и приступив к складыванию вещей в шкафчик. Хуа Чэн подошел сзади и обнял его со спины. — Я люблю тебя, — сказал Се Лянь, почувствовав, как крепкие руки сомкнулись у его груди. — Я тоже, — практически прошептал Хуа Чэн, наслаждаясь красотой и нежностью любимого мужчины. Оба они, собравшись до конца и взяв по маленькой водонепроницаемой сумке для самого важного, вышли наружу, в ту же секунду опаляемые мягкими лучами солнца. — Жарче, чем я ожидал… — поделился Се Лянь, прикрывая глаза от солнца ладонью. — К полудню станет еще жарче, но в воде все сгладится, — с сочувствующим взглядом заговорил Хуа Чэн, беря свободную от работы зонтика руку в свою. — Я ведь холодный? Руки Хуа Чэна и правда всегда были холодными, и Се Лянь радостно кивнул на его жест. Счастливый от такой реакции, Хуа Чэн взглянул на телефон, где в виде уведомления отобразилось сообщение в их общем аквапаркском чате. «Мы с Хэ-сюном пошли на горку для парочек!!!!!!!!!» — гласило сообщение. — Гэгэ, — позвал Хуа Чэн, показывая экран телефона. — Пойдем к ним? — Я слышал, эта горка довольно страшная… Я ведь раньше не был в аквапарках, давай сначала на детскую или вроде того? — с сомнением спросил Се Лянь. — Все равно встретимся с Цинсюанем и господином Хэ на обеде. — В одном-то парке всяко пересечемся. Смотри, гэгэ, — он указал на легенду находящейся близ них карты, — есть «зеленые» горки. Совсем не страшные. — И правда. Мой Сань Лан такой сообразительный, — Се Лянь потрепал Хуа Чэна по макушки, слегка путая длинные волосы. Он искренне любил их: такие красивые, при свете солнца блестящие, словно ночная водная гладь, отражающая белыми полосочками луну — Хуа Чэн в глазах Се Ляня сочетал в себе вещи совершенно противоположные, вызывая у своего парня вовсе не противоположные эмоции: только любовь. Хуа Чэн ярко улыбался, наслаждаясь поглаживаниями своего возлюбленного. Сегодня важный день не только из-за их первого похода в аквапарк. Он очень не любил перекладывать ответственность на кого-то другого, когда дело шло о вещах, действительно тревожащих его до дрожащих кончиках пальцев. Ши Цинсюань иногда раздражал — особенно, когда втягивал Се Ляня во всякие авантюры, и еще особеннее, когда просто забирал Се Ляня в дни, когда Хуа Чэн мог бы провести с ним время. Он по-настоящему дико ревновал, полностью признавая в себе дикаря — даже выражал это Се Ляню, с милейшей улыбкой смеющегося над ним. И все же сегодня именно Ши Цинсюань был его главной надеждой. Хуа Чэн был обязан довериться. Они дошли до очереди в первую парную горку. Она довольно длинная — чуть больше минуты беспрерывного пути, но скорость ни на одном этапе не превышает «детской», и потому в очереди в основном были пары родитель-ребенок и братья с сестрами. Два рослых мужчины в очереди смотрелись немного глупо, но Се Лянь признавал, что «смотреться глупо» с Хуа Чэном вовсе не кажется чем-то постыдным, а скорее веселым и приятным. Впрочем, на деле никто их глупыми и не считал — все были заняты собственным предвкушением. — Сань Лан, а она довольно высокая… — поделился Се Лянь, заглянув за ограждение и тут же ощутив прикосновение сухой прохладной ладони к своему плечу. — Я спасу гэгэ, — улыбнулся Хуа Чэн. Во второй руке он держал двухместный пончик, по-джентельменски отказавшись нести его вместе. — Я и не сомневаюсь! Спустя пару минут очередь дошла и до них — дольше поднимались и охотились за ватрушкой, чем стояли. Се Лянь был в предвкушении, смешавшем в себе две крайности: страх и запредельную радость. Он сел вперед, намереваясь спастись от первого и усилить второе объятиями возлюбленного. Хуа Чэн был только рад согласиться: возможность любоваться прекрасной шеей, пока та не была закрыта собранными наверх волосами, красивейшими трапециевидными мышцами, развитие которых он лицезрел лично, великолепными широкими плечами своего идеального мужчины никогда не была лишней. Се Лянь ощущал волнение, но то уже не было окрашено страхом, только радостным предвкушением. Он сел первым, решив не мешать Хуа Чэну их оттолкнуть, когда оба будут готовы к «отправке». Проезжая по водяной горке, чувствуя на себе брызги воды, наблюдая перед собой стройные ноги Хуа Чэна, спускаясь путающим голову кружением в воронку и падая, Се Лянь думал, что на «зеленой» горке познал всю радость аквапарков. Разве могло быть хоть что-то прекраснее, если он настолько счастлив. Лишь потом, когда Хуа Чэн сопроводил его на все парные горки, Се Лянь осознал, насколько был неправ: захлестывающий адреналин разжижал сознание, высвобождая спрятанную вынужденным взрослением инфантильность. Се Лянь никогда и не думал, что высвобождение детской натуры может стать для него чем-то настолько важным. Он таскал Хуа Чэна за собой, не скрывая искреннего счастья, коим был наполнен. Се Лянь замечал взглядом их спутников, но совсем не мог отвлечься, если видел горку с маленькой очередью — слишком заманчиво, слишком желанно, нужно поскорее бежать, пока никто другой не добежал! — Гэгэ, тебе так нравится? — смеясь, спросил Хуа Чэн. — Конечно! Надо будет обязательно сходить на групповые с Цинсюанем и господином Хэ! — воскликнул Се Лянь, пока поднимался по лестнице наверх, держа своего любимого парня за руку. Его волосы ужасно спутались, от пережитых всплесков гормонов все лицо раскраснелось и покрылось испариной, плечи же покраснели вдобавок еще и от палящего солнца — но Се Лянь был счастлив, и Хуа Чэн не мог быть не счастлив за него. — Разве ты не хочешь еще попробовать одиночные? — Не-а. Не хочу. «Какой смысл во всем этом, если ты не рядом?» .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. — А-Лянь! — выскакивает из-за ограждения Ши Цинсюань с вымученным выражением на лице. — Ты же впервые в парке, откуда в тебе так много энтузиазма? — с отдышкой, вызванной долгим бегом по всему парку, спрашивал он. — Цинсюань, именно потому, что я впервые в таком месте, я и переполнен энтузиазмом, — объяснил Се Лянь, мягко улыбаясь и помогая рукой Хуа Чэну встать с ватрушки. — Я очень-очень за тебя рад, мой дорогой, но Хэ-сюн мне мозги выест, запив всей парковой водой, если мы сейчас же не сбагрим своих парней за едой! — практически гневно говорил Ши Цинсюань, вытягивая Се Ляня из почти начавшихся долговечных объятий. — А? Сань Лану-то зачем уходить? — обиженно произнес он, тут же обернувшись к Хуа Чэну. — То есть, извини, если ты голоден, я не против, — и вновь повернулся к Ши Цинсюаню, — но почему бы не сходить вместе с ними? — Мы будем занимать места у шезлонгов рядом с волновым бассейном! Я безмерно уважаю твои любовные игры, но как ты мог забыть? Через полчаса начнется главная программа! Ши Цинсюань чуть ли не кричал. Вполне обоснованно — он ведь и правда привел всю компанию сюда именно ради трехметровых в высоту волн, а Се Лянь взял и забыл об их отважной миссии. Аквапарк был известен именно за счет этого «легендарного» бассейна с имитацией волн: более двадцати тысяч квадратных метров водного пространства, во многих местах которого даже матерым взрослым можно задрожать от страха смерти без всякого осуждения! Се Лянь и сам очень предвкушал подобное, и, откровенно говоря, в некотором смысле был солидарен с Хэ Сюанем — возникший от немалой активности голод было трудно игнорировать. — Извини, Цинсюань, мне правда жаль… Сань Лан, возьмешь мне что-нибудь сладенькое? — он мягко улыбнулся, смотря на полностью измоченного возлюбленного, благодаря которому так наслаждался последними часами жизни. — И не только сладенькое, гэгэ обязательно нужно полноценно поесть. — Ну не перед купанием в волнах же! — рассмеялся Се Лянь, после чего подмигнул Ши Цинсюаню. Тот чуть приблизился, пододвинул Хэ Сюаня в сторону Хуа Чэна, и вдвоем они, будучи повыше и пошире Се Ляня, позволили двоим до одури влюбленным поцеловаться. Сами же Ши Цинсюань с Хэ Сюанем без особенных заморочек целовались у всех на виду — разве имели значения чьи-то глаза, когда перед лицом столь любимые губы? Спустя еще пару бессмысленных и наполненных улыбками фраз они разбрелись по парам, довольно и предвкушающе шагая каждый в свою сторону. Се Лянь и Хэ Сюань в своем предвкушении были исключительно радостными; Хуа Чэн и Ши Цинсюань же переполнялись волнением, едва скрываемым за счет многими годами развиваемой актерской игры. — А-Лянь, у меня для тебя есть подарочек! — начал улыбающийся парень, когда они наконец устроились на двух шезлонгах, положив свои вещи еще на двух других. Он улегся под солнце, остальные же шезлонги стояли под большими зонтиками. Ши Цинсюань часто дарил Се Ляню безделушки. Как-то раз он объяснил это тем, что его язык любви — подарки, и пусть Се Лянь тогда ничего и не понял, старался тоже дарить своему другу некоторые приятности — иногда какую-то поделку из бумаги, иногда кофе, иногда занесет цветочек перед съемками. Ши Цинсюань чаще дарил что-то покупное и обязательно что-то красивое. От удивляющих своим оформлением десертов до билетов на ледовые шоу; и все же чаще всего он дарил Се Ляню что-то для его волос и шеи, не скрывая свою любовь к этим частям своего друга. Он часто одаривал волосы Се Ляня комплиментами, а отрицать красоту длинной шеи, дополняемой ярко выраженной ключицей, и вовсе было бы глупостью! И потому чаще всего в руках Се Ляня от Ши Цинсюаня оказывались заколки, особые резинки с логотипами брендов-партнеров, чокеры, подвески, иногда длинные серьги, которые могли бы вторить падающим к плечам локонам. Се Лянь с удовольствием носил подарки от своего друга, стараясь внедрить их в свой гардероб, а некоторые настраиваемые чокеры надевал на Жое вместо ошейника и отправлял другу милые фотографии. Сейчас Ши Цинсюань протягивал ему то, что раньше никогда не дарил: три разных выполненных под серебро колечка, стилистически похожих друг на друга. Ши Цинсюань никогда не дарил кольца, потому что считал руки Се Ляня чем-то таким безумно милым, что не стоит перекрывать ничем, кроме обручального, и все же его друг был рад любым подаркам от дорогого человека. — Спасибо большое! Можно я примерю, пока они не вернулись? — Конечно-конечно! Перед вхождением в воду будет лучше их снова снять, но давай сейчас узнаем, подходят ли они вообще! — Ши Цинсюань засмеялся подобно тому, как смеется волнуясь, но Се Лянь решил не уделять этому особого внимания. «Если Цинсюань не говорит, что не так, то спросив, я лишь заставлю его чувствовать себя неловко, и ничего толкового не добьюсь», — заключал Се Лянь, аккуратно кружа колечки в руках. Все они были разного размера и, видимо, предполагались как раз для таких непринужденных подарков, когда точно не уверен в размере пальцев. Такие можно было носить просто на том пальце, который подойдет размером, что было довольно удобно. Се Лянь надел первое кольцо — меньшее из всех — на указательный палец; для мизинца оно даже визуально казалось слишком большим. — А-Лянь, надень лучше все кольца на все пальцы, чтобы точно знать, какое и где удобнее сидит! — предложил Ши Цинсюань, протягивая Се Ляню второе кольцо, размером чуть поменьше. Его друг последовал совету, примеряя все кольца по очереди на каждый палец обеих рук. Найдя идеальное положение для каждого, он протянул руки к Ши Цинсюаню, давая тому полюбоваться — это всегда было приятно, пусть взгляд друга был совсем не похож на восхищенно-влюбленный взгляд Хуа Чэна. — Я очень рад, что все они нашли свой палец! — Ши Цинсюань снова посмеялся, но после искренне мягко улыбнулся. — До «волн» всего пятнадцать минут. Если Хэ-сюн просто остался там и ест, я расплáчусь… — Да нет же, Цинсюань, смотри! — Се Лянь указал в сторону основной части парка, откуда шли пара из двух привлекательных высоких мужчин, каждый из которых нес по подносу с едой. — Гэгэ! — крикнул Хуа Чэн, стоило ему заметить, как его парень указывает в его сторону; он переложил поднос в одну руку и помахал возлюбленному с счастливой улыбкой на лице, заметной даже издалека. Хэ Сюань тоже перекинул поднос на одну руку, но второй не махал, а помогал себе есть; впрочем, до освобождения второй руки ему хватало для этого только рта. — Гэгэ, — жалобным голосом обращается Хуа Чэн, когда наконец подходит к четверке занятых полотенцами шезлонгов, — такая жара… — и тянется обнять Се Ляня, отложив поднос на соседний. — Сань Лан, если жарко, то объятия — не самый разумный выбор! — смеется Се Лянь, но все же захватывает Хуа Чэна руками, получая от того еще одну яркую улыбку. — Ты взял что-нибудь холодное? — Да, два лимонада на основе чая, — продолжал улыбаться Хуа Чэн, кутаясь носом в грудь Се Ляня, пока тот краснел от публичной бессовестности своего любимого; хотя никак противодействовать не планировал. — И яблочный штрудель для гэгэ. После волн сходим полноценно поесть! — Идея Хэ-сюна? — внедрился Ши Цинсюань. — Ага, — ответил Хуа Чэн. — Если бы мы потащили сюда все, что он хочет съесть, рук не хватило бы. — Да, — согласился Хэ Сюань. Проблемы с пищевым поведением, казалось, уже стали частью личности Хэ Сюаня. По каким-то причинам он совсем не мог есть в одиночестве, как бы ни пытался запихивать в себя еду, а вот среди знакомых мог есть относительно спокойно, а потому неизбежно переедал каждый раз, компенсируя голодовки, срок которых нередко достигал недели, если Ши Цинсюань уезжал в командировки. — А-Лянь, пойдем чуть подальше от берега отойдем, примерно на метрах тридцати вглубь самые крутые волны! — Конечно! — так как Се Лянь сам ничего не знал об аквапарках, он безоговорочно доверял «опытному» другу и последовал за ним, прихватив за руку Хуа Чэна. — Гэгэ, я бы хотел немного повдохновляться тобой отсюда. — А? — Я немного пофотографирую, а через пару минут после начала присоединюсь, — мягко ответил он на недоумение Се Ляня. — Этого тоже с собой возьму, — добавил Хуа Чэн, указав большим пальцем на Хэ Сюаня. — Сделка одобрена! — воскликнул Ши Цинсюаня, забирая Се Ляны под локоть. — Нам предстоит тут все обследовать! Надо будет еще сплавать подальше, где волны поменьше, все равно Хэ-сюн будет загорать на матрасе… — Загорать? Он ведь такой бледный… — Именно, А-Лянь! Я тоже бледный, но, согласись, я красиво бледный, а он мертвенно бледный! Поэтому я уговорил его позагорать хоть немного. — Ты такой любящий партнер, — посмеялся Се Лянь. Слушать от друга его способы проявления заботы было довольно мило; в конце концов, к самому Се Ляню Ши Цинсюань проявлял заботу схожим образом. — Как вы в целом? Недавно ведь годовщина была… — Ой, у нас все просто вау! Хэ-сюн все романтичнее с каждым годом, постепенно становится нормальным парнем благодаря мне! — радостно восклицал Ши Цинсюань, постепенно погружаясь в согревшуюся на солнце воду. — Ты прекрасный учитель, Цинсюань! — А то! Прекрасный человек прекрасен во всем, скажи же! Се Лянь и Ши Цинсюань последние года проводили не так много времени вместе — то Се Лянь погружался в переработки, то погружался в Хуа Чэна, из-за чего полностью растрачивал социальную батарейку, ресурсы которой его друг поглощал активнее вина. Однако оба признавали, что безмерно ценят проводимое вместе время. Они могли позволить себе открыто обсуждать темы, которые моментами казались даже излишне неловкими. Именно Ши Цинсюань помог полностью принять неожиданно возникшие сексуальные желания Се Ляня, а Се Лянь навел Ши Цинсюаня на мысль, что отношения Хэ Сюаня с едой не связаны с его отношением к возлюбленному парню. Отношения с собственной личностью ими тоже обсуждались неоднократно, и за них они были благодарны друг другу не меньше. — У нас с Сань Ланом тоже скоро годовщина… — думая вслух, произносит Се Лянь. — Совсем не знаю, что дарить. Торт на день рождения стал просто катастрофой. Они стояли уже по пояс в теплой идеально прозрачной воде, омываемые волнами, исходящими от бегающих вокруг детей. До начала оставалось чуть больше минуты, но Се Лянь чувствовал умиротворение уже сейчас — возникло желание отправиться на море, как выдастся возможность. — Попроси его скинуть денег на чулки, — уверенно предложил Ши Цинсюань, подмигивая. «Попросить денег на подарок?» — засомневался Се Лянь. «Чулки?!» — осознал он, поперхнувшись воздухом в следующую же секунду. — Ну тише-тише! — Ши Цинсюань легко побил Се Ляня по спине и полуобнял. — Что такого? Клянусь, он уже на этапе переписки будет в счастливом отрубе. Если не в предоргазменных судорогах. Се Лянь оттолкнул Ши Цинсюаня и ладонью прошелся по воде, осыпая того стремительным рядом капель. Впрочем, даже такой плотный поток не смог скрыть красноту, поразившую лицо Се Ляня. — Ужас! Я ему советы, а он мне?! Они еще несколько раз перекинулись водяными атаками, которыми беззастенчиво любовался Хуа Чэн, но потом волны наконец постепенно начинали огибать всех присутствующих в бассейне. Се Лянь, заметив повышенное шевеление воды, с улыбкой помахал Хуа Чэну, скрывающему лицо за телефоном. Увидев жест возлюбленного, здоровый глаз выглянул из-за телефона, а его обладатель помахал в ответ. — Думаю, я все же снова приготовлю торт. — Отличный повод провести годовщину только вдвоем… — смеется под нос Ши Цинсюань, чувствуя, как раскачивается тело в воде. — Ух ты… — глядя сквозь прозрачную поверхность, дивился Се Лянь. — Никогда раньше не чувствовал подобного… — Для этого мы и пришли сюда! Еще несколько минут Се Лянь привыкал к странному, но вдохновляющему ощущению; его заводило чуть глубже, и пусть он и смог бы контролировать свое перемещении в пространстве, ощущать такую беспомощность перед стихией казалось чем-то завораживающим. Он набрал чуть воздуха в легкие и поднялся на поверхность, носочками касаясь воздуха. Се Лянь закрыл глаза. Теперь его тело медленно продвигалось в обратную сторону — ближе к берегу. Он, возможно, там бы и прибился ко входу в бассейн, если бы не столкнулся с другим телом. Рефлекс почти вынудил его встать и извиниться, но порыв был прерван крепко обхватившими его руками. — Сань Лан… — Се Лянь мягко улыбнулся, чуть щурясь от яркости. Он поочередно то поднимался, то опускался из-за меняющегося уровня воды, оказываясь лицом то у подбородка Хуа Чэна, то у его груди. Подловив момент и оглянувшись перед этим, он поцеловал любимого в шею. — Награда за спасение? — Хуа Чэн поцеловал Се Ляня в ответ, выбрав своей целью лоб. — Мало… — Остатки будут дома. — Гэгэ меня покормит? — с игривым настроением и надеждой в голосе спросил Хуа Чэн. — И это тоже, — Се Лянь заулыбался еще ярче. День выдался потрясающим. Разделение ранее неизведанного счастья с возлюбленным, разговоры и милый подарок от друга, наблюдения счастья этого же друга — разве можно было счесть все это не потрясающим? Се Лянь так не думал. Вернувшись домой, он, зачарованный всем произошедшим, словно волшебством, поцеловал Хуа Чэна, обнимая того за крепкую, теплую от гревшего целый день солнца спину. .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. Се Лянь с подозрением смотрел на красные полупрозрачные чулки, идущие в комплекте с бельем, верхнюю половину которого он выкинул сразу, а на вторую беспомощно глядел по ощущениям не первый час. Просить на подобное деньги по совету Ши Цинсюаня он не стал, но все же понимал, что в одном его друг прав: Хуа Чэну точно понравится. Уже завтра они празднуют их годовщину, а сегодняшний день приближался к своей последней четверти; небо уже лишь частично окрашено красным, большая часть небосвода украшена темно-синим полотном с редкими вкраплениями звезд. Хуа Чэн вернется домой примерно через час — он последнюю неделю уходил рано и возвращался поздно, говоря, что не планирует ограничивать их вторую годовщину одним днем, ведь в прошлый раз этого категорически не хватило. Что же до приготовлений Се Ляня — дело не ограничивалось чулками. В холодильнике уже застывал желейный торт по найденному в закромах памяти рецепту; матушка готовила такой в их редкие семейные посиделки. На завтра Хуа Чэн попросил Се Ляня ничего не планировать, но тот все равно решил проснуться пораньше утром и принести возлюбленному завтрак, цветы и кофе в постель. Но как бы он ни подготовился, красное нечто, что сложно было назвать словом хоть относительно приличным, смотрело прямо в душу — возможно, даже пронзительнее красного глаза Хуа Чэна. Впрочем, дело было скорее в том, что возлюбленный никогда не смотрел на Се Ляня пронзительно, чаще в глазах виднелась неоспоримая ничем любовь. Стоит ли встретить Хуа Чэна утром в них? Одеться сейчас, чтобы не тратить время «главного дня» на прелюбодеяние? Оставить на другой повод, чтобы сейчас не думать? А куда их деть, если у них общий шкаф? Вопросы переполняли голову Се Ляня, но сколько бы проблем не возникало, он точно понимал, что в ближайшее время надеть их не сможет. Размышления оказались разбиты той самой неоспоримой любовью, с которой Хуа Чэн смотрел на сожителя: она была соткана из уважения. Он никогда бы не стал заглядывать в личные вещи Се Ляня, и даже обнаружив нечто подобное случайно, не стал бы тыкать возлюбленного носом в развратный проступок. Се Ляню достаточно просто не говорить самому, чтобы навсегда забыть о необходимости беспокоиться о раскрытии. «Надо же…» — улыбнулся про себя Се Лянь, полнясь теплотой и горечью в один момент. «Уже почти два года прошло, а я так и не привык к тому, что такое любовь.» Се Лянь взял измучившие его глаза чулки в руки и понес в их комнату, решившись положить в прикроватный шкафчик, который у каждого был свой по одну из сторон кровати. Хуа Чэн любил спать по левую руку от любимого, чтобы иметь возможность удобно прижаться к груди и слушать стук сердца, Се Лянь же обычно спал справа, чтобы с утра проще дотягиваться губами до любимой правой щеки, вызывая у ресниц мягкую дрожь в предвкушении большего. В тот же момент, как Се Лянь положил чулки в прикроватную тумбочку, послышалось открытие двери. Ожидавший прихода любимого Се Лянь отправился ко входу в квартиру в сопровождении двух милых детей, сладко спавших вместе на диване минутой ранее. — Добро пожаловать домой, Сань Лан! Хуа Чэн, едва войдя в квартиру, тут уже обнял своего парня, стоя на одной ноге, а второй отгоняя любопытных пушистых от открытой двери. — Я очень скучал… — поделился Хуа Чэн, уткнувшись носом во впадину над ключицей Се Ляня. Он пах домом, сочетанием сладкого шоколада и соленой карамели, будто бы весь вечер купался в десертах. — Я тоже скучал… — Се Лянь одной рукой гладил любимого по волосам, а второй наконец закрыл входную дверь, заставляя котов наконец отступить вглубь квартиры. Мягкие черные волосы перебирались нежными руками, чьи пальцы беззастенчиво касались кожи головы, вызывая у чувствительного к касаниям любимого Хуа Чэна легкую дрожь. Встречать его и быть встреченным оказалось гораздо более приятным, чем обоим представлялось. Даже спустя полтора года это оставалось радостным почти ежедневным событием. Се Лянь с улыбкой на лице выцеловывал макушку Хуа Чэна, пока тот покрывал дорожкой поцелуев бледные плечи и ключицы, на которых еще слегка виднелись красные собственнические следы Хуа Чэна. — Ты вернулся раньше, чем ожидалось. Быстро управился? — спросил Се Лянь, взяв вернувшегося сожителя за щеки и подняв на уровень со своим лицом. — Слишком хотел уйти, — честно ответил Хуа Чэн. Он не мог упустить шанс и, не встретив сопротивлением сложенных на щеках рук, потянулся к чужим губам за поцелуем. Мягким, нежным, какого желал все проведенное в офисе и студии время. Он слишком хотел уйти оттуда, чтобы вновь оказаться в руках у этого восхитительного человека, с коим он имел честь разделить сердце. Губы сперва касались практически невесомо, но секунда за секундой, и они прижимались к чужим лишь плотнее, позволяя обладателю еще глубже погрузиться в испытываемую страсть. Язык медленно проходился по поверхности лепестков, не позволяя себе проникнуть внутрь — оба предпринимали схожие действия, чувствуя желания друг друга. — Сань Лан… — чуть отстранившись, начал Се Лянь. — Да, гэгэ? — Я люблю тебя, — улыбнулся он, целуя Хуа Чэна еще раз, буквально на момент. — Любящий меня гэгэ присоединится ко мне в ванной? — он с надеждой в голосе спросил, перемещая руки с плеч на талию. — Конечно, я ведь хочу, чтобы ты расслабился! Только вот нам нужно лечь пораньше ради завтра… Се Лянь нежно улыбнулся, кладя ладонь на холодную руку на своей талии. Хуа Чэн определенно желал уделить ванне с возлюбленным больше времени, но не мог позволить моментному желанию нарушить завтрашние планы. Предстоящий день был слишком важным, запредельно важным настолько, что даже обычно непроникающийся эмпатией к первому хозяину Эмин чувствовал волнение вместе с Хуа Чэном. .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. Се Лянь не сразу понял, что облажался. Он даже успел пару раз глотнуть теплый сладкий чай, принесенный Хуа Чэном, минуту полежать с ним же в объятиях; лишь спустя выпитую чашку он понял, что все его планы жестоко развалились. — С праздником, Сань Лан!.. — с разочарованием в себе поздравил Се Лянь, глядя на столь красивого и влюбленного Хуа Чэна. — Гэгэ, неужели ты не рад видеть меня? — спросил его возлюбленный, укладывая голову на голени Се Ляня. — Конечно же рад, что ты… Просто хотел сам сделать нечто подобное, — он потянулся и сквозь легкое недомогание погладил любимого по мягким, явно только недавно вымытым и высушенным волосам. — Какой же ты красивый… — Гэгэ преувеличивает, — Хуа Чэн поднялся, позволяя Се Ляню чуть ослабить вызванную положением боль в пояснице, и поцеловал его в суховатые от недавнего пробуждения губы. Оторвавшись спустя десяток секунд, он продолжил: — Ты ведь не думаешь, что на завтраке в постель наш праздник кончится? — Он уже не закончился на завтраке: ты ведь поцеловал меня, Сань Лан. — Не веди себя слишком мило, пожалуйста… Твой Сань Лан не вечен! — наигранно обиделся Хуа Чэн, вновь падая на ноги Се Ляня, но уже ближе к бедрам — там мягче. — У меня на сегодня есть развлекательно-романтичная программа, мой любимый не будет против поучаствовать? — Разумеется, не буду. Как я вообще могу быть против провести с тобой время? — Се Лянь улыбался самой мягкой и теплой улыбкой, на которую был способен; именно она за последние два года начала отпечатываться на его лице морщинками у глаз из-за того, что настолько часто окрашивала его. — Ну… вчера гэгэ… — Я не был против, просто немного обозначил приоритеты, — покраснел Се Лянь, чья улыбка сменилась на смущенное выражение. Хуа Чэн заставлял его смущаться несмотря на все прожитое вместе время. — В таком случае, могу ли я рассчитывать, что весь твой приоритет сегодня будет отдан мне? Се Лянь вместо ответа притянул своего парня к себе и поцеловал. Глубже и немного более жадно, чем произошедший полминуты назад поцелуй, он демонстрировал истинное значение приоритетов Се Ляня, выбивая из легких Хуа Чэна воздух в обмен на невероятное удовольствие. Меняя положение, он расставил ноги по обе стороны от бедер Се Ляня, нависая над ним. Он ни на секунду не разорвал поцелуй, наслаждаясь теплотой лепестков, смачивая их собственной слюной и слюной самого Се Ляня. — Сань Лан не подскажет мне, как стоит одеться для его программы? — разорвав поцелуй, успевший принести приятное волнение в разум и тело у каждого из находящихся на кровати, спросил он. — Любая одежда подойдет. Это не что-то активное, но я все равно бы предпочел, чтобы гэгэ было удобно. Се Лянь поцеловал Хуа Чэна в щеку, жестом попросил его покинуть свои бедра и направился к шкафу, где теснились его бежево-коричневые предметы одежды с красно-черными нарядами его сожителя. Сегодня, безусловно, важный день, поэтому он был намерен одеться соответствующе; плюсом к тому, сложно было не заметить красивейший костюм-двойка, висящий на стуле рядом с макияжным столиком Хуа Чэна. Осознавая, что его парень оденется во что-то официальное, Се Лянь хотел подобрать нечто если не похожее, то хотя бы сочетающееся по стилю. Хуа Чэн сейчас гораздо больше волновался не о нарядах, хотя все же не смог отказать себе в удовольствии наблюдать за Се Лянем, чья розовато-бледная кожа, из-под которой рельефом играются крепкие, не раз проверенные на ощупь, мышцы, постепенно скрывается за милым, как и сам Се Лянь, нарядом. Хуа Чэн одевался, не прилагая к процессу мыслительного процесса, посвящая все свое зрение и сознание возлюбленному. — Гэгэ, я вдруг понял, что у меня все же есть одна просьба по поводу наряда, — одевшись и дождавшись, как закончит Се Лянь, Хуа Чэн подошел и взял его за руку, стоя перед большим зеркалом. — М? — Пожалуйста, оставь волосы распущенными… — он чуть наклонился, прижимаясь носом к стекающим по плечам шоколадным волосам. Се Лянь обожал шоколад, а потому пользовался шампунем, гелем для душа и даже скрабом для тела именно с шоколадным вкусом; он и без того казался Хуа Чэну самой желанной сладостью, но стоило ему вдохнуть чудесный запах, как никакая сдержанность не могла остановить его от желания прижаться ближе, вдохнуть больше и глубже. — Хорошо, — ответил почти шепотом Се Лянь, вдыхая в ответ запах Хуа Чэна. Он пах цветами — не только благодаря парфюму, но и благодаря вечно обновляемым цветам в вазах и земляных горшках, превративших всю квартиру в настоящий сад, и Се Лянь обожал это. Цветы словно олицетворяли то, насколько комфортно ему было, и понимать, что любимый человек пропитан этим запахом, этим комфортом, было невероятно сладко. Выйдя на кухню, Се Лянь увидел, как букет на обеденном столе сменился на новый. Вид этих цветов он никогда не забудет — «новая» композиция повторяла букет, подаренный Хуа Чэном два года назад. Переплетающиеся красный и белый цвета, сплывающиеся в редких местах в нежно-персиковый, заключенные в облике прекрасных эустом будто воскрешали в Се Ляне всю радость того дня, при этом смывая испытываемые тогда страх, неопределенность — все, помимо любви, становилось таким незначительным, что, казалось, и не существовало вовсе, ни тогда, ни тем более сейчас. Спустя два года значение букета не потеряло в актуальности, а лишь стало явнее и заметнее. Белый в нежности и чистоте, принятии и здравии помыслов, красный в страсти, горячей и жгущей, желании, глубокой привязанности, эустомы в бесконечно ласковой любви. Два года назад букет отражал мечту обоих, сейчас же он был неискаженным отражением их жизни. — Думаю, мне все же стоит завести горшочек с этим сортом эустом, — мягко улыбнулся Се Лянь. Благодарить Хуа Чэна за цветы не было необходимости: его возлюбленный знал, что лучшая благодарность — просто с удовольствием смотреть на принесенную им красоту. — Уверен, благодаря заботе гэгэ они станут только прекраснее. Как я, — наполнился озорством Хуа Чэн, ласково смотрящий прямо в медовые глаза любимого. Быстро завершив все необходимые приготовления к выходу, они наконец вышли, оба в предвкушении и, на удивление, оба не знающие, чего поистине стоит ожидать. .・。.・゜✭・.・✫・゜・。. Первая половина дня была чудесна; впрочем, каким еще могло быть время, проводимое ими вместе. Пару часов они провели у игровых автоматов, соревнуясь или играя за одну сторону с одинаковым удовольствием, потом еще час посвятили изучению новых VR-систем и старческими выдохами Се Ляня о том, что даже смотреть на реализации американских горок для него несколько тошнотворно. Се Лянь позорно отказывался от того, чтобы пойти в парк развлечений, но теперь уж точно не отвертится — как потеплеет, они с Хуа Чэном уже будут на самой страшной горке из всех. После они пообедали в месте поблизости; то есть, изначально место для их развлечений подбиралось так, чтобы поблизости оказался приятный немноголюдный ресторан. Удивительным образом общая немноголюдность заведения стала необходима не только из-за Хуа Чэна — Се Лянь успел стать довольно успешным автором с тремя книгами, которые без преувеличения можно было назвать бестселлерами в рамках выпущенного тиража. Он все чаще посещал разные интервью, на которых с счастливой улыбкой рассказывал о многих аспектах своего успеха, в частности, об отношениях с Хуа Чэном. Его лицо за счет объективной привлекательности довольно быстро запомнилось публике — эффект был даже сильнее, чем от первого селфи с Хуа Чэном, хотя, вполне вероятно, все произошедшее с публичностью лица Се Ляня действовало вместе. Его особенно не волновало внимание, ведь частично он с его влиянием был ознакомлен еще в детстве, однако же что тогда, что сейчас был довольно рад оценке своих стараний. После обеда, по словам Хуа Чэна, намечалась главная романтическая часть. Се Лянь успел привыкнуть, что никогда не сможет разочароваться ни в чем, что связано с Хуа Чэном, и позволял себе разные красочные ожидания. Реальность же все ожидания превзошла. Всего за пару шагов он из людного торгового центра оказался в цветущей безлюдной чаще с редкими информационными вывесками и… инкрустированными драгоценностями, сверкающими ухоженным металлом мечами, саблями, клейморами, копьями, чжаньмадао, всем, о чем Се Лянь мог только мечтать. — Сань Лан, ты что?.. — Се Лянь не мог найти подходящих слов. — Я нашел организаторов той выставки, на которой мы провели наше первое свидание. Еще добавилось несколько экспонатов, так что гэгэ не заскучает, я надеюсь, — Хуа Чэн мягко улыбался, смотря на зачарованного красотой возлюбленного. — Разве могу я заскучать в таком месте? Даже будь тут простые кухонные ножи я не смог бы сдержать восхищения… Се Лянь выглядел в окружении цветов и блеска металла невероятно. Такая картина не раз снилась Хуа Чэну, сопровождаемая фантазиями о том, как Се Лянь вторит движением лепестков вишни на ветру с мечом в руках, создавая образ волшебнее любого природного. Но сны Хуа Чэна никогда не превосходили реальность: настоящий, находящийся рядом, чувствующийся тактильно и эмоционально, был гораздо, гораздо важнее, чем сны. В конце концов, там, в царстве снов, у Се Ляня наверняка есть такой же преданный и влюбленный Хуа Чэн. Се Лянь уже успел отметить безлюдность, но все же не мог не восхититься безмятежностью и естественностью пространства, в котором находились только они вдвоем. Странное ощущение, будто бы кто-то еще где-то рядом, не покидало, но Се Лянь списывал это на иллюзию бескрайности лесных и цветущих просторов и самообман сознания. Мечи были бы словно вплетены с картины, сотканные из бутонов и стеблей, и даже информационные таблички становились частью цветущего ансамбля. Се Лянь одновременно и желал посвятить каждому экспонату здесь по часу на любование и по часу на разные воспоминания, и хотел просто гулять в окружении столь прекрасных видов, ни о чем не думая и ни на чем, кроме Хуа Чэна, не концентрируясь. Однако тот, на ком неизбежно сходились мысли Се Ляня, выглядел будто бы несколько беспокойно. Се Лянь не желал допытывать его расспросами в столь радостный день: «Если бы Сань Лан хотел поделиться, я бы уже о всем узнал». — Сань Лан, — начал Се Лянь в желании немного отвлечь любимого от его волнений. В конце концов, этот день должен быть радостным и безбедным для них обоих, — Яньчжэнь! В таком антураже имя «Цветущая добродетель», кажется, подходит ему даже больше. — И правда, — наконец улыбнулся Хуа Чэн, — подумать только, тогда гэгэ был слишком смущен, чтобы просто рассказать мне о чудесном свойстве этого меча, а теперь мы бы оба не прошли проверку. — Подловил. И вообще, неужели ты с самого начала подразумевал это как свидание? Я в тот день, между прочим, гулял с новым другом! — неискренне, смеясь и улыбаясь, возмутился Се Лянь. — Правда? А я уж надеялся, что понравился гэгэ с первой встречи в кафе… — Я, конечно, признал твою красоту еще тогда, но до влюбленности… ладно, признаю, я и тогда хотел, чтобы эта встреча была свиданием. Хуа Чэн заулыбался еще ярче и обнял Се Ляня со спины, обдавая теплом, расходящимся по всему телу. Се Лянь в ответ повернулся и поцеловал любимого. Долго, тягуче, словно бы смакуя влагу чужих губ. Руки перемещались то вверх, то вниз, все четыре не имели и понятия, куда себя деть, но обе головы понимали — куда бы они не делись, будет приятно. Будет приятно, пока холодные руки касаются каштановых волос, пахнущих шоколадом. Будет приятно, пока немного мозолистые, но очень мягкие и теплые руки касаются напряженной и тающей под чужими ладонями поясницы. Будет приятно, даже если они не будут друг друга касаться. Будет приятно, пока они рядом. Физически или эмоционально — вовсе не важно. Выдохнув после поцелуя, Се Лянь поднял голову. Стеклянная крыша, открывавшая вид на серое небо с редкими голубыми проблесками, заслонялась мягкими и нежными, будто бы даже ласковыми, цветами жасмина, который и не должен был цвести. — И все же растения прекрасны. — Что гэгэ имеет в виду под «и все же»? — Хуа Чэн наклонился и прижал голову к груди любимого. Волнение все нарастало. Момент был все ближе. — Пусть я и очень люблю животных, я не могу не беспокоиться об их состоянии в зоопарках или тем более цирках… с растениями все проще. О них точно заботятся: без заботы они не приживутся, — объяснял Се Лянь, глядя на небо сквозь зеленые листья и белые, где-то светло-желтые лепестки. — Поэтому они кажутся мне даже более прекрасными. Прозаично, что они не могут жить жизнью, исполненной болью, они могут жить только хорошо. — Гэгэ считает, что лучше не жить вовсе, чем жить плохо? — Нет, что ты. Жизнь — драгоценность, и пусть я часто хотел ее лишиться, на деле ценю больше всего, что у меня когда-либо было. За исключением разве что тебя, Сань Лан! — он весело рассмеялся, опуская голову на любимого и быстро, легко целуя. — Просто мысль о том, что кому-то не приходится вставать перед таким выбором, даже если речь о цветах, делает мне лучше. В каком-то смысле. — Отсутствие выбора — облегчение? Гэгэ и вправду философ, — он выдохнул в ключицу любимого. За очертанием красивых плеч под мягкой рубашкой виднелись фиалки, окружающие набор для каллиграфии. Хуа Чэн глубоко вдохнул и продолжил: — Гэгэ, я люблю тебя. — Сань Лан, я тоже тебя люблю! Очень сильно, — рассмеялся Се Лянь, счастливой и глупой улыбкой озаряя всю оранжерею и затмевая всю неуверенность Хуа Чэна. — Ты не единственный философ из нас двоих. Хотя моя тема довольно тривиальна в сравнении с твоими рассуждениями… — глаза Хуа Чэна сверкали, скрывая неуверенное нутро. Он искренне верил в то, что все может получиться, но одновременно с этим считал себя последним, кто подобного достоин. Однако именно благодаря Се Ляню он узнал, что судьба далеко не всегда соответствует тому, чего человек заслуживает. Се Лянь был достоин не просто лучшего, это слово ему даже не подходило — он заслуживал идеального, а получил отвратительную судьбу. Может ли статься, что Хуа Чэн, столь отвратительный по сравнению с Се Лянем, и правда достоин быть счастлив рядом с ним? Всегда? — Мы вместе уже два года, но я хотел бы провести с тобой всю жизнь. Ты… не считаешь, что рано для таких слов? Не только на пару счастливых мгновений? — Не могу сказать. Я и в первый месяц думал, что быть вместе с тобой всю жизнь было бы довольно неплохо. Кто знает, как повернется жизнь? Пока что все идет к тому, что вряд ли что-то изменится. Сань Лан думает иначе? Или даже лет? -…Нет. Гэгэ прав. Всегда. Хуа Чэн отстранился от Се Ляня, подняв голову с любимых острых ключиц. Он был окружен цветами, которые Се Лянь так любил. Он был словно вскружен любовью Се Ляня, пронизывающей его ровно настолько же, насколько он был пронзен любовью к Се Ляню все эти годы. Всю жизнь. — Ты выйдешь за меня? Хуа Чэн встал на колено и протянул Се Ляню раскрытую коробочку с помолвочным кольцом, выполненном в серебре и рубине. Се Лянь не мог разобрать, сколько карат и что вообще такое караты, не думал о стоимости вовсе, лишь понимал, что это кольцо невероятно красиво. Оно будто бы выбило из памяти все на пару мгновений, а потом фактом своего существования напомнила, что сделал и сказал Хуа Чэн. «Так вот почему нет людей», — первым делом подумал Се Лянь, который буквально не мог поверить и осознать происходящее. Удивительным образом каждый из них считал, что недостоин развернувшегося перед глазами будущего, и при этом оба желали его и лелеяли в своих мечтах. Се Лянь падает на колени, оказываясь даже ниже возлюбленного… ниже жениха. Будущего мужа. — Конечно, выйду, Сань Лан… Что за глупый вопрос?.. Хуа Чэн едва может сдержать свое счастье, желание наброситься на любимого в ту же секунду, расцеловать его, совсем забыв о кольце. Се Лянь, утопающий в любви, тянет руку к лицу Хуа Чэна, но оказывается перехвачен холодными длинными пальцами. — Я люблю тебя, Се Лянь. Кольцо идеально подходит. Получивший его счастливчик и думать не может о том, как оно подошло его безымянному пальцу настолько безукоризненно — мысли заняты совсем не этим, впрочем, как и тело. Не стесняясь запачкать дорогой костюм и любимые брюки, они целовались прямо на тропинке. Разумеется, она была чистой, но сами их ботинки были уличными и несколько нарушили идеальную чистоту. Они целовались, совсем не понимая, что происходит. Мысли о том, как они поедят торт Се Ляня в честь годовщины, менялись на то, какими могут быть приготовления к свадьбе. Тяжелое дыхание выбивалось из-под жарких, неконтролируемых хлюпаний поцелуя. С колен они постепенно поднимались, задевая головами опустившиеся слишком низко ветки цветущих деревьев. Оба не поняли, как перестали целоваться и почему, но не могли не наслаждаться открывшимся перед глазами видом: жених, прилипший своим лбом к чужому, столь счастливый, влюбленный и любимый. Вторя шелесту листьев, провожающему маленькие лепестки в их первое и последнее путешествия, одновременно раздались два голоса — глубокий, низкий, переполненный любовью и мягкий, с аккуратно выставленным тембром, переполненный любовью. — Я люблю тебя.