Яблочная гниль

Прохладный ночной воздух проникал в комнату сквозь приоткрытое окно, ветер невесомо перебирал занавески. Джессика нервно сжала и разжала пальцы, выдыхая. Она застывшей статуей сидела на краю кровати вот уже с десяток минут. В комнате было довольно тепло, но её трясло как от холода, — она недавно вернулась с прогулки. Невидящий взгляд оставался прикован к тонкому ободку кольца на безымянном пальце; тёмный камень опала поблёскивал в свете дорогих ламп. У неё всё получилось. Леонард сделал ей предложение. Джессика взойдёт на трон, станет королевой Сагара. Она, иностранка, девушка без роду и имени, пробывшая в этой стране с неполный месяц! Всё прошло именно так, как и было задумано, — так почему же она теперь не могла успокоиться? Джессика потянулась, всем телом ощущая, как ломят мышцы от скопившейся за день усталости. Перелёт дался ей нелегко: тягостное молчание, которое они с Ричардом, Адамом и Леонардом делили, сидя в одном самолётном отсеке, не могло не сказаться на её состоянии. Не то чтобы у Джессики были проблемы с заглушением голоса совести (откровенно говоря, совсем не было), но эта поездка оказалась тяжеловата даже для неё. Сидящий рядом Леонард вообще оставался на удивление спокоен и безразличен, однако стоило их взглядам пересечься, как Джессика видела в его глазах то же ликование, что испытывала сама. А ведь она никогда всерьёз не планировала становиться королевой. Да, Джессика была интриганкой, но вовсе не строящей иллюзий девицей. В первый же день пребывания в Сагар ей показалось, что жизнь её закончена, но тут как нельзя кстати подвернулся Адам с его вечным желанием спасти кого-нибудь, и дальше уже всё пошло по накатанной. Джессика просто не могла упустить такой возможности. Разумеется, для того, чтобы стать королевой, изначально не требовался такой длинный путь, — достаточно было выйти замуж за Ричарда, который по счастливому совпадению прямо сейчас искал невесту для вступления на трон, да и, к тому же, не заставил себя долго ждать, сделав ей предложение после двух недель знакомства. Ричард был неплохим парнем, но Джессику он… утомлял. Замужество с ним было бы одним из самых серьёзных испытаний, которым ей бы пришлось подвергнуть себя вот так просто. Кронпринц оставался запасным вариантом, и пускай сама королева предлагала ей вступить в политическую гонку и стать невестой Ричарда для того, чтобы позже заиметь с этого выгоду, — Джессика слишком любила себя, а потому продолжала искать возможности. Именно в этот момент в её жизни, словно ведомый рукой провидения, появился младший принц. Там, в Ахаре, когда она узнала о его предательстве, Леонард отдал ей письма, сказав, что она примет правильное решение, когда наступит время, но Джессике не нужно было ждать так долго, — она уже знала, как поступит, когда шла в комнату эмиру, или даже раньше — когда впервые прочла витиеватые строчки, содержащие в себе провокацию. План складывался просто идеально: подставив Ричарда, она подвергнет его опале и, следовательно, отсутствием каких-либо шансов на получение короны, а это значит, что трон перейдёт его младшему брату. Леонарду тоже, согласно традициям Сагара, будет необходима невеста, и вот тут-то Джессика и сыграет свою звёздную роль. В результате все останутся довольны: Леонард окажется на троне, королева Виктория будет счастлива, а Джессика заполучит корону без прямой помощи Ричарда. Понимал ли Леонард, какие планы строила Джессика в своей голове, когда связывался с ней, или нет — это не имело большого значения. Ведь у неё, в любом случае, всё получилось. Джессика пару раз моргнула и посмотрела на кольцо уже другими глазами, будто впервые по-настоящему осознав, что произошло. Да, это действительно было так. Она действительно станет королевой. И она достигла этой цели именно так, как и хотела, — в обход Ричарда, сделав всё по-своему. При дворе Джессика заработала неплохую репутацию, и даже Джулия, судя по всему, выбывала из политической гонки, объявив о своих отношениях с Карло. Кандидатуре Джессики покровительствовала сама действующая королева Сагара — это ли не было успехом! Торжествующий блеск украсил её взгляд, и Джессика подняла ладонь к свету, глядя на то, как бликует драгоценный камень при свете ламп. Это ещё не было короной, но было чем-то настолько же ценным, — непосредственным пропуском к ней, пропуском в лучшую жизнь. В конце концов Джессика её заслужила. Оставалось лишь рассказать Эмме и полюбоваться на её реакцию. Джессика невольно улыбнулась: воспоминания о девушке отозвались теплотой в сердце. Они не виделись всего несколько дней, но это время показалось Джессике вечностью. Переполох в Ахаре не давал ни минутки даже просто созвониться и поговорить, а прилёт в Сагар пришёлся на слишком поздний для встречи час, поэтому сейчас она мечтала лишь об одном, — наконец увидеться с близкой сердцу девушкой. Эмма была своего рода путеводной звездой, так нежданно зажегшейся после её приезда в Сагар. Их отношения завязались довольно быстро, но Джессика готова была поклясться, что до этого никогда не привязывалась к кому-то так сильно за такой короткий срок. Ни один её бывший не приносил такого удовольствия от простого нахождения в своей компании и не вызывал таких сильных эмоций вместе с желанием отдавать и отдаваться. Они не говорили об этом, но почему-то Джессике казалось, что Эмма разделяла её чувства. К тому же обе до этого ни разу не были так близки с девушкой, и оттого всё происходящее казалось в новинку. Хотя никто из них ни разу не поднимал вопрос о характере отношений между ними, как-то негласно, само собой пришло согласие в том, что теперь они — вместе. И обеих это более, чем устраивало. Параллельно со своей личной жизнью Джессика вела тайную политическую, завязанную на получении короны. Эмме она об этом не говорила, считая, что чем меньше людей будет знать об её намерениях, тем лучше, и до сих пор успешно совмещала эти стороны своей жизни друг с другом. Теперь же всё переменилось, а это значило, что переменятся и их с Эммой отношения, но Джессика совсем не переживала на этот счёт. Несмотря на несколько неоднозначные обстоятельства, при которых она восходила на трон, едва ли реакция девушки на это могла стать проблемой. Да, Эмма может быть шокирована, но спустя время привыкнет и только порадуется за неё, Джессика была уверена в этом. К тому же это сулило улучшение качества жизни и ей самой, — Джессика собиралась назначить её своей фавориткой, главной и единственной. Корона была важна, но Эмма была важна не меньше, а Джессика была не из тех, кто так просто разбрасывается дорогими сердцу вещами. В конце концов зачем выбирать что-то одно, если ты можешь иметь всё? Усталость всё же взяла верх, и Джессика поскорее переоделась в пижаму, забираясь в кровать. Со всем остальным она разберётся завтра. Главным сейчас было — оповестить обо всём Эмму, увидеться с ней. Ну, и успешно выйти замуж за принца, разумеется. Джессика улыбнулась, закрывая глаза, — таким образом она получит и трон, и «принцессу». С этими мыслями было приятно засыпать.

***

Утро не успело начаться, когда к только проснувшейся Джессике один за другим полетели светские визиты. Первой решила обрадовать Джулия, — она пришла объявить о своём отказе от претензий на корону, а также просить разрешения на усыновление Эндрю, её подопечного. Джессика едва отошла от этой встречи, пророча Сагару снег посреди лета, когда в комнату ворвалась Эмма. Дверь хлопнула в преддверие ещё одного душевного разговора, пропуская внутрь цветастый, сметающий всё на своём пути ураган. — Джессика, чёрт возьми, ты должна была разбудить меня, когда прилетела! И прежде, чем та успела опомниться, Эмма сгребла её в объятия, едва не сбив с ног. Знакомый женский парфюм заполонил воздух вокруг, и Джессика широко улыбнулась, вдыхая его, сжимая девушку в своих руках крепче и утыкаясь в шёлковую ткань платья на её плече. Как же она соскучилась. Несколько дней в разлуке протянулись вереницей вечности, и Джессика была уверена, что всё непростое время, проведённое в Ахаре, могло скраситься всего лишь одной мимолётной улыбкой леди де Гиз. — Эмма… — начала Джессика, но не успела ничего добавить, как та, торопливо отстранившись, впилась в её губы жадным поцелуем. Джессика охнула от неожиданности и нежно обхватила подбородок девушки, тут же отвечая. Её руки скользнули дальше, очерчивая линию челюсти Эммы, коснулись её тонкой шеи и крепко обвились вокруг плеч, прижимая девушку ближе. Пальцы случайно дотронулись до обнажённой кожи спины, и Джессика почувствовала, как она покрылась мурашками. — Я скучала, — тихо выдохнула Эмма, отстраняясь, и Джессика почувствовала, как быстрее забилось сердце от такого простого, но такого важного признания. Эмма не выглядела смущённой, даже наоборот, казалось, вся светилась изнутри от радости, и только лёгкий румянец на щеках выдавал её волнение. — А я-то как скучала, ты не представляешь, — в тон ей ответила Джессика и готова была поклясться, что румянец на щеках девушки вспыхнул ярче. Они провели несколько секунд, смешливо смотря друг другу в глаза, а потом, не сговариваясь, крепко обнялись вновь. Прошло некоторое время, прежде чем они наконец смогли оторваться друг от друга, насытившись простой физической близостью, которой обеим так не хватало. Эмма улыбалась, глядя на неё, и Джессика почувствовала, как по телу разливается такое долгожданное спокойствие. Всё так же не разжимая рук, они уселись на кровать. — Рассказывай всё немедленно, пока я не лопнула от любопытства! — воскликнула Эмма, от нетерпения чуть ли не подпрыгивая на месте. Джессика усмехнулась, глядя на неё, набрала побольше воздуха и пустилась в подробное повествование о своих злоключениях в другой стране. Эмма слушала с особым вниманием, не упуская ни одной детали, охотно вставляла восклицания и комментарии по делу и периодически срывалась то на смех, то на несерьёзную ругань в сторону встретившихся на пути Джессики законченных негодяев. Однако по мере рассказа её улыбка тускнела всё больше и больше, а ближе к концу девушка и вовсе нахмурилась. Наконец Джессика устало выдохнула, подводя черту всему сказанному. — Ну а потом мы полетели домой. Эмма молчала, видимо, обдумывая услышанное и подбирая к этому достойный ответ, и Джессика решила воспользоваться этой заминкой, чтобы объявить ещё одну новость. — Леонард сделал мне предложение. — Отчего-то немного смущённо, она продемонстрировала руку с поблёскивающим на безымянном пальце кольцом. — И я, эм, ответила согласием. Эмма слегка отсутствующим взглядом осмотрела украшение. Её щёки вдруг стремительно побледнели, губы вытянулись в тонкую полоску, и даже черты лица, обычно мягкие, будто немного заострились. Она в немом вопросе вскинула глаза на Джессику, напряжённо вглядываясь в её лицо, и та торопливо принялась объяснять: — Но этот брак чисто политический. Мы с Лео не любим друг друга, просто нам обоим выгодно, чтобы дела обстояли таким образом. — Она заколебалась, неуверенная в необходимости демонстрировать свои чувства касательно этой ситуации слишком уж открыто, но всё же добавила: — Для нас с тобой это ничего не изменит. — Нет, подожди секунду, — мотнула головой Эмма, вынуждая Джессику замолчать. На лице девушки отражалось недоумение вперемешку с по-детски наивным неверием. — Ты хочешь сказать, что соврала эмиру… и сказала, что Ричард писал письма… которых он не писал? Джессика недоумённо хлопнула ресницами, не понимая причины, по которой Эмма так деликатно обогнула тему межличностных отношений, но не успела ответить, как девушка снова заговорила: — И теперь весь смысл его жизни, его трон — всё пропало? Ну, если подавать это таким образом… Эмма смотрела на неё с труднопередаваемым выражением, безмолвно застыв в ожидании ответа, но Джессике показалось, что всё в девушке, — взгляд, выражение лица, поза тела, — сложилось в одну-единственную неозвученную просьбу: «пожалуйста, скажи, что я не так поняла и это всё было неправдой». Джессика поджала губы, неожиданно чувствуя, как под рёбрами царапнула вина. Чуть ли не первый раз за всё время… Нельзя сказать, что ей было совсем уж всё равно, когда пришлось вести разговоры на эту тему с Ричардом и Адамом, но с Эммой всё обстояло по-другому. Эмма была дороже кронпринца с телохранителем вместе взятых, и всё, что она говорила, надолго вплавлялось Джессике в голову, заставляя думать, взвешивать и анализировать. И вот теперь она смотрела на неё таким образом. — Ну… как-то так, да. Эмма резко встала, не глядя на неё. — Прости, Джессика, я… мне нужно обдумать это всё. И всё так же не поднимая глаз, она спешно, почти бегом покинула комнату. Хлопок двери о косяк заставил Джессику зябко поёжиться. Она недоумённо уставилась на дверной проём, в котором скрылась девушка. И что это только что… было? Она, конечно, предполагала, что реакция на её похождения может быть несколько неоднозначной, но конкретно эта откровенно сбивала с толку. К тому же ей показалось совсем уж странным, что Эмма решила не упоминать женитьбу с Леонардом и изменения в их отношениях, когда, по мнению Джессики, именно это в разговоре являлось самым важным. И она даже не успела спросить её про отношение к статусу фаворитки… Джессика устало потёрла лицо, затем встала и посмотрела в окно. Эмме, вероятно, просто нужно было время, чтобы свыкнуться с новым положением дел. В конце концов она всю жизнь прожила с представлением, что следующим королём её страны станет Ричард, а теперь все планы так внезапно переигрались. Главным оставалось то, что рано или поздно все эмоции улягутся, и они снова окажутся вместе рука об руку; Эмма будет улыбаться ей, золотая корона будет приятной тяжестью давить на голову, и всё в жизни Джессики наконец устроится, как должно было давным-давно. Потом они ещё посмеются над этим за чашкой чая или бокалом чего покрепче. В окне Джессика заметила садовника с охапкой ярких тюльпанов, неторопливо шагающего по дорожке, и улыбнулась. Возможно, ей стоило попросить дворцового флориста собрать для неё букет самых изысканных и ярких цветов в помощь будущему примирению с Эммой. Джессика так и не узнала её любимый сорт, но флорист наверняка смог бы помочь ей и с этим. И всё же… Джессика чувствовала, что в её душе поселилось неозвученное сомнение, притаилось где-то глубоко, пока ещё не подкидывая поводов для паники, но чётко давая понять, что в скором будущем что-то случится, и вовсе не так, как хотелось бы Джессике, — но она отмахнулась от него, не давай этим мыслям завладеть собой. Ей ведь могло просто показаться, да и мало ли что ещё. Так или иначе, в самом конце Эмма всегда оставалась на её стороне.

***

Прошло всего несколько дней с момента их возвращения в Сагар, когда Джессика начала беспокоиться. При дворе разворачивался полнейший хаос. Сагарская знать разделилась на два лагеря — тех, кто остался верен опальному принцу, и тех, кто поддерживал восходящего на трон младшего, — что не вело ни к чему, кроме увеличения бессмысленных споров и громких публичных заявлений от представителей обеих сторон. К тому же, как ни крути, не все были согласны с выбором невесты будущего короля, и далеко не все хотели видеть на троне иностранку. Некоторые подданные покинули двор практически сразу же после опубликования писем, тем самым выразив поддержку бывшему кронпринцу. Спешно переигрывались спланированные заранее сценарии и переписывались документы, — никто не был готов к тому, что править будет Леонард. Впопыхах происходила подготовка к свадьбе, толпы слуг и приглашённые специалисты всевозможных областей носились по дворцу, занимаясь необходимыми приготовлениями, которыми, как величественный дирижёр, руководила королева Виктория. Пару раз Джессика видела Адама, но они не стали даже обмениваться приветственными кивками, не говоря уж о большем. Он лишь скользнул по ней хмурым, бесстрастным взглядом, а Джессика отметила, что в его глазах уже не было той пустоты и безжизненности, которые она увидела в день, когда состоялись те злосчастные переговоры с эмиром. Совсем наоборот, в них виднелись решительность и сосредоточенность, — как если бы он знал, что делал, и упорно придерживался своей стратегии, — и вместе с тем опасливая настороженность, — как если бы он в любой момент ожидал нападения и был готов защищаться до последнего. Джессика не могла винить его в этом. Она задумалась о том, что впервые видела Адама непосредственно при исполнении: он ведь был телохранителем и защищал своего принца от любых недоброжелателей. Во всех смыслах этих слов. Ричард не показывался на публике, его отец, король Генри, — тоже. Поговаривали, что случившийся политический скандал ударил по его и так слабому здоровью, и оттого состояние короля стало совсем тяжёлым, но у Джессики больше не было возможности проверить слухи на правдивость. Впрочем, куда сильнее её тревожило другое, — вот уже несколько дней Эмма не выходила с ней на связь. Во дворце девушки не было видно, в комнату к Джессике по утрам, как это обычно бывало, она не заходила, а когда та сама решила наведаться к ней в гости, её не оказалось на месте. Джессика расспрашивала о местонахождении леди де Гиз прислугу и встречающихся придворных, но те либо не имели понятия, либо отправляли её в те места, где по прибытию никого не обнаруживалось. Это всерьёз заставляло Джессику нервничать. Она не понимала причин такого поведения, а потому строила в своей голове самые разные теории. Это не могло не сказываться на уровне тревоги, которой и так добавляла суета, вызванная скорой свадьбой. В конце концов отсутствие Эммы рушило её планы по выяснению отношений и установлению между ними мира и спокойствия, а между тем, сомнения, без остановки крутившиеся в её голове, проявляли себя всё настойчивее и настойчивее. Джессика хотела бы продолжать отмахиваться от них, но делать это становилось всё труднее. Когда сроку отсутствия Эммы пошел уже пятый день, Джессика начала понемногу впадать в отчаяние. Одним днём, спасаясь от свадебной суматохи, она тайком сбежала к королевским конюшням. Хотелось немного погулять и проветрить голову, отвлечься от нескончаемых расспросов о цвете праздничного декора, примерки платьев и утверждения списка блюд, к тому же лошади её успокаивали. Уже по дороге Джессика вспомнила про Лунар и подумала, что было бы неплохо навестить её, ведь прошло немало времени с их последней поездки. От воспоминаний об этом Джессика поёжилась, — попытка покушения на её жизнь оставила на ней неизгладимый след. Она уже заворачивала в раскрытые двери конюшни, прикидывая, как бы оседлать Лунар и выехать на природу так, чтобы не привлечь к себе чьего-либо внимания, как вдруг резко остановилась. В дальнем углу, у стойла с пегой лошадью находилась Эмма. Она стояла, отвернувшись, и лица её не было видно, но Джессика узнала бы её прямую спину и рассыпанные по плечам светлые волосы где угодно, даже в самой пёстрой людской толпе. Эмма вела себя так непринуждённо и расслабленно, что Джессика позволила себе слегка залюбоваться. Это было так приятно — просто иметь возможность смотреть на неё, увлечённую чем-то, не омрачённую и не расстроенную каким-то плохим событием. Джессике было удивительно, что она могла за несколько дней соскучиться по обычной возможности смотреть на неё. В этот момент Эмма слегка развернулась, и сердце Джессики пропустило удар, боясь возможности разоблачения, но та её не заметила. Казалось, она была слишком увлечена лошадью, поглаживая ту по морде и шее, изредка что-то тихо приговаривая. На её губах застыла заботливая, нежная улыбка, и от этого вида у Джессики внутри всё тягостно сжалось. Она наконец прокашлялась. — Эмма! Девушка вздрогнула от звука знакомого голоса. От расслабленной позы не осталось и следа, Эмма тут же вся как-то сжалась, практически видимо становясь меньше в размерах, и Джессика заметила, как быстро исчезла с её лица улыбка, будто той никогда там и не было. Эмма не обернулась, продолжая стоять к ней спиной. Это показалось Джессике странным, но она не подала виду, стараясь сохранить дружелюбный тон. — Привет! — Она подошла ближе. Плечи Эммы так и оставались напряжёнными и даже, казалось, сжимались ещё сильнее с каждым её новым шагом. — Привет. Они обе замолчали на некоторое время, и было слышно, как фыркают лошади и гремят стойла от ударов их копыт. — Не ожидала встретить тебя здесь, — первой из них прервала молчание Джессика. Эмма неуютно повела плечами. — Это взаимно. Я думала, ты слишком занята приготовлениями к свадьбе. Джессика неопределённо кивнула, не зная, что сказать. И вновь между ними возникла напряжённая тишина. Это было не тем видом молчания, когда не знаешь, куда себя деть от неловкости, а тем, которое одним своим весом придавливает к земле, потому что не несёт в себе ничего, кроме оттягивания возобновления разговора. Когда тот вновь польётся бурной рекой, случится что-то непоправимое. — Познакомишь? — заговорила Джессика, пряча тревогу за улыбкой, и кивнула на лошадь, с которой Эмма продолжала возиться. Внутри поднималось какое-то непонятное волнение, и Джессика хоть и старалась прислушиваться к себе (ведь тело всегда знало наперёд головы), именно сейчас не могла определить причину этого состояния. Ей было просто… неспокойно. Эмма тяжело вздохнула. Джессика не сомневалась, что та, имея за плечами многолетний опыт светских приёмов, умела скрывать свои настоящие эмоции и вести себя в рамках вежливости и необходимого дружелюбия, но сейчас она просто… не хотела этого? Джессика уже видела это выражение, которое застыло на её лице сейчас, когда помогала той разбираться с Матсом: тогда она точно так же сжималась в комочек, стараясь стать как можно незаметнее, цеплялась за её руки в поисках поддержки и просила о защите, — если не физической, то хотя бы моральной. Но если в тогдашней ситуации Джессика выступала в роли её доблестной защитницы, то теперь она и была той, от кого Эмма так хотела защититься. Эта мысль отозвалась внутри неожиданной болью. — Это Нона, моя личная лошадь ещё с подростковых лет. — Девушка неохотно указала одной рукой на животное, другой продолжая поглаживать его шею. — Сейчас у меня остаётся не так много времени на конные прогулки, но иногда я всё ещё наведываюсь сюда, проверяю, как она. Джессика, сама того не замечая, склонила голову набок в надежде увидеть выражение лица Эммы, но то оставалось скрытым за каскадом волос, — девушка упорно продолжала избегать её взгляда. Все невербальные сигналы говорили о том, что ей было некомфортно, но Джессика не могла уйти, не разобравшись со всем этим. Она кашлянула, искусственно заставляя свой голос звучать увереннее. — Слушай, мы можем поговорить? Эмма снова вздрогнула, как от толчка, и ещё сильнее развернулась телом в сторону лошади. Ответом Джессике послужило продолжительное молчание. Эмма не давала согласия, но и не отказывалась, — и в конечном итоге она восприняла это как разрешение говорить. — Я не замечала тебя во дворце последние пару-тройку дней, — начала Джессика, по привычной тактике заходя издалека и аккуратно подбирая слова. — Когда я приходила, в комнате тебя не было, а люди во дворце, к которым я обращалась, не могли дать точного ответа о твоём местонахождении. Мне показалось… или ты меня избегаешь? Эмма дёрнула плечом, будто слова Джессики вызвали в мышцах острую боль. Её и без того прямая спина напряглась ещё больше, будто бы в неё вставили металлический штырь, не позволяющий сделать лишнее движение. Джессика беспокоилась и недоумевала, стараясь не подать виду, — Эмма по-прежнему не смотрела в её сторону. — Ричард уезжает в свою резиденцию за городом, — начала девушка с напускным спокойствием, как будто заданный ей вопрос действительно был об этом. — Он подвергся волне критики в газетах, и знать… да и народ… в общем, никто не хочет его видеть, — там ему будет безопаснее подождать, пока схлынет волна негодований. Адам едет с ним, ещё некоторые приближённые, и… — Она запнулась, колеблясь, как будто была не до конца уверена в том, что хотела сказать, но настойчиво продолжила. — И я тоже. Джессике показалось, что она ослышалась. — Что?.. — Поэтому я и здесь, прощаюсь с Ноной, ведь в следующий раз мы увидимся только на новом месте, — невозмутимо продолжала Эмма, игнорируя заданный вопрос. — И именно поэтому я не искала встречи с тобой: решила, что прощаться перед моим отъездом нам ни к чему. Она наконец обернулась. Глаза Эммы были сухими, покрасневшими, как от долгой работы, и злыми, но эта злость в них казалась напускной, скрывающей за собой какое-то другое, более сильное и мученическое чувство. Джессика мысленно ужаснулась переменой, произошедшей в девушке за такое короткое время: Эмма смотрела на неё едва ли не как на незнакомку. — Твоим… отъездом? — медленно протянула она, всё ещё не до конца понимая происходящее. Отрицание в сбитом с толку сознании било ключом. — Эмма! Подожди, подожди, сбавь обороты. Как? Почему?.. Зачем тебе уезжать? Я, эм, понимаю мотивы Ричарда на это, но твои… Ты ведь можешь спокойно оставаться во дворце. Более того, как будущая королева, я бы даже, э-эм, настаивала на этом. Губы Эммы скривились, стоило ей услышать последние слова, и Джессика поняла, что сболтнула глупость. Та, между тем, вновь переключила своё внимание на лошадь и принялась пропускать гриву через тонкие пальцы. Джессике показалось, что её руки нервно подрагивали. — Нет, я поеду, — повторила Эмма, на этот раз гораздо увереннее. — Ричард — близкий мне человек, и сейчас ему как никогда нужна поддержка. Быть рядом с ним в эту трудную минуту — меньшее, что я могу сделать. Джессика не сдержалась, скептично изгибая бровь. — Такой близкий, что он даже не вспомнил о тебе, когда распинался о потере моей дружбы и о том, как у него теперь остался один-единственный друг в лице Адама? Тот, к слову, говорил тоже самое. — Это — их дело! — тут же резко оборвала её Эмма. В голосе девушки появились колючие нотки, и хотя она тут же попыталась сделать вид, что ничего не произошло, Джессика видела, что сказанные ею слова задели за живое. — Я считаю Ричарда другом и не могу остаться в стороне. Джессика замолчала, ощущая себя совершенно сбитой с толку. Всё происходящее, и этот разговор в частности, напоминал ей плохую импровизацию в пьесе, сценарий к которой она так долго и кропотливо писала. Этого не было указано в заметках на полях, а значит, просто не могло быть в принципе, но это было, и оттого от всего происходящего создавался лёгкий сюрреалистический эффект. Нет, всё ведь идеально складывалось. Политические интриги, свадьба с младшим принцем, становление королевой и близкая девушка рядом — всё сходилось. Почему Эмма должна была говорить ей все эти вещи сейчас? Джессика была готова к тому, что ей придётся извиняться и успокаивать девушку, растерянной неожиданностью и не самой светлой моральной стороной вопроса, заверяя, что всё сделанное пойдёт Сагару лишь на пользу, но точно не готовилась к тому, чтобы отговаривать её от дружбы с бывшим кронпринцем. — Дело не только в Ричарде, Джессика, — вторя её мыслям, произнесла Эмма и вздохнула. — Если честно, то я… вообще не ожидала от тебя чего-то подобного. Джессика, — она готова была поклясться, — практически услышала, как девушка произносит слово «разочарована». — Конечно я знала, что ты готова пойти на многое ради своих целей, но чтобы настолько… Это было попросту подло. Не только по отношению к Ричарду. — Она сделала многозначительный паузу, от чего Джессике стало не по себе. — К тому же ты предала нашу страну. Это так просто не забывается. Если до этого речь Эммы ещё украдкой задевала задушенную глубоко внутри совесть и Джессике оставалось просто молчать за неимением вразумительного ответа, то последние брошенные слова моментально заставили её забыть обо всё этом. В груди поднялась волна негодования, и Джессика, вскипая, несдержанно взмахнула руками. — Эмма, я буквально предотвратила войну! — И вместе с тем лишила Сагар своего законного престолонаследника, — последовательно ответила Эммы тем тоном, каким терпеливый учитель объясняет нерадивому ученику прописные жизненные истины. Она скользнула по Джессике неприятным, слегка осуждающим взглядом. — Ричард был бы гораздо лучшим королём. Ты не знаешь по-настоящему ни его, ни Леонарда, так кто дал тебе право выбирать? «Леонард дал» — язвительно прошипел внутренний голос, но Джессика прикусила язык, не давая словам сорваться с него. По правде говоря она даже толком не могла понять, откуда всё это взялось. Конечно Ричард был не чужим человеком для Эммы, но Джессика ни разу за всё время формирования и доработки плана не допускала мысли, что настолько. Если честно, она бы даже не предположила, что это может стать ощутимой проблемой на деле, — едва ли Эмма была привязана к нему так сильно, как ей самой думалось. В случае же осечки, Джессика надеялась, чувства к ней пересилят дружеские чувства к Ричарду. — Да и я, если быть до конца откровенной, просто не понимаю, почему. Нет, Джессика, правда. — Эмма вдруг вскинула голову, метнув ей настойчивый вопрошающий взгляд. — Почему? Чем ты руководствовалась, чего добивалась? Хотела стать королевой? Так ведь Ричард сам сделал тебе предложение, для этого не нужно было накручивать столько всего. Или, может, тебе было скучно? Или… не знаю. Я уже ничего не знаю!.. Девушка сокрушённо покачала головой, случайно позволив своим настоящим эмоциям проявиться, и тут же закусила губу, сожалея об этом. Джессика мысленно всхлипнула от всех разрывающих её чувств. Это всё было неправильно. Эмма вообще не должна была оказаться втянутой в политические интриги, которые Джессика так успешно плела всё своё пребывание в Сагаре. Ну как, как ей объяснишь, что всё гораздо сложнее, чем простые симпатии, которыми руководствовался бывший кронпринц, и за всем этим стоит нечто большее? Разумеется, Джессика в первую очередь преследовала свои цели, но тоже самое делал и Леонард, и так уж сошлись звёзды на небе, что в конце пути оказалось, что их интересы сходятся. И вот они все оказались здесь, в этой точке истории, с самыми лучшими принятыми решениями из всех возможных, и Джессике хотелось взвыть вслух от ощущения невозможности объяснить Эмме всё это. В любом случае ситуацию требовалось срочно разрешать. Происходящее между ними напоминало одно большое недоразумение, и Джессике хотелось как можно быстрее его пройти, облегчённо выдохнуть и двигаться дальше. Да, ситуация вышла сложной и неоднозначной, но Джессика не была бы собой, если бы не умела справляться с непредвиденными обстоятельствами. — Эмма, послушай, может, не стоит принимать такие важные решения так поспешно и на эмоциях? — осторожно заговорила Джессика, стараясь звучать максимально успокаивающе. С гранатой в руке и сжимающими чеку пальцами — так она себя ощущала. — Как насчёт того, чтобы пойти выпить по чашке чая и всё спокойно обсудить? В конце концов объективных причин спешить нет, я ведь права? Она попыталась улыбнуться, чтобы сгладить напряжение, но Эмма продолжала смотреть хмуро, и это совсем не воодушевляло. Джессика чувствовала, что начинала паниковать, и решила зайти с другой стороны. — Я понимаю, что это всё случилось так быстро и неожиданно, но… поверь мне, я всё устрою. У меня есть покровительство Её Величества, Леонард вот-вот взойдёт на трон, и я буду править вместе с ним. Я сделаю тебя своей фавориткой, ты заживёшь, как никогда до этого, и ни в чём не будешь нуждаться. Никто никогда не узнает о том, что произошло, и мы… — Боже, ты сама себя слышишь? — неверяще пробормотала Эмма. Истеричный смешок сорвался с её губ, она нервно пробежала пальцами по волосам, затем обняла себя за плечи, как будто не знала, куда деть руки. — Мне нет дела до того, узнают ли обо всём этом другие, — достаточно того, что я знаю! Она выпрямилась, нервно поправляя юбку платья. — Моё решение окончательное, — твёрдо объявила Эмма, обрубая пути отступления им обеим, и подняла взгляд; голос её не дрогнул, глаза горели болезненной решимостью. У Джессики внутри всё похолодело. Она не верила своим ушам. Когда она впервые услышала озвученные девушкой мысли, то подумала, что это не более чем смутные сомнения, в которых та сейчас пребывала, и отговорить её от них не составит большого труда: Эмма выслушала бы её аргументы, согласилась бы с их бесспорностью и тут же начал извиняться за свою скоропалительность, а потом они вместе облегчённо рассмеялись бы, и Джессика наконец обняла и поцеловала бы её, как уже давно хотела сделать. Вот только ничего из этого не случилось. Её попытка убеждения не сработала, — Эмма не желала даже слушать, — и это, чёрт бы его побрал, было проблемой. Но она не могла действительно быть настроена на всё это серьёзно. Не могла ведь, верно? — Я была частью твоего плана, Джессика, я понимаю, — заговорила девушка вновь, не давая ей опомниться и выбрать другую стратегию, придумать новые аргументы. — Это ведь так здорово, когда у тебя всё схвачено. Джессика почувствовала, как от её слов по позвоночнику побежал неприятный холодок. Это был первый раз, когда они говорили о таких вещах напрямую, и она ощутила себя совершенной не готовой. Такая обличающая откровенность заставляла её чувствовать себя практически обнажённой. Эмма помолчала несколько секунд, глядя перед собой пустым взглядом, и Джессика заметила отразившуюся на её лице крайнюю степень отвращения, так неприятно исказившую аристократичные черты. — Но меня уже тошнит от того, чтобы быть частью плана кого бы то ни было вообще. Я думала, ты это понимаешь. Спазм сдавил горло, не давая сглотнуть. Джессика прекрасно помнила Матса и то, как он манипулировал Эммой, убедив ту участвовать в своих играх за власть, и как использовал чувства девушки по отношению к нему в собственных целях. Чёрт, да он практически заставил её убить человека. Матс не заслуживал ничего, кроме плевка в лицо и нескольких лет колонии, — но ведь Джессика и рядом не стояла рядом с ним, ведь так? Так почему же Эмма сейчас равняла их? — Если я чему-то и научилась в той истории с Матсом, так это тому, что себя следует уважать, — словно читая её мысли, произнесла Эмма, и ядовитая усмешка пересекла её лицо. — Во многом благодаря тебе, какая ирония. Спасибо за ценный урок, Джессика. Она не нашлась, что ответить. Джессика не любила говорить о чувствах, потому что ощущала себя слабой, делая это, и прямо сейчас она вся состояла из них. Всё нутро кричало о том, что нужно бежать и прятаться, плевать на всё, потом она придумает объяснение так неожиданно свалившейся с лица маски и обличившим самим себя чувствам, — но Джессика оставалась на месте. Она пыталась понять одну-единственную вещь. В какой момент этот разговор и все их отношения в целом свернули не туда? Был ли ещё шанс вернуть всё обратно? Чем дольше Джессика думала об этом, тем хуже ей становилось. Эмма вдруг фыркнула: — И всё же… Какая жестокость! — Она дёрнула плечами, продолжая смотреть куда-то в сторону. — Почему все люди, которыми я дорожу, заканчивают тем, что причиняют мне боль? Я думала, что с тобой всё будет иначе, но видимо, я ошиблась. Слова Эммы были на вкус как разочарование, и ощущались горечью на языках их обеих. Губы девушки задрожали, а у Джессики начала уходить земля из-под ног. То, о чём говорила Эмма, просто не могло быть правдой. Джессика не врала себе — она была далека от идеала, — но всё же не могла быть настолько же ужасной, насколько был Матс. Она не могла быть настолько ужасной, чтобы разодрать те же раны, которые сама и залечила, однако прямо сейчас на её глазах Эмма утекала сквозь пальцы как треклятый ахаровский песок. Джессика боялась понять хоть что-то ещё. Она была готова отдать всё, что у неё было, сделать всё, что Эмма её попросит, да хотя бы прямо сейчас начать распыляться на извинения, пусть и не испытывала никакой вины за совершённое, что угодно, — лишь бы Эмма не отказывалась от неё. Что угодно, но не это. — Не говори так… — почти шёпотом попросила она. Эмма в отчаянии замотала головой. Её трясло как будто она была готова вот-вот разрыдаться, и глядя на неё, Джессика явственно ощущала, как у неё самой сводит судорогой горло. Их разделяло от силы два шага, протяни руку — и коснёшься, прижмёшь к себе, успокоишь, — и вместе с тем, огромная пропасть, которая крошилась прямо под их ногами, увеличиваясь в размерах. Эмма подняла на неё полные вымученной горечи глаза. — Я думала, что знаю тебя… Её голос сорвался, и она отвернулась, прикладывая ладонь ко рту. Вся так тщательно выстраиваемая ей защита с треском обрушилась, и перед Джессикой предстала сломленная, разбитая девушка, которая не хотела уходить, но просто не могла поступить иначе. Вероятно, ситуация не выглядела бы так ужасно, если бы Джессика, в свою очередь, не хотела бы, чтобы она осталась. Нужно было срочно что-то сделать, что-то сказать. Первая же мысль, пришедшая к ней в голову, заставила Джессику ужаснуться, но размышлять о правильности решений не было ни времени, ни сил. Ей просто нужно было сделать что-нибудь, что угодно, — даже такое пугающее и обезоруживающее. От волнения всё тело сковало, заставляя врасти в землю. Она никогда никому не говорила этого, не желая показаться слабой, но сейчас это уже не имело значения. Джессика набрала в грудь побольше воздуха, чувствуя, как сердце проваливается куда-то глубоко вниз. — Эмма, я тебя… — Нет, не смей! — вскрикнула Эмма, резко оборачиваясь, и в её голосе отчётливо прозвенели страх и злость. Посланный ею взгляд острым кинжалом застыл у горла так, что Джессика оборвала себя на полуслове и слегка дёрнулась в попытке закрыть рот ладонями, словно в действительности сказала какое-то грубое ругательство. — Молчи, слышишь?! Ты не имеешь права говорить мне такие вещи после того, как всё разрушила! Эмма часто дышала, плечи её вздрагивали, но глаза оставались сухими. Она изо всех сил старалась сохранить самообладание, но уже обнажившееся обличие настоящих чувств не позволяло сделать этого. В выражении лица и во всей её позе виделась боль. Эмма напоминала поломанную куклу, чьи шарниры с трудом держали конечности в правильном положении: казалось, дотронься — и она упадёт на землю, сложится, как карточный домик. Это были они, те самые чувства. Эмма не сказала ни слова об этом, но Джессике хватило одного взгляда на неё, чтобы понять, — она её тоже. Это знание не принесло никакой ожидаемой радости, ведь вместе с ним пришло понимание всего происходящего, цельное в своей раздробленности и такое тяжелое, чтобы вынести. Потому что всё действительно рухнуло. Джессика предала Ричарда. Эмма её не простит. Они не смогут быть и, совершенно очевидно, не будут вместе. И некого было винить, — это была целиком и полностью её вина. Джессика сама, своими руками разрушила то хрупкое счастье, которое обрела в лице такой же хрупкой девушки, и больнее всего было понимать, что она сделала это лишь потому, что была слишком самоуверенна и желала получить всё и сразу. Она просчитала все риски и возможные последствия, но не учла старый как мир человеческий фактор. Она не сможет получить и трон, и «принцессу», — просто потому что та не являлась трофеем, который можно вот так просто завоевать. Ей хотелось схватиться за волосы и вместе с корнями вытянуть из своей головы все мысли, сжирающие её изнутри. Осознание было невыносимо. Джессика не любила проигрывать, Джессика любила анализировать ситуацию, строить планы и затем с торжествующей улыбкой смотреть на то, как они претворяются в жизнь, но сейчас всё это было неважно, ведь Эмма, её Эмма, уезжала, и она ничего не могла поделать с этим. Она явственно чувствовала себя готовой на то, чтобы умолять, хотя раньше никогда и ни за что не позволила бы себе опуститься до чего-то подобного. Но ведь, с другой стороны, — худшее уже было позади. Джессика уже попыталась открыть свою душу, уже совершила то, на что раньше ни за что бы не пошла, уже продемонстрировала свою уязвимость во всей красе. Она попыталась признаться в любви, искренне и открыто, но это не обернулось успехом, потому что Эмма даже не хотела ничего слышать. Боль от осознания этого кровью колотилась в висках, но Джессика была готова идти ещё дальше, — просто потому что Эмма стоила всего этого и даже большего. Стратегии, планы, тактики — всё смешалось в её голове, и потому Джессика не нашла ничего лучше, кроме как спросить напрямую, тихо, робко, не скрывая своего поражения: — Что мне сделать, чтобы ты осталась? Эмма длинно выдохнула, прежде чем ответить. — Я думаю, ты уже сделала достаточно. — Она перевела на неё печальный и опустошённый взгляд. — Прошу, не унижайся, мне и так тяжело на тебя смотреть. Джессика затравленно вздохнула, встречаясь с ней глазами, и ничего не ответила. Они молчали, обе погружённые в тяжесть момента. Джессика не умела сдаваться, но у неё попросту не осталось никаких слов. Они все уже были сказаны, и ни одно из них не возымело нужного эффекта. — Эмма, всё не так… — робко начала она, но сразу же замолкла. Что ещё она могла сказать? Как могла объяснить, как могла заставить поверить ей? Да, это было бесполезно, но оставить попытки было выше её сил. Джессика пыталась сформулировать мысль более рационально, когда Эмма сделала резкий шаг вперёд, сокращая расстояние между ними, и от неожиданности у неё сбилось дыхание. Выражение решительности вперемешку с грустью, разочарованием и обидой на лице девушки пугало, и когда Эмма заговорила, голос её звучал тихо, но твёрдо: — Иногда яблоко падает с ветки не потому, что наливается спелой сладостью, а потому, что поселившаяся внутри гниль добирается до черенка. Прощай, Джессика. Не проронив больше ни слова, Эмма стремительно вышла. Джессика пошатнулась, как от пощёчины, и замерла на месте, не в силах ни шевельнуться, ни даже вдохнуть. В ушах шумело, и мир вокруг подёрнулся дымкой, так что она даже не сразу поняла, что осталась одна. Шагов Эммы уже не было слышно. Джессика попыталась вздохнуть, но горло отозвалось хрипом. Дрожащие ноги её всё же подвели, и она едва не рухнула на землю, чудом удерживая на весу неожиданно ставшее неподъёмным тело. Она сделала шаг в сторону, одной рукой опираясь о стену. В тишине пустой конюшни было слышно, как всхрапывают лошади и скрипят несмазанные дверцы.

***

Леонард коротко постучал и, услышав приглушённое «войдите», переступил порог комнаты. — Прошу прощения, что прерываю твой покой, Джессика, но только что приехал месье Огюст из Парижа для составления композиции у фонтана. Знаю, у нас полон двор этих дизайнеров, но я ведь уже говорил, как обожаю работы французских мастеров, да и моя матушка… — Он замолк на полуслове и спросил уже совсем другим тоном. — Что случилось? Джессика сидела на кровати и смотрела перед собой. Лицо было опухшим и покрасневшим, потёкшая тушь размазалась, на щеках виднелись засохшие солёные дорожки, — но само лицо девушки выглядело сухим. Волосы были разлохматились, а простыни на кровати были смяты, как если бы на них пролежали по меньшей мере несколько часов. — Ничего, — последовал абсолютно бесцветный ответ. — Джессика, что случилось? — с ощутимым напором повторил свой вопрос Леонард. Видеть её в таком состоянии было невозможно и сразу же пробуждало в нём все рыцарские качества, которые только имелись в наличии. Джессика не была его дамой сердца, но была невестой, и этого уже вполне хватало для того, чтобы бросить всю дворцовую стражу в бой за нанесение ей малейшего оскорбления или обиды. Девушка лишь неохотно отмахнулась, давая понять, что не настроена продолжать эту тему. — Джессика. — Прошу, Лео, избавь себя от знания подробностей моей личной жизни. — Джессика поморщилась, будто одна лишь необходимость говорить с ним требовала от неё огромных усилий. — Ничего интересного там всё равно нет. Она повернулась, встречаясь с ним тяжёлым взглядом. Леонард помедлил, взвешивая, какое решение в данной ситуации будет лучшим, и всё-таки отступил. Если Джессика решила что-то не рассказывать, то не было смысла выпытывать, — она всё равно не станет этого делать. Да и сам Лео не был таким же пробивным как собственный сводный брат и его телохранитель, предпочитая другие методы достижения своих целей. Возможно, ему просто стоило вернуться к этому разговору чуть позже. — Разумеется, я оставляю за тобой право делиться своими переживаниями. Только хотел бы уточнить… — Он кашлянул, чувствуя себя слегка неловко от поднятия в разговоре такой деликатной темы. — Это ведь не связано с Ричардом? Джессика вдруг горько рассмеялась. Леонард настороженно оглядел невесту с головы до ног, не зная, как расценивать такое поведение. В уголках её глаз возникло какое-то мучительное выражение, причину которого он не мог определить, а кожа на спёкшихся губах натянулась от улыбки. — Нет, не связано. Ты можешь быть спокоен насчёт этого. Младший принц кивнул, молча заверяя её в этом. Однако было что-то во всей фигуре девушки, что всё же не давало ему покоя, что-то такое неуловимое и оттого более опасное. Леонард решил не играть во все эти игры, из которых состояла большая часть их общения, и спросил напрямую, не таясь: — Всё в порядке, Джессика? — Немного поколебавшись, он уточнил: — Ты не передумала? Она встретила его взгляд спокойно, даже немного безразлично. — Нет, Лео. Всё в силе, не переживай. Младший принц снова ответил кивком, маскируя облегчение под простую вежливость. — Рад слышать. Что же, в таком случае я отменю встречу с месье Огюстом сегодня. Передам ему, что ты плохо себя чувствуешь, и приглашу, м-м, скажем, на завтра. Не хотелось бы тревожить тебя в таком состоянии. Вместо ответа Джессика молча поднялась с кровати, пошатываясь, и под недоумевающим взглядом Леонарда принялась растирать лицо. — Не надо ничего отменять. — Она качнулась в сторону зеркала и, оценивающе глянув на собственное отражение, начала приглаживать волосы. — Дай мне минут двадцать, я приведу себя в порядок и приду. Леонард задумчиво склонил голову набок и повнимательней вгляделся в девушку перед собой, силясь понять, как у неё получалось совмещать в своей личности слабую, нежную принцессу, которую хотелось оберегать и защищать, и статную, уверенную в себе даму, которая продолжала идти вперёд несмотря ни на что и всегда выбирала то, что ей было выгоднее, даже если это требовало больших усилий. А затем просто кивнул. — Хорошо. Он вышел, притворяя за собой дверь, и уже не видел, как расправленные плечи Джессики вновь надломленно сгорбились, и она рухнула на кровать, закрывая лицо руками.

***

Согласно сагарским традициям свадьбу играли два дня. Первый считался более конвенциальным: в этот день происходило венчание молодожёнов в церкви и, уже после, — торжественный вечер с представителями знатных семей и приглашёнными по такому случаю гостями. Второй отводился всеобщему празднованию, когда официально гуляла вся страна: проводились шествия и публичные выступления, открывались лотки с традиционной едой и сувенирами, и с утра до ночи звучала музыка и лились танцы. Джессика ощущала себя опустошённым сосудом. Оставшиеся дни приготовлений к празднику пролетели, как один, незаметно. Она продолжала выполнять то, что от неё требовалось, как от частичной виновницы торжества, но делала это механически, почти неохотно. Все тревоги перед событием такого масштаба, что душили её до этого, отступили, и Джессика чувствовала внутри лишь гуляющую сквозняком пустоту. В зеркало она старалась не смотреться, — собственный взгляд казался ей жутким. События последних нескольких дней оставили на её лице след осунутости, благо яркий макияж хорошо скрывал это. В этом смысле Леонард очень помогал, — как минимум тем, что перестал задавать вопросы. Он стремился поддержать её по мере своих сил: подсказывал имена и титулы многочисленных гостей, упоминая, с кем и как следует себя вести, отвлекал разговорами во время самых скучных частей процесса и храбро оттягивал внимание гостей на себя, когда видел, что Джессику те совсем утомили. Пережить эти два в его компании было проще, чем могло бы быть без неё. Королева Виктория сияла, — Джессика не видела её такой счастливой с первого дня своего пребывания в Сагаре. Как-то раз она вызвала её на приватный разговор и туманно намекнула о том, насколько права была в своём выборе союзников, а та лишь тоскливо порадовалась тому, что хотя бы кто-то из них всех был всецело счастлив происходящим. За себя она такого сказать не могла. Эмма со всей остальной немногочисленной свитой уехала за день до торжества. Джессика узнала от Леонарда место и время отъезда, но всё же не решилась придти. Больше всего прочего душу жгло отсутствие прощания, — ведь это Эмма попрощалась с ней, а не наоборот. Чувство незавершённости не покидало её, заставляя ожидать неизвестно чего. Именно ради этого Джессике так хотелось приехать, — проконтролировать хоть что-то в этой ситуации, — но не оставалось ничего, кроме как смириться. К концу второго дня Джессика чувствовала себя полностью выжатой. Леонард ещё хорошо держался, привыкший к подобным мероприятиям за свою недолгую жизнь, но для Джессики это всё ещё был перебор. Улучив момент, она решилась сбежать с праздника, притаившись в тени мерцающих праздничных ламп. Леонард согласился прикрыть её, чтобы отсутствие невесты не вызвало ни у кого вопросов, и стоически взял на себя обязанность выдерживать неотрывное внимание гостей в одиночку. Уже уходя Джессика подумала, что отблагодарить его за всё, сопутствующее им эти два дня, было бы настоящим делом чести. Гулять в одиночку в такое время, помня о череде покушений на королевскую семью, было не очень разумно, но Джессику это не беспокоило; в тот момент всё казалось ей по плечу. Лес манил к себе, приглашая укрыться от мирской суеты в тени деревьев, где не было видно, как блестят драгоценные камни её украшений. Близилась ночь, но в округе было ещё достаточно светло, и только сумерки плотными облаками осели на ветвях, пряча ступивших под их покров людей от посторонних глаз. Джессика брела по дороге, не особо задумываясь над тем, куда и зачем идёт. Ей просто хотелось отдохнуть. Находиться в лесу было приятно, — здесь от неё не требовалось постоянной игры на публику, не исчезающей с лица улыбки и неснимаемой маски удовлетворения всем происходящим. Ноги сами вели её, и вскоре Джессика заметила, что окружение стало понемногу казаться знакомым. Сердце забилось быстрее в тревожном предчувствии. Она прошла ещё несколько шагов и застыла как вкопанная. Перед ней расстилалась небольшая речка, над которой хозяйственно раскинулся плотный каменный мост, огороженный перилами из грубо отёсанного дерева. Джессика помнила день, когда пришла сюда в первый раз. Здесь Эмма рассказала ей про Матса, и они впервые поговорили по-настоящему откровенно… да и не только поговорили. Чувства захлестнули её от одного лишь вида, но Джессика не нашла нужным уходить. Она неспеша поднялась на мост и замерла на самой середине. Мысли её витали где-то далеко и были заняты совсем не завершением свадебного банкета. Джессика не хотела, но не могла не думать о том, где сейчас находилась Эмма: что она делала, что думала и чувствовала, следила ли неотрывно за лентой новостей, разрывающейся от бесконечных сюжетов про королевскую свадьбу, или игнорировала любое упоминание об этом… вспоминала ли о ней? Простила ли она её или для этого прошло ещё слишком мало времени? Или же этому в целом никогда не суждено было произойти, и Джессике следовало переставать ждать уже сейчас? Разумеется, она бы в любом случае не узнала об этом, но мысли о таком исходе грели душу. Джессика помедлила некоторое время, но всё же опёрлась руками на деревянные перила, наконец позволяя себе расслабиться. Она опустила глаза вниз и среди полированных щепок и срезанных сучков неожиданно распознала то место, в которое они с Эммой вжимались, когда их губы впервые соприкоснулись. Несмотря на открытую местность, ей вдруг стало не хватать воздуха. Она помнила всё. Их первую встречу, когда Эмма храбро спасла её от обезумевшего хорька и насмешек Джулии; то, как они заменяли моделей Ченуто и после, как настоящие партнёрши по преступлению, возвращали ему ожерелье, украденное его же племянницей; вечернюю игру в бутылочку с Адамом и Ричардом в личном винном погребе последнего и то, как Эмме пришлось уйти пораньше; подаренный по окончанию королевских скачек розовый букет, — первое трепетное проявление возникших чувств, когда они обе ещё не были уверены, взаимно ли это или же обе просто выдают желаемое за действительное; устроенную Матсом заварушку и последовавшую за этим конную прогулку в компании свиты кронпринца, предотвращение убийства ненавистной Джулии руками Эммы и мост, где та впервые стала ей по-настоящему близка; посиделки на веранде кафе и игру в желание за вопросы, когда они вдвоём теснились на небольшом диване, и Джессика уже едва слушала ответы, даваемые Эммой, плавясь от солнца и желания новых прикосновений (она тогда спросила про её отношение к однополым бракам — зачем? на что она надеялась?); демонстрацию заброшенного замка, доставшегося ей во владение вместе с титулом графини, и их совместные планы по его реставрации; покушение, едва не стоившее жизни им обеим; скорый отлёт в Ахар и такое же скорое возвращение оттуда, сопровождающееся радостью долгожданной встречи. Джессика помнила их поцелуй, — откуда она могла знать, что он окажется последним? Если бы она знала об этом ещё тогда, то несомненно поцеловала бы Эмму снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова… Новый порыв ветра вызвал мурашки на коже обнажённых плеч. На улице цвело лето, но ближе к ночи всё же становилась заметна разница температур, особенно в таком открытом платье, в какое сейчас была облачена Джессика. Она вновь опустила глаза на перила и нежно погладила гладкое дерево. От воспоминаний бросало в жар, но Джессике было слишком пусто, чтобы чувствовать хоть что-то. Задумчивость на некоторое время застыла на её лице, тихая и томительная, прежде чем движение вновь вернулось к ней. Джессика поднесла пальцы к своим накрашенным губам и едва ощутимо коснулась их, прикрывая глаза. Всё вокруг замерло вместе с ней, и даже звуки окружавшей её природы, — плеск воды под мостом, шелест деревьев, перекличка ночной птицы, — казалось, стали тише. Джессика задержалась так на некоторое время, растягивая момент, словно ожидая, что, как только отпустит, весь окружающий мир рассыплется пеплом, а затем отняла дрожащие пальцы и медленно дотронулась подушечками до места, что помнило их прикосновения друг к другу. Она судорожно выдохнула, только теперь осознавая, что успела задержать дыхание. Сумерки на ветках деревьев густели, укутывая окрестности во всё более непроглядную темноту. Звёзд ещё не было видно, но небо оставалось ясным, а это значило, что где-то с другой стороны леса уже проклюнулся искрящийся полумесяц. Внизу под мостом бежала речка, своим журчанием напоминая о продолжении жизни, и это каким-то образом заставило Джессику почувствовать себя немного легче. Ведь, в любом случае, у неё всё получилось. Рада была она этому или нет.