Последствия потопа

Бесцельная утренняя прогулка привела Люмин и Паймон в Флев Сандр. Подземная часть города пахла сыростью и ржавчиной, чьи бурые разводы покрывали железные листы, что были главным строительным материалом в этой части Кур-де-Фонтейна, как узоры покрывают части стен и двери Двореца Мермония — старательно, создавая свою атмосферу. В одном из главных зданий Фонтейна было просторно и сухо. Свет был чистым. Шелестели бумаги. То там, то тут, зеленели комнатные растения. Между столами и стойками сновали люди и мелюзины в форме. Под землёй все дышало гадким холодом, мокрыми липкими руками лезущим под одежду. Железные платформы жалобно скрипели под ногами. Но жители так же, как и наверху, суетились, погруженные в дела, которых после потопа было особенно много. Неподвижная фигурка выделяется на фоне кипящей жизни. На мгновение зацепившись взглядом, Люмин узнает Ореля — старшего из братьев, с которыми она время от времени играла в прятки в разных частях Кур-де-Фонтейна. Поручения были выполнены ещё утром — на поверхности солнце катилось к горизонту, подкрашивая его рыжим. Дел не было, поэтому она, предвкушая маленькое детское развлечение, подошла к мальчику, сидящему на ящике в тени дырявого грязно-синего навеса — непонятно зачем нужного под землёй. Русая голова Ореля была опущена. Взгляд — устремлён в потёртую обложку книги. Люмин помнила приоритеты старшего мальчика, поэтому удивилась: он всегда предпочитал чтение активным играм. — Чего просто сидишь? — Спросила, внимательнее разглядывая ребёнка. Беледный — ни кровинки. — Болит что-то? Паймон выглянула из-за её плеча, и предположила: — Может живот скрутило? Святая невинность. Орель моргнул, будто только услышал их. Большие синие радужки напоминали осколки бутылочного стекла глянцевым блеском. Он подходит предмету, а не глазам живого ребёнка. Но выглядет знакомо до шевеления скользкого холодного клубка в груди. Люмин опустилась перед Орелем на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне. Закусила губу, ища слова. — А где твой брат и подружка? — Паймон слова искать не нужно: у нее их даже слишком много. Худенькие плечи Ореля вздрогнули. Взгляд стал мутным и мокрым, как вода в луже. Люмин сжала плечо ребёнка раньше, чем поняла что делает. Она ему никто. Это лишнее... Орель потянулся, пряча лицо у неё на плече. Почувствовав чужие слёзы, Люмин обняла ребёнка. Голос Паймон был сильно приглушен — будто пробирался сквозь толщу воды. Она понимает каково это: тонуть в чувстве утраты.

***

В тот день светло-серое небо плакало — слишком сдержано, чтобы распугать скучающих детей. Верут и Лави побежали прятаться: он водит. Он не считает до ста, как положено, а открывает книгу на месте, заложенном карандашом. Учитывая его скорость, отведенное брату и подруге время истечет, как раз когда он дочитает главу — осталось три страницы. Проглотив их, Орель не останавливается: просто забывает, что собирался ограничится одной главой. Он провалился в повествование, как проваливаешься на глубину, в которую внезапно переходит мягкий склон дна. Немного опомнился, когда дождь резко усилился, пропитывая бумагу и размазывая контуры букв. Захлопнув книгу, нашел укрытие под навесом небольшого магазинчика — рядом с ними спряталось ещё пара взрослых. Краем глаза заметив, как высокая дама поправляет широкие поля розовой шляпки, Орель открыл книгу на заложенном месте и бегло пробежался взглядом по странице. Некоторые слова совсем размазались, немного усложняя погружение: но он решил дочитать до конца — все равно немного осталось. Когда Орель глотал последние слова предпоследней страницы, хлынула вода, снося его с ног. Волна заставила упасть на бок, выронив книгу. Орель попытался подняться — масса воды ударила его о стену магазинчика, накрыла с головой. Уши мгновенно заложило. В рот и нос хлынула вода, обдирая слизистую, иглами впиваясь в нервы. Сердце заколотилось отчаянно, разгоняя кровь. Заставляя двигаться. Орель оттолкнулся от стены, выталкивая себя на поверхность: вода казалась куда более плотной, чем должна быть. Давила весом, затрудняла движения. Но он справился, сделал судорожный вдох: воздух наждачной бумагой прошёлся по слизистой носа и горла, тяжестью осел в солнечном сплетении. Мальчик закашлился: грудь сдавило. Рядом вынырнула женщина — её розовую шляпку смыло водой, чья титаническая масса росла и волновалась, как гигантское желеобразное чудовище из страшного рассказа. Она сносила и трепала людей и предметы: навес, ранее держащийся на двух столбиках, куда-то делся; от расположенного недалеко кофе плыло несколько столиков — за один из них держалась пара человек. "Не все умеют плавать" — горячо запульсировало в висках. Леви — не умеет, Верут... Умеет, но плохо держится на воде. Вода поднялась, скрыв крыши многих зданий. Плеск волн заглушал крики людей. Орель впервые искал брата и подругу, задыхаясь: паника и усталось росли, сжимая его поперек туловища, грозя сломать рёбра. Он нырял, ища в мутной воде знакомые фигуры. И никого не находил. С каждым погружением, всплывать было все труднее: толща воды, разделяющая его и поверхность, становилась все больше и тяжелее. Силы таяли. Уши окончательно заложило. Все кружилось. Ориентироваться, когда от горизонта до горизонта простирается одна вода с редкой россыпью расплывчатых пятен других людей — сложно. Но он пытался нырять в местах, где Верут и Леви могли прятаться. Доводы разума беспощадно раздирали его пираньями: брат и подруга скорее всего были в трудно доступных местах. Учитывая их способности, им не выбраться, не справиться с мощным потоком. Не сделать больше ни глотка воздуха. Соль ела глаза и горло. Тань напозла. Что-то массивное упало в воду рядом. Плеск и крики кажутся ужасно далёкими. И его совсем не касаются. Набрав воздуха, Орель нырнул в воду в очередной раз, но почувствовал чьи-то руки, схватившие его, потянувшие на себя. Не до конца понимая, что происходит, он вырывался, кричал, просил отпустить. У него там брат, подруга... Его не слушали. Затянули на нечто, похожее на гигантский якорь. Слёзы и брызги дрожали пеленой перед глазами. Рядом, кажется, были фигуры других людей. Оказавшись на палубе парящего корабля, Орель растер слёзы по лицу. Вокруг — никого знакомого. Взрослых много. Подростков и детей — совсем мало. И все в ужасе. Кто рыдает в голос. Кто молча сжимается в комок. Кто обнимается с другими спасенными. Он спасён? Он чуть не свалился за борт, отчаянно выглядывая среди пассажиров лодок, плотов из всякого мусора и просто тех, кто своими силами держался на воде, знакомых. Надежда скребла в груди, не давая упасть без сил. Может... Кто-то из взрослых помог им?.. Не помог. Когда вода ушла — так же быстро, как поднялась — в самых разных местах в странных позах лежали тела. Издалека они напоминали манекены: мужские, женские, детские. Последних было особенно много. Дети, даже умея плавать, куда слабее взрослых. И легко поддаются панике. Орель, как и многие спасённые, тенью шатался от тела к тела, ища знакомые лица. Взрывы горьких криков тут и там говорили: кому-то повезло... Или не повезло найти своего пожилого родителя, вторую половинку, ребёнка... Сев на корточки рядом с светло-русой девочкой, лежащей на боку, Орель заметил, что она прижимает собой к земле свёрток. Из-за завернувшейся ткани выглядывала маленькая головка, покрытая редкими светлыми-светлыми волосами — между ними виднелась кожа. Не кукла. Орель не чувствовал тошноты — только слабость, делающую тело куском дерева. Упасть и больше никогда не вставать хотелось так же, как проснуться — и понять, что заснул за чтением. Да так крепко и надолго, что заскучавшие Леви и Верут сами его нашли. Мило возмущенные и ужасно громкие. Живые. Их тела нашли только через четыре дня.