хотя бы любителей кемпинга поубавится и костры в любом случае не придётся тушить.
от заполнения графика отвлекает неожиданный шум матёрого приёмника. — эй, новичок, не спишь? — приём, что-то приключилось? после глухого ответа, послышался треск помех. он закрывает утомлённые глаза и откидывается назад, внушая себе, что все увиденное на этой неделе лишь дурной, нелепый сон. но одно из воспоминаний ужасало сильнее остальных, отчасти потому, что было знакомым, но в основном потому, что было недавним. саморефлексия по совету сестры не помогала, а ощущение небезопасности сопровождало даже в ночной тишине и спокойствии на тридцати метрах от земли. постоянное беспокойство о возможных опасностях, непредвиденных событиях подло затаилось и сидело внутри, утягивало за собой. прекрасно, стал маразматиком в двадцать четыре. перед глазами возникает череп оленя с большими тёмными провалами глазниц и полным набором острых зубов; в дни когда кошмары неустанно преследовали, в воспалённом тревогой разуме во снах мелькала собственная отсеченная голова — на пороге в окружении цветов и свеч. предательский страх болезненно вспыхнул в груди и погас. в ушах и воздухе раздавался ложный свист; мелькающая тень, что иной раз мерещилась между ветвями деревьев. отчаянный плач и нечеловеческие крики, хруст ломающихся ветвей, и всё стихает. откровенная паранойя, да? но последнее время, джек со стыдом признаваясь, боролся с нежелание опускать бинокль— мешало волнение. не из-за культистов. его внимание с островерхих елей и назойливых, вечно нарушающих туристов бесповоротно приковало нечто другое — высокая, крупная фигура человека напротив. коннор. смотритель соседней вышки в шрамах, который любит поболтать, забывая о времени, и покурить вечером, ожидая с нетерпением следующей возможности поиграть с ним в гляделки. но не желая уступать, как несколько месяцев назад, во время их первой встречи. с недавних пор хокинс выигрывает. — два один, новичок. про коннора ему точно не хотелось забывать, как о тех страшных кошмарах. ах, да, точно. надо бы попробовать заварить чай с чабрецом и мятой, по настоятельным советам соседа смотрителя, и доесть лазанью. ставить рекорды в "чуме" на голодный желудок не дело. найти бы сил чтобы подняться. потирая глаза, на плечи взвалилась в виде непосильного груза усталость. фантазии снова уводят вдаль, заставляя витать в облаках. особенно об одном, от которого в штанах тесно становилось. ему, для начала, требуется срочная разряда. гул приёмника заглушает абсурдные, навязчивые мысли и желание. — хотел поболтать с тобой, узнать больше, — джек чувствует как коннор улыбается; кажется он наизусть выучил тон его голоса, зная когда тот расстроен или скучает. как, например, сейчас. — не нахожу в себе чего-то особенного, и отметиться я не забыл. — получается ни девушки, ни жены у тебя нет? вопрос кажется невероятно глупым. — получается. — если не секрет, кого же ты представляешь? длинноногую блондинку с третьим размером или, быть может, крепкую мужскую ладонь сжимающую твой член? от спонтанного вопроса он давиться воздухом, ошеломлённо закашляв. хокинс же закономерно, хрипло гогочет, и немного опешив, джек все же смущённо смееется в ответ. в ступор привели новые нотки в голосе коллеги, совершенно непривычные, незнакомые. обычно таким тоном заигрывают с ярко накрашенными девчонками в мини-юбках. с теми, что предоставляют возможность поглядеть на краешек кружевного белья, желая кого-то подцепить на ночь, сидя у бара или в караоке. вероятно таких предпочитает сам коннор? джек же мало походит на молоденькую кокетку. но в чем он действительно уверен, так это в том, что увидь хокинс его покрасневшие щёки и лихорадочно заблестевшие глаза, то он бы не упустил удовольствие вдоволь поглумиться над бедолагой. — расслабься,— он самоуверенно, чертовски горячо выдыхал вновь из-за сбившегося дыхания. похоже, кому-то пора бросать курить? — ты не ответил на вопрос, джеки. не увиливай. в штанах становится до ужаса тесно, а внизу отдаётся странной пульсацией. с каждой минутой напряжение нарастало до безумия, а обострённое возбуждением сознание требовало более осмысленных разъяснений. приглушённый звук расстёгивающейся ширинки в приёмнике напрочь разорвал в клочья неловкую атмосферу. ему послышалось? или издевается? — а ты, что, хочешь помочь? он полностью растерялся, не зная, как иначе реагировать. не то нервно смеяться, не то негодовать. пальцы беспокойно барабанили по столу. был ли ему симпатичен коннор? однозначно, да. а если б они встретились в иной обстановке, в закусочной за роузбургом, привлёк бы его внимание? мешкаясь, джек признается себе, да. привлёк бы. — это моя работа, новичок.черт, с ним действительно заигрывает коллега, который очевидно стал ему не безразличен, по работе?
— тогда, я весь в твоем распоряжении. он глядит помутневшим взором и ничего больше не отвечает. многозначительная пауза. чтобы избавиться от нахлынувших ощущений, приходилось несколько раз судорожно, густо сглатывать слюну и подступающий к горлу ком. прежний дружеский антураж испарился, после того, как коннор так непрошенно и незванно ворвался. он был до жути серьёзен в своих непонятных, неясных намерениях. классические кошки-мышки, верно? лиловый отсвет молнии блеснул в окне, освещая приглушённую обстановку в вышке. треск. — хороший мальчик, джеки, — его голос поддрагивает под конец, слышатся небольшие хлюпы, которые заставляют подрагивать все сильнее. это невероятно заводит. — закрой глаза и слушай меня внимательно, для начала обхвати член у основания и накрой головку второй рукой, начиная легкие движения. он послушно выполняет строгие указания. ремень звенит и джинсы медленно сползают на деревянный пол. джек внезапно застеснялся, в который раз за вечер, собственной наготы. происходящее невероятно неправильно, но эти весьма двусмысленные комплименты, жесты, которыми хокинс привлекал внимание. и были они, разумеется, не для детских ушей. сейчас его поведение в корне меняет суть дела. оно не ограничивается пассивными фразочками, а переходит к активным действиям. прохладная ладонь обхватывает пухлый, пульсирующий член. мышцы спины сразу расслабляются, и с губ слетает, едва сдержав, стон облегчения. впервые он не думает ни о чём, кроме приятного ощущения неги. — уже готов сдаться, паинька? — ни за что. с закрытыми глазами все ощущается невероятно ярко и до ужаса пошло. он никогда в своей жизни не думал, что будет чуть ли не скулить из-за того, что ему друг по работе будет указывать как дрочить и с каким нажимом. с трудом верится в происходящее. ладонь быстро и размашисто скользит по всей длине. — не смей кончать, понял? — низкий тембр, чуть с хрипотцой, заставляет больно прикусить губу и неохотно притормозить, — пока я не разрешу, даже не думай. — блядь, коннор. он выдаёт все на выдохе, еле сдерживая себя. долгое воздержание невероятно бьёт, ломает. — джеки, я польщен, что ты сейчас представляешь мои руки, или быть может, влажный рот? — хокинс самодовольно отвечает на свой же вопрос, переходя на властный шепот — но сосредоточься, сбавь темп. я вижу, что ты слишком напряжен и скован. нельсон громко мычит, окончательно замедляясь. наконец-то он нетерпеливо дожидаясь, слышит: — разрешаю. долгожданная разрядка. он откинул голову назад и встряхнул — небрежно отброшенные волосы опять легли набок. от накатившей слабости ноги подкосились; а вязкие пальцы перестали крепко окольцовывать. жар начал отступать. — три один в мою пользу, новичок. он говорил спокойно и так тихо, что последние слова расслышать удалось с трудом; только приятный бархатный тембр, как ему в моменте показалось, над самым ухом. по ту сторону раздается надрывный стон. джек готов покляться, что хокинс специально не выключил. и что он сейчас кончил. — сладких снов, джеки. — доброй ночи, коннор. сегодня нельсон готов простить жульничество со стороны коллеги, у него было преимущество и тот безнаказанно им воспользовался. ведь если все их игры в гляделки будут заканчиваться этим, то быть может он не против его уловок. осталось лишь придумать как сравнять счет.