Часть 1
11 ноября 2023 г. в 22:59
Чимин просто хотел отдохнуть. Просто хотел побыть один. Чимин проехал через всю страну, от Нью-Йорка до Невады, а потом и до Калифорнии. Чимин специально выбрал раннее утро — самое непривлекательное для посещений парка время. Но и тут его не могут оставить в покое.
— А ты не знаешь, — подходит к Чимину какой-то парень. — Почему камни тут движутся?
Чимин не отвечает. Он стоит все так же молча, смотрит на поверхность высохшего озера, покрытого сетью трещин, акуратных, как будто его выложили плиткой, ровными шестиугольниками. Смотрит на камень, за которым тянется длинный и четкий след, как от автомобильных шин. Ночью при падении температуры на поверхности долины намерзает лед, а потом начинает таять и камни скользят по нему вперед. Почти как в керлинге. Об этом написано в брошюре-путеводителе, которую выдают всем посетителям Долины Смерти вместе с билетом. И которую кто-то очевидно не читал. Впрочем, просвещать парня Чимин совершенно не горит желанием. Несмотря даже на его приятный голос — низкий и бархатный. Чимину не интересно.
— Как думаешь, — продолжает тот. — Их могут двигать пришельцы?
Незнакомец мало того, что не уходит, — он продолжает говорить с Чимином, становится плечом к плечу и даже подпихивает его локтем. Какие к черту пришельцы, он вообще в своем уме.
— Но кто бы их там не двигал, все равно красиво. — Парня, кажется, нисколько не смущает отсутствие реакции со стороны Чимина. — Скажи?
— Очень. — Чимин поворачивается, чтобы показать урну для праха в своих руках. — Ему бы понравилось.
Ну как урну. Ну как для праха. Ссылку на «оставь-меня-с-урной» и ржущий смайлик ему кинул Юнги. А Чимину неожиданно понравилось. Я же пошутил, придурок, — написал друг потом, но было уже поздно. Чимин уже заряжал телефон от бронзового волшебного горшочка, которому предстояло отпугивать от него людей. Только вот на этот раз урна с задачей не справляется. Чимин думает, а не пожаловаться ли ему в Ассоциацию по защите прав потребителей, чтобы деньги вернули.
Обычно люди сконфуженно извинялись и побыстрее проваливали, но в этот раз все идет совершенно не так. Парень продолжает стоять рядом и отчётливо шмыгает носом. Чимин приглядывается повнимательней, рассматривает назойливого незнакомца, потревожившего его покой. На нем мешковатые линялые джинсы и мастерка. Кепка надета козырьком назад — лихо и по-пацански. Походный рюкзак в ногах. И ярко-голубые волосы. Общее впечатление от него какое-то сюрреалистическое. Как будто русалка вышла из моря на сушу и отжала одёжку у отдыхающего на берегу гопника. Потом взгляд Чимина падает на руки — самые красивые из виденных им рук, но в ступор его повергает не это. В руках парень держит урну. Такую же, как у Чимина.
— Почему у тебя безымянная урна? — Парень совершенно беспардонно пялится на урну Чимина. — Мою зовут Эд. А твою?
— Она не заслужила имени.
— Это отец? — Парень мало того что навязчивый, так еще и ужасно нетактичный. — Вы не ладили?
— Это мой бывший, — ляпает Чимин первое, что приходит в голову. Потому что никакого бывшего там нет. Да и не стал бы Чимин таскать с собой прах Шона, случись вдруг чего. Нет уж, пусть себе живет долго и счастливо. Главное, чтобы подальше от Чимина.
— Без обид, — вдруг хмыкает парень. — Но лицо у тебя сейчас такое, как будто ты поспособствовал.
— Хочешь быть следующим? — Чимин даже не пытается скрыть своего раздражения. Да сколько можно. Когда этот болтливый чудик от него отстанет.
— Хочу чтобы ты поехал со мной, — парень огорошивает Чимина ответом и неожиданной широкой улыбкой. — Тебе же нужно где-то развеять прах. А у меня есть на примете одно место.
Лицо Чимина удивленно вытягивается. Это определенно самый необычный разговор в его жизни. А парень даже начинает казаться ему по-своему забавным. Чимин не может сдержать улыбки.
— Ты же думаешь, что я прихлопнул своего бывшего.
— Даже если и так, ты по крайней мере в этом раскаиваешься, — пожимает плечами парень. — Ты стоял тут с очень уж грустным видом. Так что я уверен, ты не плохой человек. И у меня нет машины, зато со мной не бывает скучно. А тебе явно не помешает развеяться.
Чимин смотрит сначала на свою урну, потом на урну в руках незнакомца — и взрывается хохотом. Парень непонимающе наклоняет голову к плечу. Как растерянный щенок.
— Развеяться, — вытирает Чимин набежавшие слёзы и показывает пальцем на урну. — Ну и каламбур.
И парень тоже сгибается пополам от смеха.
— Ну так что, поехали? — Спрашивает он, отсмеявшись.
— Куда? — Неужели он это всерьез предлагает.
— На Чаннел Айлендс.
— Далековато, — присвистывает Чимин. — Туда ехать через весь штат.
И три округа, если напрямую. От Инйо, где они сейчас, через Керн и до Вентуры - кратчайший путь.
— Зато интересно. Поехали, будет весело. Ну давай.
Этот очень дружелюбный и совсем чуточку невменяемый напор заставляет Чимина растеряться. Чимин медлит с ответом. Парень застывает на месте. Ждет. Немного смущенно чешет затылок. Улыбка все еще держится на лице, но сквозь нее начинает проступать разочарование. Уголки его большого рта грустно опускаются вниз. И Чимину почему-то вдруг не хочется его обижать.
— Давай для начала я подброшу тебя до Риджкреста, — решается он. — А ты расскажешь по дороге, что затеял.
Ответная улыбка парня такая яркая, что почти ослепляет.
Психотерапевт посоветовал Чимину больше гулять. Правильно питаться, заниматься спортом и соблюдать режим дня. Чимин хотел просто немного свежего воздуха и солнца. А не вот это вот все. Вот это вот все в лице нелепого, шумного и странного незнакомца устроилось на сидении его кемпера и пристегнулось. Теперь уже не выгонишь. Раньше надо было думать, а не соглашаться на всякие сомнительные авантюры.
— Я Тэхён, кстати. — Парень видимо вспоминает, что неплохо было бы представиться. — Тэхён Коул. Но можешь звать меня Тэ. Дед вообще называл меня Тэдди.
— Как медвежонка? — выгибает бровь Чимин.
— Раньше я косолапил, — пожимает плечами Тэхён. Красивое имя. — До сих пор ношу ортопедические стельки.
— А я Чимин. Готов ехать?
— Секунду. — Тэхён вынимает из кармана изрядно помятый лист бумаги, желтый в линию, и что-то в нем вычеркивает. — Вот теперь готов.
— Что это? — спрашивает Чимин, кивая на листок.
— Список желаний. Это долгая история.
— До Риджкреста неблизко. У нас есть время.
На самом деле, у них целый вагон времени, расстояние больше ста миль, пока они едут по сто семьдесят восьмой на юго-запад.
— Мой дедушка недавно умер, — начинает рассказывать Тэхён. — Это его список желаний. Он оставил мне свой прах и этот список. Что-то дед сделал еще при жизни. Но часть не успел. В завещании он запретил развеивать прах, пока я не вычеркну из списка все. Но мне не хочется ехать одному. А ты кажешься хорошей компанией. И у тебя крутая машина.
— Соболезную. — Теперь Чимину становится неловко, что спросил. — Сколько ему было?
— Восемьдесят один. Саркома.
— Он прожил долгую жизнь. — Собственные слова кажутся Чимину ужасной банальщиной. Хотя наверное нет в мире таких слов, которые бы могли утешить тех, кто теряет близких.
Прожил. Был. Как же грустно, думает Чимин, когда о близких и любимых говорят в прошедшем времени. Но Тэхён охотно продолжает говорить об умершем дедушке и не кажется разбитым горем, так что Чимин облегченно выдыхает. Чимин не знает, что бы делал, если бы у него в машине вдруг расплакался малознакомый человек.
— Он выживал исключительно на силе своего упрямства. Говорили, что вероятность хорошего исхода при его операции всего пять процентов, а он выкарабкался. Говорили, что после операции он проживет максимум год, а он прожил еще десять.
— Ничего себе, — уважительно кивает Чимин. Дед Тэхёна был тем еще бойцом. Зато понятно, в кого Тэхён такой настойчивый.
— Вообще-то, он был редкостным засранцем, — хмыкает Тэхён. — Знаешь, что он сделал сразу после операции? Накатал вот этот самый список и сбежал из больницы на пару с соседом по палате. Вернулся буквально другим человеком. Тогда мы и начали общаться. Стали настоящей семьей.
Чимин задумывается, а поехал бы он сам в такое путешествие. У него ведь тоже есть список дел, которые он обещает себе, но так и не делает: чаще звонить родителям, высыпаться, перестать себя накручивать по любому поводу. Чимин задумывается, а смог бы он составить предсмертный список для себя, если он даже такие простые вещи сделать не в состоянии. Снова накатывает это ставшее привычным в последнее время ощущение, постоянный нежеланный гость — грусть медленно поднимается откуда-то из глубин волной, растет все больше и больше, чтобы в конце концов накрыть Чимина с головой, отрезать все внешние звуки и образы. Полностью затопить собой.
— Эй, я тебе о себе рассказал, — голос Тэхёна, почему-то вдруг звучащий недовольно, останавливает внутреннее цунами. Заставляет вынырнуть, обратить внимание на себя. — Теперь твоя очередь.
Тэхён уставляется на него с любопытством, подперев щеку кулаком, как будто ждет, что ему сейчас расскажут сказку. Они что, в детском саду, хочет спросить Чимин. Но одновременно он рад, что Тэхён его отвлек, пусть даже вот так, немного по-дурацки.
— Ну, я гончар, — начинает Чимин, не зная, что рассказать, но Тэхён перебивает.
— Нет, давай без этого. — И Чимин теряется. — Интересное расскажи. Важное. Почему ты здесь?
Потому что сначала Чимин не считал, что он в депрессии. И нет, помощь ему была не нужна, спасибо большое, сам как-нибудь. Он же не лежал безвылазно в кровати, задернув шторы и игнорируя мир за окном. Он ел, мылся, работал и даже содержал квартиру в относительном порядке. И нет, с жиру он тоже не бесился. И не выдумывал себе проблем на пустом месте. Просто в один момент ему все невыносимо осточертело — бесконечные счета за мастерскую, попытки удержаться на плаву, создать что-то новое, интересное. Провальная выставка, на которой его керамику сравнили с детскими поделками из соленого теста. Назойливый мудак с предложением продать ему гончарную, чтобы переделать ее под кафе. И вишенка на торте — Шон, который его бросил, потому что тому не хватало внимания. Чимин устал от бесконечных попыток Шона выбить из него эмоцию, неважно какую — смех или слезы. Чимин устал даже от себя, на самом-то деле.
Чимин не считал, что он в депрессии, пока не расплакался, когда у него не получилось сделать кружку, простейшую поделку, для которой даже круг был не нужен. Когда он начал с криком лупить кулаком по ни в чем не повинному куску глины, Чимин понял, что помощь ему все-таки не помешала бы.
Чимин пообещал себе, что выберется из этого дерьма. И первым шагом он хотел сделать небольшой отдых от работы и людей. Но как назло, люди липли именно тогда, когда он меньше всего готов был их терпеть. Он достиг той стадии усталости, когда чувствовал себя больным котом, который хочет сбежать подальше в лес, чтобы его не сожрали свои же сородичи. Дошло уже до того, что он начал дергаться при звуке слишком резко закрытой двери. Поэтому-то он и купил эту злосчастную фальшивую урну. Которая по иронии судьбы и привела к нему Тэхёна.
— Я заебался, — честно признается Чимин. — Поэтому я здесь.
Они останавливаются в Риджкресте заправиться и поесть. И высадить Тэхёна. Тэхён настаивает, чтобы расплатиться за топливо самому. Чимин отгоняет машину чуть дальше, чтобы никому не мешать, и моет окна. Он возвращается к колонкам, чтобы вернуть позаимствованное ведро для воды, когда его трогает за локоть какой-то парень.
— Извини, это же Хаймер? — Парень тычет пальцем в направлении его машины и весь светится от восторга.
— Он самый, — улыбается Чимин. Ему всегда льстит, когда люди восхищаются его кемпером. Наверное владельцы собак чувствуют то же, когда хвалят их питомцев.
Кемпер — второе сокровище Чимина, после его гончарной мастерской. Он не такой современный, как выпускают сейчас. По правде говоря, ему больше лет, чем самому Чимину. Когда Чимин был маленький, они всей семьей — он, папа и мама — ездили в нем отдыхать. Пока его ровесники грезили о кадиллаках и бентли, Чимин выпрашивал у папы кемпер на поступление в колледж. Отец отказывался, говорил, что машина старая и ее лучше продать, зачем Чимину кемпер в городе, а Чимин решил, что раз не он, то не нужно ему вообще никакой машины. Чимин всегда был упрямым. И получил ключи от кемпера на вручении дипломов. Это был лучший подарок.
— Офигеть! — Не перестает восторгаться парень. — Я такие только на картинках видел. Какого он года?
— Восемьдесят шестого.
— Ты круто за ним ухаживаешь. — Вот уж точно, одна только переборка движка обошлась Чимину в космическую сумму. — А можно заглянуть внутрь? Хоть одним глазком?
Кемпер Чимина — действительно редкость, уже в девяностые начали делать альковные автодома с отдельной водительской кабиной, над которой размещали дополнительное спальное место. Чимин называет такие горбатыми уродцами. Кемпер Чимина больше похож на автобус, где дополнительная кровать — на самом деле небольшая полка — лежит прямо над водительским и пассажирским местами.
— Смотри, — приоткрывает дверь Чимин.
И не успевает опомниться, как парень толкает его внутрь, захлопывая за ними дверь.
— Ключи гони сюда.
— Охуел? — Чимин пытается не пропустить его в к водительскому сиденью, где он оставил ключи в зажигании.
Но парень выше и крупнее. Он хватает Чимина со спины. Чимин пихается и пытается ударить его локтями. Парень швыряет его в столешницу, от удара животом о край сбивается дыхание, Чимин падает на пол. Парень хватает его за волосы и Чимин уже готовится к удару лбом о стену, но тут дверь открывается и в кемпер врывается Тэхён. Он со всей силы отталкивает парня от Чимина, закрывая спиной обзор. Чимин слышит только треск. И болезненный стон.
— Чимин, помоги. — Тэхён заламывает парню руку за спину. — Дверь.
Чимин от шока совершенно ничего не соображает, слушается на автопилоте, распахивает дверь, и Тэхён вышвыривает парня из машины. А потом быстрее запрыгивает на место водителя и трогается. Чимин не успевает добраться до сидения, так и остается на полу.
— Что ты с ним сделал? — спрашивает Чимин, когда немного приходит в себя.
— Приложил шокером, — отвечает Тэхён, не отвлекаясь от дороги. — Давай сначала отъедем подальше.
— Ты же его не убил? — Чимин на ходу добирается до пассажирского сиденья.
— От шокера не умирают, — пожимает плечами Тэхён. И бросает непонимающий взгляд через плечо. — Ты серьезно сейчас переживаешь за него?
— Я переживаю, что нам за это достанется.
— Думаешь, он побежит жаловаться в полицию? — Тэхён недобро хмыкает. — Типа меня отмудохали, когда я… Что он пытался сделать, кстати?
— Угнать кемпер.
— И все? В смысле, он больше ничего тебе не сделал?
— Нет.
— Мудак. — Тэхён ругается и бьет по рулю. — Идиот.
— Дебил, — подхватывает Чимин. От ругани становится повеселее, но его все равно еще немного потряхивает.
— Ты как? — Выпустив пар, Тэхён поворачивается к нему. Спрашивает почти ласково. Обеспокоенно. — В норме?
— Да, я в порядке. Почти отошел.
— Сильно испугался?
— Да я и испугаться толком не успел. Мы сразу сцепились. И ты быстро прибежал.
— А я вот пересрался, — неожиданно признается Тэхён. — Когда в окне вас увидел.
— Спасибо тебе, — спохватывается Чимин. Тэхёна надо было с самого начала поблагодарить. — Огромное.
— Да ладно. Не за что.
Чимин все ждет, что Тэхён начнет его отчитывать и говорить, что Чимин тупой, раз впустил черт знает кого. Чимину и так ужасно стыдно, что он так сглупил. Но Тэхён, похоже, и не думает ругаться. Они в молчании доезжают до городского вокзала.
— Ну что, пересаживаемся? Пойду собираться. — Тэхён кивает на свой рюкзак, упавший на пол во время их возни.
— А ты не мог бы еще немного… — начинает Чимин, но озвучить просьбу становится неловко. Тэхён и так его очень сильно выручил.
— Посидеть с тобой? — Тэхён догадывается сам. И улыбается. — Конечно.
— Откуда у тебя шокер?
— Я же ловлю попутки. У меня и перцовка есть. Тебе бы тоже не мешало обзавестись.
— У меня была бита где-то в багажнике, — вспоминает Чимин, окончательно приходя в себя.
— Обязательно достань. Чтобы была под рукой. И перцовку купи.
Они продолжают сидеть, неловко смотреть друг на друга. Тэхёну явно не хочется уходить. Он мнется и ерзает на сидении.
— Слушай, не хочу показаться навязчивым, — первым нарушает молчание Тэхён. — Но одному опасно. А у меня есть швейцарский нож.
Чимин фыркает. Нашел средство самообороны. Но если честно, Чимину тоже не хочется, чтобы Тэхён уходил. Ему понравилось ехать вместе. Да и прав Тэхён, вдвоем будет безопаснее.
— Ладно, МакГайвер, — решается Чимин. — Поехали. Куда там тебе было надо? На Чаннел Айлендс?
— Отличное решение. — Тэхён улыбается во весь рот. — Ты не пожалеешь. Я не дам тебя в обиду. И бонусом буду развлекать болтовней. Ты не представляешь, сколько тем для разговора я придумал.
— Я уже жалею, — Чимин преувеличенно театрально прикладывает ладонь ко лбу.
— Поздно. Ваш личный рыцарь в сияющих доспехах модель Т-95 возврату не подлежит. Готов сесть за руль?
Чимин кивает и они меняются местами.
— На самом деле, я ни разу не водил кемпер, — удивляет его Тэхён, когда они трогаются. — До сегодняшнего дня.
— Ну для первого раза ты отлично справился.
У них много дней дороги впереди, времени узнать друг друга, но Тэхён уже сейчас кажется Чимину очень хорошим человеком. Между ними, на подставке для стаканов стоят две урны. Чимин смотрит на свою и ощущает внезапный укол совести. Но Тэхён спрашивает его, как все-таки двигались эти чертовы камни в Долине Смерти, и Чимин отвлекается на объяснения.
Перед ночевкой они обустраивают спальное место для Тэхёна — полку над водительским и пассажирским сидениями, во всю ширину кемпера. Чимин убрал ее давно, не думал, что пригодится. Но все равно возил с собой, рука не поднималась выкинуть. Последний раз ей пользовались, когда Чимин был маленький и они всей семьей выбирались на каникулы. Ему нравилось спать наверху. За это папа дразнил его маленькой обезьянкой и щекотал за торчащую с полки пятку. Потом Чимин вырос, и пришлось перебраться на пол, на надувной матрас. Чимин подтягивается на руках, чтобы проверить крепления, полка все равно кажется ему ненадежной. Чимин меньше и легче, сам вызывается спать там. Тэхён не соглашается ни в какую. Заявляет, что он гость, и непременно должен спать на полке. В итоге Чимин просто устает с ним спорить.
С присутствием Тэхёна в кемпере поселяется множество звуков, помимо радио и гудения мотора. Оказывается, Тэхён ужасно громко ходит, шлепает босыми ногами по полу, напевает себе под нос под шум закипающего чайника и плеска воды в раковине. Он категорически не умеет быть тихим. Но Чимину это нравится. Полный живых человеческих звуков кемпер возвращает его в детство, когда они путешествовали всей семьей. Тэхён возвращает ему звуки счастья.
Чимин много наблюдает за Тэхёном. Думает, анализирует, ловит за хвост и раскладывает по полочкам эмоции. Раз уж не может проговорить это все с терапевтом. Тэхён иногда раздражает, потому что его становится слишком много. Он шумный. Но он болтает за двоих, избавляя Чимина от мучительной необходимости придумывать темы для разговора. Тэхёну нравится есть не за столом, а на пассажирском сидении. У него приятный голос, когда он подпевает радио. Как-то раз они умудряются поругаться, потому что Тэхён портит воздух и не открывает окно. Их первая и такая дурацкая ссора. А еще Чимин немного ему завидует, тому с какой легкостью Тэхён делает буквально все — общается с незнакомыми людьми во время остановок. Идиотничает. У Тэхёна все выходит слишком легко и просто, как будто для него это веселая игра. Но оказывается, Тэхён умеет быть и серьезным. Он изучает карту и гиды по кемпингу, стараясь подобрать им самые классные места для остановок. Лицо у него в такие моменты смешное и сосредоточенное, губы трогательно и по-детски поджаты уточкой. Тэхён моет посуду с таким задумчивым видом, что наблюдать за ним просто невыносимо, и Чимин как-то раз не выдерживает, брызжет на него водой, зачерпнутой из раковины. Тэхён громко возмущается, но Чимин уже выбегает из машины, заливаясь смехом.
Они сидят рядом, на расстоянии вытянутой руки, но все равно показывают друг другу встреченное по пути: смотри — облако впереди, смотри — корова. Иногда меняются местами, когда Чимин очень устает. Тэхён не привык к габаритам и немного неуклюже проходит повороты. Когда он паркуется первый раз, Чимину приходится выйти и поработать регулировщиком. Тэхён поначалу не может собрать даже мангал. А потом уже сам заправляет кемпер и чинит вечно заедающий тент над дверью.
Тэхён много рассказывает про свой список: из-за него он выкрасил волосы в ярко-голубой, стал донором крови, отработал сто часов волонтером. Тэхён поначалу казался ему раздолбаем, а теперь Чимин знает, как много добра он успел сделать. Этот шумный и нелепый парень, который, оказывается, много знает о смерти.
— Знаешь ли ты, — спрашивает он Чимина, — как часто на самом деле летаешь с трупами?
Тэхён так смело и запросто говорит об этом. Сыплет совершенно неожиданными фактами, как вот сейчас. Чимин не то чтобы рад узнать, что при гибели пассажира в самолете его, скорее всего, просто накроют пледом и оставят на том же месте, где он сидел до своей кончины. И это не говоря уже про перевозки гробов в багаже. Интересно, думает Чимин, делает ли авиакомпания возврат денег за такое соседство.
— Кошмар какой, — говорит Чимин одновременно брезгливо и с уважением. — Откуда ты все это берешь?
Чимин всю свою жизнь избегал неприятной темы. Как и большинство людей. По сути все, что он знает — смерть это тяжело. И несправедливо. Ты любишь кого-то, а он умирает. Всегда внезапно. Ты никогда не будешь к такому готов.
— Я много читал про смерть, — отвечает Тэхён. — Когда изучаешь ее с научной точки зрения, как-то легче смириться.
Все проживают утрату по-разному. Тэхён нашел утешение в тысяче и одном интересном факте о смерти. Из праха покойного можно сделать бриллиант, виниловую пластинку, чернила для тату, краску для рисования. Если космонавт погибнет в космосе, то его тело, скорее всего, будут хранить вместе с мусором. Или отправят дрейфовать вместе с тем же мусором, но он может и кремироваться в слоях атмосферы. После смерти ни волосы ни ногти на самом деле не продолжают расти. Цена выброса праха в космос — двенадцать тысяч долларов. У каждого свой способ скорбеть.
— А какие похороны ты бы выбрал для себя? — спрашивает Тэхён с неподдельным любопытством.
— Криоконсервация наверное.
Своими знаниями о смерти Тэхён щедро делится с Чимином. И кажется, рад обрести собеседника для такой неоднозначной дискуссии.
— Почти как Хан Соло, — одобрительно кивает Тэхён.
— Только есть один нюанс, — шутит Чимин, и Тэхён смеется. — А ты?
— Тибетские похороны, — изумляет его Тэхён своим ответом.
— Во-первых, фу. — Чимин загибает палец. А совсем недавно он и не знал, что это за похороны такие. — Во вторых, разве ты не хочешь продолжить славную семейную традицию, передать прах внукам и отправить их на поиски приключений?
— Идея, конечно, классная, но не думаю, что у меня будут внуки.
— Почему?
— Я гей, — признается Тэхён, разводя руками.
— Но это не значит, что ты умрешь старым и одиноким. Ребенка можно и усыновить. И кстати, я — би.
В ответ на его слова Тэхён снова улыбается. Но ненадолго.
— Как думаешь, что нас ждет после? — голос Тэхёна кажется неуверенным.
— После конца списка? — не понимает Чимин.
— После смерти. Веришь в следующие жизни?
— Мне бы с этой разобраться. А дальше какая разница, что будет со мной, если не будет самого меня, чтобы об этом узнать.
Чимин смотрит на свою урну, сейчас подходящий момент, чтобы рассказать. Он набирает воздуха, но видит как Тэхён вглядывается вдаль, в бескрайнее летнее вечерне-синее небо, как будто надеется найти там ответ на свой вопрос. А Чимин вдруг боится, как будто правда порежет ему язык. И не говорит ничего.
— Я хотел спросить про твою урну, — поворачивается к нему Тэхён, будто прочитав мысли.
— Извини, — начинает Чимин и не знает, как продолжить.
Извини, что моя урна - подделка из нержавейки, на самом деле это бутылка для воды. Еще от нее можно зарядить телефон. Но внутри она пустая. Я просто хотел, чтобы люди в поездке ко мне не приставали. Но тогда Тэхён спросит, почему Чимин согласился поехать с ним. И что Чимину сказать. Что Тэхён симпатичный и чудной, что сначала Чимин его пожалел, а потом у него чуть не украли машину и он испугался ехать один, а теперь Тэхён ему начал нравиться? На месте Тэхёна Чимин бы себя после такого послал нахер. Поэтому Чимин выбирает простое:
— Я не хочу о ней говорить.
— Ничего. Заедем на озеро Изабелла? — Тэхён меняет тему. — Нам почти по пути.
Тэхён бросает в сторону урны долгий задумчивый взгляд, но больше про нее не спрашивает.
Они едут и едут дальше. Вдалеке медленно ползет за горизонт солнце. Тэхён влипает взглядом в окно. За ним — красивейший закат. Чимин сбавляет скорость, чтобы дать ему полюбоваться. И себе. Тэхён рядом ошеломленный и растерянный от красоты. Смотрит, восторженно приоткрыв рот. И Чимин осознает, как будто видит впервые, насколько Тэхён красивый. Его профиль с мягко очерченным носом, яркие, жесткие от краски волосы, растрепавшиеся от ветра, длинные ресницы. Это такое тупое клише из сопливой мелодрамы — он и самый красивый из виденных им людей мчатся в закат под инди-музыку. К черту клише, решает Чимин. Сейчас он просто будет наслаждаться моментом.
С Тэхёном так классно, легко и душевно, как будто они были знакомы всегда. Незнакомец, навязавшийся к нему в попутчики, делает его таким счастливым. Рядом с Тэхёном быть счастливым на удивление просто. Надо просто — быть. Тэхён не ждет от него ни развлечений, ни разговоров, вообще ничего не ждет. Как будто ему вполне достаточно рядом самого Чимина, как есть. Не веселее, не разговорчивее. Молчащего про свою урну. Тэхён радостный и открытый жизни, энтузиазм разлетается от него во все стороны, как брызги от фонтана, заражает Чимина. Чимин все чаще задерживает на Тэхёне взгляд. И все чаще улыбается. Отвечать Тэхёну улыбкой становится так же легко и естественно как дышать.
Они играют в карты, и Тэхён почти всегда у него выигрывает. Они играют в скрэббл, и тут уже счет в пользу Чимина. Иногда Тэхён отсаживается назад с книгой и вслух зачитывает Чимину понравившиеся места. С Тэхёном интересно говорить, с ним приятно молчать, они умудряются не мешать друг другу в маленьком кемпере, наоборот, присутствие Тэхёна рядом, зачастую глубоко в личном пространстве Чимина, кажется уютным. Иногда Чимин залипает, перестает слушать, что ему рассказывает Тэхён. Слов нет, есть только размеренные бархатные переливы его голоса. Тэхён почти никогда не говорит резко, его интонации мягкие и округлые. Чимин засматривается на эту красоту — плавные жесты больших ладоней, почти танец, такие же плавные как голос черты лица. Чимин гладит линии взглядом, а хотелось бы пальцами. Тэхён смеется — тихо, глуховато и очень, очень тепло. Чимин чувствует себя обласканным солнцем. И смеется вместе с Тэхёном, даже не зная, о чем тот говорил.
Чимин думает, что помогая Тэхёну с урной, делает хорошее дело. Своего рода компенсация за обман. Но больше самообман. Чимин обманывает Тэхёна и обманывает себя, притворяясь, что у них все хорошо и его все устраивает. Что он не боится, что Тэхён его возненавидит после правды про урну.
Они едут под высоким и чистым синим небом. Мимо зеленых холмов, линий электропередач, к возвышающимся впереди горам. Озеро у подножья такое же синее, как отражающееся в нем небо. Оно кажется огромным, даже в обрамлении гор. Они с Тэхёном гуляют по берегу так долго, что успевают продрогнуть на ветру.
— Пообедаем у Нельды? — предлагает Тэхён. — Там здорово.
Nelda’s Diner выглядит в общем-то как обыкновенная забегаловка, специально бы Чимин туда не поехал, но и брезговать бы не стал. Яркий щит с названием, обшитое досками здание, часы снаружи. И такие типичные красные диванчики внутри. Настоящая американская классика.
— Нам две фирменных запеканки, — Тэхён делает заказ сразу. — Два яблочных пирога и кофе. Я угощаю.
— Часто здесь бываешь? — спрашивает Чимин, удивленный тем, что Тэхён даже не открыл меню.
— Мы как-то приезжали сюда с дедом. Их запеканка — просто нечто. А владелицу я можно сказать знаю. Нельда чуть не стала пятой миссис Коул. Дед рассказывал, что уговаривал ее поехать с ним, а она смеялась и заявляла, что ни за что не оставит свою закусочную. Но оставила ему рецепт запеканки. Это единственное, что он умел готовить. Нельдина запеканка и кофе Картера, того самого соседа по палате, Чок фулл-о-наттс. Вот это он любил. Он даже хотел, чтобы его прах ссыпали в банку из-под кофе. Но семья не позволила. Вообще-то правильно. Вдруг бы в дороге крышка слетела. Урна надежнее.
Чимин улыбается, слушая эту историю. Но память цепляется за фамилию Коул. Кажется, об этом говорили в новостях — не так давно погиб владелец сети клиник. Эдвард Коул. Тэхён говорил, что вся его семья связана с медициной. Урна по имени Эд.
— Коул групп?! — выпаливает Чимин, пораженный своей догадкой. Тэхён замолкает и виновато улыбается. И как Чимин раньше не сообразил. — Только не говори, что ты наследничек.
— Нет, но работаю там, в пиар-отделе. К счастью, я не единственный его внук. Просто самый любимый. И достаточно сумасшедший, чтобы выполнить дедушкину последнюю волю.
— Мог бы и сказать, знаешь ли, — недовольно ворчит Чимин, хотя он тут не единственный, кто что-то скрывает.
— Тогда бы ты со мной не поехал, — знающе и грустно говорит Тэхён.
Наверное, да. Не поехал бы. Не захотел бы связываться с богатеньким избалованным мальчиком. А так Чимин узнал настоящего Тэхёна. Так что может, оно и к лучшему.
— Ты мог полететь на частном самолете. Не понимаю, зачем тебе вообще автостоп.
— За тем, что надоедать тебе гораздо интереснее. Автостоп шел в списке как условие. Дед налетался на частных самолетах. Он хотел приключений.
— Ты же говорил, что вы не так давно начали общаться, — вспоминает Чимин.
— Ага. Они с отцом очень сильно поссорились, еще до моего рождения. Из-за его женитьбы на маме. Она — корейская модель, а он член совета директоров компании. Дед думал, что она вышла за него из-за денег. Даже на свадьбу не пришел.
Пока они с Тэхёном разговаривают, подходит официантка, очень смущенная и молоденькая, наверное подрабатывает здесь на каникулах.
— Я прошу прощения, — говорит девушка. — Но запеканка закончилась. Не хотите выбрать что-нибудь другое?
— Но мы хотели именно ее, — моментально расстраивается Тэхён.
— Мне очень жаль. Запеканка — самое популярное блюдо, а сегодня много гостей.
— Выбирай, — Тэхён двигает меню к Чимину. — Мне расхотелось есть.
— Мы выпьем кофе с пирогом, — решает Чимин. Подбадривающе улыбается девушке. И Тэхёну. — Запеканка тоже была в списке? Так давай заедем в магазин и приготовим сами. Если у тебя есть рецепт.
— Есть. — И Тэхён снова полон энтузиазма.
Запеканка Тэхёна — обычный митлоф: говяжий фарш, сыр Чеддер, сладкий зеленый перец, специи. И зачем-то вустерширский соус. Чимин пожимает плечами, видимо это просто один из так называемых секретных ингредиентов, которые есть в каждом семейном рецепте. Это всегда какой-нибудь хитроназванный соус. И любовь.
В кемпере Тэхён отгоняет Чимина от плиты и говорит, что сделает все сам. И как всегда болтает без умолку. Чимин наблюдает за ним, подмечает новые детали. Тэхён совершенно не похож на богатенького мальчика ни манерами, ни одеждой. Безразмерные джинсы он чередует с трениками, говорит с набитым ртом, чихает так громко, что кемпер трясется. Кепки носит исключительно козырьком назад. И при этом ему удается оставаться самым красивым из виденных Чимином людей. Пусть и немного странным.
— Ты знаешь, кто главный враг человека в современном мире? — спрашивает Тэхён, перемешивая лопаткой фарш. — Дам подсказку. Их два.
— Депрессия? — пробует Чимин.
— Новости.
Брови Чимина поднимаются от изумления вверх. Такого ответа он точно не ожидал.
— Точнее вызванный ими страх. Современные медиа зарабатывают на человеческой тревожности, — продолжает Тэхён, засыпая в миску рубленный перец. — Повышать ее в их интересах. Кликбейтные заголовки заставляют тебя бояться и читать. И еще больше бояться. Твой страх повышает их продажи. Тебя сажают на информационную иглу.
— И что теперь, вообще не читать новости? — Чимин думает, что Тэхён бы нашел о чем поговорить с Юнги. О теориях заговора, например. Жаль, что не выйдет их познакомить.
— Ограничить чтение. — Тэхён выкладывает запеканку в форму. — Выбрать одно-два наименее эмоциональных медиа. Как по мне, информационную гигиену должны преподавать в школе наряду с секс-просветом.
— А что второе? — заинтересованно спрашивает Чимин.
— Стресс. Мы все заболеваем от стресса. Стресс повышает уровень кортизола, а это фактор риска для развития рака. И бессонницы, и нарушений метаболизма. И импотенции.
— Для пиарщика ты много знаешь об этом, — добродушно посмеивается Чимин над его пламенной речью.
— Я же из династии врачей.
— Ну тогда конечно. И чем же спасаться?
— Обнимашками. Ничего смешного. Объятия повышают окситоцин, а с ним здоровье сердца, сосудов и иммунитет. Так что пользуйся советом, еще спасибо скажешь.
Чимин отвечает ему еще одним смешком, а сам думает, что страх и стресс в чем-то похожи на депрессию. Они так же отупляют, изматывают, лишают радости и работоспособности. Убивают раньше времени. Так что он не считает свой ответ неправильным.
То, что у Тэхёна получается в итоге, выглядит так себе, но пахнет вполне съедобно. Главное, что оно не сырое внутри. Тэхён раскладывает запеканку по тарелкам и добавляет зеленый горошек на гарнир.
— Вкусно, — Чимин удивленно, но довольно кивает головой. Нет, правда, получилось гораздо лучше, чем он думал.
— Не ври. Черт, я так хотел поесть ее с тобой. С ним, — Тэхён расстроенно машет рукой на урну. — А получилась какая-то ерунда.
— Неправда. Очень вкусная запеканка.
Тэхён так старался. Он сегодня молодец. Чимин поднимается, огибает стол, и обнимает Тэхёна за плечи. Тэхён удивленно ахает, но тут же улыбается.
— И что это было? — спрашивает он.
— Обнимашки, чтобы снизить уровень стресса.
— Спасибо. — Тэхён кладет свои руки поверх.
Чимин остается так ненадолго, чуть покачивает Тэхёна в руках. Чувствует щекой его улыбку. Тэхён прав, обнимашки действительно снижают уровень стресса. Чимину и самому очень нравится. Но наверное пора отойти. Только отстранившись от Тэхёна, Чимин понимает насколько хорошо было держать его в руках. Чимин неохотно возвращается на своё место. По пути достает им по бутылке пива из холодильника.
— За твоего деда. — Они чокаются стеклянными горлышками.
— За Эдварда Коула, — салютует своей бутылкой Тэхён. — Непримиримого упрямца, отчаянного матершинника, неостановимого болтуна и лучшего на свете деда.
И Чимина вдруг полосует стыдом. Как он смеет находиться рядом, со своей-то пустой жестянкой. Чимин делает глоток, запивает рвущееся наружи признание пивом, не давая ему вырваться. Не сейчас, он не хочет портить такой момент.
После ужина, когда Чимин домывает посуду и они устраиваются спать, Тэхён просит оставить свет еще ненадолго. Он все еще тихий и немного грустный, и Чимину хочется его подбодрить, развеселить, но он не знает, как.
— Боишься темноты? — пробует пошутить Чимин.
— А ты нет? — преувеличенно серьезно спрашивает Тэхён.
— Я боюсь, что какой-нибудь мудак вломится в кемпер, — вспоминает Чимин Риджкрест.
Тэхён на своей полке ворочается и тяжело вздыхает.
— Чимин? — тихо зовет его. — Можно я тебе признаюсь кое в чем?
— Конечно.
— Я боюсь конца этого путешествия, — Тэхён звучит так потерянно, что Чимину снова хочется его обнять. — Что я сделаю все, что осталось в моем списке, а в итоге не увижу в этом никакого смысла. Что это не поможет мне отпустить. Что если я не перестану по нему скучать?
— Ты не перестанешь, — Чимин старается сгладить резкость слов мягким тоном голоса. — Сразу, по крайней мере. Но это нормально. Скучать по тем, кого любишь. Может, ты просто еще не сделал самого важного?
— Чего например?
— Этого вообще может не быть в списке, — внезапно думает Чимин. — Такая задачка была бы вполне в духе твоего деда.
— Это точно.
— В любом случае, пока мы не вычеркнем все, то не узнаем.
— Чимин, — снова зовет Тэхён. — Я рад, что ты со мной.
— Я тоже, — отвечает Чимин.
Может дело в непроглядно-темной ночи за окнами, тишине, нарушаемой только их приглушенными голосами, тусклому свету единственной включенной лампочки над столешницей, в решившем пооткровенничать Тэхёне, Чимин не знает. Ему вдруг ужасно хочется поделиться своей историей. Если уж про урну он рассказать пока не может.
— Знаешь, — начинает Чимин. — На самом деле я не боюсь, что нас ограбят. У меня депрессия, в легкой форме. Но я все равно боюсь, что не справлюсь. Что она поглотит меня. Что однажды мне покажется, что абсолютно ничего в этой жизни не имеет смысла.
— Для таких случаев умные люди придумали специальные таблетки, — фыркает Тэхён сверху. — Антидепрессанты называются.
— Дурак.
— Ты же ходишь на терапию? — спрашивает Тэхён уже серьезно.
— Да. Психоаналитик говорит, что у меня получится.
— И почему ты ему не веришь? — удивляется Тэхён. — Я читал, что депрессия заставляет тебя думать, что ты никому не нужен. Что ты абсолютно один. Но это ведь не так. И я тоже считаю, что ты справишься. Видишь, нас уже двое.
— Спасибо.
— За что? — удивляется Тэхён.
— За то, что подошел ко мне тогда.
И это самая большая правда, на которую Чимин сейчас способен.
— Всегда пожалуйста. Спокойной ночи?
— Спокойной.
Они так и засыпают с включенной лампой. Чимину снится ночное море и маяк, рассеивающий тьму своим теплым светом.
Они с Тэхёном делят утреннюю, сонную и заторможенную тишину на двоих. Несколько первых минут, пока человек еще не совсем в себе, на границе сна и яви, прошедшего и нового дня. Момент, в который решается, будет новый день добрым или нет. Чимин не знает, что влияет на это. В такие минуты Чимин чувствует себя уязвимым. Пока наверху не заворочается, не зашуршит одеялом Тэхён. Просыпаясь, он длинно громко вздыхает и что-то неразборчиво мычит. А потом открывает глаза и улыбается Чимину, свешиваясь с полки.
— Доброе утро.
И уязвимости больше нет. Новый день омывает Чимина теплом. Теперь он уверен, что день будет добрым.
Оказывается, они с Тэхёном оба из Нью-Йорка. Оказывается, они ходили одними и теми же улицами, ездили одними ветками метро, ходили в одни и те же театры, кафе. И возможно, даже пересекались. Видели друг друга на другой стороне улицы, в окне проезжающего мимо такси, пробегали мимо друг друга утром в парке. Но в Нью-Йорке, с его восемью миллионами жителей, бешеным ритмом жизни, шанс запомнить случайно встреченного человека был практически нулевой. Удивительное совпадение, что они нашли друг друга так далеко от дома.
— Почему ты решил уехать в такую даль? — спрашивает его Тэхён.
— Думал, что это поможет переключиться. Проветрить голову. Ну знаешь, чтобы мысли меня не догнали.
— Умные мысли преследовали его, но он был быстрее. И как, получается?
— Нет конечно.
— Расскажешь, от каких мыслей убегал?
— О своей мастерской. — Тэхён кивает, внимательный и серьезный. — Дела там идут не очень. Она себя больше не окупает. Недавно мне предложили ее продать. Вот я и думаю.
— А ты хочешь? — Тэхён пытливо и серьезно заглядывает ему в глаза.
— Нет. Глина — это, чем я занимаюсь всю жизнь. Это все, что я умею.
Чимин даже выставлялся с несколькими работами, вдохновленными корейскими лунными чашами. Но его керамика для мира искусства оказалась одновременно и недостаточно абстрактной и слишком простой. Так что Чимин решил заниматься тем, что его радует — просто лепить. И учить. Ему нравилось, когда к нему приходили парочки, чтобы слепить себе пару кружек на годовщину, когда приходили дети и своей неуемной фантазией и крохотными руками создавали смешные, нелепые, но такие милые вещи.
Но в конце концов, даже это перестало приносить ему радость. Внутри образовалась сосущая пустота, которая не наполнялась ничем, и что-то вроде белого шума, блокирующего эмоции, забивающего мозг. Куда-то делось внимание, как и интерес, и удовольствие от умственного труда: Чимин не мог сосредоточиться даже на книге или фильме, читал под музыку или кино, и в итоге не улавливал ни того, ни другого, и в раздражении закрывал все. Все, чем он наслаждался раньше, теперь не приносило ни малейшей радости.
— Это нормально, брать перерыв, — говорит Тэхён, выслушав его. — Дай себе время. Не обязательно же решать сейчас. Ты найдешь выход.
— Пока я нашел только приключений на задницу.
— Сам же вчера меня благодарил за это, — Тэхён посмеивается над ним не обидно, а тепло. — Мне, кстати, немного даже страшно было к тебе подходить. Ты стоял там как одинокий злобный гоблин.
— Иногда я сам спрашиваю себя, — признается Чимин со вздохом. — Кто этот злой гоблин и куда делся настоящий Чимин.
— А настоящий Чимин, он какой?
— Радостный. Активный, — говорит Чимин после паузы, подумав. — Любящий.
— Я тоже так думаю. Эти щечки созданы, — Тэхён тянется, чтобы ущипнуть его за щеку. — Чтобы улыбаться.
Чимин шлепает его по руке. Кажется, что улыбающийся активный Чимин был так давно, что вспоминается теперь с трудом. Чимин хочет вернуть его обратно. Вернуть себе себя. Мастерскую он тоже ни за что не бросит, ему просто нужно немного времени для себя. Чтобы отдохнуть и бороться дальше.
В последнее время Чимин чувствует себя гораздо лучше. Уходит вялость тела, появляется больше энергии. Мозги тоже как будто прочищаются. Сегодня с утра вот вернулось забытое приятное чувство легкости и ожидание чего-то хорошего. Возможно, дело в отпуске. Возможно, в смене обстановки. И возможно, немного в компании Тэхёна.
Ветер рвется в открытое окно машины, выдувает из головы ненужные тревожные мысли. Чимин чувствует себя легче и свободнее. Он как старая серебряная ложка — жизнь его помотала, заставила потемнеть, поблекнуть. А Тэхён его как будто чистит — бережно, осторожно, мягкой тряпочкой, чтобы не поцарапать. Чимин чувствует, что снова может заблестеть.
Следующей ночью Чимин просыпается от грохота и сигнала клаксона. У него чуть сердце из груди не выпрыгивает. Он как спал, в трусах и футболке, подрывается и включает свет. Сидящий на полу Тэхён осоловело трясет головой и матерится. Один конец упавшей спальной полки лежит на водительском сиденье.
— Сильно ушибся? — он протягивает руку Тэхёну, помогая подняться.
— Нет, тут не высоко. Больше испугался, когда клаксон задел. Поможешь поднять ее обратно?
— Давай утром разберемся, — предлагает Чимин. Ему так лениво и сонно, совершенно не хочется ничего делать. — Ложись со мной.
Тэхён отряхивает поднятую с пола подушку и идет за Чимином. Выключает свет. Ложится рядом. Кровать маленькая, и хоть Тэхён не придвигается вплотную, но Чимину все равно кажется, что он чувствует чужое тепло. Чимину приятно присутствие Тэхёна рядом.
— Чимин? — голос Тэхёна выдергивает его из сна.
— Что?
— Должен предупредить, у меня есть дурацкая привычка. Я обнимаюсь во сне.
— Какой кошмар, — бормочет Чимин не открывая глаз. — Спи давай. А то выгоню.
Чимин просыпается раньше чем обычно, и чувствует себя по-другому, по-новому. Солнце только-только восходит, пробивается мягким светом через оконное стекло, гладит лежащие на животе Чимина чужие руки. Чимин чувствует Тэхёна всем собой: крепкую хватку рук на животе, горячие выдохи и холодные вдохи, тяжелую ногу, перекинутую через него. Знание, что Тэхён любит обниматься во сне так идеально вписывается в общую картину. Это настолько по-тэхёновски. И ужасно мило. Тэхён неожиданно резко вздыхает, судорожно сжимает руки вокруг Чимина, и Чимин боится, что его сердце стучит так громко, что разбудит Тэхёна. Но Тэхён спит крепко, только щекотно зарывается носом ему в основание шеи. Солнечный луч бьет в окно, светит на смятую подушку. Чимин вытягивает руку к солнечной дорожке, сквозь крошечные танцующие в воздухе пылинки, чувствует, как бьется в кончиках пальцев собственное сердце. Чимин проводит пальцами по руке Тэхёна, осторожно, самыми подушечками. Если бы только можно было коснуться его сердцем, так же. Самым нежным на свете прикосновением. Тэхён же как-то смог коснуться его души. Чимин не знает, как назвать то, что он чувствует к парню, с которым он знаком всего ничего, но этим чувством его размазывает и крошит в мелкую пыль. Это абсурдно — чтобы так быстро и так сильно. Чимин не знает, что с этим делать. Чимин отчаянно не хочет, чтобы все заканчивалось. Их сонное утро. Их поездка. Но так не бывает. В кемпере не спрятаться от жизни, а под одеялом — от своего вранья. Магия утра рассеивается, Чимин ощущает горечь во рту, и она не имеет отношения к несвежему утреннему дыханию.
Чимин осторожно выбирается из объятий Тэхёна и идет готовить завтрак. Без тэхёновых рук кажется, что в кемпере холодно, хотя на ночь они закрывают двери и окна. Чимин ставит чайник, берет банку растворимого кофе, того самого, Чок фулл-о-наттс, который он купил для Тэхёна, и застывает с ней в руках. Ему нужно все рассказать.
Тэхён просыпается от свиста кипящего чайника. Садится за стол, опухший, растрепанный, похожий на сонного мишку. Как едва проснувшись он смеет быть таким красивым.
— Теперь я понимаю, — говорит Чимин. — Почему тебя называли Тэдди.
Тэхён улыбается, потягивает из кружки свой кофе, а Чимин только и может думать, как отчаянно не хочет с ним прощаться. Не так. Не рассказав ему правду и все испортив. Он хочет прощаться с ним каждый день на пороге дома, поцелуем. Чтобы обязательно вернуться к нему этим же вечером. Но если он расскажет, все это кончится. Чимин так и не признается.
Они едут дальше, все время едут. Время в дороге будто течет по-другому, разделяется на два потока, для них замедляется, а снаружи — течет быстрее. В реальном мире всегда существуют границы и условности, разделяющие Чимина и других людей: работа, учеба, разные жизненные ритмы, семьи. А здесь эти границы будто стираются. Старый кемпер создает иллюзию, что есть лишь они с Тэхёном. И ничего между ними. Болезненно прекрасная иллюзия, которой скоро придет конец. Но Чимин решает растянуть ее как можно дольше.
Еще один пункт в списке Тэхёна — обнять секвойю. Они приезжают в парк Редвуд. Долго ходят по извилистым тропинкам, поднимаются по деревянным ступенькам лестниц, дышат лесом, любуются. Знакомятся с секвойями — величественными, вызывающими трепет гигантами. Чимин не уверен, что даже десяти человек взявшихся за руки будет достаточно, чтобы обнять такое дерево. Им с Тэхёном удается отыскать совсем юный саженец, но и его они могут обнять только вдвоем. Они раскидывают руки, прижимаются к шершавой красноватой коре, касаясь друг друга кончиками пальцев.
А когда возвращаются в кемпер, начинается дождь. Они с Тэхёном, закутавшись в пледы, наблюдают. Пойманные, остановленные стихией в середине пути. Капли яростно бьются о кузов, крышу, стекла. Чимин ощущает себя ужасно маленьким под куполом зеленых веток. Мир как будто замирает. Они замирают тоже. И Чимин наконец понимает, каково это — быть в моменте. Полностью раствориться. Прислушаться. Чимин впервые полностью чувствует, насколько мир огромен. И насколько мал в этом мире человек. Над ними головокружительно высокое небо, под ногами мокрая земля, нет ни домов, ни офисных клеток, нет границ. Осознание себя крошечной точкой в бескрайнем пространстве дарит неожиданное успокоение. Смирение. Безмятежность. Внутреннее равновесие. Чимин опускает стекло и высовывает руку в окно. Тяжелые капли бьют в ладонь, заставляя руку дрожать. Он складывает пальцы чашей и ждет, пока та наполнится, несмотря на холод. Воды мало для полноценного глотка, но чтобы смочить губы — или душу — в самый раз. Чимин пьет собранную дождевую воду с онемевшей от холода ладони. Другую его ладонь берет в свою Тэхён. Чимин удивленно поворачивается.
— Мне показалось, — Тэхён говорит тихо и мягко, как будто боится спугнуть. — Тебе это было нужно.
— Да, — Тэхён даже не представляет, насколько. — Спасибо.
Снаружи — холодные струи дождя. Его рука в большой теплой ладони. Чимин в моменте. Он постарается запомнить это ощущение, чтобы потом найти снова. Спокойствие и равновесие, но уже внутри него.
После дождя выглядывает солнце и птицы поют громче. Тэхён чертит рожицы на запотевших изнутри окнах. Чимин опускает стекла, и в салон врывается запах мокрой зелени. Земля не успела сильно размокнуть, и они без труда отправляются в путь. Оставляют позади пронизанный солнцем лес и звенящую высоту неба над секвойями.
— Что? — Чимин чувствует на себе чужой взгляд и поворачивается.
Солнце золотит карие глаза Тэхёна, целует родинку на его щеке. Тэхён щурится и улыбается. Такой красивый. Подсвеченный золотым нездешним орелом. Весь Тэхён в этот момент — мед, золото и солнечный свет.
— У тебя очень красивые руки, — голос Тэхёна тоже кажется Чимину медовым.
— Неправда.
Чимин не любит свои руки. Они слишком маленькие, с пухлыми короткими пальцами, подходящие для работы с глиной, но недостаточно мужественные. И часто грязные, с вечно сухой из-за лепки кожей.
— Правда. Дай сюда.
Чимин не любит свои руки, смущается их, но протягивает Тэхёну ладонь. Дальше они едут рука в руке. Их ладони — красивый контраст — маленькое и жесткое в большом и мягком. Рука Тэхёна нежно обхватывает его руку, а кажется, что саму душу.
Они заезжают в Санта-Клариту, пополнить запасы продуктов и заправиться. Тэхён куда-то исчезает на пару часов, оставляя Чимина заниматься всем в одиночку. А возвращается с коробкой в руках.
— Мы должны увидеть звезды, — заявляет Тэхён и открывает коробку, чтобы показать.
Внутри — телескоп. Простенький, любительский, но им многого и не надо. Они долго выбирают на карте место, потом отъезжают подальше от города, чтобы огни не мешали смотреть на небо. Останавливаются у обрыва, залезают по лесенке на крышу кемпера, все еще теплую. Настраивают телескоп, светя в инструкцию фонариком, почти ругаются, но в итоге у них все получается. Чимин чуть отодвигается и Тэхён приникает к глазку. Чимин не отодвигается, смотрит на Тэхёна пока Тэхён смотрит на звезды. И то, что Чимин видит на земле кажется ему красивее звезд. Он очарован, загипнотизирован. Тэхён сияет ярче звезд, и Чимин почти физически чувствует его притяжение. Тэхён — прекрасная планета. Чимин — ее скромный спутник. Но ему неизбежно придется сойти с орбиты. Чимин отодвигается и мир возвращается в норму, в фокус. Разум больше не туманит близость, но это внезапно не самое приятное чувство — будто за шиворот плеснули холодной воды.
— Ты веришь в родственные души? — вдруг спрашивает Тэхён.
— Наверное нет. — Странный вопрос, думает Чимин. Но когда его задавать, если не сейчас, наедине друг с другом и звездами. — Почему ты спрашиваешь?
— Сам не знаю. Вспомнил вдруг деда. Он не верил в бога, но верил в соулмейтов. Что у каждого есть родственная душа. Знаешь, он всегда с такой уверенностью говорил об этом что я, даже не знаю как сказать…
— Тоже начал верить?
— Скорее начал об этом мечтать.
— Как ты себе это представляешь? — Чимин стремление Тэхёна не разделяет и согласиться не может. Как-то слишком утопично, на его вкус. — Как идеальную совместимость? Ее ведь не бывает.
— Почему ты так уверен?
— Люди слишком сложные существа. Обязательно найдется то, в чем они не сойдутся.
— Так и не нужно. Мелкие несовпадения только обогатят их жизнь. Я говорю про совпадение в главном. Их души должны соприкоснуться.
— Существование души не доказано. Такую совместимость не доказать и не измерить.
— Вот! — фыркает Тэхён почти возмущенно, тычет в Чимина пальцем. — Именно в этом твоя проблема. Тебе все нужно доказать и измерить. Есть вещи, которые просто чувствуешь.
Это звучит так безнадежно и беззащитно наивно, что Чимин даже на секунду начинает сомневаться - а точно ли Тэхён из династии врачей. Они же циники, по большей части, как Тэхён смог вырасти таким романтиком.
— Но как тогда быть, — рассуждает Чимин. — Если, допустим, ты это чувствуешь, а я — нет? Как это называется? Односторонние соулмейты? Невзаимные?
— Такого не может быть. На то они и соулмейты. Ты либо врешь, либо пока не чувствуешь.
Тэхён широко жестикулирует, с вдохновенно горящими глазами и полной уверенностью в своей правоте. Чимин не может поверить, что он это всерьез.
— И сколько может длиться это пока? Год? Десять, двадцать лет? — Чимин его правда не понимает. — За это время можно встретить кого-то другого.
— Я не говорю, что нужно ждать и быть одиноким. Но соулмейт — это тот, кто может изменить твою жизнь.
— А если меня все устраивает, зачем мне что-то менять?
— То есть ты боишься перемен и сильных чувств?
— Да! Меня пугает перспектива того, что у какого-то человека может быть надо мной столько власти, что он перевернет всю мою жизнь.
— А если это будут перемены к лучшему?
— Но это моя жизнь. Не ему это решать.
Тэхён молчит, не отвечает, но в его молчании Чимин чувствует упрямство. И очень громкое, хоть и бессловесное, несогласие.
— А если ты встречаешь соулмейта слишком поздно? — продолжает Чимин. — То есть кто-то перевернет твою жизнь и уйдет, оставив после себя невосполнимую дыру?
— Это не повод сдаться с самого начала, — недовольно супит брови Тэхён.
— А ты не думаешь, что это разобьет тебе сердце?
— Оно того стоит, — заявляет Тэхён бесстрашно. Чимину бы такую смелость как у него. — Мы рождаемся и умираем одни, но есть этот момент, когда ты с определенным человеком, и ты как будто дома. Как будто наконец приехал, куда давно хотел.
А вот это Чимин, кажется, понимает. Он пытается проанализировать это чувство — как может Тэхён ощущаться рядом так правильно за такой короткий промежуток времени. И от этого все происходящее кажется неправильным. Все эти разговоры о родственных душах будят в Чимине пронзительную тоску по несбыточному.
— У тебя бывало такое? — тихо спрашивает он Тэхёна. — Как будто ты дома?
— Да. Только вот он, похоже, так не считает. Но это ничего, — Тэхён улыбается. — Я подожду.
Больше Чимин вопросов не задает. Чимин боится, что какой-то человек перевернет его жизнь вверх дном. Но он смотрит на Тэхёна, на отражение звезд в его погрустневших глазах и думает, что ради Тэхёна он бы рискнул. Даже зная, что это может разбить ему сердце. И уже разбивает, говоря по правде.
В их споре так и не рождается истина, каждый остается при своем. Но Чимин, в качестве примирительного жеста, мостится Тэхёну под теплый бок, а Тэхён приобнимает его за плечи. Чимину хочется прижаться как можно ближе, в идеале — провалиться сквозь ребра в чужое сердце. Но ему хватит и того, что сейчас. Должно хватить.
Если желание прикоснуться к Тэхёну Чимин еще кое-как сдерживает, то нежность в голосе уже не может. Ему кажется, что он выдает себя с потрохами, но Тэхён только солнечно и по-доброму улыбается в ответ. В этом весь Тэхён — нескончаемая болтовня, насмешливая мягкость и море неподдельной доброты. Чимину так с ним легко и спокойно, как не было уже давно. С Тэхёном он чувствует себя собой, тем самым Чимином — радостным, активным. Любящим. Как будто приехал куда давно хотел. Чимин по крупицам, по шажочкам, возвращает себе себя. Чимин знает, что это заслуга не только Тэхёна, но если бы Тэхён на этом пути не держал его за руку, Чимину пришлось бы несоизмеримо тяжелее.
Тэхён, Тэ, Тэдди. Как же Чимину хочется придумать ему еще сотню ласковых имен. Чимин не знает, откуда у него эти залежи нерастраченной нежности. И какого черта обрушить их хочется именно на Тэхёна. Почему именно он? Тэхён шлепает по полу кемпера сонный, мятый и босой. Совсем не подозревающий о мыслях Чимина. Зевает и чешет живот. Под большой ладонью мелькает кусочек золотисто-смуглой кожи и прячется, скрытый растянутой футболкой. Чимин тяжело сглатывает, смаргивает наваждение.
Иногда Тэхён смотрит на него, как будто ждет чего-то. Чимин не знает чего. Тэхён не дожидается и отворачивается, только улыбка становится немного грустной. Нежных, осторожных, мимолетных касаний становится между ними так много, что Чимин не знает, хочет ли он, чтобы Тэхён хоть раз задержал руку дольше, или больше никогда его не трогал.
Они останавливаются в пригороде, покупают сочные фрукты на фермерском рынке. Моют их прямо там же, теплой водой из бутылки. Тэхён облизывает длинные пальцы, перепачканные соком, и Чимин даже не подозревает, насколько голодный у него в этот момент взгляд.
— Хочешь…? — спрашивает Тэхён. Протягивает ему надкушенный персик.
Поцеловать тебя, думает Чимин, да. И отвечает:
— Хочу.
Придерживает запястье Тэхёна, впиваясь зубами в бок персика, задевает косточку. Во рту разливается сладость, пушистая шкурка на языке ощущается щекотно и немного смешно. А он ведь персики не особо-то любит. Но вот так, с рук — самое вкусное, что Чимин когда-либо пробовал.
Тэхён все больше рассказывает о себе и своем дедушке. Эдвард Коул был удивительным человеком. И очень любил Тэхёна.
— Он первый, кому я признался, что гей.
— А он?
— Сказал, что всегда хотел побывать на однополой свадьбе.
— Это тоже есть в списке? — спрашивает Чимин с улыбкой.
— Есть, — вздыхает Тэхён. — Только как мне это организовать-то.
— Разве так сложно, — Чимин удивляется. — Попасть на свадьбу?
— Думаю, дед просто надеялся, что успеет побывать на моей. Черт, я как будто его подвел.
— Ты же знаешь, что не должен был выходить замуж только чтобы его порадовать?
— Знаю, но…
— Слушай, раз уж на свадьбу нам не попасть, давай сводим твоего деда на прайд. — Тем более, что им все равно нужно будет остановиться в Лос Анджелесе, оставить машину, чтобы ехать на острова. — Замена так себе, но зато не оставишь в списке несделанное.
— Нет, это отличная идея. Ты гений.
Им повезло, что сейчас июнь, они успевают по датам на прайд. Они ненадолго заезжают в Западный Голливуд, где уже во всю готовятся к шествию. В первой попавшейся тематической лавочке покупают флаги, берут косметику. В кемпере Чимин красит свои осветленные волосы мелками в цвета би-флага, зачесывает назад, укладывая надо лбом.
— Как тебе? — поворачивается он к Тэхёну.
— Ты выглядишь, как чертовски милый и горячий бисексуальный единорог.
— Как кто, прости?
— Ну эта твоя стрижка, — показывает рукой Тэхён. — Напомнила чем-то.
— Это андеркат. — Чимин не может поверить своим ушам. Тэхён что, не стрижется в салонах.
— Мне плевать как это называется, тебе очень идет. Я тоже так хочу.
— На твои волосы не возьмется. — Чимин задумчиво тянет его за жесткую и слишком яркую для мелков голубую прядку. — Но могу нарисовать тебе что-нибудь на лице.
Тэхён кивает с таким энтузиазмом, что Чимин на секунду пугается, что у него закружится голова. А потом достает мини-набор глиттеров. Рисует радугу Тэхёну на щеке.
У Чимина вокруг талии повязан розово-фиолетово-синий флаг. Когда они подходят к Голливудскому бульвару, Тэхён продевает свободные концы его флага в шлевки своих джинсов, буквально привязывает Чимина к себе. Чтобы не потерять в толпе — говорит Тэхён. Его глаза блестят хитро и довольно.
Бульвар полностью перекрыт на время парада. Они с Тэхёном протискиваются к ограждениям, извиняются, здороваются, с благодарностью принимают мерч, который раздают подбегающие к ним участники: стикеры, листовки, даже пачку презервативов и пробники смазки. Видят везде улыбки и слышат пожелания счастливого прайда. Гремит музыка, мимо движутся участники парада — пешком, на платформах, на машинах, байках. Чимин знает, что Лос-Анджелесский прайд один из трех крупнейших в стране, но не ожидает, что людей здесь будет настолько много. Мимо него проходит оркестр волынщиков в радужных килтах, акробаты, жонглеры, просто семьи с детьми. Высоченный парень в коротких шортах вышагивает на умопомрачительных шпильках с такой грацией, что мог бы затмить любую модель на подиуме. Здесь рекламируют себя городские организации — гейский хор города Лос Анджелес, общественный центр сексуального образования, даже МАК и Старбакс. Но личные фавориты Чимина — Полиция Лонг Бич, в форме как на дежурстве, они приехали на рабочей машине, увешанной радужными гирляндами. Везде плакаты и лозунги — звучит по-гейски я в деле, любовь победит, любовь — вот ответ, любовь не преступление, любовь одна для всех. Везде любовь, любовь сегодня торжественно шествует по Голливудскому бульвару, отражается на лицах присутствующих, делая всех красивыми, добрыми. И Чимину становится немного грустно, что у этой любви есть только один месяц в году, ведь ей должен принадлежать каждый из дней.
Чимин видит, как люди на улице задерживают на Тэхёне взгляд, как поворачивают головы вслед. Чимин их понимает. В толпе улыбающихся счастливых лиц Чимин видит четко только лицо Тэхёна. Остальные смазываются, не имеют такого значения. Мир вокруг будто замедляет ход. Мир вокруг вдруг становится невыносимо громким и оглушительно тихим. То ли вибрации музыки идут сквозь Чимина, то ли сердце так отчаянно пытается выпрыгнуть из груди. Чимин по-настоящему счастлив сейчас, растворившись в моменте, не думая ни о каких тревогах. Он смеется, кричит, танцует. Ловит обращенный на него взгляд Тэхёна — тот смотрит на него как на восьмое чудо света. С восхищением и трепетом, с затаенной тягой, томлением. Как сам Чимин смотрит на него.
Когда парад заканчивается, а счастливое радостное настроение — нет, Чимин тащит Тэхёна в бар. Урну они берут с собой, на последний раунд. Бармен странно косится, но не комментирует. Даже разрешает поставить урну на стойку.
— Ты не пьешь? — спрашивает Тэхёна Чимин, уже опрокинувший парочку шотов. Достаточно, чтобы почувствовать приятную легкость в голове, но при этом завтра сесть за руль.
— Я и трезвый нахожу достаточно приключений на задницу.
Чимин решительно не намерен пить сегодня в одиночку. Он просит для Тэхёна у бармена отвратительно разноцветный коктейль, почти не алкогольный и наверняка ужасно сладкий. Тэхён отпивает. Кажется, ему даже нравится. Теперь Чимин может позвать его танцевать. Дыхание Тэхёна пахнет дыней и совсем немного алкоголем, на щеке переливается радужный глиттер. Играет романтичная песня, и огни светомузыки движутся медленнее, более гипнотически.
— Встань мне на ботинки, — Тэхён пытается перекричать музыку.
Чимин так потерян в музыке и ощущениях, что сначала его не слышит. Тэхён подтягивает его за талию, почти сам ставит себе на обувь. Так они еще ближе, почти одного роста, глаза в глаза. Чимин смотрит неотрывно, как загипнотизированный. Они так близко, стоит только чуть приподнять подбородок — сделать шаг в пропасть — и столкнуться с мягкими губами Тэхёна. Чимин не готов все разрушить. Пока еще нет. Поэтому всего лишь укладывает голову Тэхёну на плечо. Обнимает так крепко, как только может. Кто-то из танцующих случайно их толкает, и волшебство рассеивается.
— Пойдем? — Чимин первый приходит в себя, тянет Тэхёна за руку из бара.
Они возвращаются к машине в обнимку, поменявшись флагами, накинув их на плечи. У Чимина — радуга, у Тэхёна — синий, фиолетовый и розовый. И урна в рюкзаке. Они оба молчат, не знают, что сказать после танца. Чимину хочется избавиться от этой неловкости.
— А в списке не было пункта про украсть тележку из супермаркета? — спрашивает Чимин, когда они проходят мимо Костко.
— Я не думаю, что достаточно пьян для таких авантюр, — Тэхён с сомнением смотрит туда же.
— Я — достаточно. — Чимин действительно достаточно пьян. И влюблен. Но о последнем он Тэхёну не скажет.
А Тэхён вдруг подхватывает Чимина на руки и кружит, кружит, пока чуть не роняет лицом в придорожные кусты. Они захлебываются радостным и слегка пьяным смехом.
— Отпусти, — просит Чимин. — Мы оба упадем.
— Не хочу, — капризничает Тэхён. — Ты слишком хорошо пахнешь.
И зарывается лицом ему в грудь. Чимин пахнет водкой и, скорее всего, потом. Чимин тянет его за волосы прочь, но Тэхён не реагирует. Чимин усиливает хватку в волосах, и Тэхён вдруг низко стонет. Чимин задерживает дыхание, смотрит на него сверху вниз, пока перед глазами все не начинает плыть.
— Меня тошнит, — врет он, чтобы не сказать, не сделать еще какую-нибудь глупость. — Пойдем в машину. И поставь меня, уронишь.
Чимин не боится упасть. Чимин знает, что уже упал. Вляпался всем своим глупым, истосковавшимся по теплу сердцем. Не мог не.
Ночью Чимин почти не смыкает глаз, проваливается на пару минут в неглубокий беспокойный сон только чтобы вынырнуть из него в безрадостные мысли. Рядом посапывает Тэхён, и от осознания, насколько он близко и одновременно далеко, Чимину хочется плакать. Какого черта он появился в жизни Чимина, чтобы неизбежно уйти снова? Чимин к нему привык, чтобы что, отвыкать потом? От депрессивного эпизода Чимин сбежал. А от чувств из машины уже не сбежишь. Только вот дружба попутчиков кончается вместе с дорогой. Их история без хэппи энда. Когда все неизбежно закончится, исчезнет последняя связывающая их вещь — старый кемпер. Они ведь из разных миров. Богатенький мальчик и владелец гончарной мастерской, который едва может удержать ее на плаву.
— У нас еще здесь дела? — спрашивает Чимин утром, грустный, не выспавшийся, он совершенно не хочет никуда ехать.
Тэхён неуверенно мнет список в руках. И кажется чуть побледневшим. Обычно он с энтузиазмом тащит Чимина вычеркивать пункты из своего списка, а тут как будто Тэхён и сам не рад.
— Ну что там? — торопит его Чимин.
— Забраться на самое высокое здание.
— Уилшир Гранд Сентер, — гуглит Чимин. — Семьдесят три этажа. Неплохо. Эй, что с лицом? Ты туда не хочешь?
— Я боюсь высоты. — Тэхён пристыженно закрывает лицо ладонями. — Держу пари, дед специально добавил этот пункт, чтобы поиздеваться. Он всегда меня этим дразнил.
— Да ладно тебе. Будет весело. Хочешь, я буду держать тебя за руку?
— Да, пожалуйста. — Тэхён тут же выглядывает из сложенных ладоней. — Но потом мне нужно будет заесть это сладким. Забронирую нам столик.
Все семьдесят два этажа Чимин держит Тэхёна за руку, как обещал. Когда двери лифта открываются перед ними на семьдесят третьем, Тэхён продолжает стоять в кабине, как будто врастает в пол.
— Я не могу. — Он отпускает руку Чимина и обнимает себя за плечи. — Зря я откладывал до последнего. Так еще страшнее.
Тэхён казался таким бесстрашным. Он не побоялся набиться в попутчики к первому встречному, не побоялся ввязаться в драку с парнем на стоянке. Причем не ради себя, а чтобы защитить Чимина. Тэхён так много для Чимина сделал, теперь очередь Чимина сделать хоть что-нибудь для него.
— Давай я схожу, — предлагает Чимин.
— Правда?
— Конечно. Если это будет уместно.
— Почему нет. Думаю, ты бы ему понравился.
С этими словами Тэхён оставляет растерянного Чимина у столика на открытой террасе и идет договариваться с охраной. Потому что парня с урной бы ни за что не пустили на крышу здания — развеивать прах в общественных местах запрещено законом. Но они не собираются этого делать, только немного постоять с урной наверху. Чимин видит, как Тэхён что-то рассказывает охране, жестикулирует, показывает на Чимина и в конце всовывает в руки деньги. И возвращается к столику с улыбкой.
— Разрешили. Только Джефф, — кивает Тэхён на одного из охранников. — Пойдет с тобой.
— Да пожалуйста, — Чимин пожимает плечами. Он бы не сделал ничего незаконного в любом случае.
— Вот, — Тэхён лезет в рюкзак. — Держи.
Чимин впервые берет в руки настоящую урну. Она оказывается неожиданно тяжелой. Тэхён машет ему на прощание, и Чимин уходит в сопровождении Джеффа. Охранник деликатно держится позади, пока они поднимаются по лестнице пешком. Они выходят на вертолетную площадку, и у Чимина дух захватывает от красоты. Яркий розовый закат отражается в стеклянных стенах небоскребов, плавно перетекает в насыщенный синий подступающей ночи. Ветер полощет челку, забирается под футболку, заставляет глаза слезиться. Или это Чимина догоняет чувство вины. Он думает об урне в своих руках. Двенадцать дюймов высотой, не больше. А внутри то, что осталось от человека. Который жил, смеялся, совершал ошибки и хорошие поступки, любил и был любим. Человек, у которого вырос такой замечательный внук, как Тэхён. Человек, который даже после своей смерти позаботился о нем.
— У вас такой чудесный внук, — признается Чимин не урне, а Эдварду Коулу. Пусть он и не уверен, услышат ли его.
Чимин не верит в бога, иначе давно бы уже нашел хоть какое-то утешение в вере или молитве. Из праха рожденный в прах обратится. В это Чимин не верит тоже. Тэхён, его нежданный и негаданный но такой нужный попутчик, рожден из звездного света и солнечной пыли. Из всего прекраснейшего и непостижимого, с чем человеку везет столкнуться лишь раз в жизни. С тем, что оставит после себя неизгладимый след и перевернет, изменит навсегда всю твою душу. И здесь, вечером, высоко под небом, Чимина накрывает осознание его безграничной благодарности Тэхёну. Как странно чувствовать, что оживаешь сам, когда в руках урна с прахом, как неправильно и стыдно, но сердце Чимина от щедрого тепла Тэхёна расцветает как под солнцем.
Сзади слышится покашливание. Чимин совсем забыл, что он здесь не один. Он смахивает набежавшие на глаза слезы и поворачивается.
— Нам пора? — вежливо улыбается он. — Пойдемте.
На обратном пути урна в его руках кажется еще тяжелее.
Каждый раз, когда Чимин пытается убедить себя признаться Тэхёну, к горлу подкатывает страх и тошнота. И Чимин откладывает разговор до более подходящего момента.
То, что подходящего момента у него не будет никогда, Чимин понимает, когда они выруливают на тихоокеанское шоссе. Справа проносится калифорнийское побережье, слева синие океанские волны, Тэхён рядом с ним вертит головой, как будто не знает, куда ему смотреть, хочет увидеть и запомнить все и сразу. А Чимин может думать только о нем. Надо было либо признаться при первой встрече, либо молчать до конца. Застрявший в горле комок вины не глотается, а растет все больше и больше. В конце концов он перекроет Чимину воздух. Чимин чувствует, как его ложь, его маленький грязный секрет, отравляет его изнутри. Но малодушно ничего с этим не делает. У них осталось так мало времени вдвоем. Чимин не хочет это портить. Он расскажет только в самом конце. Если Тэхён будет на него злиться, то, возможно, Чимину будет легче его отпустить.
К вечеру они приезжают на побережье, крохотный пустынный пляж, на котором кроме них больше никого. Чимин глушит мотор и становится слышно океан. Пару минут они просто слушают его в немом благоговении, забыв как дышать. А потом поворачиваются друг к другу — оба пораженные, с лицами полными самого чистого, почти детского восторга.
Они засыпают под звук океана — волны баюкают их всю ночь, накатывают и отступают, шипят, плещутся, шепчут. Мешаются с мерным дыханием. Они так и продолжают спать в одной кровати. Чимин не предлагает вернуть упавшую полку на место. Тэхён не просит. Их обоих все устраивает как есть.
Утро встречает Чимина шелестом волн. Океан гудит на первый взгляд монотонно, но чем больше Чимин вслушивается, тем больше звуков начинает различать. Слушать океан почти так же захватывающе, как смотреть на звезды. Чимин просыпается один, сонно осматривает кемпер в поисках Тэхёна, но того внутри нет. Чимин подскакивает с кровати немного слишком резко. Почти вываливается из дверей, и наконец видит ярко-голубую макушку. И идет к Тэхёну. Вниз, по песчаному откосу, с обувью в руках, поскальзываясь на осыпающемся под ногами песке. На пляже — выкинутые прибоем на берег коряги и ошметки водорослей. Чимин прокладывает себе путь между ними. Останавливается у самой кромки воды. Любуется. Все вокруг прозрачное, туманное, приглушенно серое. Тэхён на фоне этой бледной акварели стягивает все внимание на себя. В мягком рассеянном свете, так красиво его обрисовывающем. С голубыми волосами, по пояс в воде, Тэхён еще больше похож на русала, чем в их первую встречу. Тэхён замечает Чимина, машет ему рукой. Ветер уносит теплый смех Тэхёна, треплет ему волосы. Тэхён стоит спиной к восходящему солнцу и кажется, что вокруг его головы проявляется серебристый нимб. Тэхён падает назад, в волны, раскинув руки. Океан держит его бережно, как в ладонях, укрывает плечи пеной, несет к берегу. Чимин застывает, вязнет ногами в песке, сухом сверху, влажном и прохладном в глубине, куда проваливаются пальцы. Чимин стоит так, кажется, целую вечность, пока Тэхён не выходит из воды.
— Чимин, — зовет Тэхён. Сердце сладко замирает. Чимин презирает себя за то, как сильно ему это нравится. Почему его имя на губах Тэхёна звучит так нежно, так красиво. Даже когда Тэхён его дразнит. — Иди сюда!
— Я не надел плавки, — Чимин отрицательно качает головой.
Тэхён выходит из воды как чертов греческий бог. Мокрый, нечеловечески красивый. Чимин сам в этот момент чувствует себя андерсеновской русалочкой — ему бы было совершенно не жаль стать морской пеной, чтобы обнимать собой плечи Тэхёна, щекотать невесомыми поцелуями. Он ведь тоже никак не может найти голос, чтобы сказать Тэхёну правду. И у него тоже есть нож, который можно вонзить в сердце.
Несколько шагов по песку до Чимина — маленькая вечность погружения в собственные грустные мысли. Тэхён преодолевает их быстро и с улыбкой. Если бы Чимин больше смотрел на Тэхёна и меньше вглубь себя, он бы заметил в его глазах блеск коварства. Но Чимин не успевает. Тэхён резко наклоняется, крепко подхватывает сзади над коленками, и закидывает Чимина себе на плечо, как будто тот ничего не весит. Чимин дезориентирован слишком большим количеством прохладной, мокрой и возмутительно голой кожи с которой соприкасается, поэтому не делает никаких попыток вырваться. Резкое падение в воду приводит Чимина в чувство. Он выныривает, отфыркивается, и пытается в отместку Тэхёна притопить. Тэхён подхватывает игру с воодушевлением щенка. Всюду разлетаются брызги воды и их заливистый смех.
После они падают на песок, уставшие и улыбающиеся. Чимин поворачивает голову, встречается глазами с Тэхёном. У того с шеи вниз по ключицам бежит тонкий синеватый ручеек смывающейся краски. Капля воды срывается с кончика носа на песок. Мокрая прядь перечеркивает красивый лоб. Чимин тянется, чтобы ее убрать. Тэхён удивленно моргает, и Чимин отдергивает руку. Они слишком близко. Он не должен был.
— Чимин? — голос такой нежный, что сердце сжимается.
— Извини. — Чимин просит прощения сразу за все — за порыв, за свои неуместные чувства. За то, что ему неизбежно придется сделать.
— Все в порядке.
Тэхён выглядит как самое прекрасное, что Чимин видел в жизни. Тэхён смотрит на Чимина так, как будто видит то же. Чимин боится поверить своим глазам. Они поднимаются, но чувство не исчезает. Чимину хочется стряхнуть налипшие песчинки со спины Тэхёна. Чимин задерживает взгляд на его широкой спине, а хочется задержаться руками. Он опускает взгляд ниже, на ягодицы, облепленные мокрой тканью, и желание прикоснуться становится почти невыносимым. Обратно в кемпер Чимин идет как по острым ножам. Жажда невозможного полосует в кровь не ноги, а сердце.
Их поездка не будет длиться вечно. Ведь уже совсем скоро Тэхён развеет прах из своей урны и повернется к Чимину, ожидая от него того же. И что тогда. Чимин не знает. Для него смотреть на Тэхёна было сродни меню в том ресторане на Бруклин Фэйр — ты стоишь на улице, восхищенно смотришь на вход, но знаешь, что не можешь себе этого позволить. Или смотреть на картину в Метрополитен музее и знать, что у тебя есть только несколько минут, в лучшем случае, часов, чтобы быть здесь. А потом придется уйти. Ведь картина не принадлежит тебе. Смотреть на Тэхёна — как смотреть на то, что никогда не будет твоим. На то, что слишком хорошо для тебя.
— Я пойду. — Чимин разворачивается и на негнущихся ногах идет в сторону кемпера.
— Чимин — догоняет его Тэхён, ловит за руку, разворачивает к себе. В глазах плещется беспокойство. — Все хорошо?
— Да. — А самому хочется заплакать. — Я не хочу разговаривать.
— Тебе грустно? Хочешь поплакать? Хочешь я поплачу с тобой? — Ну почему Тэхён такой хороший. — Что случилось?
— Я идиот.
— Ты не идиот. Тебе просто грустно. Расскажешь почему?
Чимин не может толком передать это ощущение, описать эту тоску внутри. Как слепец о слоне. Как Бойс о картинах мертвому зайцу. Чимин чувствует себя пустым внутри как его поддельная урна.
— Прости.
— Тебе не за что извиняться.
Тэхён еще не знает, что есть. Чимин не знает, как ему об этом сказать. Чимин не знает, сможет ли. Точно не сейчас. Только не сейчас.
Чимин не хочет, не может говорить. Все, что он может — потянуться к Тэхёну, к его щедрому теплу. Смять губы поцелуем. Тэхён почему-то разрешает. Чимин вдруг вспоминает их разговор про загробную жизнь. И понимает — если она есть, если существует этот чертов последний суд, то вот за это он отправится в преисподнюю. За прохладные мягкие губы Тэхёна и его теплые руки, обнимающие Чимина. За чиминов обман в ответ на чужое тепло. Но это будет когда-нибудь потом. Сейчас есть только Тэхён. Он умеет обнимать — редкий бесценный дар, растраченный впустую на Чимина. Не сдавливает, не давая дышать, не замирает столбом. Его ласковые руки постоянно в движении, спускаются по лопаткам, оглаживают поясницу. Чимину хочется чтобы этот поцелуй — момент наивысшего блаженства и одновременно безысходный лимб — никогда не заканчивался.
Тэхён отстраняется на мгновение — резкий глоток воздуха — и снова целует его. Глубже, напористее. Вжимает спиной в дверь кемпера. Чимин слегка ударяется затылком, коротко возмущенно стонет в поцелуй. Тэхён его отпускает, как будто приходит в себя, но не отстраняется. Они стоят — взгляд глаза в глаза — переправа и перепутье, один шаг, после которого не будет пути назад.
— Скажи мне и я уйду. — Тэхён прижимается к нему лбом, не губами, дает последнюю возможность отступить.
Чимина так сильно к Тэхёну тянет, на всех уровнях. Как вообще можно находиться рядом с Тэхёном и не попасть под его притяжение. Чимин больше не может противиться.Чимин слишком долго упихивал, утрамбовывал желание внутрь себя и одновременно пытался получить все больше. И все ближе. Какой же Чимин трус и лицемер.
— Не уходи, — отчаянным, сорванным шепотом. — Пожалуйста.
Тэхён вдруг замирает. Изучает взглядом лицо Чимина, будто ищет признаки сомнения. Но их нет, Чимин не может больше бегать от себя. Тэхён берет его лицо в ладони, Чимин закрывает глаза. Тэхён теперь не торопится, целует веки, нос, и наконец, губы.
Они заходят в кемпер, падают на неубранную постель, не прекращая целоваться. Тэхён под руками мягкий и твердый одновременно, прохладный, пахнущий морем. Тэхён стягивает с него мокрые шорты, сухими пальцами по нежной коже и намокшей ткани. Оглаживает ягодицы, и Чимин поднимает бедра, чтобы помочь Тэхёну. Тот большим пальцем гладит ямку пупка, щекочуще случайно соскальзывает ниже, и у Чимина разъезжаются колени. Тэхён, заметив, улыбается ему в шею, и ведет пальцем уже специально, с нажимом, а потом отстраняется, поднимается, не сводя с Чимина глаз.
— Ты такой красивый. — В глазах столько болезненной нежности и восхищения, что дыхание перехватывает.
Тэхён ласкает его взглядом. А Чимин хочет — чтобы руками. Чимин берет себя — твердеющего — в ладонь, сжимает, сладко выдыхает, запрокидывая голову.
— Так и будешь смотреть или сделаешь что-нибудь? — торопит Тэхёна голодным взглядом из-под полуприкрытых век.
— Сделаю, — Тэхён раздевается и наконец, накрывает Чимина собой. — Еще как сделаю.
Тэхён притирается членом медленно, но напористо. Он пахнет морем а на вкус как растворимый кофе. У него сильные руки и мягкий живот. Чимин как будто возвращается домой после долгого одинокого путешествия. Все ощущается таким родным и правильным — тепло голой кожи под ладонью, ее вкус и запах. Большие ладони Тэхёна гладят его ласково, так ласково, что сердце заходится. Так нежно и осторожно, что Чимин не понимает, как он может так неистово в этом сгорать. Тэхён переворачивает его на бок, спиной к себе, жмется грудью, проскальзывает смазанными пальцами между ягодиц.
— Давай, — Чимин гладит его руки на себе. Он готов.
Тэхён входит, придерживая себя рукой, одним медленным слитным движением, стыдным влажным звуком. Терзает кожу на шее — мокрыми поцелуями, горячим дыханием, длинные пальцы мнут бедра, тянут ягодицу чуть в сторону, давая себе больше доступа, засаживает глубже, наваливается, чтобы дать больше — кожи к коже, сладкого скольжения внутри. Сначала Тэхён качается в нем едва-едва, давая Чимину привыкнуть, потом тянет его зад на себя, заставляя приподнять бедро, упереться коленом в кровать, — так удобнее, так Тэхён чувствуется ярче, давление внутри — сильнее, но все так же ласково, бережно. Тэхён его не трахает — нежит.
Чимин дрожит от чувствительности, он весь оголенный провод и нерв, открытый удовольствию. В этот момент он не знает, не желает знать ничего, кроме тепла Тэхёна, его нежных губ, его сильных рук. Не помнит прошлого, бывшего, оставленного. Не знает будущего, в котором они разойдутся. Ничего, кроме Тэхёна. Чимин обмякает, позволяет Тэхёну двигаться как тот хочет, и Тэхён замедляет ритм почти до невыносимого. Но так Чимин чувствует его внутри острее и ярче. Он прикрывает глаза и позволяет себе плыть в этой медленной тягучей ласке.
Тэхён прижимается губами к его потному виску и нежит, нежит, раскачивая на своём члене. Угол и давление такие правильные, Чимин так правильно чувствует себя в руках Тэхёна. Чимин, натянутый на его член до предела, беспомощно тянет голову — поцеловать. Тэхён обхватывает его внизу ладонью, добавляет удовольствия, выжимает до дна, до предела, до искристого крошева под закрытыми веками. Тэхен ведёт его к грани так медленно, тягуче, что Чимин не улавливает четкого момента когда шагает за нее, оргазм получается долгим и сладким, а Тэхён продолжает двигаться, купая Чимина в блаженстве. Кажется стон Чимина звучит как плач.
— Останься так, — Чимин тянется за спину, сжимает чужое бедро. — Еще немного.
— Ты невозможный. — Тэхен целует в плечо, тяжело дышит, слишком чувствительный после оргазма, но послушно остаётся внутри.
Это ты невозможный, хочет сказать Чимин, чудесный. Спасибо, что подошел ко мне тогда. Спасибо, что поехал со мной, без тебя я бы не решился на это путешествие. Тэхён внутри становится мягче, меньше. Это так доверительно, интимнее, чем все, что было до — я знал и чувствовал тебя любым — и отпустил, несмотря на все, что между нами было. Чимин знает, что ему придется это сделать. Пора рассказать правду.
Чимин поднимается с кровати, одевается, и идет к столу. Берет свою урну и возвращается с ней к Тэхёну. Чимин пытается найти правильные слова, чтобы объяснить, но для лжи не существует правильных слов. Не существует никаких объяснений и оправданий, кроме единственного честного признания — я солгал тебе. Даже если это разрушит все.
Чимин не может сказать это, глядя в добрые глаза Тэхёна. Он прячет лицо, надеясь, что так ему будет легче. Не хочет видеть в его глазах боль, разочарование или злость. Но ничто не облегчит тот факт, что сейчас он своими руками испортит все хорошее, что у них было. Чимин набирает в грудь воздуха, чувствует как дрожат губы, но изо рта не вырывается ни звука. Дышать вдруг становится невозможно и хочется выползти из собственной кожи как это делают ящерицы.
— Посмотри на меня. — в голосе Тэхёна нет злости, только привычная нежность, в этот раз более настойчивая.
Чимин не может поднять глаза. Не может проглотить ком в горле.
— Чимин, я все знаю. Она не настоящая.
— Что? — Чимин вскидывает голову. — Как? Как давно?
— Дня со второго, — пожимает плечами Тэхён. — Не помню точно. Она стояла на столе, и я задел ее случайно, уронил. А когда стал поднимать, то все понял. Она была слишком легкой. Урна с прахом весит два килограмма.
— Прости меня, — говорит Чимин то, что ему следовало сказать давно. — Сначала мне было стыдно рассказывать, я боялся, что ты подумаешь, что я издеваюсь над твоим горем со своей фальшивой урной. Но постепенно я узнавал тебя, и мне так хотелось помочь тебе в этом путешествии. И я боялся, что если ты узнаешь, то не поедешь со мной дальше. Прости. Я все испортил. Ты наверное злишься на меня теперь. Я заслужил.
— Чимин, — Тэхён встав с постели, подходит к нему. — Я не злюсь на тебя. Твои извинения приняты.
— Вот так просто? — Чимин не может поверить.
Тэхён осторожно обхватывает его лицо ладонями. Тэхён смотрит на него и не злится. Его руки, держащие лицо Чимина, теплые. Его глаза такие же теплые.
— Я тоже должен тебе кое-что показать. — Тэхён находит свои штаны и лезет в карман. — Вот. Мой список. В нем нет большей части того, что мы с тобой делали. Я просто придумал эти пункты, чтобы ты побыл со мной подольше. Ты так мне понравился, что я решил притвориться. У тебя теперь тоже есть повод на меня злиться.
— Но почему я? — Слова Тэхёна, призванные подбодрить, только усиливают чувствую вины Чимина. Сколько безумных вещей Тэхён сделал ради него. — Ты же так мало обо мне знаешь.
— Я знаю, — улыбается Тэхён. — Что тебе было настолько грустно, что ты согласился поехать черт знает куда с первым встречным. Знаю, что тебе стало лучше со мной, и что я тебе нравлюсь. Я знаю, что твоя урна подделка. Но твои чувства ко мне — настоящие.
— Нет, — Чимин мотает головой, а на глаза наворачиваются слезы.
— Что нет? — пугается Тэхён.
— Ты мне не нравишься. — признается Чимин, удивленный собственной смелостью. Хватит ему утаивать от Тэхёна важные вещи. — Я в тебя влюблён.
Тэхён открывает рот, как будто захлебывается волной его откровенности. А потом расцветает — как солнце сквозь тучи — улыбкой. У него и правда будто солнце в улыбке, лучиками в уголках глаз, бросает отсвет на Чимина, согревает.
— А я — в тебя. Помнишь, я говорил, что встретил того самого человека? Я ведь говорил про тебя, дурачок.
— Ты правда думаешь, мы родственные души?
Чимин боится, что он не очень-то годится для любви — с его депрессией, загибающейся мастерской и творческим кризисом. Но Тэхён ведь знает об этом — он теперь все о Чимине знает — и все равно хочет быть с ним.
— Я почувствовал это в нашу первую встречу. Ты засмеялся тогда, так красиво засмеялся... И я решил рискнуть, обнаглеть, набился к тебе в попутчики. А потом убедился, что мне не показалось.
— Как-то все у нас слишком быстро.
— Дай мне шанс, — Тэхён подходит к нему, заключает в кольцо теплых рук. — И я буду делать все так медленно, как ты захочешь.
Чимина еще никто так настойчиво не добивался. Тэхён сам сделал девять шагов ему навстречу. И практически умоляет его сделать оставшийся один. Протягивает руку. Один шаг. Одно:
— Да. Давай попробуем.
Тэхён улыбается, держит его в объятиях. И Чимин убеждается, что прощен, взаимно влюблен и счастлив.
Чимин по-прежнему не верит в соулмейтов, но решает поверить в Тэхёна. В них с Тэхёном. Я верю, думает Чимин, что ты станешь для меня тем самым. Я хочу, чтобы это был именно ты. А пока говорит просто и честно:
— Я как будто приехал, куда давно хотел. К тебе.
Они оставляют кемпер на стоянке в Вентуре и берут билеты на паром до острова Анакапа. Тэхён говорит, что им плыть почти целый час, но время пролетает слишком быстро. Чимин всю дорогу смотрит на насыщенно синюю воду, на играющих за бортом дельфинов, на улыбающегося Тэхёна рядом.
Первым, кто встречает их на острове оказывается не человек, а горделиво восседающий на скалах морской лев. Он осматривает прибывших как местный страж и кивает остроносой гладкой головой, как будто разрешает сойти на берег. Из-за большой высоты над уровнем моря от пристани им приходится подниматься вверх по лестнице, такой длинной и высокой, что у Чимина сбивается дыхание. Гида они слушают вполуха, уперевшись руками в колени и пытаясь прийти в себя после подъема. А потом снова закидывают на плечи рюкзаки и отправляются исследовать остров. Идут по тропе высоко над морем, замирают в восхищении перед маяком — белоснежной каменной башней, с изящным, почти кружевным верхом, похожей на шахматного ферзя.
Они с Тэхёном сидят на самом краю острова, свесив ноги с отвесной скалы. Над ними с громкими криками вьются чайки. Вдалеке возвышается скалистая арка моста, будто вырезанного в вулканической породе божественным скульптором. Бьет в лицо соленый ветер.
— Сядь ближе, — шепчет Тэхён и достает из рюкзака урну. — Чтобы меня не спалили.
— Тэхён, — Чимин возмущается, но не повышает голос, чтобы у Тэхёна не было проблем. — Мы в общественном месте. Это незаконно.
— Именно. Деду бы точно понравилось.
— Во что ты меня втягиваешь, — жалуется Чимин, но придвигается ближе.
Пока Чимин судорожно оглядывается по сторонам, Тэхён снимает крышку с урны. Серый ручеек праха исчезает в воздухе, становится невидимым, уносится ветром. Пепел к пеплу, прах к праху — эти слова всегда казались Чимину слишком мрачными и безысходными. Но сегодня он видит другой путь. И понимает, что когда настанет время уйти, он хотел бы сделать это вот так — стать одним целым с солнцем, ветром и океаном.
— Вот и все. — Урна в руках Тэхёна теперь пустая.
— Как ты? — Чимин кладет свою руку поверх его.
— Наверное…легко? Она была, — Тэхён убирает пустую урну обратно в рюкзак. — Такой тяжелой, пока я таскал ее с собой. Может, это прозвучит неправильно, но мне стало легче.
— Нет, я думаю, это очень правильно. — Тэхён ведь носил с собой не только два килограмма веса, но и весь груз потери. — Твой дед молодец, что придумал все это.
— Если бы не его список, я бы не встретил тебя. Черт, даже после смерти он сделал мне лучший подарок.
Тэхён улыбается ему широко и ярко. А по щекам бегут слезы.
— Иди сюда. — Чимин притягивает его к себе. — Вот так, поплачь. Все хорошо. Я с тобой.
Чимин дает ему выплакаться. Отпустить окончательно. Держит, чуть покачивая в руках, успокаивает как ребенка. Они сидят на краю острова, на пронизывающем ветру, пока слезы Тэхёна не заканчиваются, не высыхают. Пока на его лицо не возвращается знакомая теплая улыбка. Даже с распухшим покрасневшим носом он самый красивый на свете, думает Чимин. А потом замечает, что из носа у Тэхёна бегут сопли. Тэхён шумно сморкается в протянутый бумажный платок, потом еще один, и зовет подняться на верх маяка.
На обратном пути они плывут так же, паромом, но уже без дельфинов. Чимин сидит на открытой палубе. Ветер треплет волосы и страницы блокнота, но Чимин не уходит под крышу. Тут ему нравится больше. Красиво — белые пушистые облака в синем небе, белый бок парома, скользящий по синим волнам, бликующих под ярким солнцем. Они несутся вперед, а все вокруг сияет — синее, белое, ослепительное. Так здорово. И вдвойне здорово, что он видит все это с Тэхёном. Что ему есть с кем разделить эту красоту. Чимин не надевает очки — не хочет затемнять, глушить эту яркость. Чимин в ней нуждается.
Тэхён осторожно, как будто боясь спугнуть творческий порыв, подсаживается к нему на скамейку, устраивается поудобнее, заставляет откинуться на себя спиной. Заглядывает в блокнот.
— Что рисуешь? — Тэхён кладет подбородок Чимину на плечо.
— Это для мастерской. Думаешь, будет слишком странно сделать кружку или вазу в виде урны?
— Люди зачастую настороженно относятся к такому. Но будут и те, кому зайдет. Главное грамотно подать. Могу дать тебе несколько советов. Ну как пиарщик. Мне кажется, это интересная идея. И она дорога лично мне.
— Я сделаю тебе такую кружку.
— Не-а, ты пригласишь меня к себе в студию, и мы сделаем ее вместе. Ну как в Привидении.
— Я не буду обнимать тебя как Патрик Суэйзи.
— Почему?
— Кружки не делают на круге.
— Зануда. — ворчит Тэхён, а потом тянет к себе. — Обнимай меня как Чимин. Это гораздо лучше.
И Чимин обнимает. А как же иначе.
Они немного задерживаются на пристани, смотрят как прибывают и уходят суда. Снова белое на синем — паруса и лодки на море. Чимин и сам чувствует себя посвежевшим, обновленным и радостным. Как отстиранная простыня, вывешенная на свежий воздух. Кипенно-белая.
В этом дне Чимину улыбается сама жизнь — широко, ярко, как Тэхён. И Чимин понимает, как много у него на самом деле есть, чтобы быть счастливым — ослепительное солнце, полный бак бензина и отличная компания для дороги. Чимин улыбается жизни в ответ. Теперь он по-настоящему верит, что справится.
— Это странно, если мне не хочется с ним расставаться? — спрашивает Тэхён уже в машине. Он все еще держит в руках список, в котором теперь вычеркнуты все пункты.
— Нет. — Тэхёну, несмотря ни на что, все еще тяжело отпускать. Это долгий путь. Чимин понимает. — Но ты же знаешь, что это нужно сделать?
— Знаю. И кажется, я кое-что придумал. Давай сделаем новый список, наш с тобой.
Тэхён, прекрасный незнакомец, синеволосый русал, самый нежный любовник, человек с прекраснейшим сердцем и неземной прямоугольной улыбкой. Чимин готов ехать с ним куда угодно. До Орегона, например, чтобы вместе увидеть каждый маяк Западного побережья. И вместе вернуться в Нью-Йорк, чтобы больше не расставаться.
— Всегда найдутся дела, которые ты захочешь сделать. Места, которые захочешь посетить. Миру всегда будет чем тебя порадовать. Позволь ему это, — уговаривает его Тэхён. — Позволь мне радовать тебя.
— Ты уже принес в мою жизнь столько радости, сколько не приносил никто.
Сегодня Чимин нарушил закон штата Калифорния. У него чуть не угнали кемпер. Он развеял чужой прах. Он встретил самого чудесного на свете человека. Вес осознания огромен. За эту поездку Чимин успел сделать больше, чем некоторые делают за всю жизнь. Как много он еще может сделать. Как много хочет.
— Мы же в Калифорнии, — с улыбкой говорит Чимин.
— Я в курсе, — посмеивается Тэхён. — Я нас сюда и притащил.
— А ты знаешь, сколько здесь виноделен?
— Много?
— Очень много.
— Тогда Зинфандель? — Тэхён поднимает бровь.
— Зинфандель, — отвечает Чимин кивком.
Они с Тэхёном совпадают до смешного и невероятного идеально. Даже в любимом сорте вина. Маленькая ладонь Чимина идеально помещается в большой ладони Тэхёна. У них идеальная для поцелуев разница в росте. Они идеальны друг для друга. Как белые пазлы, которые наконец-то собрали как надо. Можно соединить неподходящие детали и даже не заметить — подумаешь, маленькая щелка или самую малость не та форма — и так нормально. А можно — собрать правильно.
Жизнь продолжается, а значит, пришло время ехать дальше. Пить вино. Смотреть на океан. Попробовать полюбить друг друга. Тэхён оставил позади боль потери и нашел того, кого искал. Чимин нашел силы двигаться дальше, новые идеи для творчества и человека, который поддержит его на этом пути. Впереди у них океан и дорога. Впереди будет еще много грусти, воспоминаний, борьбы с депрессией, перемен в жизни. Но Чимин уверен, что вдвоем они справятся. Они сцепляют руки и включают музыку погромче. Между ними стоит «оставь-меня-с-урной» на случай, если вдруг захочется пить.
По полу мастерской едва заметно сквозит. Круг вращается бесшумно, и Чимин слышит скрип половиц, но делает вид, что не замечает ничего, кроме своей работы. Вытягивает, выравнивает мокрыми руками стенки будущей вазы. Половица скрипит совсем близко. Талию обхватывают большие теплые ладони. Чимин улыбается.
— Ты все-таки решил повторить ту знаменитую сцену из Привидения?
Чимин старается не потерять сосредоточенность, но это сложно, когда виска касаются мягкие губы. Уже полтора года прошло, а он все так же реагирует на Тэхёна.
— Я просто соскучился, — отвечает Тэхён. Чимин слышит хитринку в его голосе. За эти полтора года он научился распознавать ее безошибочно.
Тэхён пахнет своим офисным одеколоном, строгим и горьким, и если бы руки Чимина не были измазаны глиной, он бы притянул Тэхёна к себе за галстук, чтобы поцеловать.
— Дай руки, — Чимин берет руки Тэхёна своими, мокрыми и испачканными в глине. — Не дави так сильно. Руки должны скользить.
И отвлекается, чтобы повернуться, посмотреть на по-детски восхищенное лицо Тэхёна, его смешно приоткрытый рот. Тэхён перекрасил волосы из голубого сначала в каштановый, а теперь в медовый блонд. Еще больше подчеркивающий вкусную смуглоту его кожи. Чимин не может себе отказать в удовольствии попробовать ее на вкус. Прижимается губами под челюстью И …
— Черт. — Смятая ваза в руках Тэхёна кренится на бок. — Я все испортил.
А еще он испачкал костюм. Чимину вдруг становится неудержимо весело от вида такого Тэхёна, в пиджаке и при галстуке, растерянно трясущего грязными руками.
— Потому что такие сцены выглядят красиво только в кино. Будешь знать, как мешать мне работать.
— Так нечестно, — дуется Тэхён. Делает большие и грустные глаза, как у щеночка.
— Иди переоденься, — не ведется Чимин.
А Тэхён вдруг мажет испачканными в глине руками ему по щекам. Чимин возмущенно взвизгивает.
— Теперь тебе придется идти со мной в ванную.
— Мы не успеем пообедать.
— Я отменил совещание.
— А я вот не могу отменить выставку. Тэхён, мне надо готовиться.
— Нервничаешь?
— Ужасно. — Чимин помнит свою предыдущую выставку. И статьи эти дурацкие тоже помнит. До сих пор обидно.
— Тогда я просто обязан помочь тебе расслабиться. Иначе что я за бойфренд такой.
— Самый лучший.
— Не переставай мне это говорить.
— Никогда.
Они оставляют засыхать испорченную заготовку, на ходу скидывают забрызганную глиной одежду, перешагивают через пакет с едой. В душе Чимин подставляется под теплые струи воды и нежные прикосновения Тэхёна, его толчки. В руках Тэхёна Чимин сам чувствует себя податливым куском глины. Чимин вжимается грудью и лбом в запотевшее стекло душевой кабины, прогибается в спине, забрызгивая прозрачную стенку. Тэхён точно опоздает. Чимин беспокоится, предлагает высушить Тэхёну волосы феном, пока тот ест, чтобы не тратить время.
— Я отпросился на остаток дня, — снова удивляет его Тэхён. — Чимин, мы видимся только утром и вечером. Как старые супруги. Так не пойдет.
— Я готовлюсь. — В который раз повторяет Чимин. Он не может в этот раз провалиться. Его мастерская только начала становиться на ноги.
— Ты себя изводишь. Совершенно напрасно. У тебя все получится. Но иногда надо отдохнуть. Провести время со своим бойфрендом.
— Самым лучшим бойфрендом. Который как всегда прав. — И так о нем заботится. — Я люблю тебя.
— И я люблю тебя. Давай уже сушиться, есть, и пойдем куда-нибудь сходим.
— Что у нас там есть в списке?
Полгода назад назад они переехали в этот лофт над студией. Сами красили кирпичные стены и ссорились из-за расстановки мебели. А потом так жарко мирились, что их стоны в пустой квартире звучали громким эхом. Чимин помнит все, как будто это было вчера. Чимин теперь ходит на терапию раз в месяц вместо каждой недели и рассказать может только, как все наконец-то хорошо. Что он не продал мастерскую. А Тэхён его поддержал. И помог раскрутиться, познакомил с сммщиком, Чонгуком, который взялся вести инстаграм и страничку на Этси. На Чимина с его кружками-урнами обратили внимание. Людям и правда понравилось. Терапевт говорит Чимину, что гордится им.
Тэхёна тоже постепенно отпускает. Чимин помогает ему. После окончания их поездки Тэхён пригласил его на семейный ужин. Чимин держал его за руку под столом все время, пока Тэхён рассказывал о путешествии. Чимин был рядом, когда Тэхён рассказал ему, что семья все-таки решила поставить на кладбище надгробие, по традиции. Тэхён ужасно злился, говорил, что они говнюки и не уважают решение его деда. Они с Тэхёном не ходят на кладбище, потому что уж они-то знают, что там, под тяжелым гранитным надгробием, нет никакого Эдварда Коула. Его унесло ветром и волнами. И где бы он сейчас ни был — точно не с ними — он там спокоен и счастлив. Потому что Тэхён исполнил его последнюю волю. И сам нашел свое счастье.
Тэхён достает список — уже другой, их с Чимином — и неожиданно убирает обратно.
— А знаешь, давай просто прогуляемся. Давно не держал тебя за руку.
— Все, что захочешь, — говорит Чимин, переплетая их с Тэхёном пальцы. — Главное чтобы вместе.
В конце концов, список никуда от них не убежит. У них еще целая жизнь впереди. Чимин надеется, что длинная. И уверен, что счастливая.