не жди

мир пальцами цеплялся вымученно, имя выстанывал родное, боялся. маленький-маленький-маленький доверял ему больше, чем себе, близким, галактикам [ обжигался ] хрипел ‘блятьблятьблять’ на выдохе, на вдохе принимал глубже. дима был как großer hund, созвездие, бьющий в ушах адреналин, треск рёбер. миру всегда раньше хотелось его ощупывать, проигрывать в сражениях слов, много стонать и просить не уходить. дима, конечно же, смеялся на это чисто, губы скашивал всегда в улыбке своей и помнил, что под себя выточил, взял совсем ещё мальчиком. смешной возраст — смешной мир, костлявый, нескладный, ручной. ломаная линия и жизнь ломаная. говорил, что любит больше, чем косяки и песни. а потом выяснилось, что наебал. дима порез за порезом делал на нëм, бил по щекам и под ребрами бился, заламывал миру руку и хватался за шею. знал, сука, где трогать. куда пиздить — знал тоже. и миру до сих пор нравилось — конечно же миру нравилось, миру порушенному вкатывало всё, что с ним дима делал [ потому что дима воспитал ] мир пытался не смеяться, когда дима — какой дима, ему ‘шокк’ приелось уже — колени изнеженно щекотал. осознавая видимо, масштаб хуйни сотворëнной. извинялся языком по бедрам, мир искренне противился, но отдавался каждый раз, дима зализывал вину, наивно-трогательно фоном шепча что-то о будущем. и снова исчезал. мир глазами прожигал его и жизнь свою, врезался гневно. казалась, межреберье кровоточит. казалось, что с ума сошел. от гипоксии сил не хватало отбрыкиваться даже. а миру хотелось. хотелось найти силы прохрипела диме в кожу хотя бы ‘lass mich bitte gehen’ мир метался ненавистно взглядами по комнате, по диме, по себе. дима выплевывал: — ich will dich töten, du bist ein gelesenes kapitel. это не трогало вовсе. а однажды дима сказал: — ich fahre weg. и казалось, что внутри сломалось что-то. хитиновый покров разошелся. мир рыдал тогда на груди его, порывался ударить, порывался до колюще-режущих. а дима сжимал его две руки в одной, и не выпускал его, внутри ничего не залечивал. только смотрел, как кроваво-красное из грудной клетки струилось. тогда казалось, что мир вдруг взорвался — будто правда что-то внутри потухло. будто с н о в а исчез.