Doom of the dragon

Над Королевской Гаванью шел снег. Белый-белый и такой густой, словно где-то наверху зверски вспороли брюхо сотне перьевых подушек. Этот снег не нес потепления. Вместе с ним столицу окутывал лютый холод. Зима выдалась такой суровой, что, говорят, дозорные на своей Стене превращались в ледяные статуи. Мейгор этим россказням не верил. Не после смертельно жаркого смрадного года, проведенного в проклятых Семерыми песках Дорна. В стекле высокого стрельчатого окна отразились контуры острого хищного лица в обрамлении легких серебристо-пепельных волос. Мейгор невольно поднял руку, касаясь угла глаза. Пальцы нащупали грубую кожу нешироких шрамов, лучами расходившихся от глазниц к скулам и носу. Еще одно напоминание о провалившемся захвате непокорной раскаленной, как пекло, земли. И все же совсем уж неудачным этот год не был. −Опять ты хмуришься. – мягко и вкрадчиво донеслось с разворошенной кровати. – Прекрати. Возвращайся лучше сюда, пока чего-нибудь себе не отморозил. Мейгор усмехнулся углами тонких губ и все-таки отвернулся от окна. Комнату заливал бледный серый свет позднего утра, и все же широкая кровать под темным балдахином тонула в уютном полумраке. Белая шкура лютоволка валялась на полу, простыня была смята, подушки горой свалены в дальнем углу. И посреди всего этого бардака возлежал Эйгон, раскинувшийся так нагло и бесстыдно, словно был шлюхой из Блошиного Конца. Хотя Мейгор иногда подозревал, что даже тамошние девки не умеют того, что умеет Эйгон. −Я думаю. – подавив улыбку, отозвался Мейгор, не делая попыток подойти. Стоять в слабо натопленной комнате в одном подбитом мехом халате становилось прохладно. Но поддаться сейчас означало весь день провести в постели. Мейгор не был против. Но сейчас голова ему нужна была ясной. −Тебе это не идет. – сморщил красивый породистый нос Эйгон и откинул упавшую на лоб кудрявую прядь обрезанных по плечи серебристых волос. – К тому же, зачем лишний раз думать, если все уже придумано до тебя. Бейлор нам больше не помеха. Мейгор невольно кивнул, любуясь, как Эйгон, явно красуясь, потягивается всем телом. В одежде он казался хрупким. Без нее сразу бросались в глаза широкие плечи и грудь, сильные, бугрящиеся мышцами руки воина, крепкие, как у наездника, бедра. И все-таки в Эйгоне не было той могучей сокрушительной силы, которой отличались лучшие воины из войска Таргариенов. Он был иным. Ловким и изящным, как танцовщик, неуловимо-стремительным, как змея. Слишком опасным противником. Смертельно опасным. Как клинок с отравленным лезвием. Мейгор запрещал себе верить, что его рука окажется единственной державшей этот клинок. Бейлор вот верил… Мысль о брате не принесла горечи. Как и не принесла особого торжества. Старшенький оказался просто еще одной фигурой, которую надо было сбросить с доски, чтобы выиграть эту партию. Пока не выиграть – снова оборвал себя Мейгор. Всего лишь приблизиться к самой главной фигуре. И нанести один – самый точный и беспощадный – удар. Теперь тело старшего брата уже, верно, сгнило в дорнийской пустыне, младшего – давно сожрали рыбы на дне моря. Остался лишь он – Мейгор, отныне принц Драконьего Камня. И отец. Милостью Семерых – король андалов, ройнаров и Первых людей, владыка Вестероса Дэймон Первый этого имени из рода Таргариенов. Последняя ступенька на пути к Железному Трону. −Осталось только… − шепотом проговорил Мейгор. −Да… − Эйгон выдохнул это так долго и сладко, что Мейгор невольно прикусил губу. – Осталась только самая малость. Объявить всем нашим верноподданным, что милостью Семерых король Дэймон скоропостижно скончался. И все заботы о нуждах и чаяниях народа Вестероса переходят в умелые руки его единственного сына Мейгора Длинное Копье. Мейгор запрокинул голову и расхохотался. Эйгон вторил ему таким звонким и радостным смехом, словно невесть какую утонченную в своей изящности шутку отпустил. −И Вестерос будет наш. – негромко проговорил Мейгор. −Конечно, будет. – Эйгон перестал смеяться и лег поудобнее, сверкая голубыми глазами. – Только наш. −Отец стал слишком подозрительным. – Мейгор отошел от окна, сбрасывая на ходу халат. Глаза Эйгона заинтересованно скользнули от лица принца по широкой, исчерченной шрамами груди и еще ниже, к предмету недавней крайне остроумной шутки. −Без гвардейцев даже в отхожее место не отлучается. – продолжал Мейгор, укладываясь рядом и скользя ладонью по теплому упругому бедру Эйгона, пока вторая рука, словно сама собой, тянулась за полупустым флаконом масла. – Все его блюда пробуют по двое дегустаторов. Из моих рук он не примет даже платка. Да и из любых других тоже. Эйгон плутовски улыбнулся, сползая по шелку простыни ниже и бесстыдно разводя колени. Волосы раскинулись вокруг его головы, придавая сходство с Девой с витража столичной септы. Едва ли, правда, пречистая Дева умела улыбаться так порочно и соблазнительно. −Есть такие руки, − промурлыкал Эйгон, вскидывая бедра и подаваясь навстречу скользким от масла пальцам, скользнувшим во все еще растянутый с прошлого раза вход. – из которых король примет все, что угодно. Самые добрые руки во всем королевстве. Последнее слово он не договорил даже, а звонко простонал, немыслимо прогибаясь в пояснице и насаживаясь на медленно входившие в его тело пальцы почти до упора. В голубых глазах появился хорошо знакомый маслянистый блеск. Полуоткрытые яркие губы хватали воздух так жадно, что от одного этого зрелища можно было возбудиться и кончить. Мейгор все никак не мог привыкнуть к нему, такому. −Самые добрые… − задумчиво проговорил Мейгор, добавляя третий палец и слегка разводя их внутри. – Великий Мейстер… Эйгон, ты не в своем уме. Он никогда не согласится. Этот святоша слишком предан отцу. А подсунуть ему яд обманом, чтобы он потом дал его королю, не выйдет. Улыбка Эйгона из просто плутоватой стала совсем паскудной. Изящные тонкие пальцы скользнули по полуоткрытым губам, спустились на тяжело вздымающуюся гладкую грудь с едва заметной полосой косого шрама. Обхватили соски, перекатывая и оттягивая. Эйгон запрокинул голову и застонал, вновь подаваясь навстречу пальцам Мейгора и одновременно лаская себя все безжалостней. По крупной, с обнажившейся головкой плоти скользнула прозрачная капля. −У всех есть свои слабости. – выдохнул Эйгон, вцепляясь Мейгору в плечо и почти опрокидывая его, силой заставляя взять, наконец, себя. – И даже у непорочного мейстера Эмина. Нужно просто знать, как на них на-да-ви-ить… От долгого вибрирующего стона дрогнуло, кажется, стекло в окне. Мейгор толкнулся несколько раз сильно и резко, вышел, заваливаясь набок и переворачиваясь на спину. Эйгон, оказавшийся теперь на нем верхом, с готовностью приподнялся на коленях и насадился сам и на всю длину, выдохнув через нос долго и напряженно. Уперся раскрытыми ладонями в грудь обхватившему его за узкую талию Мейгору и задвигался. Мейгор крепче сжал пальцы, мечтая увидеть, как светлая кожа под ними расцветет фиолетовыми пятнами. Вот только Эйгон был намного крепче, чем казался. Семеро, как же он все-таки был красив. Особенно теперь, встрепанный, раскрасневшийся, с припухшими от недавних поцелуев губами. С виду такой покорный и страстный. Мейгор отлично знал и другую его сторону. Ту, которая с наслаждением убивала и хохотала, утирая с лица чужую кровь. И все-таки сейчас все это перестало иметь значение. Удивленные глаза Бейлона, которого Эйгон с очаровательной улыбкой всего лишь несильно толкнул в плечо прямо на острые скалы обрыва южной оконечности Драконьего Камня, где кипело и бушевало море. Ужас на лице Бейлора, которому сам Мейгор перерезал горло под нестерпимо палящим дорнийским солнцем. Все это было не важно. Был только Эйгон, так соблазнительно выгибающийся на его члене, запрокидывающий голову, подставляющий под жадные укусы крепкую, расчерченную проступившими жилами, шею. Эйгона хотелось постоянно. И отпускать от себя никуда не хотелось. Но иногда приходилось. Приходилось… Эйгон застонал вдруг глухо и отчаянно, стиснул в кулаке собственную плоть, кончая долго и самозабвенно, кажется, даже не замечая, что Мейгор до крови прокусил ему плечо, рухнув в удовольствие следом за этой бестией.

***

Великий Мейстер Железного Трона все на свете бы отдал, окажись эти ласковые голубые глаза отдельно от их обладателя. Где-нибудь в Староместе, в банке с раствором, как редчайший экспонат самых бесстыжих на свете глаз. И одновременно еще больше он бы отдал, чтобы эти глаза смотрели на него так целую вечность. Эйгон обнаружился в его небольших покоях, прямо на неширокой аккуратно заправленной кровати. Возмутительно улыбчивый и какой-то разгоряченный, словно только что из купальни или, что вернее, из постели принца Мейгора. Роскошные серебристые кудри падали на черный шелк рубахи. Широкий вышитый пояс подчеркивал немыслимо узкую талию. Яркие красивые губы улыбались. И глаза улыбались тоже. Пока Эйгон говорил совершенно немыслимые и одновременно ожидаемые вещи. Мейстер Эмин солгал бы, если бы сказал, что не подозревал – к трагической гибели принцев Бейлора и Бейлона приложил изящную руку Эйгон. Не без ведома Мейгора, разумеется. Но делиться этими мыслями с убитым горем королем не стал, хотя отлично сознавал – Мейгор не станет ждать кончины отца. Он постарается всемерно ее ускорить. Эйгон говорил и говорил, выплетая тонкие кружева намеков и полутонов, а сам по шажочку подбирался ближе, словно эссоская змея, гипнотизировавшая добычу. Когда на щеку мейстеру легла теплая, чуть шершавая ладонь, он не вздрогнул и не отстранился. Когда ловкие чуткие пальцы погладили его сперва по виску, а потом спустились к губам, тоже ничего не сказал. Эйгона нужно было оттолкнуть, позвать стражу, рассказать обо всем королю. Но оторвать глаза от этой светлой улыбки было невозможно. −Это ведь пустяк. – шептал Эйгон, приподнимаясь на носки и обжигая своим дыханием разом пересохшие губы Великого Мейстера. – Такой пустяк для тебя. И большая услуга для меня. Ты же любишь меня, я знаю. Ты будешь рад сделать мне приятное. А я буду рад сделать приятное тебе. Прямо сейчас. Мейстер Эмин всей кожей чувствовал, что стоит отвести взгляд, вознести молитву Семерым, и чары Эйгона рассеются. Но он не мог, не имел сил это сделать. Все, что ему оставалось – следить, как унизанные тонкими золотыми кольцами пальцы проворно расстегивают серую мейстерскую мантию, разводят в стороны полы, мягко гладят грудь, прикрытую одной лишь нижней рубахой. Спускаются к поясу штанов. Эйгон стек на колени так мягко и изящно, словно дорогая шлюха. Поднял голову, сверкнул потемневшими глазами и прижался щекой к натянувшейся шнуровке. −Ты хочешь меня. – прошептал Эйгон, поворачивая голову и касаясь напряженной плоти губами пока только сквозь ткань. – И всегда хотел, с самой первой нашей встречи. Я ведь знаю тебя, Эмин. – Эйгон помедлил, распуская шнурки и стягивая штаны, а потом припечатал. – Эймон. Великий Мейстер вздрогнул всем телом при звуке своего настоящего имени и с трудом подавил порыв зажмуриться. Эймон Таргариен. Потерянный Принц, так о нем говорили. Младший сын короля Визериса, оставивший даже призрачный шанс носить корону ради мейстерской цепи. Ближайший друг и больше не соперник для старшего брата – милостью Семерых короля Дэймона. −Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь. – шептал Эйгон, глядя снизу вверх, и глаза у него по-прежнему были ясными и чистыми. – Я буду твоим, Эймон. Великий Мейстер и хотел возразить, что это больше не его имя, но не успел. Эйгон наклонил голову, касаясь губами головки. Широко провел языком, заставив Эймона невольно застонать, и тут же взял в рот сразу на всю длину, ловко пропуская глубоко в горло и сдавливая плоть нежными горячими стенками. Глухо простонал, заставив мейстера откинуться спиной на стену, чтобы не упасть. Комната плыла и кружилась перед глазами. Дышать становилось тяжело. Колени подкашивались, а бедра, напротив, жили своей жизнью, двигаясь навстречу горячему умелому и такому желанному рту. Весь свет сжался до гибкой стоявшей на коленях фигуры с растрепавшимися кудрями, равномерно и плавно двигавшей головой, помогавшей себе руками. Эйгон не спешил, напротив, несколько раз успевал предупреждающе сжать у основания и без того до боли напряженную плоть. Великий Мейстер до крови прикусил губу и, задыхаясь, проговорил: −Как же… Как же ошиблись те… Кто дал тебе это имя. Эйгон замер и вскинул на мейстера глаза. При виде преступно ярких, растянутых вокруг его плоти губ, Эймон обреченно застонал и стиснул кулаки, но все же через силу продолжил: −Такой твари, как ты, людское имя носить нельзя. С пошлым причмокиванием Эйгон выпустил его член изо рта, облизав напоследок длинным гибким языком, и сжал у основания, улыбаясь блестящими от слюны и смазки опухшими губами. −Посмотрел бы я на тебя, скажи ты такое моему отцу. Из-за пухлых соблазнительных губ сверкнули острые белоснежные клыки. По щекам двумя широкими полосами скользнула чешуя. Глаза вспыхнули желтизной и раскололись узким звериным зрачком. −На тебя и на ту горстку пепла, которую оставил бы после таких слов Балерион Черный Ужас. – усмехнулся Эйгон, шире открывая полный острых зубов рот и наклоняясь над все еще уверенно стоящей плотью бледного, как полотно, Великого Мейстера. Клыки он все-таки в последний момент спрятал, зато языком сотворил что-то такое, что Эймон торопливо зажал себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от молнией прошившего удовольствия на весь замок. Показалось даже на мгновение, что весь свет померк, и наступила вечная ночь. В себя Эймон пришел, сидя на полу, в распахнутой мантии и приспущенных штанах. Эйгон обнаружился напротив. Дракон сладострастно облизывал губы и улыбался. −Я от своего предложения не отказываюсь, Эймон. – проговорил он. – То, что случилось сейчас – это всего лишь крохотная песчинка моих умений. Не уйди ты в мейстеры, я мог бы стать твоим драконом, а ты моим всадником. Во всех возможных смыслах. Мы были суждены друг другу. Но ты выбрал Старомест и эту серую мантию. Сам навесил на себя столько цепей. А ведь ты еще совсем не стар, Эймон. В твоих глазах голубизна летнего неба. В волосах ни единой седой пряди. Твои руки способны исцелять самых безнадежных больных. А твоя судьба все равно догнала тебя. −Рок. – хрипло выговорил в ответ Эймон, не сводя жадных глаз с прекрасного лица молодого дракона. – Рок догонит каждого, кто свяжет себя узами с драконом. И Мейгору от своего рока не уйти. Он слеп, если не видит этого. −Глаза Мейгора все еще при нем. – легкомысленно улыбнулся Эйгон. – Хотя дорнийцы и пытались это исправить. Но ответь мне, Эймон, что ты сделаешь ради своего рока? Великий Мейстер Железного Трона глухо выдохнул и опустил голову, позволив длинным темным волосам упасть на лицо. Эйгон лишил его и этой призрачной защиты, мягко обхватив за подбородок и заставив выпрямиться. Желтые драконьи глаза встретились с голубыми человеческими. −Все, что ты попросишь. – покорно выговорил Эймон Таргариен, Потерянный Принц. На лице Эйгона, дракона Таргариенов, расцвела широкая, так красящая его улыбка.