***
Мы бежали через дворы минут пять, не меньше, пока наконец не оказались в душном, воняющем кошками подъезде. Похоже дом был давно заброшен, но девушка уверенно зашагала вверх по лестнице. — Нахрена ты за мной увязался? — Спросила она не оборачиваясь. Я хотел было что-то ответить, но отдышка не позволила мне проронить ни слова. Сейчас, в свои 42 я бы наверное уже сдох бы после такой пробежки, но и тогда я был уже далеко не мальчиком. Поняв, что ответа не последует, она повернулась и изучающе на меня посмотрела. Взгляд был почти таким же, как тот, которым она осматривала раскуроченную иномарку и от этого мне стало совсем уж не по себе. Синие глаза полные какого-то чуждого пламени, словно пытались подпалить полы моего пальто. — Я… — Сглотнув кисловатую слюну, я наконец-то смог восстановить дыхание. — Он нас вместе сфоткал, когда я вас от машины оттаскивал. Не хочу, знаете ли, доказывать кому-то полдня, что я не верблюд. — Не, то что ты не верблюд, эт сразу видно. — Девица уселась на холодные ступеньки и я тут же постарался отвернуться, чтобы не смутить, или, не дай боже, не спровоцировать, её, нечаянным взглядом брошенным под короткую юбку. — Ты тюлень. — Продолжила она тем временем. — Серый, жирный, целыми днями валяющиеся на своём любимом месте, пока не приспичит пожрать. Такие как ты никогда и ничего не совершают. Только треплются иногда. Это было ударом по больному. — Да ты… Кто ты вообще такая, чтобы… — Я — Искра, тюлень. Искра от которой может заняться пожар. Я вновь посмотрел в её глаза. Ясно всё — одна из тех двинутых активистов, которые недавно в городском музее картины джемом измазали и орали что-то про экологию. Развернувшись, я направился к выходу, но с улицы раздался звук полицейской сирены и мы не сговариваясь стали подниматься на второй этаж. — Что с вами не так? — Решил таки я продолжить разговор. — Вы разве не понимаете, что разрушая чужую собственность, вы просто настраиваете всех против себя? — Настраиваем не мы, а журналисты. — Да? То есть это журналисты метнули банку томатной пасты в гобелен восемнадцатого века? Она улыбнулась. — Нет, это разумеется сделали не они. Зато они старательно умолчали о том, что пытались донести метнувшие. Ты вот знаешь, чего они хотели? — Геростратову славу, разумеется. Не могут сделать ничего выдающегося, вот и разрушают его, чтобы вписать себя если не в историю, то хотя бы в газетные заголовки. — Они хотели, чтобы ты, тюлень, задумался, почему когда они кидают мусор в гобелен, об этом трубят СМИ и все кому не лень выражают по этому поводу своё возмущение, а когда кто-то кидает тот же мусор в озеро, всем плевать. — Мне не плевать! — Возмутился я, когда мы вышли на очередную лестничную площадку. — Да? А когда ты в последний раз реально высказывал своё возмущение? — Прислонившись к стене, Искра стала листать ленту соцсети у себя в телефоне. А я тем временем задумался. И правда — когда? Видя это, девушка, не отрываясь от своего занятия, продолжила говорить: — Большинство думает как ты. У вас есть свои насущные проблемы, которые вам старательно преподносит ваше общество. Вам некогда и незачем думать о вещах, о которых, по вашему мнению, должны думать другие, специальные люди. Только вот, тюлень, эти люди не справляются со своими задачами. Смотри. Она оторвалась от стены и легко порхнув в мою сторону, сунула мне в нос фотографии какой-то свалки. — Да видел я уже эти ваши мусорные полигоны. Их за это штрафуют и… Пощёчина была неожиданной и довольно болезненной. — Это не полигон! Это всё, что осталось от дома, такого же как твой и мой. И тот ублюдок, с чьей тачкой я развлекалась, считает, что это правильно! — Остынь, чокнутая! Я-то тут при чём?! — Не остыну! Остывшая искра — уже не искра! А ты… Ты при том, что ходишь мимо всего этого и не замечаешь. Ни войн, ни загрязнений. Ничего, кроме цен на жрачку, которые, небось уже раза в два выросли за этот год. — В полтора. И вообще, они всегда и везде растут. Так устроена экономика. — Экономика? — Ухмыльнулась девушка. — Умное слово. И как же устроена эта твоя экономика? — Ну, так что цены на всё растут… Я замолк, а через несколько секунд вновь услышал удар по лицу. Теперь Искра хлопнула по лбу уже себя. — Как же я устала… — Пробормотала она сквозь прижатую к лицу ладонь. — Сколько уже раз зарекалась от таких разговоров и снова за своё. Теперь уже в реале… Подойдя к окну, она осторожно выглянула через него наружу. — Ты при том, тюлень, что своим бездействием допускаешь всё это. Потому что из-за таких как ты, злодеи не боятся творить зло. А самое мерзкое в этом то, что по отдельности вы и правда не при чём. Каждый из вас действительно не сможет ничего сделать, даже если вдруг загорится. Но саму вашу массу я ненавижу и однажды таки подожгу. — Но для чего? Что тебе дадут массовые недовольства, или, упаси боже, революция? У тебя есть какой-то внятный план? — Нет. И он мне не нужен. Я искра и я должна зажечь огонь, или погаснуть. Но гаснуть нельзя — слишком многих уже погасили затоптав грязными сапогами. Запомни, тюлень. Запомни, даже если не понимаешь смысла. В тот день, когда погаснет последняя искра, мир погрузится или в дикую первобытную тьму, или в свет холодных электрических ламп. Возможно это даже кому-то понравится, но точно не мне. Поэтому я буду пытаться вас поджечь. Буду пытаться.***
Потом мы постояли ещё немного и разошлись каждый своей дорогой. Время снова продолжило свой размеренный бег и как-то совсем уж незаметно минуло десять с лишним лет. Точнее не вспомню — у меня всегда была плохая память на даты. Но вот, сидя перед телевизором и попивая растворимый кофе, я неожиданно увидел знакомое лицо… Нет, даже не лицо, потому что на лица моя память ещё более слаба, чем на даты. Но эти глаза… Да, я узнал бы их где угодно. Искра стояла и что-то кричала, а вокруг неё были другие и в их глазах я увидел тот же огонь. Диктор говорил о несанкционированном митинге и о том, как он был разогнан полицией, а потом… — После этого, одна из участниц совершила акт самосожжения в процессе попытавшись наброситься на службу безопасности мэрии. — Вещал диктор своим неизменно бесстрастным голосом. — Вслед за нею здание начали штурмовать оставшиеся на площади экстремисты и к настоящему моменту они, засев внутри, держат в заложниках несколько госслужащих. Мы будем держать вас в курсе событий. Я еле нащупал пульт и выключил телевизор. Взглянул на чашку с остывающим кофе и что было сил, швырнул её в стену.