Место, в котором гаснут огни

— Как думаешь, Сайно жив? Просто… не знаю, странно все это, — у Кавеха голос тихий, он уже почти смирился. Аль-Хайтам лишь тихо угукает и мажет взглядом по взрывающимся в дали фейерверкам. *** Когда Сайно впервые вошел в здание университета, предвкушая новую насыщенную — может и не очень — жизнь, первое, о чем он подумал: нужно найти свое жилье. Поступил он на очно-заочное и учился по вечерам, так что не было никаких проблем с тем, чтобы устроиться на подработку. Лишь бы не оставаться в родительском доме еще дольше. И Сайно однозначно был не из тех, кто откладывает планы в дальние ящики, каждую неделю обещая себе: «ну еще пару дней», «сейчас как-то нет настроя». И месяца не прошло, как он стоял у входа в свою новую квартиру. И пусть дверь выглядела старой, — ожидания были большими. Он уже внес оплату за первый месяц добродушной хозяйке и неиронично удивлялся, почему с такими условиями, такая низкая цена. Трехкомнатная в спальном районе, в десяти минутах от метро, в двадцати торговый центр, да еще и десятый этаж с красивыми видами на растущий мегаполис. — Тебе лучше съехать. Подвох обнаруживается сразу, как Сайно входит в квартиру. Дружелюбная и улыбчивая хозяйка тактично промолчала о наличие еще одного жильца. Соседей Сайно точно не ожидал. Особенно таких неприветливых. — И мне приятно познакомиться, — говорит он, оглядывая парня, по виду его сверстника, с ног до головы, — но я боюсь, что теперь тебе все же придется делить со мной эту квартиру. Парень тяжело вздыхает, трет глаза, опуская голову и темные пряди мешаются с парой покрашенных передних. Зеленые пряди чуть поблескивают в свете дневного солнца и Сайно невольно щурится, чувствуя себя необъяснимо странно. — Тебе же хуже, — говорит парень и уходит из коридора вглубь квартиры, — Тигнари. — Сайно, — без особо энтузиазма представляется он в ответ, обещая себе, что спросит владелицу, какого черта ему подсунули квартиру с сюрпризом. *** На улице сентябрь и плюс двадцать на градуснике. Теплые дожди и согревающие ветра. Сайно трет уставшие глаза, стараясь сосредоточиться на написание проекта, но ничего не выходит — буквы плывут, руки не слушаются и глаза непроизвольно закрываются. Он хлопает себя по щекам, пытаясь взбодриться и обещая себе, что ляжет спать сразу, как допишет последнюю главу. Еще ведь и десяти вечера нет, так какого черта его так жутко тянет в кровать? Звенит будильник. Сайно непонимающе хлопает глазами, отлипая от монитора ноутбука и переводит взгляд на вибрирующий телефон. Спокойная мелодия врезается в уставший мозг острым копьем, телефон надрывно старается предупредить — семь утра, пора вставать на работу. Сайно отключает будильник лишь через пару мгновений непонимания и тупо пялится на время на дисплее. Сверяется со временем на ноутбуке. Почти выбегает в гостиную, смотрит на тихо тикающие настенные часы. Семь чертовых утра. Да быть не может. В глаза бьют рассветные лучи, где-то за тонкой стенкой слышится утренняя возня соседей. За спиной вопросительно кашляют. — Чего ты тут стоишь, будто призрака увидел, — говорит Тигнари, потирая заспанные глаза; другой рукой он поправляет футболку, что висит бесформенным мешком на его плечах. На удивление не костлявых, но все еще до странного худых. — Да ничего, просто… Сайно хмурится и замолкает. Тигнари лишь вздыхает и заходит в ванну, игнорируя потуги своего соседа. Сайно списывает это на стресс и недосып. Забывает. В его комнате очень холодно. *** — Я серьезно, он очень странный, — Сайно сидит, укутавшись в плед перед монитором и выглядывает довольную физиономию Кавеха в окошке видеозвонка, — постоянно какой-то хмурый, почти никогда не выходит из дома… чем он вообще занимается? — Да ладно тебе, может твой сосед просто хикка или, не знаю, зарабатывает фрилансом, вот и торчит целыми днями дома, — Кавех накручивает на палец прядку светлых волос, разглядывает Сайно пару мгновений, — меня больше прикалывает, как активно он пытается тебя выселить. — Вот вообще не смешно, — вздыхает Сайно, чувствуя, как сквозь плед задувает холодный воздух. Он бросает быстрый взгляд на окно, убеждаясь, что форточка полностью закрыта, — я ему слово, а он мне «тебе надо съехать». Какого черта вообще? Кавех смеется, откидываясь на спинку кресла. В уголках его глаз собираются морщинки от широкой улыбки и Сайно просто рад, что хоть кому-то сейчас наконец-то хорошо. Хотя он пока не особо торопится спрашивать причастен ли как-то к такому хорошему настроению аль-Хайтам. Что-то ему подсказывает, что один такой вопрос и настроение у Кавеха тут же испортится. — Может это просто потому что у тебя лицо вечно, как кусок камня? Попробуй проявить дружелюбие, вдруг ты просто пугаешь бедного парня своей миной. Сайно выгибает бровь, на что получает лишь новую порцию звонкого смеха. — Это ж насколько ему не понравилась моя рожа, если просьба съехать была первым, что он сказал, как только увидел меня. — Ладно-ладно, — Кавех успокаивается, разминает шею, выпуская последние смешки и говорит уже спокойней, — попробуй на самом деле быть, ну, знаешь, чуть более приветливым. Сайно устало вздыхает. Но все же пробует. *** Тигнари смотрит на него, как на идиота. — Ты с ума сошел? У Сайно дергается глаз. Он встал на час раньше, приготовил завтрак, встретил угрюмого соседа утренней — возможно, конечно, не самой искренней, но все же! — улыбкой, а в ответ получает… это? — Я просто стараюсь быть хорошим соседом. Я вон даже цветы твои уже полил. Сайно живет в этой квартире уже месяц и за этот срок он успел разузнать о Тигнари две вещи. Первое: он всегда тихий настолько, что даже прислонившись к двери не поймешь, чем он занят и второе: он обожает комнатные растения. Иногда складывается ощущение, что в их квартире неиронично больше горшков, чем мебели. Те стоят на подоконниках и столешницах, а кое-что даже присутствует в ванной, якобы, этому растению нужно особенно много влаги. — Я не голоден, — сухо отрезает Тигнари. — Ох, да ладно! Ты не ел с… — Сайно на мгновенье задумывается, трет затылок, хмурясь и добавляет себе под нос, — когда он вообще ел. — Вчера вечером, — доносится из ванны перед тем, как Тигнари захлопывает дверь. В этот момент Сайно понимает, что никогда и не видел, как Тигнари хоть чем-то питался, лишь заваривал себе чай и пил его с приглушенным светом темными вечерами, молча наблюдая за далеким городом десятью этажами ниже. В такие моменты у Тигнари глаза, будто переливаются, зрачки расплываются, мутнеют и становятся сгустком чего-то ненормально-загадочного. Сайно в такие моменты наблюдает украдкой, сжимает в руках книгу, беззвучно сминая страницы и старается вглядеться глубже, понять, что же с ним не так. Понять, кто такой Тигнари и почему он такой. Тигнари ловит его взгляд. Моргает лишь раз и эта дымка в зрачках уходит, возвращает радужку на место, вот только бликов так и не появляется. Бликов в его глазах нет никогда. Сайно замирает, чуть вздрагивая, но взгляд не отводит — уже поздно. — Тебе же рано вставать завтра, — говорит Тигнари, допивая чай один большим глотком, — уже за полночь, иди спать. Его голос в такие вечера всегда звучит мягче. Будто с закатом солнца что-то оттаивает внутри него, становится мягче, чувственней. Ночами Тигнари не говорит Сайно съехать, ночами Тигнари не хмурится и не закатывает глаза, ночами Тигнари не вздыхает устало и не цокает. Ночами Тигнари будто и не спит. — А ты? — спрашивает Сайно, не отводя взгляда. Комната тонет в полумраке, тухлая лампочка на столе лишь создает тени. Сайно на секунду кажется, что в углу пробегает какая-то фигура — быстро, незаметно, отчего он даже не пугается. — А мне завтра никуда не надо. «Тебе вообще никогда никуда не надо», — крутится в голове невысказанной колкостью и Сайно прикусывает язык, не желая портить момент. Тихий. Умиротворенный. Будто там, за окном, и нет никакого города. Никогда не было. Лишь они в этой квартире посреди пустыря, посреди неизведанного, темного и холодного. Сайно громко втягивает воздух носом и поднимается с дивана, направляясь к своей комнате. — Спокойной ночи. Тигнари лишь кивает. *** У Сайно бессонница. Он ворочается с одного бока на другой, жмурит глаза, считает чертовых баранов и даже включает тихую музыку для медитации, мол, она успокаивает и может помочь. Но ничего. Он просто лежит, укутавшись в зимнее одеяло, потому что в его комнате почему-то все так же холодно, все-также противно и зябко. Он ловит себя на мысли, будто кто-то на него смотрит, но закрывает глаза, убеждает себя не думать, убеждает себя заснуть. В итоге встает с кровати и выходит из комнаты, идет в гостиную, открывает окно, впуская в квартиру прохладный ночной воздух и оглядывается на проем кухни, когда ему кажется, будто Тигнари все так же стоит там. Но на кухне лишь темная, звенящая пустота. У Сайно руки подрагивают, и он закуривает, плюя на свое же обещание бросить. Благо у него осталось еще пару сигарет в смятой и почти порванной пачке. На часах уже полпятого утра и вдалеке, за густым слоем облаков уже проглядывают первые намеки на рассвет. Сегодня Сайно возьмет выходной. *** — Чувак, ты меня пугаешь, — лицо Кавеха, сейчас чуть нахмуренное и обеспокоенное, снова смотрит на него из окошка на мониторе, — ты вообще спишь? — Да? Может быть… ну, не особо, — говорит Сайно, поддерживая тяжелую голову рукой, — просто дерьмовый период, пройдет. — Месяц назад ты говорил так же, — строго говорит Кавех, — тебе нужно к врачу. — Месяц? — Сайно удивленно открывает календарь в телефоне и мутным взглядом высматривает седьмое число ноября месяца. Сайно уже месяц мучается от бессонницы, уже месяц лишь дремлет беспокойным сном лишь пару часов под самое утро и от этого осознания хочется выть. Так хочется спать. — К врачу, Сайно, слышишь? К врачу тебе надо. Голос Кавеха непреклонный. Он и сам выглядит уставшим из-за нескончаемых проектов и пропущенных дедлайнов, но у него хотя бы есть под боком тот, кто дает ему по затылку и тащит спать; готовит еду и силой пихает в Кавеха, еще и контролирует прием осенних витаминов. — Да все нормально… — тихо говорит Сайно, трет уставшие глаза, ежась уже от привычного холода. С его губ слетает тихий, хриплый и какой-то отчаянный смешок. Кавех лишь поджимает губы. Тигнари делает Сайно чай на травах, добавляет туда какие-то листочки с растения на подоконнике и ставит перед ним дымящуюся кружку с твердыми словами: — Тебе надо съехать. Сайно обхватывает руками теплую кружку и облегченно вздыхает — пусть она и не согревает особенно, хоть какое-то, пусть мнимое и короткое тепло, все равно дарит успокоение. — Почему же ты меня так ненавидишь? — измученно говорит Сайно, наблюдая за Тигнари, что садится за стол напротив него. Иногда это напоминает чертовы эмоциональные качели — сначала он заботливо делает чай, дает ему теплые свитера и одеяла, а потом снова говорит этим своим колким тоном съехать. Сайно уже даже думать не хочет, что не так с этим парнем. Тигнари смотрит сквозь полуприкрытые глаза, его длинные, тонкие пальцы теребят ниточку, выпустившуюся из вязанной кофты. А губы у того еле заметно дрожат в каком-то неведомом беспокойстве или страхе. Он сводит брови к переносице, опускает веки и говорит почти на выдохе, пока Сайно медленными глотками пьет теплый чай: — Я не ненавижу тебя, просто… — Просто мне нужно съехать? — Да. Сайно не понимает. Просто не понимает. — Просто объясни почему? — говорит он, с силой сжимая кружку и смотря ровно на Тигнари, на его опущенные веки с длинными, темными ресницами и на его тонкие, подрагивающие брови, — почему ты так отчаянно хочешь выгнать меня отсюда? Особенно сейчас, когда я сплю по два часа в неделю? — Нельзя тебе здесь быть. Плохо это все, слышишь? Плохо. Сайно слышит, но не понимает. Он слишком устал добиваться ответов, но получать лишь больше вопросов. — Ладно, ладно… Хорошо, это плохо, а дальше что? — говорит Сайно почти обреченно, — куда ты предлагаешь мне податься? Поверь, я лучше каждый день буду слушать твои проклятья, чем вернусь к своему чокнутому папаше. Тигнари ничего не отвечает. Молча встает из-за стола, подходит к кухонному шкафчику и выуживает оттуда маленький флакончик с белыми кругляшками таблеток внутри. Он кладет его перед Сайно, разворачиваясь к своей комнате и лишь бросает через плечо: — Попей, должно помочь от бессонницы. *** На стеклянном флакончике нет никаких наклеек и нигде на нем нет и намека на название лекарства или инструкции. Сначала Сайно опасается пить их, чувствуя подвох или намерения Тигнари отравить его, но потом плюет на эти опасения и вытряхивает сразу две таблетки, запивая водой. За окном сгущаются тени, а гул шумного города с каждой минутой становится все тише, пока не затихает окончательно, погружая квартиру в тревожную тишину. Сайно засыпает. Сайно просыпается. Не подскакивает и не кричит, лишь крупно вздрагивает, открывает глаза, смотря на темный потолок. Дышит сбивчиво, дрожит всем телом и чувствует холодные капли пота, что скатываются по его плечам и шее. Пальцы до боли напряжены, сжимают темные простыни и Сайно вдруг отчаянно хочется закричать. Но он молчит. Сжимает зубы до скрипа и сглатывает тяжелый ком в горле. Он не помнит, что ему снилось, но помнит, что не мог дышать. Что хватался за чужие руки, что отчаянно душили его. Помнит, как старался закричать, но просто не мог. На часах всего три ночи, и он снова закрывает глаза, надеясь поспать еще хотя бы пару часиков. Тело все еще мелко подрагивает, а ресницы дрожат. Он подносит руки к своей шее, чуть оглаживает ее кончиками пальцев, будто убеждает себя, что ничего ее не сдавливает и это лишь фантомные боли. Вдруг очень хочется выйти из комнаты, зайти к Тигнари и лечь с ним рядом, как будто ему снова десять и ощущение кого-то рядом спасет его ото всех монстров, что прячутся по углам и под кроватью. — Чтоб вас… Его голос слабый и еле слышный, он морщит брови, заставляя себе закрыть глаза и снова засыпает. На этот раз до утра. — Слушай, — говорит Тигнари, снова потягивая свой чай в кресле, когда Сайно наконец продирает глаза и выходит из комнаты, — если я тебе так надоел, не обязательно пытаться повеситься, можешь просто съехать. Прекрасный вариант, все в плюсе. Сайно сводит брови к переносице, кривит губы в молчаливом непонимании. Он проспал почти двенадцать часов и хоть и не почувствовал прилив небывалой бодрости, сам факт того, что он нормально поспал придает ему какое-то особенное, мнимое успокоение. — …чего? Тигнари лишь выгибает бровь и перестает обращать на Сайно хоть какое-то внимание, утыкаясь в книгу, которую читал до этого. Сайно все еще хмурится и идет ванную, смотрит в зеркало, которое уже недели две как нужно протереть и застывает гипсовым изваянием посреди комнаты. Он тянет вновь дрожащие руки к шее, очерчивает пяльцами красные полосы и чувствует себя уязвимо. Что-то из угла ванной или в зеркале — возможно даже его собственное отражение — что-то издевательски смеется над ним. Сайно списывает все на таблетки и кошмар. Сам перенервничал, сам себя подушил, сам испугался. Сайно всегда был самостоятельным. *** Бессонница постепенно уходит, но спать от этого легче не становится. На улице стремительно наступает зима, когда первые мягкие снежинки неуверенно опускаются на старый карниз, а градусник показывает безнадежные минус пять на улице. В его комнате, Сайно готов поспорить, все минус двадцать. Он спит под тремя одеялами, а посреди ночи стабильно просыпается от жаркого пота и странных снов, что преследуют его постоянно. Изо дня в день он видит у себя во снах смазанные тревожные картинки, машины и поезда, птиц, что залетают в открытые окна и стуки в двери, за которыми никто не стоит. Ему не страшно. Ему ужасно тревожно. Ему… — Тебе… — Тигнари начинает, но обрывает себя на полуслове, вздыхает тяжело, почти отчаявшись. — Надо съехать, да-да, мистер-очевидность. — Не смешно. Тигнари сидит на широком подоконники со скрещенными ногами и снова — снова мать вашу — пьет травяной чай. На его лице фарфоровой маской застыло какое-то безжизненное выражение, и он смотрит на Сайно поджимая губы. Сайно же бездумно переключает каналы на телевизоре, усиленно делая вид, будто не замечает пристального взгляда и просто активнее кутается в одеяло на своих плечах. — Сайно, — голос Тигнари будто срывается на долю мгновенья, но тут же снова становится обычным, — почему ты так хочешь остаться здесь? Сайно агрессивнее переключает каналы и громко втягивает воздух через нос, массирует переносицу и поворачивается к Тигнари: — А почему я должен не хотеть? Прекрасная цена, прекрасное расположение, да, возможно я не ожидал увидеть тебя, но знаешь? Даже к тебе я привык. Уже даже день свой не могу начать без твоего «тебе надо съехать», понимаешь? Сайно и сам, конечно, не понимает, почему до сих пор здесь. Квартира эта, хоть и имела столько плюсов, имела столько же минусов. Взять хотя бы этот невыносимый холод именно в его, мать вашу, комнате. Вечно мельтешащие тени в местах, где их вообще быть не должно и странное расположение предметов, в местах, в которых их никто не оставлял. Все это скорее всего проделки его измотавшегося мозга и стресс, который он понабрал на учебе и работе в последнее время, но легче от этого осознания на самом деле не становится. — Да и к тому же… Возможно он все еще здесь, потому что это уже просто дело принципа, а не удобство. Банальное детское: «ты мне скажешь одно, а я сделаю все в точности наоборот». Хотелось проучить Тигнари, поставить на место, чтобы просто показать, что он ему не указ, и вообще Сайно самостоятельная личность. Так что если он хочет жить здесь, он будет жить здесь и никакие привлекательные и загадочные мальчики ему не помешают. -…уж очень хочется мне узнать стоящую причину, почему ты так сильно хочешь, чтобы свалил. — Я уже говорил. — То больше походило на издевательство и попытку уйти от ответа, Нари. Тигнари по-лисьи щурится от такого сокращения, но ничего не отвечает, лишь опускает взгляд к кружке. Смотрит, как темные зерна и листики кружат в водовороте зеленого чая, медленно опускаясь на дно стеклянной кружки. Сайно уже готов снова отвернуться на еле слышную передачу в телевизоре, когда Тигнари наконец говорит: — Дело не в том, что ты мне мешаешь. Ты мешаешь себе. — Я себе всегда даю только самое лучшее, не особо понимаю, как я себе мешаю, — Сайно выгибает бровь, поудобней устраиваясь на диване и вслушивается в размеренную речь его соседа. Будто сейчас вот-вот и прозвучит что-то по-настоящему важное. — Этому дому уже более двухсот лет, — Тигнари проводит рукой по-старому, чуть потрескавшемуся подоконнику, пока метель за окном обрамляет его темный, расплывчатый силуэт, — и в этом доме умирали люди. Много людей. Сайно молчит. В его голове крутятся идеи для какой-нибудь идиотской шутки, по типу «да ну нафиг, а в других домах никто не умирает?» или «ого, а по этому разваливающемуся дому и не скажешь, что ему уже две сотки». Но что-то останавливает его, и он лишь прикусывает себе язык, не давая себе вымолвить и слова. В воздухе нарастает какая-то невнятная угроза или опасение. Тигнари продолжает: — Большая часть квартир здесь незаселена. Они просто пустуют, в ожидание, пока и остальная часть опустеет. Но эта квартира немного другое дело… эта квартира, она… — Сайно почти перестает дышать, он чувствует, как что-то холодное и темное тянет свои когтистые лапы к его шее, угрожающе дышит в загривок, говорит ему бежать, говорит ему бояться, — люди здесь пропадают. Просто… исчезают в никуда, знаешь, будто корм для этого дома. — Люди… чего? Тигнари поднимает взгляд и Сайно, в трех метров от него, видит, как в его зрачках отражается вся комната: диван, помятая фигура Сайно с лохматыми волосами, какая-то черная тень позади него, комканный плед и теплое одеяло на его плечах. Сайно резко оборачивается, оголяя плечи и поднимается на ноги, дергано отшатываясь от дивана к окну. За спиной раздается удивленное: — Ты чего? Тигнари спускается с подоконника, шлепая по полу голыми ногами и опускает теплые ладони на чужие плечи, старается заглянуть Сайно в глаза. Цветастые, чуть ободранные по углам обои, вот и все что было за его спиной, когда он нервно подскочил на ноги. — Да так… — говорит он, стараясь отдышаться. Тигнари устало вздыхает и собирается убрать руки с его плеч, но Сайно перехватывает их, не дает отпустить себя и сжимает мягкие ладони почти с нервной дрожью. Ничего не говорит, продолжая смотреть на пустую стену, но Тигнари будто понимает без слов и где-то на дне его глаз плещется сочувствие. Он подходит ближе и обнимает Сайно со спины, прижимаясь лбом к сильной спине. В глаза ему лезут белые, длинные пряди волос, но Тигнари игнорирует их и бездвижно стоит в понимающем ожидании. Сайно окончательно приходит в себя лишь спустя пару десятков минут и больше на эту тему они не говорят. *** Холодно. Настолько холодно, что пальцы сводит, что перестаешь чувствовать кончик носа, что не можешь успокоить дрожащее тело, что голове становится думать тяжело и все мысли безвозвратно уходят к одному — согреться. Тигнари сидит рядом с ним на диване, поджав ноги, будто тоже мерзнет, хотя Сайно уверен, что это не так. В комнате уютный полумрак, Сайно кутается в плед и неосознанно сильнее льнет к теплой фигуре рядом, будто это чем-то ему поможет. — Может прогуляемся? — эта фраза вырывается неосознанно, он понимает, что именно сказал уже после того, как видит удивленный и непонимающий взгляд Тигнари. — Ты совсем дурак? — Пожалуйста? — Сайно не может объяснить, но ощущение чего-то неизбежного преследует его, что-то давит и заставляет забиваться в угол. Почему-то он уверен, что на улице будет теплей, — можем просто сходить на крышу. — Чтобы ты окончательно слег? Тигнари смотрит на тускло мерцающий телевизор с неинтересной и совершенно несмешной комедией, а в голосе его переливается беспокойство с плохо скрываемой заботой. — Если это произойдет… — Сайно думает пару мгновений, перекатывает эту фразу на языке, размышляя стоит ли говорить, не пожалеет ли. Но не проходит и минуты, как он все же произносит, — то я съеду. Тигнари молчит долго. Слишком долго, отчего Сайно вдруг начинает казаться, что он сказал это слишком тихо или тот просто не понял, что он имел ввиду. И когда он уже открывает рот, чтобы повторить свои слова, Тигнари у него под боком удрученно вздыхает: — Хорошо. Договорились. Сайно оказался прав. На улице намного теплее, но это даже не самое главное. На пустой заснеженной крыше темным вечером, на высоте десяти этажей, где за сотню миль слышен лишь шум холодного ветра, Сайно наконец-то чувствует себя спокойно. Ничего не сверлит его своими острыми глазами из темных углов и не тянет жилистые руки к его шее, и он может вздохнуть полной грудью, обжечь слизистую морозным воздухом, но все равно… все равно улыбнуться. — Не понимаю, чего тебе так хотелось на крышу. Тигнари ворчит, но по голосу слышно — он скорее притворяется, делает вид, будто недоволен. Холодный ветер треплет его волосы, он кутается в свое пальто и становится на мгновенье каким-то особенно нереальным. — Тут спокойно… И тепло, хочется ему сказать, но он молчит, будто понимает, как это будет звучать в момент, когда зимний ветер острыми иглами прокалывает их щеки и кончики носов. Сайно не подходит к краю крыши, смотрит на далекий город, укрытый снежной пеленой, думает о том, почему он здесь и как тут оказался. Думает о своем прошлом, мечтает о будущем, смотрит на Тигнари в настоящем. Возможно нужно встретиться с Кавехом, они давно никуда не выбирались вместе. Когда вообще Сайно последний раз куда-то выбирался? Возможно ему на самом деле нужно к врачу, но как-нибудь потом. Завтра или на следующей неделе. В следующем месяце или может даже в другой жизни. Тигнари подходит к старым перилам и самого края, опирается на них, будто не боится, что те его подведут и обрушаться вместе с ним с десятого этажа на промерзший тротуар. Выдыхает холодный пар, шмыгает красным от холода носом и смотрит куда-то в небо, застеленное темными облаками. Сайно вдруг хочется подойти к нему, возможно обнять, взять за руку или поцеловать куда-нибудь в нос, чтобы помочь согреться. Он сдерживает в себе эти порывы, сводит брови к переносице, теребит замочек на расстегнутой куртке. — Ты идиот, Сайно. Голос Тигнари чуть хрипит и только сейчас он замечает, как нижняя губа того подрагивает, пока пальцы, уже онемевшие, все сильнее сжимают холодный металл изживших себя перил. — …что? До Сайно доходит не сразу. Настолько не сразу, что к моменту, когда он наконец разбирает слова Тигнари, он снова чувствует нечто позади себя. Нечто склизкое, нашедшее путь из квартиры на эту крышу, к Сайно, который неумело пытался сбежать. — Идиот. Идиот. Идиот, потому что не съехал. И я идиот, еще больший даже чем ты, черт бы вас всех. Сайно сглатывает тяжелый ком в горле, чувствуя уже не холод или тепло — жар. Все его тело, как печка, как обогреватель и с каждой секундой становится все горячее, все тяжелее дышать из-за невыносимых температур. Он делает шаг, два, пока не подходит к Тигнари достаточно близко, чтобы увидеть, как у того слезы катятся по щекам. Беззвучно, почти незаметно, они капля за каплей текут по замерзшему лицу, капают куда-то за ворот пальто и заставляют глаза Тигнари блестеть чем-то ненормальным, нереальным. — Нари… Сайно хочет подойти ближе, но не может. Не может сделать и шага, когда фигура Тигнари, будто прозрачная, совсем незаметная в разбушевавшейся вьюге, поворачивается на него. — Я идиот. Потому что пытался предотвратить то, что стало необратимым уже в тот момент, когда ты впервые зашел в эту квартиру. — Я не понимаю… У Сайно голос хрипит, у Тигнари почти срывается на какие-то непонятно-опасливые интонации и хочется кричатькричатькричатькричать. — Это все бесполезно. Было бесполезно и будет бесполезно. С самого начала ничего нельзя было исправить. Тигнари сжимает копны волос по обе стороны своей голову, опускает взгляд и громко, как никогда не делал, всхлипывает, содрогаясь всем телом и невесомые, соленые капли падают прямиком на заснеженный бетон крыши. Сайно дрожит, но ему все еще жарко. Сайно дрожит, но ему уже даже не страшно. Он подходит к Тигнари и обнимает его, сжимает крепко, будто хочет раздавить или защитить от чего-то, что охотится и не за ним вовсе. Тигнари утыкается ему в плечо, обхватывает руками так же сильно, дрожит и Сайно понимает, что еще никогда не видел Тигнари настолько… настолько живым. — Нари… успокойся, тише… все в порядке. Все в порядке? Тигнари сжимает его куртку на спине, сглатывает и дрожит уже непонятно даже от чего — холода или слез, что все еще катятся у него из глаз, но уже совсем беззвучно, лишь моча щеки и куртку Сайно. — Нет… нет… ничего не нормально, никогда не было нормально. Сайно не понимает. Сайно так устал. Он чувствует, что вот-вот сойдет с ума от отсутствия ответов и каких-то размытых, непонятных намеков или описаний. Он поджимает губы, не знает, что сказать или сделать. Где-то вдалеке взрываются фейерверки, громкой вспышкой они освещают две темные фигуры посреди старой крыши. Тигнари больше не плачет, а у Сайно глаза блестят, когда он смотрит вдаль на разноцветные огни в небе. У Сайно зрачки будто уплывают куда-то, пока он теряется мыслями где-то в этих взрывах и в какой-то незаметный момент становится так спокойно, что Сайно окончательно куда-то проваливается. *** На телевизоре тихо играет какая-то комедия и Сайно через раз прыскает от шуток, пока на сковородке шипят сырники. На улице по-настоящему праздничная зима: белый, пушистый снег застилает украшенные улицы и крыши домов, дети играют в снежки на площадках, строят снеговиков и задорно смеются, обсуждая, какие подарки попросят на новый год. Сайно слышит, как у соседей снизу играет какой-то новогодний фильм, хотя до самого праздника еще почти месяц. Дело даже не в этом. — Доброе утро, Нари! Как спалось? Тигнари, заспанный и помятый, смотрит на Сайно как-то тоскливо. В глазах его читается какая-то просьба или может вопрос, но он этого не озвучивает, даже не пытается и лишь произносит чуть хриплым после сна голосом: — Доброе… — Позавтракаем? — Я не голоден. — О, да ладно, ты никогда не голоден, — Сайно разочарованно-наигранно вздыхает, отворачиваясь к плите и уже скорее себе, тихо бубнит, — когда он вообще ел последний раз… — Вчера вечером, — доносится из ванны, перед тем, как Тигнари хлопает дверью. Сайно еще с секунду смотрит на закрытую ванну, вслушивается в плеск воды, после чего вздыхает и убирает сковородку с конфорки. У него даже нет желания спорить или уговаривать. Сегодня он выспался. Сегодня ему тепло. Сегодня ему не тревожно. Сегодня ничего не смотрит на него из темных провалах в пустых углах комнаты по ночам и больше ему ничего не мерещится за своей спиной, когда он смотрит в темный экран телефона. Сайно напевает себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, думает о рождестве, о том, как будет его встречать, где и с кем. Рядом копошится Тигнари, заваривает травяной чай в стеклянный чайник, разливает его на две кружки и все его тело так напряжено, что смотреть больно. Сайно подходит сзади, кладет свои руки ему на плечи, чуть разминает, пока Тигнари протестующе мычит: — Ну, хватит. — Прекращу тогда, когда расслабишься. Что случилось? Голос Сайно звучит почти обеспокоенно. Тигнари выпутывается из его рук, потирает ладонью шею, смотря на Сайно сквозь растрепанные пряди волос и выглядит так живо. Так по-настоящему реально, что хочется прощупать каждый изгиб его тела, каждый сантиметр, лишь бы прочувствовать какой он наощупь. — Чего ты так на меня смотришь? — говорит Тигнари, облокачиваясь бедрами о столешницу, смотрит сквозь нахмуренные брови. — Да так… Сайно подходит к нему непозволительно, неправильно близко, тянет руку и разглаживает кончиком пальца складку между его бровями, заставляя Тигнари почти даже улыбнуться. Возможно, все это какой-то чертовый сон, возможно… Тигнари отталкивается от столешницы, обхватывает лицо Сайно руками — горячими, мягкими — и целует. Закрывает глаза, касается чужих губ, чуть обветренных и покусанных после продолжительного стресса, своими губами. Сайно жарко выдыхает через рот, будто ждал этого так долго и наконец-то дорвался, будто переехал сюда только ради этого. Он обводит языком мягкие губы на пробу, не чувствует сопротивления и проталкивает его меж ряда ровных зубов и чувствуетчувствуетчувствует. Тигнари все заправляет чужие белые и непослушные пряди волос за ухо, лишь бы те не лезли к нему в рот, судорожно дышит, стараясь сообразить куда девать остальные части тела и чувствует себя невероятно… плохо. хорошо. -…Сайно… сайно, я… У Тигнари глаза блестят, как в тот вечер, он чуть тянет Сайно за волосы, заставляя того с тихим гортанным стоном отодвинуть голову. Они тяжело дышат и Тигнари опускает глаза в пол, стараясь унять дрожь, стараясь прийти в себя. — Что-то не так? — спрашивает Сайно тихо, даже не стараясь убрать чужую руку со своих волос, лишь стоит, не сдвигаясь с места, шарит ладонями по бокам и телу Тигнари, обводя его всего горячими пальцами сквозь тонкую футболку. — Нет… нет… Тигнари обхватывает его руками, утыкается в изгиб шеи, будто прячется в этих объятиях, скрывает накатившую тоску и заталкивает поглубже невысказанные просьбы и опасения. — Нари… ну ты чего? Все ведь хорошо. Я снова в порядке. Сайно снова в порядке. Он возвращает зарядку по утрам, складывает ненужные больше одеяла в шкаф, чувствует невероятный подъем сил, желания, мотивации. Он чувствует что-то теплое, обнимает Тигнари, пока тот переключает каналы в поисках чего-нибудь интересного, кладет подбородок ему на плечо и чувствует себя по-настоящему дома, по-настоящему спокойно и тепло. У Тигнари взгляд снова плывет и что-то плавает там, на самой глубине чем-то невысказанным, важным и просящим. — О, вот этот фильм интересный. Хочешь посмотреть? — говорит Сайно, когда Тигнари останавливает на одном из каналов. Рука Тигнари замирает на пульте, он бездумно смотрит на телевизор, обхватывает руку Сайно своей, крепко сжимает и говорит хрипло и надрывно: — Я хочу, чтобы ты проснулся. Чтобы пришел в себя. — Значит смотрим этот фильм и хватит нести всякую чушь. Я наконец выздоровел, а ты ведешь себя так, будто я на грани смерти. Сайно кладет пульт на тумбочку и чуть толкает Тигнари, заставляя того упасть спиной на диван. Прямые волосы безвольно раскидываются по мягкому материалу, обрамляя его лицо темным ореолом с будто бы светящимися светло-зелеными прядями и Сайно нависает над ним широкой тенью, смотрит почти обеспокоенно. — Что с тобой происходит в последнее время? — Я… — Тигнари смотрит на Сайно грустно. А затем вдруг закрывает глаза, шумно выдыхает, будто старается прийти в себя. — Нари… — Где ты? — Тигнари вновь открывает глаза. В его зрачках Сайно видит себя. У Сайно зрачки куда-то уплывают, размываются, теряют форму и блики куда-то безвозвратно пропадают, — где ты, Сайно? — Я дома, — говорит он растерянно, но вместе с этим настолько убежденно и уверенно, будто другого ответа и не могло быть, — я в этой квартире, с тобой. Я дома. — Да, — Тигнари чуть посмеивается. Смех этот звучит как-то отчаянно, обреченно, — ты дома, я дома… я этот дом, ты этот дом… — Мы…? -…часть этого дома, Сайно… Тигнари тянет руки, притягивает Сайно к себе быстро, сразу углубляя горячий поцелуй. Сайно почти недовольно рычит от резкости, но вместо этого лишь вдавливает Тигнари в диван, сильно сжимает его бока, прикусывает нижнюю губу, заставляя Тигнари тихо проскулить в поцелуй, заставляя его ерзать под собой. Смятый плед падает с дивана куда-то рядом с кофейным столиком, фильм на телевизоре прерывается бесполезной рекламой. У Тигнари нет воздуха, он комкает футболку на плечах Сайно, чуть прогибает спину, когда чужие пальцы давят где-то рядом с поясницей, откидывает голову, теряется где-то в постороннем шуме, в тихом смехе из рекламы на фоне, в шуршании одежды, в своих собственных судорожных вздохах и стонах. Сайно все понимает. Сайно все настолько хорошо понимает, но пришло ли смирение пока не может сказать. Он смотрит на дрожащего, извивающегося под ним парня, сглатывает ком в горле и возможно не сильно жалеет о том, к чему в итоге пришел. — И почему так происходит? Шепчет Сайно в чужую шею, покрывая ее поцелуями, чуть прикусывает нежную кожу, тут же зализывая блеклые следы от зубов, руками нагло залазит под футболку, шарит руками по талии, животу, что судорожно дергается от прикосновений, продвигается руками выше, пока не нащупывает алые соски. Он чуть поглаживает один из них, после чего резко сжимает меж двух пальцев. Тигнари тает, его сознание уплывает куда-то далеко, заставляет его задыхаться и лишь судорожно, почти неосознанно хвататься за чужие плечи, будто те помогут спастись от падения. — Разве я знаю? — голос его тихий, слабый и до невозможного томный, возбуждающий, — но я здесь оказался так же. Сайно не задает больше вопросов, он дышит тяжело и горячо, тянет свободную руку к резинке домашних штанов, проскальзывает ладонью под нее, оглаживает рукой чужой вставший орган, чуть сжимает, внимательно следя за реакцией. Тигнари откидывает голову назад, сильнее сжимает руки на плечах и машинально толкается бедрами навстречу руке. Сайно шумно сглатывает, быстро стягивает всю лишнюю одежду с Тигнари, почти нетерпеливо проводит ладонью по всей длине, вызывая одобрительный скулеж и в моменте появляется ощущение, что это настолько извращенный способ спрятаться от мыслей, что Сайно останавливается, кидает взгляд на красное лицо Тигнари, который нетерпеливо кусает губы, промаргивается от слез, что выступают на глазах от слишком сильного удовольствия. Тигнари тоже прячется в этих прикосновениях. Они прячутся друг в друге, прячутся в поцелуях и объятиях, прячутся в пледах рядом друг с другом на старом диване и прячутся в этом жаре, в этом напряжении, что вспыхивает между ними в такие моменты, когда их дыхание почти синхронизируется, почти становится чем-то единым, чем-то возвышенным, когда Тигнари выгибается дугой, когда Сайно дрожащими руками связывает свои волосы в низкий хвост, чтобы не мешали, когда звезды пляшут перед глазами от яркого конца и когда теплая вода в душе смывает с них все это. Что-то длинное и когтистое в темных углах квартиры незаметно уползает куда-то по трубам, остается незамеченным. Но не оставляет их одних. Этот дом никогда не оставляет их одних. Этот дом их убежище, этот дом их стена, их проклятие, их насильник, их личное чудовище с невидимыми лапами и ртом… …их личный ад на оставшуюся тысячу лет. *** — Кавех, притормози. Аль-Хайтам хватает Кавеха за плечо, заставляет того остановится. Они оба тяжело дышат после бега по ступенькам, но это лишь шестой этаж. Лифт в этом доме не работает уже черт знает сколько. — Притормозить? Куда он делся, вот куда? Он не отвечает уже четыре дня, не заходит в сеть, ничего! — Может заработался…? — предполагает аль-Хайтам, хотя и сам не верит в это. Куда уж тут, — …мало ли, что могло произойти… — Вот именно, что могло произойти все, что угодно, Хайтам, — у Кавеха голос надрывный, он почти плачет, беспокойно перебирает в голосе любые, самые ненормальные варианты, — я звонил его коллегам… говорят, он уже как месяц уволился… а в универе уже месяца два не был. Аль-Хайтам хмурится, трет переносицу и молча хватает Кавеха за руку. Они поднимаются оставшиеся этажи в тишине и оба чувствует тихое напряжение внутри старого, прогнившего подъезда. Будто не верится им, что здесь могут жить люди. Квартира не заперта. Кавех толкает дверь совсем слабо, и та с тихим скрипом поддается, открывает взор на старую, однокомнатную квартиру. — Мы точно там? — удивленно спрашивает аль-Хайтам, подозрительно и с некоторой долей брезгливости оглядывая квартиру, — разве Сайно не говорил, что у него трехкомнатная? -…Говорил, — тихо отвечает Кавех, проходя в сторону кухни, где на пыльном столе лежит телефон, — но его вещи тут. Телефон Сайно, одежда Сайно, вещи Сайно. Все здесь, в этой маленькой квартирке в почти заброшенном доме. Аль-Хайтам проводит пальцем по столешнице, собирая пыль. Здесь вообще столько пыли, и она везде, в каждом углу, на каждой вещи. Немногочисленные продукты в холодильнике уже давно пропали и смотря на все это думается только одно: — Здесь больше месяца явно никого не было, — говорит аль-Хайтам хмуро и как-то опасливо. — Я созванивался с Сайно неделю назад… по видеосвязи… — Я помню. Кавех берется за голову, будто та в какой-то момент начинает непроизвольно болеть, он облокачивается на стену, смотрит в потолок, чувствуя предательские слезы на глазах. От обиды, паники или беспокойства. Страха. — Что за дерьмо, — говорит он тихо, чувствуя, как руки Хайтама мягко обхватывают его, прижимают в попытках успокоить, хотя и у того все тело напряженно до предела. Кавех еще раз осматривает коридор и комнату мутным взглядом, тянет руки, обнимая Хайтама где-то на уровне талии, почти наваливается на него всем весом просто потому что сил больше не остается. Заявление в полицию. Дело. Расследование. Месяц. Второй. Третий и так до бесконечности. Когда яркое майское солнце слепит глаза, птицы без остановки щебечут о своем, а растительность снова начинает радовать глаз яркими цветами, Кавех окончательно перестает надеяться, что Сайно вернется. Он смотрит на огни фейерверков вдалеке, гипнотизирует их сгорающим взглядом. Хайтам накидывает на его плечи плед, сетуя на то, что ночами все еще холодно и с открытым настежь окном можно и простуду словить. Кавех ничего не отвечает, чувствуя родное тепло в этом ворчание и у него сжимается что-то там в груди. — Надеюсь он хотя бы в лучшем месте, — говорит Кавех тихо, пока в его зрачках отражается все ночное полотно с яркими разноцветными вспышками на нем. Аль-Хайтам перестает хмуриться, тихо вздыхает, опускает глаза и говорит почти одними губами: — Я уверен. *** Время перестает иметь значение, когда никаких дел и планов на ближайшее время не намечается. Город заливает рассветным сиянием, дома тихо начинает просыпаться; соседи снизу снова что-то готовят, слушая радио. Тигнари сильнее укутывает Сайно в одеяло, продирая сонные глаза. Смотрит в окно, на переливающиеся лучи проснувшегося солнца, жмурит глаза и слабо улыбается. Сайно под боком что-то мычит, тянет Тигнари к себе, заставляя того снова лечь. — Рано, давай еще поспим, — мямлит Сайно, даже не открывая глаза. Тигнари тихо прыскает, аккуратно убирает с его лица белые, длинные пряди, согласно кивая. — Мы могли бы продуктивно начать утро, зарядка, уборка, все дела… — Да ну, не верю, что ты реально этого хочешь. Тигнари ничего не отвечает, лишь разглядывает лицо Сайно в дюйме от него с каким-то особенным трепетом. Конечно же ему не хочется вставать и заниматься чем-то продуктивным. Это ведь все равно не имеет значения. Иногда души забредают, растворяются где-то между временем и пространством, теряются между жилыми домами в крупных городах и забываются, крутясь между беспокойных мыслей. Тигнари невесомо целует Сайно в нос, смотрит как тот чуть фыркает и снова закрывает глаза, разрешая поспать им еще пару часиков. В любом случае у них впереди еще целая вечность. Капкан захлопывается окончательно. Теперь они — часть прогнившего фундамента этого монстра. Этого дома.

Конец