Когда Матвей любит Ирку

Сильнее всего Матвей любит Ирку по утрам. Его утро начинается с того, что, проснувшись, он видит Ирку в своей постели, и его губы сами собой расплываются в улыбке. Он столько лет мечтал добиться её любви, сделать так, чтобы она принадлежала ему — не Свету, не копью, не Буслаеву, — только ему, — и он смог. Он заслужил право быть тем, кто просыпается с ней рядом, и он не отдаст это право никому. Никогда. Это ни с чем не сравнимое удовольствие — видеть Ирку так близко. Любоваться ей спящей, с разметавшимися по подушке волосами, такой уютной, родной и домашней. А потом наблюдать — если хватит терпения — как она просыпается, или же будить самому, как чаще всего и бывает. Ирка жмурится, смешно морщит веснушчатый нос, бормочет что-то спросонья, не желая вставать, и Матвей пытается и не может не улыбаться. Опять. Снова. До второй чашки кофя Ирку можно с успехом считать спящей. Над кофем они оба, при всей своей грамотности, издеваются постоянно — "Матвей, сделай мне кофю", "Может, кофейку?", и, конечно же, бессмертное "Будет тебе и кофа, и ванна, и какава с чаем". Матвей, конечно, иногда принимается ворчать, что вот ему кофу никто по утрам не варит и завтрак не готовит, но они оба прекрасно знают — он и сам ни за что не уступит ей эту обязанность. Утро заканчивается, но к этому времени Матвею начинает казаться, что больше всего он любит Ирку днём. Ведь после завтрака у них впереди целый день. День, который они могут провести вдвоём. Матвей по-прежнему тренирует Ирку — по крайней мере, так считается, — но вообще Матвею порой кажется, что Ирка давно уже переросла его, и уже непонятно, кто кого тренирует. Ирка учится быстро, и, хотя рунка всё ещё слишком тяжела для неё, технику она усваивает на отлично. При случае Ирка не упускает возможности пожаловаться валькириям, что Багров заставляет её метать лом, но к её словам не особенно прислушиваются — с таким счастливым лицом не жалуются. Порой вместо фехтования они уносятся бегать по Сокольникам, распугивая добропорядочных бегунов, чинно отмеривающих свои километры по аккуратным дорожкам. — Я счас сдохну! — утверждает Ирка после каждой тренировки, падая в траву за какой-нибудь десяток метров от их домика в Сокольниках. — И? Хочешь, чтобы я потащил тебя за ногу, бумкая головой о коряги, как Кристофер Робин своего медведя? — осведомляется Матвей, и, дождавшись обиженного "гад ты, всё-таки", усмехается и подхватывает Ирку на руки. Её нельзя не любить, когда она злится и морщит свою веснушчатую мордашку; Её нельзя не любить, когда она обхватывает руками его шею; Её в принципе нельзя не любить, думает Матвей, и едва не спотыкается, когда Ирка, изогнувшись, целует его в щёку. А потом вопит "зар-раза!", когда смертельно, якобы, уставшая Ирка, колобком скатившись с его рук, обгоняет его и захлопывает перед ним дверь ванной. Вот и доверяй после этого женщинам, думает Матвей. После тренировки их день абсолютно свободен. Они могут заглянуть к Эссиорху, к Варваре, к Бабане; могут поехать гонять комиссионеров; их могут припрячь выполнять поручения Света или валькирий; или же — и этот вариант, разумеется, нравится Матвею больше всех, — провести это время так, как хочется им. Ирка радуется, как ребёнок, когда Багров, как она сама выражается, придумывает что-нибудь эдакое, и от этого Матвею становится неловко, как всякому человеку, получившему гораздо больше, чем отдал. Ирка готова радоваться абсолютно всему, и удивлять её приятными мелочами Багрову ничего не стоит. А вот сможет ли он сделать ради неё что-то, действительно потребующее от него усилий или жертвы, Матвей уверен далеко не всегда. Вот Ирка, без сомнения, сможет. Ирка любит его, и только его, а он любит Ирку и себя. И когда Матвей думает об этом, ему становится от себя тошно. И спасает его, разумеется, снова Ирка. "Ну чего ты такой грустный? Хорошо же!" — искренне недоумевает она, заглядывая ему в глаза, и Матвей, улыбнувшись и стряхнув со лба чёлку, наклоняется и целует её. Будь что будет, а Ирку он никогда не предаст. И он оправдает её доверие, сколько бы времени у него на это не ушло. Матвей любит Ирку, когда они целуются под дождем, как в какой-нибудь мелодраме. Матвей любит Ирку, когда они стоят на берегу Финского залива, вспоминая, как впервые оказались в Питере вместе. Матвей любит Ирку, когда они телепортируют в какой-то парк аттракционов, где успевают побывать едва ли не на всех горках и каруселях, куда их ещё пускают по росту. И Багров любуется по-детски смешной Иркой с испачканным мороженым ртом, облезшим от загара носом, кружащейся юбкой и искрящимися от счастья глазами, в которых отражается закатное солнце. Но вечером Матвей любит Ирку не меньше. По вечерам он занимается копирайтингом, или читает, или готовит ужин, а Ирка... Ирка творит. Ирка печатает с таким усердием, что, кажется, дымится клавиатура, у неё открыты десятки вкладок и окон одновременно, но упаси Троил Матвея подойти и заглянуть: ноутбук — священная для Ирки территория. И почему-то Матвею в её увлечённости, серьёзности и сосредоточенности видится что-то невероятно трогательное. Хотя он, конечно, никогда ей об этом не скажет. Матвей просто посматривает на Ирку чаще, чем в лежащую у него на коленях книгу, и Ирка кажется ему настолько домашней и родной, что ему начинает нестерпимо хотеться настоящего дома, семьи и уюта. И, спрашивая себя: хотел бы он, чтобы когда-нибудь Ирка стала его навсегда, — Матвей мысленно отвечает "да". И она станет, когда через каких-нибудь полгода он сделает ей предложение. Матвей любит Ирку и утром, и вечером, и днём, и ночью. Впрочем, в их доме "ночь" — понятие растяжимое. Порой Ирка сидит за ноутом до трёх утра, обманывая себя бесконечным "ещё одну главу/серию/сезон и спать", порой — как правило, на следующий день, — вырубается уже к девяти, и Матвей, недовольно закатывая глаза, укладывается в гамаке, чтобы не разбудить её. Впрочем, на Ирку он не особо сердится — разве он в принципе может сердиться на эту беспечно дрыхнущую, улыбающуюся чему-то во сне физиономию? Конечно, нет. Потому что спать одна Ирка не любит так же, как и он, и после пары сериально-отсыпальных ночей сама приходит к нему с дразнящим: "Ма-атве-ей..." И Матвей любит её до безумия, навёрстывая все проведённые в одиночестве ночи. А потом наступает утро. Матвей любит Ирку всегда.