Пио-пио-пионы, дарит новый знакомый - Он питает слабости или хочет сцапать. В его взгляде патроны, как Сильвестр Сталлоне - Он убьет меня наповал и застрелит насмерть.
Мама, прости меня, у меня химия к мальчику. Мама, прости меня, у меня химия к мальчику.
Так знакомы симптомы: с головою и в омут, Я питаю ласковость к этим грубым лапам. Пио-пио-пионы, я б хотела попробовать… Губы вкуса мякоти самых красных маков.
Мама, прости меня, у меня химия к мальчику. Мама, прости меня, у меня химия к мальчику.
Моя Мишель «Химия»
Шла первая неделя апреля, а в Москве снова шел снег. Откинувшись на высокую кожаную спинку кресла, Иван смотрел в окно, облепленное снежинками, словно белыми толстыми мухами. В голову невольно пришли слова заученного еще с бабушкой стишка, такого же лживого, как и все, чему учила страна советов: Апрель! Апрель! На дворе звенит капель. По полям бегут ручьи, На дорогах лужи. Скоро выйдут муравьи После зимней стужи. Пробирается медведь Сквозь густой валежник. Стали птицы песни петь И расцвел подснежник. — Любой медведь себе жопу отморозит, стоит только нос из берлоги высунуть, — зло проговорил генеральный директор, передернув плечами — кабинет его находился на сорок восьмом этаже стеклянного здания, а потому вместо двух положенных каждому человеку трудовым кодексом Российской Федерации плотных каменных стен, у него были сплошные окна, мыть по весне которые было особенным приключением, достойным только промышленных альпинистов. Тепловая завеса, белой полосой изуродовавшая полы из натурального дерева вдоль высоких стекол, по мнению Ивана Васильевича, толку не приносила, и он мог только радоваться, что установленный им же дресс-код вынуждал его носить тонкие, но теплые шерстяные костюмы известного в узких кругах бренда. — Когда же весна наступит? — прошептал он, глядя в заснеженную даль — метель кружила неистовый вальс, размывая очертания города, и останавливаться явно не собиралась. Иван перевел взгляд на заставку одиноко стоящего на аскетично-пустующем столе макбука — на прошлогоднем фото цвела сакура, осыпая теряющиеся в ее лепестках очертания дорожек. Мужчина задумался о чем-то, словно стараясь разглядеть на изображении что-то скрытое от поверхностного взгляда. Резкий телефонный звонок вырвал директора из оцепенения, и он недовольно качнул головой, отгоняя наваждение. — Да, Кира, — голос у него был как и обычно спокойный и холодный, такой, что, казалось, проведи по нему пальцем, и он заскрипит, как остывшее на морозе стекло. — Да, пусть войдет. Тяжелая дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова женщины — красивая и ухоженная, явно посещающая и косметолога, и парикмахера не меньше одного раза в неделю. — Можно? — уточнила голова, и, только получив утвердительный кивок, посмела обернуться полноценной женщиной лет сорока — высокой и стройной, одетой в лавандовый брючный костюм с широкими брюками-палаццо и чуть великоватым по моде пиджаком. В распахнутые полы виднелась шелковая блузка, завязанная на горле пышным бантом, и от этой странной детали посетительница была похожа на цирковую собачку. Войдя, женщина едва заметно вздохнула, будто решалась прыгнуть со скалы без страховки, и обвела кабинет начальника быстрым взглядом — темные фиолетовые стены с яркими пятнами Кандинского, которого она не только не понимала, но и не любила, всегда давили и навевали тоску. Ступив на жемчужно-серый ковер, она замерла в нерешительности — справа от нее стоял низкий диванчик и кресло, обтянутые светло-серой итальянской тканью, и известный каждому в компании «бар-самобар», прозванный так коллегами за то, что в нем находилось абсолютно все в любое время дня и ночи. На низком столике лежали разложенные Кирой бумаги, и хоть на первый взгляд могло показаться, что логики в них нет никакой, любому сдвинувшему листы хоть на миллиметр не поздоровилось бы. Перед ней было второе кожаное кресло, больше похожее на стул, повернутое к хозяину кабинета чуть боком и отделенное от Ивана Васильевича столом. — Садись, Нина, — Иван открытым жестом указал на кресло напротив, решая ее дилемму. — Чай? Кофе? Водички, может? А то еле дышишь, — мужчина усмехнулся, а Нина внутренне содрогнулась — хоть это она была hr-директором огромной корпорации, видел насквозь каждого сотрудника именно Иван Васильевич. — Нет, нет, не сто… — начала она, но осеклась. — Кирюш, кофе нам свари, — будто не услышав отказа, Иван привычным движением нажал кнопку на селекторе и отпустил раньше, чем девушка в приемной успела что-либо ответить. — Ну, говори, чего опять? Кто на этот раз хочет денег? — Тут дело такое, Иван Васильевич, — Нине явно неловко было заводить этот разговор, и она непроизвольно отводила серые глаза в сторону и нервно заправляла темную, выпадающую снова и снова прядь за ухо. — Не знаю, знаете вы уже или нет, — Иван только утром вернулся из двухнедельной командировки в Штаты, — но Алексей Данилович… как бы это сказать-то повежливее… — она посмотрела на начальника, ожидая помощи, но тот явно задачу ей облегчать не собирался, — ну, в общем, сына он своего на работу устроить решил! — Не он первый, не он последний, — Иван только пожал плечами, — не вижу проблемы. — А я очень даже вижу! — hr-директор недовольно поджала губы. — У меня штатка не резиновая! Мне где ему должность взять? С потолка что ли? И он ведь не хочет, чтобы курьером там или специалистом каким, нет же! Ему, видите ли, надо чтоб сын его сразу начальни… — Нина замолчала, обернувшись к двери. — Кофе, — не замечая будто конфуза, объявила появившаяся в дверях Кира — темноволосая и темноглазая молодая женщина лет тридцати, одетая в мужскую будто рубашку из плотного белого хлопка и темно-бордовую, строгую юбку-карандаш чуть ниже колена. В расстегнутом в рамках приличия воротнике блестели легко узнаваемые, сцепленные между собой золотые кольца, а тонкое запястье охватывал золотой гвоздь. — Капучино для вас, Нина Сергеевна, — она ловко поставила фарфоровую чашку перед посетительницей, — и двойной эспрессо для вас, Иван Васильевич, — Кира улыбнулась боссу, кокетливо склонив голову к плечу — они работали вместе почти семь лет и давно пришли к выводу, что лучшие их отношения — рабочие отношения, но обоим весело было играть в недосказанность. — И там из Питера звонили, я попросила перезвонить. — Спасибо, Кирюш, — Иван тоже улыбнулся, и Кира вышла, постукивая невысокими каблучками. — Так вот! — тут же продолжила Нина Сергеевна, раздувая ноздри от негодования. — Начальником сразу хочет, представляете? И куда! В рекламу! У меня и так текучка там страшная, я им только нового начальника отдела нашла — умница, красавица… — Комсомолка, — усмехнулся Иван. — Мне вот вообще не смешно, Иван Васильевич! Сынок у Басманова не лучшая кандидатура, знаете ли! — снова затараторила hr-директор. — Во-первых, ему всего восемнадцать! Ни опыта, ни образования! Ну где такое видано? Как я сотрудникам объясню? Во-вторых, я с ним говорила! Ходила к нему, потому что он, видите ли, сам не соизволил подойти в отдел кадров и подписать документы! Никогда в жизни не встречала такого высокомерного мальчишку, а уж я чего только не повидала! — Нина вздохнула и залпом выпила свой капучино. — Его ведь из универа поперли, вот Алексей Данилович и старается, местечко ему потеплее выбивает… — заговорщицки продолжила она, выдавая сразу все козыри. — За что? — перебил ее Иван. — Не знаю точно, за неуспеваемость вроде, — Нина так сильно свела брови, что ботокс дрогнул. — Ну, там Катя еще вмешалась, она жила с ним первый триместр, потом Басманов прилетел, чуть не силой увез ее, мол дай сыну взрослым побыть, ну он и побыл… Говорят, миллионы спустил на тусовки за три месяца, на учебу забил совершенно, экзамены завалил, золотая молодежь, будь она неладна! Ну, и Алексей Данилович решил, что раз так все сложилось, то уж пусть лучше здесь будет, в следующем году в МГИМО его пропихнуть хочет, но сдается мне, что его и оттуда попрут. — Где учился-то? — Иван тоже нахмурился — он, конечно, много шел навстречу акционерам, но делать из компании шапито он не позволит, благо пятьдесят два процента акций у него, и решение всегда за ним. — У-у-у! — Нина улыбнулась и многозначительно произнесла, — к северо-востоку от Лондона. В общем, Иван Васильевич, видите какое горе на мою голову свалилось прямым рейсом? А уж какой оклад Басманов для сына запросил! — Нина присвистнула. — Вань, — тон ее изменился, не только Кира работала с Иваном много лет, — ну я прошу тебя, ну сделай что-нибудь! Ну негде мне ему руководящую должность найти! «Нету у нас ананасов!» Он еще не оформлен, а в офис ездит каждый день, в кабинете отцовском заседает, Лену загонял бедную! Спит до обеда, а потом заявляется пить кофе и нарядами из Столешникова хвастать! Рекламщики с ним еще не знакомы, но уже заранее взвыли! Хорошо, в общем, что ты из командировки вернулся, — со вздохом закончила Нина, умоляюще посмотрев в темно-серые глаза, показавшиеся ей сейчас даже темнее обычного. — У Алексея в кабинете, говоришь, — не предвещающим добра голосом уточнил Иван, и hr-директор кивнула. — А сам он где? — Поехал сезон подледной рыбалки закрывать, сам знаешь, для него это святое, — Нина демонстративно закатила глаза, давая понять, что увлечение его не понимает и не разделяет. — Сам уехал, а нам с сынком его возиться! — Схожу, посмотрю, что за птица, — Иван встал из-за стола и направился к двери. — Иди, Нина, работай спокойно, решим вопрос. — Спасибо, спасибо, Иван Васильевич, — громко сказала Нина Сергеевна вслед быстро удаляющейся спине в темно-сером костюме. *** Кабинеты акционеров располагались этажом выше, и Иван широким шагом направился к лифтам. — Вы вернетесь, Иван Васильевич? — уточнила Кира, выглянув из приемной в коридор. — Да, — не оборачиваясь бросил директор, — минут через десять. По дороге, Иван припоминал все, что знал о сыне Алексея — лет десять назад или даже больше он видел мальчика, когда приезжал к Басманову на дачу, которая скорее была загородной резиденцией шейха. Федя запомнился ему плаксивым и капризным, но при этом ласковым и любопытным — узнав, что Иван работает с его отцом, Федя задал миллион вопросов о том, чем они занимаются и не отходил от Ивана ни на шаг, а после устроил безобразную истерику, когда тот собрался уезжать. Пару месяцев назад Иван говорил с Алексеем — он и без Нины знал где учился Федор и каковы были его успехи — Басманов жаловался коллеге, что маленький его долгожданный сыночек и единственный наследник никак не желает взяться за ум, а у него, Алексея, нет даже сил сказать об этом его матери. «Ну, посмотри, какой лапушка здесь, — показывая Ивану фото шестилетнего Феденьки в красной панаме, синем пальтишке и ярко-желтых резиновых сапожках, говорил Алексей. — Так быстро дети растут, Вань! Вроде вчера только было, а он уже не сэндвичи с мармеладом требует и не медведя плюшевого, а новую тачку, и чтоб без водителя!» Доехав до сорок девятого этажа, Иван напрямик устремился к кабинету Басманова. В приемной на него уставились припухшие от слез и недосыпа глаза помощницы Алексея — всегда аккуратная и вежливая, сегодня Лена выглядела как уставшая многодетная мать. Елена открыла уж было рот, желая поприветствовать директора, но тот взмахом руки потребовал тишины и без стука распахнул тяжелую дверь кабинета. По сравнению с его собственным — стильным и утонченным, необремененным лишней мебелью и полным света — кабинет Алексея казался старомодным и тяжеловесным — массивная мебель, мрачные цвета, кожаные диваны и бесконечные пылесборники в виде статуэток, фоторамок и наград на полках — и потому его сегодняшний обитатель казался пришельцем из другого мира — мира смузи, шоппинга и запрещенных ночных гонок. Откинувшись на спинку кресла и закинув длинные ноги на стол, молодой совсем юноша безостановочно скролил ленту тик-тока, не удосужившись даже надеть наушники или выключить звук, и какофония беспрестанно сменяющих друг друга клипов сперва оглушила Ивана. На столе перед ним лежал захлопнутый и явно выключенный макбук, поверх которого красовалась тарелка свежих маффинов. В одной руке у Федора был айфон последней модели, в другой — бумажный стаканчик с русалкой в короне. — Стучать не учили? — огрызнулся он, вскидывая лицо — светлая, идеальная совершенно кожа, ярко-голубые глаза в обрамлении длинных, густых ресниц, ровный носик, широкие брови, пухлые губы — красивый мальчик вырос в красивого юношу, удивительного тут ничего не было, но Иван почему-то обомлел. Увидев, кому он только что нахамил, Федор покраснел так густо, что стало больно щекам, и он поспешно закрыл приложение. — Иван Васильевич! А папа сказал, что вы в командировке! — Федька обезоруживающе улыбнулся, и его щек коснулись две задорные ямочки, отчего и так слишком молоденькое личико стало почти детским. — Ночью прилетел, — усмехнулся Иван, обводя взглядом мягкие кудри чуть отросших волос, — а тут такой сюрприз! Медвежонок Паддингтон вернулся из Англии! Как там поживает мистер Браун? — Да это не он, — не поняв сарказма, Федька провел ладошкой по принту на футболке — Дональд Дак на пыхающем тракторе ехал по клумбе — одна из самых коммерчески успешных коллабораций дома Гуччи, бьющая в самые сердечки подросших детишек. — Вот, — Федя даже опустил ноги, выпрямляясь в кресле, чтоб Ивану было удобнее рассмотреть рисунок. — Так я и не о нем, — еще более насмешливо ответил Иван Васильевич, и Федька совсем покраснел и неловко отставил стакан. — Я Паддингтона не люблю лет с семи, — смущенно выдавил он, обиженно надувая губы. — Вот как, — хмыкнул Иван. — А что любишь? Рекламу? — Ну… — Федя шутки его не понял. — Чего ну? Ты же в руководители отдела метишь, дело свое надо любить, выбирать по душе, — напутствовал Иван Васильевич, присев на край стола. — Завтра жду от тебя сводную таблицу по результатам продвижения за первый квартал, пора итоги промежуточные подводить, — он окинул обалдевшего от его слов Федора строгим взглядом, от которого у мальчика все внутри похолодело. — Вы ж это не серьезно? — фыркнул Федя, кокетливо улыбнувшись — способ, безотказно работающий как с отцом, так и с матерью. — Более чем, — Иван поднялся, — в двенадцать. В моем кабинете. И я не люблю, когда опаздывают, Федор. Иван вышел, оставив дверь нараспашку, а самого Федьку в полнейшем раздрае. Сердце зашлось в бешеном ритме, и мальчик хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыбешка. Столько лет он следил за редкими фотками Ивана Васильевича во всех социальных сетях, столько лет ждал этой встречи, и вот теперь так опозорился перед человеком, который был его кумиром! Да, Федя давно и безнадежно боготворил папиного коллегу, мечтая — как тогда ему казалось — стать таким же, как он: про Ивана писали в журналах, вручали премии, выбирали мужчиной года, при этом мало зная о его частной жизни, которую тот рьяно оберегал. — Лена! — закричал Федька, выровняв наконец дыхание. — Мне нужен отчет по результатам продвижения за первый квартал. Немедленно! — Продвижения чего, Федор Алексеевич? — печально вздохнула уже уставшая от него помощница Алексея Даниловича. — По какому направлению? Их девять у нас… — По всем направлениям и продвижения всего, — подумав, ответил Федька, снова потянувшись к айфону. — Завтра в одиннадцать чтоб был у меня на столе. — Хорошо, — Лена закатила глаза и вышла, снова чуть не плача. «Это не твой стол, дурак малолетний! — зло думала она, набирая внутренний номер отдела рекламы. — Не был и не станет никогда!» *** В тот вечер Федя не мог заснуть особенно долго, вспоминая сегодняшнюю встречу и волнуясь о завтрашней. Впрочем, рано он никогда не ложился: поздние подъемы и привычка жить по лондонскому времени и так играли с ним злую шутку, но кроме того ночь была единственным временем, когда он мог побыть наедине с собой — днем мать не оставляла его в покое ни на минуту, окружая бесящей, навязчивой опекой, словно не понимая, что ему восемнадцать, а не восемь, и потому папино предложение о работе Федьку даже обрадовало. Будь младший Басманов поумнее, он бы потратил бессонные часы на изучение графиков и таблиц, подготовленных для него Леной и Светой, начальником отдела рекламы, который почему-то решили отдать ему, но дальновидность никогда не была его сильной чертой, и потому Федька полночи смотрел «Друзей», а после, выглянув за дверь и убедившись, что домочадцы все спят, открыл известный всякому мужчине от четырнадцати до девяносто девяти сайт. Чуть ли не ежедневно смотреть порно стало еще одной вредной привычкой, приобретенной им в Кембридже — разнузданные вечеринки распаляли и так вечно жаждущее секса молодое тело, но реализовывать свои желания с однокурсниками Федя не спешил. Он быстро понял, что вешающиеся на него девчонки ему совсем неинтересны и хороши только для того, чтоб ни у кого не возникало лишних вопросов. Федя честно попробовал и даже четырежды — с разными совершенно особами — но восторга не случилось, и он едва смог кончить, на утро уверив себя, что все дело в алкоголе, а не в его ориентации. Однажды, в очередной раз напившись вдрызг, словно был Пурим, а не обыкновенный вторник, Федька даже позволил симпатичному венгерскому футболисту опуститься перед ним на колени и наглядно продемонстрировать, чем отличается сделанный мужчиной минет от сделанного женщиной, но и это было не то. Чертовски близко к желаемому, но все-таки не то. Если бы Федю спросили почему, он бы пожал плечами и промолчал, потому что признаться в своих интересах ему было страшно даже себе. В своих ночных фантазиях это он опускался на колени и покорно открывал рот, и властная рука взрослого мужчины сжимала его волосы, направляя и заставляя почти задыхаться. О том, что было после, Федя не мог при свете дня даже подумать — мужчина поднимал его с колен, резко разворачивал и насаживал на свой член, заставляя вскрикивать и стонать, как вскрикивали и стонали щуплые, молоденькие мальчики, отдаваясь огромным мужикам на экране его макбука. Стыдно сказать, но у Федьки встал прямо в кинотеатре, когда Пол Атрейдес бросился в объятия Дункана, и стоящая на коленях коробка с попкорном шумно рассыпалась по полу. Досмотрев очередной сюжет — строгий учитель химии, похожий на персонажа сериала «Викинги», наказывал волоокого и светловолосого студентика за неверно сделанную домашку — совершенно распаленный Федька забрался с головой под одеяло, прихватив с собой смазку и коробку салфеток — как ни крути, но Федя был достойным плодом своего времени и даже мастурбировать учился по фильмам и сериалам. Стянув пижамные штаны, он привычно обхватил изнывающий член, воображая себя на месте студента, и ему хватило каких-то пяти минут, чтобы довести себя до пика, вот только у самой границы долгожданного оргазма, обернувшись в своих фантазиях через плечо, увидел он вовсе не викинга из порно, а искаженное страстью лицо Ивана Васильевича. Времени подумать у Феди не было — невиданной силы удовольствие накрыло мальчика с головой, унося бурным течением горной реки любые мысли. Взмокший и запыхавшийся, Федька лежал в горячем коконе и никак не смел откинуть одеяло — казалось, что стоит ему отвернуть уголок, и все его грязные тайны выльются наружу неудержимым потоком. За случившееся было чудовищно стыдно, а еще — мучительно страшно: безликие мечты последних лет вдруг обернулись к нему в анфас, делаясь очевидными — Иван Васильевич никогда не был его кумиром, но тайной, недосягаемой мечтой, и никогда Федьке не хотелось быть похожим на него… нет, совсем, совсем другого жаждал юный Басманов. *** Снег ночью перестал, и яркие лучи пучками падали в кабинет Ивана Васильевича сквозь небесную просинь, касаясь голых кистей рук и лица. «Теплые уже», — мимоходом подумал Иван и невольно улыбнулся, перелистывая страницу — коммерческий директор показывал ему цифры по первому кварталу, и Иван не мог не порадоваться существенному росту продаж. От разговора его отвлек телефонный звонок. — Иван Васильевич, к вам тут Федор Басманов, — раздался в трубке голос Киры. — Федор Алексеевич, — перебил ее второй голос — высокомерный и явно недовольный. — Меня ждут. — Федор Алексеевич Басманов, — ничуть не смутившись Фединым выпадом, поправилась помощница, — попросить подождать? — Мне назначено на двенадцать, — снова раздался Федькин сердитый голосок, и Иван Васильевич посмотрел на часы на правом запястье — он совершенно забыл о Федьке, уверенный, что тот не то, что не принесет отчет, но и вовсе больше не появится в офисе. Теперь же ему стало до крайности любопытно. — Простите, но у меня не записано, — самым спокойным голосом ответила Федору Кира — с виду хрупкая, она была каменной стеной, оберегающей покой директора, и пройти мимо нее было не проще, чем мимо Цербера в царство Аида. — Да, Кирюш, я звал его, — внес ясность Иван Васильевич, — пусть подождет. Закончу с Антоном и приглашу, — Иван положил трубку. — Иван Васильевич вас скоро пригласит, — с приветливой улыбкой обратилась Кира к Федору. — Предложить вам что-нибудь из напитков? Чай, кофе, воду? Сок, может быть? Федя ничего не ответил, смерив помощницу высокомерным взглядом и всем своим видом давая понять, что говорить он с ней не намерен. Девушка слегка пожала плечами и поднялась — облегающее платье из темно-синей плотной ткани выгодно подчеркивало достоинства, скрывая недостатки. Взяв из шкафчика лейку, Кира прошла к раскидистому растению в большом, стоящем на полу, горшке. — Это фикус? — спросил вдруг Федя, сам не зная, что дернуло его заговорить. — Нет, это пальма, — с какой-то нежностью в голосе протянула Кира. — Финиковая. Малышка просто, да и не вырастет большой в Москве. Партнеры из Саудовской Аравии привезли, — она погладила листочки, словно деревце было живым. Дверь в кабинет распахнулась, выпуская коммерческого директора, и Федор с Кирой обернулись на звук. — Заходи, — окинув Федьку быстрым взглядом, пригласил Иван. — Кирюш, кофе свари нам. Ты какой пьешь? — он снова посмотрел на Федора, и тот отчего-то покраснел. — Латте… но только на миндальном, — последнюю фразу Федя сказал тише и будто смущенней. — У меня есть, — улыбнулась Кира, уходя в маленькую кухоньку, — сейчас принесу. Чтобы пройти мимо Ивана, так и стоящего в двери, Феде пришлось повернуться чуть боком, и его обдало резким восточным запахом, словно он одновременно вошел в православный храм и в покои Шахерезады. Когда Федька стеснялся, он всегда старался выглядеть еще наглее, чем был на самом деле, и потому, не спросив даже куда ему присесть, плюхнулся на диван, откидываясь на спинку, но прижимая к груди макбук и листы в каком-то по-детски защитном жесте. Не то чтобы Иван собирался рассиживаться с Басмановым на диване, но попросить пересесть смущенного мальчика он почему-то не решился, проявляя несвойственную ему снисходительность. — Ну, Федор, подготовил отчет? — приступил Иван сразу к делу, и Федька сдавленно кивнул, протягивая директору сброшюрованные бумаги и глядя на него снизу вверх — в освещенной комнате глаза его показались Ивану чисто двумя осколками неба. — Окей, давай посмотрим, — Иван опустился в кресло и погрузился в чтение. Пока Иван Васильевич читал, Федька нервно крутил пуговицу на рукаве пиджака — малинового и переливчатого. Кира принесла чашки, с улыбкой поставила на столик, не говоря ни слова, и также безмолвно покинула кабинет. Не зная, чем себя занять, Федя попробовал кофе, добавил две порции сахара, оглушительно громко помешал — в кабинете стояла звенящая тишина — и снова отпил. Чем дольше он сидел на этом диване, тем громче стучало сердце — в голову лезли позорные воспоминания прошедшей ночи, и лицо его пылало. — Ну, допустим, — изрек, наконец, Иван Васильевич. — Какие выводы ты сделал? На что в первую очередь обратишь внимание во втором квартале? — На что? — эхом отозвался Федька, испуганно уставившись на директора и захлопав длинными ресницами — отчет он не читал, а если бы и прочел, все равно ничего не понял. — План у тебя какой? — едва сдержав улыбку, уточнил Иван. — Ну… — Федя покраснел еще сильнее, сливаясь с пиджаком. — Кто отчет готовил? — не зря Ивана прозвали Грозным — фамилия эта как нельзя лучше подходила к его нраву. — Правду говори, — строго добавил он, когда Федькины губы дрогнули. — Лена, — тихо выдавил Федя, опуская пылающее лицо и пряча за ресницами полные слез глаза — еще не хватало расплакаться, как ребенок. — Н-да, — вздохнул Иван, потирая переносицу — его план, состоящий в том, чтобы указать Федору его место весьма резко и категорично, с треском разбивался о красные щечки и влажные глаза — мальчика было жалко. «В конце концов, он же ребенок совсем, — подумал Иван Васильевич, пересаживаясь на диван. — И мне в его годы помогали и объясняли», — Не реви только, медвежонок Паддингтон не ревел, даже когда один оказался на Лондонском вокзале, — игриво сказал он, подавая Федьке по-старомодному тканевый платок. — Я не реву, — Федька шмыгнул носом и быстро вытер лицо, — это аллергия. — На работу? — не удержался Иван от усмешки, но ласковой, незлой. — Нет, — Федька тоже улыбнулся. — Откуда вы знаете про Паддингтона? У вас же вроде нет детей… — Я, Феденька, все знаю, — многозначительно ответил Иван, хитро улыбнувшись. — Давай-ка мы с тобой попробуем разобраться в твоем отчете. Бери мак, открывай эксель, — Федор посмотрел на Ивана с таким удивлением, будто тот был не человеком, а говорящим медведем. — Давай-давай, — поторопил его Иван, — время — деньги. Данные есть у тебя? Хорошо, давай попробуем их проанализировать и предложить стратегию на второй квартал… *** Когда Иван Васильевич посмотрел на часы, стрелки неумолимо стремились к цифре «три», намекая, что обед давно пропущен. Почти три часа он пытался втолковать Феде основы статистического анализа, экономики и маркетинга, но занятие это было не из простых. — Скажи мне честно, ты хоть что-нибудь запомнил? — со вздохом спросил Иван, закрывая ноутбук и глядя Феде в глаза. — Ну-у-у-у… Немножечко, — Федька очаровательно улыбнулся, от чего сердце Ивана неожиданно дрогнуло — давно никто не смотрел на него так. — Вы левша? — спросил вдруг Федя и тут же залился стыдливой краской. — Нет, — Иван усмехнулся, — с чего ты взял? — Вы часы на правой руке носите, — улыбнулся Федька, — так левши делают, потому что им так писать удобнее. «Рассматривал меня, значит», — с каким-то внутренним задором подумал Иван, а вслух сказал: — Я мало пишу, все больше печатаю, а тут разницы никакой. Твою бы внимательность, да в верное русло направить, — добавил он, и Федя снова смутился. — Рановато тебе начальником отдела быть, Федюша, надо еще многому научиться… — И вы научите? — ляпнул Федька, и сам испугался своей наглости. — Посмотрим, — после секундной паузы ответил Иван, окинув Федю непонятным ему взглядом. — Заместителем Светланы тебя пока назначим, а там видно будет, — Федя нахмурился и хотел уж было заспорить, но Иван отмел все его возражения одним взмахом руки. — Пойдем, пообедаем. Угощу тебя мороженым за успехи в обучении, — снова усмехнулся он, — или ты предпочитаешь мармелад? — Да ну перестаньте, — Федька задорно рассмеялся, — это было десять лет назад! Но шоколадный фондан я вполне заслужил, — он хитро улыбнулся. — Ладно, — Иван встал и протянул Федьке руку, — идем. Будет тебе и первое, и второе, и фондан. Не зная, что принято делать с одолженным ему носовым платком, что так и лежал на Фединых коленях, Басманов поспешно затолкал его в задний карман джинсов и поднялся — от прикосновения Ивана — первого в его жизни — Федьку сперва ошпарило кипятком, а после охватило леденящим холодом. Уже в лифте Иван Васильевич быстро набрал смску: «Басманова оформи в рекламу на должность заместителя начальника отдела. Зп дай, как просил Алексей. Вся информация конфиденциальная. Без обсуждений.» Опытный не только в бизнесе, но и в отношениях, Иван Васильевич быстро понял то, что Федя осознавал годами, и давно забытый азарт разлился по венам. Не испытывая недостатка ни в готовых отдаться ему женщинах, ни в мужчинах, Иван Васильевич отчаянно скучал — после смерти жены никто не мог вызвать в нем даже тени чувства, и потому фонтанирующий эмоциями Федька как-то сразу привлек его внимание — казалось, что Фединой безрассудной влюбленности хватит им двоим с головою. Пусть мальчик будет рядом — ему сплошная выгода: и веселье, и приключение, да и обязанный ему Алексей лишним не будет, скоро голосование в совете. Кроме того, старший Басманов весьма помог ему после скоропостижной смерти отца, когда неопытному пятикурснику достался многомиллионный бизнес — быть может, теперь самое время отдать старые долги. И красоту Иван ценил более чем — не только Кандинского скупал он на закрытых аукционах, но и старых академистов. В конце концов, на улице весна — самое время для охоты, а тут пестрая пташка сама гнездится в его ладонях. Сырые улицы блестели и чавкали под ногами, стремясь испортить как можно больше пар обуви. Иван и Федька сидели у окна, любуясь залитым первым теплым солнцем городом, ожидая свой заказ. Где-то на сорок седьмом этаже стеклянной башни Нина Сергеевна жалобно вздохнула в своем кабинете и набрала отдел кадров: — Приготовьте приказ о зачислении в штат Федора Басманова.