Этим вечером он стремился спрятаться ото всех: от докучливых друзей, злобных недоброжелателей, от чёрных глаз Адель и от сутулой спины Сен-Бева. Что она нашла в этом гноме? Самому ему лицо соперника казалось обезьяньим, исполненным коварного выражения. Даже рождение маленькой Адели не отвадило этого вероломного друга от чужой жены! Ветер налетел на Виктора Гюго, стоило ему отойти от здания «Комеди Франсез». Продвигаясь вперёд, он постарался опустить лицо и надвинуть на глаза цилиндр. Возвращаться к семейному очагу не было желания, идти к прекрасной Жюльетте в таком скверном настроении казалось настоящим свинством. Рядом с этой принцессой полусвета, следовало быть тем, кем он ей казался: поцелованным Богом гением, который сберегал в душе ярчайшую искру таланта. Сегодня на него накатило уныние. Любовь Адель, которую он чувствовал, что утратил, терзала душу и мужское самолюбие.
К счастью, Виктор очнулся у входа в погребок. Спуститься туда было подобно нисхождению в ад. Он не думал, что его могут узнать или чего хуже ограбить, сейчас ему нужно было тепло и тот самый человеческий гул, что мог изгнать из головы дурные мысли. Внизу было надымленно и шумно, Виктор Гюго протиснулся через толпу подозрительных типов и оказался у чудом не занятого столика в нише с окном. Он присел, снял цилиндр и пригладил светло-русые волосы. Вскоре к нему протолкалась несколько неопрятная, но всё ещё миловидная девица.
— Скучаешь, милый? — спросила она с обворожительной улыбкой.
Может быть, оставить её? Случайная подруга на неласковый вечер, в её дешёвых объятьях, возможно, удастся забыть о том, что зрелость ему принесла не только радость признания, но и горечь разочарований.
— В следующий раз, — ответил он достаточно твёрдо, чтобы девица пожала плечами и отвернулась. Брюнетка, хорошенькая… У него всегда была слабость к красивым девушкам со смоляными кудрями. Из задумчивости его вывел мужской голос:
— Разрешите? — незнакомец, не дожидаясь ответа, сел напротив писателя. — Шумно здесь, вы не находите?
Виктор Гюго хотел было попросить, оставить его в покое, но облик этого человека показался любопытным. Напротив него сидел высокий мужчина, сняв свой цилиндр тот обнаружил чёрные волосы с проседью. На вид ему можно было дать лет тридцать. У него были орлиный нос, густые брови и пронзительный взгляд человека неглупого и много повидавшего. Кожа у незнакомца отличалась особой почти прозрачной бледностью, Виктор также заметил чуть удлинённые белые клыки, когда тот вновь заговорил:
— Здесь шумно, не находите? — неизвестный щёлкнул пальцами и к удивлению писателя, люди не прерывая своих занятий дружно отошли от их стола на расстояние достаточное, чтобы не мешать беседе.
— Занятный фокус, — не удержался от восклицания Виктор.
— Пустяки, — мужчина поднял руку, подзывая официанта.
Он заказал бутылку красного вина и сыр, писатель, который был бы не против подкрепиться чем-нибудь посущественнее, возражать не стал. Всё же есть в таком месте, могло быть опасным. Когда принесли заказ, незнакомец разлил вино по высоким стаканам, они чокнулись. Виктор с содроганием выпил кислую жидкость, которая смела притворяться вином и закусил заветренным сыром, его спутник лишь слегка пригубил свой стакан.
— Я вас знаю, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Вы тот талантливый драматург и поэт, чьему перу принадлежит «Эрнани». Я был на премьере. Ловко ваши друзья придумали с красными билетами.
— Это всё моя жена, — нехотя ответил Виктор Гюго. — А с кем имею честь говорить?
— Сейчас моё имя ничего не значит, но триста сорок лет назад не было ни одного человека в Париже, который бы не знал его, — незнакомец гордо вскинул свою красивую голову. — Моё имя Клод Фролло и я когда-то был архидьяконом Жозасским в Париже.
Виктор поперхнулся, откашлялся и посмотрел на своего собеседника как на сумасшедшего. Хотя почему как?
— Вы неплохо сохранились, — выдавил из себя писатель, архидьякон милостиво улыбнулся ему.
— Годы уже давно не властны надо мной, — тут улыбка погасла и Клод Фролло стал серьёзен. — Я слышал, что вы взялись за написание новой книги, что-то в духе Вальтера Скотта.
Виктор Гюго поморщился, Адель тоже указала ему, что идея вторична. «Разве не об этом же был Айвенго?» — вопрошала его жена, сведя на переносице чёрные брови. Нет, не об этом!
— Это будет совершенно новая вещь, — резко произнёс Виктор Гюго, поджимая губы. — В новом духе, и главным героем здесь будут не люди, а собор Нотр-Дам!
— Превосходно, — глаза архидьякона зажглись огнём. — Мне больно смотреть во что годы, и люди превратили мой собор! Куда исчезли дивные цветные витражи и величественная лестница, ведущая к главным порталам. И что за фантазия была осквернить стены жёлтой замазкой? Этим цветом палач отмечал стены домов преступников!
— Как вы правы, сударь! — Виктор поразился созвучности их мыслей. — Небывалое, кощунственное разрушение! Наш век слишком легкомысленно относится к прекрасной архитектуре прошлого!
— Ваш век, — подчеркнул архидьякон, затем он сложил пальцы домиком и заговорил, пристально глядя на писателя. — Но всё равно необходимо облечь ваше возмущение в художественную форму. Вам требуется сюжет, достойный привлечения внимания общественности.
— Я знаю, — Гюго почувствовал себя задетым. — Грешная любовь каноника собора к горбатой девушке!
Теперь уже Клод Фролло выглядел растерянным.
— К горбатой? Почему девушка должна быть горбатой?
— Телесное несовершенство может скрывать богатство внутреннего мира! — почти оскорбился писатель. — К тому же она будет цыганкой.
— Вот это уже лучше, — архидьякон вновь улыбнулся. — Я хотел бы поделиться с вами своей историей, быть может, она покажется вам достойным сюжетом для будущего романа.
— Благодарю, но… — он недоговорил, так как архидьякон щёлкнул пальцами и уста мэтра Гюго сомкнулись, а слух весь устремился к Клоду Фролло.
— Когда-то я был образцовым священником. Надменнее, лучезарнее, чем у всех, сияло чело мое! Священнослужители учились у меня целомудрию, ученые — науке. Да, наука была для меня всем. На моём попечении были младший брат Жеан и глухонемой воспитанник по имени Квазимодо, оба добрые мальчики и чрезвычайно пригожие собой. Я мог почитать себя счастливцем, если бы однажды в летний полдень не выглянул в окно своей кельи, привлечённый необычным шумом. Бернар Клервосский порицал любопытство, и в моём случае, мне лучше было бы смирить тогда порыв, но я не удержался. Я выглянул в окно и увидел девушку, — здесь архидьякон пригубил вина.
Виктор Гюго невольно стал прислушиваться усерднее, этот человек уже не казался сумасшедшим, но по-прежнему вызывал опасения.
— Девушка плясала, у ног её лежала маленькая белая собачка с золотым ошейником, — продолжил говорить архидьякон.
Он долго описывал, как боролся с соблазном, но в итоге признался во всём возлюбленной Эсмеральде, и она ответила взаимностью.
— Сейчас священник, у которого есть любовница, вызывает лишь презрение и порицание. В моё время люди, осознавая, что это грех, относились ко всему с гораздо большим пониманием. Мы горели жаждой друг друга, мы вели долгие беседы под сенью Венсеннского леса, куда я её водил на прогулки. Это была прекрасная любовь! Увы, меня сгубила страсть к алхимии и слава учёного. Мне поручили изготовить для короля Людовика эликсир, способный поставить его на ноги, при этом руки мои были развязаны и я с необдуманной горячностью, принялся исследовать магические рецепты для нахождения верной формулы. Лекарство было получено, и я решил испытать его на себе! Но вместо исцеления оно превратило меня в вампира, — здесь Клод Фролло опустил голову.
Виктор Гюго сглотнул, сюжет, конечно, дрянь, никто не допустит такое в печать, но сюжетец, позволял выстроить историю, которая действительно захватила его. А Архидьякон продолжил говорить. Он рассказал, что обратил по её просьбе Эсмеральду в вампира, для этого она тоже выпила эликсир, а потом обратил и своего воспитанника, который не хотел покидать его. Они вынуждены были оставить Париж и странствовать многие века по свету. Со временем, они научились питаться только кровью животных, так как человеческая была ужасна на вкус и несла много вреда. Теперь все трое ненадолго остановились в Париже, перед поездкой в Италию.
Закончив говорить, архидьякон щёлкнул пальцами, и Виктор Гюго смог, наконец, разомкнуть уста.
— Это поразительно! — выдохнул писатель.
Вампир лишь грустно усмехнулся, больше они не говорили. Клод Фролло расплатился за вино и как-то слишком быстро исчез из вида. Потрясённый Виктор Гюго на неверно дрожащих ногах отправился к себе домой. На следующее утро он уже смутно помнил встречу с поразительным незнакомцем. Зато имена, которые тот называл, вспыхнули в памяти огненными буквами: Клод Фролло, Эсмеральда, Квазимодо…
***
Через год, на живописной итальянской вилле Клод Фролло пережил бурю упрёков от его Эсмеральды и воспитанника. Случилось это после прочтения нового романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери».
— Почему я такая дурочка? И дочь проститутки? Мои родители были ромами! — возмущалась Эсмеральда.
— Но почему он описал меня как чудовище? — голубые глаза Квазимодо налились слезами. — Откуда горбы и бородавка? Что я ему такого сделал? А торчащие зубы?
— Но тут же есть про нас… — оправдывался Клод Фролло. — Имена, например! Или вот как Эсмеральда кричит: «Вампир, вампир!»
Но это не помогло, когда буря немного улеглась, Эсмеральда обиженно подвела итог неудачному эксперименту.
— Лучше бы взяли того смешного, в розовом камзоле и голубых панталонах! Он бы может, написал не всё так ужасно. Как его…
— Теофиль Готье, — подсказал Клод Фролло, его возлюбленная и Квазимодо кивнули.
— И почему я убил господина Жеана? — сокрушался Квазимодо. — Мы ведь как братья были.
— Я ему рассказал, как всё было, — ответил на упрёки бывший архидьякон. — Но видимо, слишком перестарался с внушением, он ничего не запомнил!
— Дело сделано! — Эсмеральда с горечью посмотрела на книжку, которая невинно лежала на мраморном столике. — Придётся нам вечность жить с этим.
— Я тебя уверяю, эта книга скоро позабудется! — обнял её Клод Фролло
***
В 2023 г. Клод Фролло шёл навестить одного из любимых потомков своего брата, тот держал уютную булочную и любил поговорить с постоянным клиентом. Проходя мимо прилавка с букинистикой, с первого же взгляда бывший архидьякон выцепил корешок романа «Собор Парижской Богоматери». Эсмеральда, как всегда, оказалась права, им и правда пришлось с этим жить вечность.
