Бесовская пляска

Барнашов забежал в лифт и со всей силы клацнул по кнопке нужного этажа. Он должен был успеть перехватить девчонку. Просто обязан! Нельзя было позволить ей вернуть блядский планшет ублюдку Макару. В ушах стучало, Барнашов пытался отдышаться от быстрого бега, но получалось с трудом. Все-таки, уже не мальчик. Да и выпитый за все эти годы алкоголь давал о себе знать. В груди что-то неприятно кололо. Створки с протяжным скрипом разъехались, и вот она стоит. Обнаглевшая девка, что зовет себя Лютой. В лице изменилась, и пальцы судорожно сжались на лямках сумки. Сразу все поняла, и приготовилась бежать. А ведь он, вспомнилось вдруг, пожалел ее – один раз, или может, дважды? Когда она закинула длинные ноги в черных сетчатых чулках на его стол, а он отпустил ее на все четыре стороны. И еще раз, когда скинула с себя полотенце и встала перед ним совершенно голая, провоцируя, дразня, а он смотрел только на ее лицо, потому что перед глазами маячила картинка с ее отцом-коматозником, который лежал на больничной койке в соседней комнате. Ну и мысль в голове стучала, перезванивалась. Она ведь старше Юльки на год, максимум на два. Все это было, конечно, до того, как Макар сделал ему ту пакость с наркотическим отсосом и поганым видео. А позже Кристина — не Лютая, Лютой она была только на показ — каким-то другим голосом, более мягким, более податливым, сказала, что все ок, и она бы с ним, с Глебом, замутила. После этого жалость куда-то пропала. И времени прошло, как будто на целую вечность. Барнашов прижал створку лифта, стремящуюся отрезать их друг от друга, и велел девчонке зайти внутрь. Не зли меня. Она повиновалась. Правда, напуганной не выглядела, если только слегка. На лице заморозилась маска, сквозь которую едва-едва проступало недовольство. Конечно, он ведь обломал их с Юлькой гениальный план. Все еще не отдышавшись, Барнашов потребовал планшет. Их разделяло всего несколько сантиметров душного пространства. Так близко, что он мог почувствовать запах земляничной зубной пасты, которой она почистила зубы перед выходом. И на этом все, что было удивительно — Кристина, похоже, не пользовалась никаким парфюмом. Замечал ли он это раньше? Было ли ему дело? Он скользнул взглядом по губам девчонки — коротко, отмахиваясь от воспоминаний о том, как эти же губы обхватывали его член в порностудии Макара — и вернулся к ее глазам. Холодным и оценивающим. Глеб не понял как, но знал, что она тоже об этом вспомнила. Почему между ними так мало места? Он знал, почему. Так было нужно — если бы она начала сопротивляться, он бы надавил на нее своим авторитетом. Или прижал бы к стенке лифта и отобрал злосчастный девайс, заломав тонкую девичью руку. Какая-то часть него (не та, что была каким-никаким отцом, а когда-то давно — каким-никаким мужем), даже не подумала возмутиться. Встрепенуться, оттащить эту взбудораженную собаку внутри себя подальше, посадить на цепь. Ведь так нельзя… Можно, прорычал голос в голове, другой, злой, затертый до дыр. Кристина замешкалась на секунду, потом сунула руку в безразмерную сумку и отдала планшет. Легко, без лишнего слова. Как будто знала, что будет, если не отдаст. И ее это не беспокоило. В серо-стальных глазах плясали черти. Извивались, кружились по адскому танцполу. Она почти улыбнулась, когда Барнашов уже собрался нажать на кнопку открывания дверей и сказать ей, чтобы уходила. Собирался, но не сказал. И на кнопку не нажал. Сверху неожиданно что-то скрежетнуло, взвизгнуло. Лифт, этот старый работяга, резко дернулся и остановился между этажами. Барнашов повалился на стенку, Кристина повалилась на него. Он инстинктивно выбросил руку вперед, прижимая девушку к себе, не давая потерять равновесие. Планшет упал на пол, и они оба услышали сухой треск. – Блять! – выругался он сквозь зубы, запрокидывая голову и ударяясь затылком о маленькое зеркало. Кристина хмыкнула, и Барнашов снова посмотрел на нее, их взгляды встретились. Его рассерженный, ее смеющийся. Он все еще прижимал ее тело к себе, и дышать все еще было тяжело. Они оба проиграли в этом раунде, и оба это знали. Рука девушки вползла под пальто, пальцы протанцевали по ткани рубашки и ухватились за ремень на пояснице. Глеб чувствовал движение ее груди на своей, когда она дышала, и понял, что и эту, другую битву, он, похоже, тоже проиграет. Зверь, голодный, истекающий слюной, рвался наружу. Скулил и разрывал лапами землю. И зачем теперь его сдерживать, да? Будто прочитав мысли мужчины, Кристина встала на цыпочки и впилась в него губами. Вцепилась жадно, до крови. Кусая, воруя весь кислород и стирая границы. Он не хотел отвечать почти не хотел но когда она начала отстраняться, не получая должной реакции, удержал. Обхватил ладонью тонкую шею, углубил поцелуй. Принял правила игры, тоже становясь вором. Но если Кристина была мелким воришкой, что тащит мелочь из карманов, то он должен был стать настоящим профи. Тем, кто вскрывает дома и сейфы, и выносит весь скарб под чистую. Он должен был преподать ей урок истинного мастерства. Глеб усилил захват на ее шее, надавил большим пальцем на выемку под челюстью. Девушка застонала ему в рот, и он проглотил этот стон так же, как собирался проглотить всю ее целиком. Она двинула плечом, сумка слетела на пол. Кристина просунула освободившуюся руку под пальто и сцепила ладони в замок на его спине. Как будто хотела слиться с ним, раствориться. Смешаться в самый неподходящий коктейле в мире. Глеб на мгновение решил, что позволит ей это сделать. Почему-то… ни одному из них не пришла в голову мысль вызвать диспетчера и попробовать выбраться из застрявшего лифта. Все потом. Потом. Сейчас он хотел заставить ее кричать. От боли или от удовольствия, пока не решил. Девушка царапнула кожу на спине ногтями сквозь ткань рубашки, посылая ему сигнал. Барнашов оторвался от ее губ, переместил пальцы с шеи на затылок, стаскивая дурацкую шапку прочь. Намотал светлые волосы на кулак, запрокидывая ее голову. Кристина недовольно выдохнула, но он уже сдвинул ветровку и футболку с плеча и приложился губами к бледной коже на изгибе. Поцеловал, всосал в себя, укусил. Оставил красный и влажный след. Колени девушки подогнулись, и ему пришлось прижать ее к себе плотнее. В паху стало жарко и тяжело одновременно. Он продолжил покрывать поцелуями-укусами ее шею, плечо. Молния с оглушительным треском съехала вниз, полы ветровки распахнулись. Кристина сдвинулась, расцепила свой захват на его талии, занялась бляхой ремня и ширинкой. Пуговица, замок — она действовала быстро и отлажено, как часы. Отстранилась и начала опускаться. – Нет, – Глеб остановил ее, поднимая назад. – Это мы уже проходили. Кристина улыбнулась. В конце концов, стоять на коленях на замызганном полу лифта было такое себе удовольствие. Она потянулась к его лицу, поцеловала сама. Нежнее, чем в первый раз. Сунула руку в штаны, погладила сквозь ткань трусов. Член отозвался на прикосновение, и она добавила давления, сжала чуть сильнее. Глеб на секунду прикрыл глаза, лишь бы не видеть, как триумф растекается по ее лицу по мере того, как у него встает. Быстрее, чем когда он был с Региной в последний раз. Жарче. Нужнее. Стенки лифта вдруг стали давить со всех сторон, воздуха становилось все меньше. Кристина обхватила набухающий ствол ладошкой и начала водить по нему, задевая головку большим пальцем. Все еще через ткань, которую он начал тихо ненавидеть. Ему нужно было больше, нужно было сильнее… Сквозь стиснутые зубы вырвался приглушенный стон, больше похожий на рычание. Девчонка все поняла без слов. Стянула резинку трусов ниже. Барнашов почувствовал легкое дуновение прохлады на разгоряченной плоти. А потом ее пальчики — маленькие, нежные пальчики — коснулись кожи, и что-то взорвалось у него перед глазами. Коротко и привычно болезненно. Проделывая все это, Кристина целовала его в губы, в подбородок, опустилась на шею. Надкусила кожу, но не так сильно, как он ее, и тут же выпустила юркий язычок наружу, зализывая едва проступивший след от зубов. Слизывая одеколон, капельку пота. И последние барьеры сдержанной ярости, которые он обычно воздвигал вокруг себя. Дороги назад все равно уже не было. Он схватил девчонку за запястье, отпихивая. Не хватало еще позволить ей довести себя до финала вот так, рукой. Зря они, что ли, здесь сегодня собрались? Подтянул к себе, снова впиваясь в покрасневшие губы. Она ответила, поддалась. Глеб стащил с нее ветровку полностью, забрался руками под короткую футболку. Лифчика на ней не было, что радовало — крючки никогда не были его сильной стороной. Небольшие аккуратные груди идеально расположились в ладонях. Он слегка сжал их, проводя большими пальцами окружности. Девушка выгнулась ему навстречу и закрыла глаза, совсем как он сам пару минут назад. Глеб наклонил голову, освобождая одну из грудей, только чтобы прикусить сосок зубами сквозь ткань футболки. Она с выдохом охнула где-то рядом с его ухом и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть. Этот звук — томный, бархатно-влажный — заставил его член дернутся, напоминая о себе. – Пожалуйста, – простонала она, задыхаясь, и сама начала расстегивать молнию на своих джинсах. Теперь ее пальцы почему-то дрожали, и ему пришлось помочь ей. Вместе они расправились с ширинкой в два счета, и Глеб стащил с нее джинсы вместе с ажурными трусиками. Цвета бледной розы – такого не подходящего ни Лютой, ни ситуации в целом. Подобное белье надо медленно стягивать зубами, попутно покрывая кожу бедер нежными поцелуями. А не вот так, в грязном лифте, в спешке. В каком-то наркотическом угаре. И в хронической злобе. Но Барнашова это не волновало. Он бы не сорвался и смог удержать руки при себе, если бы она первая не вцепилась в его рот губами. А теперь он прижимал ее к закрытым наглухо створкам лифта и резко, почти грубо раздвигал коленом длинные бледные ноги. Кристина как-то сумела снять кроссовки и полностью выбраться из джинсов. И когда Глеб подхватил ее под ягодицы, толкаясь пахом вперед, она четко отработанным движением обхватила его талию ногами, скрещивая лодыжки на пояснице. Как часто она проделывала это раньше? Барнашов не хотел об этом думать. Как и о том, скольких из этих мужиков нашел для нее Макар. Девушка обняла его за шею, он надавил пальцами на ягодицы сильнее, зная, что оставит на чувствительной коже маленькие синяки. Но об этом тоже не хотелось думать. Их плоть соприкоснулась, и член, горячий, пульсирующий, оказался прижат к ее животу. Рука Кристины проскользнула между телами и тронула головку, заставляя мужчину снова рыкнуть. Девушка довольно хмыкнула, послюнявила пальцы и снова вернулась к чувствительному органу. Они оба понимали, что ждать, пока она сама станет влажной, времени не было. И ему нужно было прямо сейчас, поэтому Глеб не обратил внимания на то, как внутри неприятно царапнуло осознание – Кристина сделала это на автомате. Как будто покорно приняла то, что от нее требовалось. Да, ее тоже распирало желание, и да, она набросилась на него первая. Но это полное подчинение чужому возбуждению и игнорирование своих нужд? Он подумает об этом после. Все после… Барнашов перехватил свою ношу поудобнее и направил член внутрь. Туго. Горячо. Кристина поморщилась, но ничего не сказала, только развела бедра еще шире. Он прижал ее к дверцам плотнее, чтобы она не начала соскальзывать вниз, и поцеловал. Мягче, чем в прошлый раз. Слегка посасывая нижнюю губу. Отвлекая ее от неприятных ощущений. Девушка закрыла глаза и расслабилась в его руках. Он начал двигаться внутри нее. Пришлось разорвать поцелуй, и Кристина откинула голову назад, не переставая держаться за его плечи. Глаза все еще были закрыты. Открылся доступ к шее и оголенному плечу, и Глеб прижался лицом к изгибу, там, где уже алели следы от засосов. «Какая у нее чувствительная кожа», подумал он отстраненно. Все его внимание сконцентрировалось в жаркой точке схождения их тел. Темп движения нарастал, он вцепился в ее ягодицы сильнее. Вдавливаясь глубже. Девушка выгнулась в его сторону, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Заскользила затылком по нарисованному сердцу на серых металлических створках символу любви, какая ирония и потянулась одной рукой вверх, как будто хотела достать до неба. Глухие стоны начали срываться с ее губ. Глеб ускорился, чувствуя, что близок к разрядке. Все было так быстро, так душно. И слишком жарко. Кристина была изнутри как раскаленная влажная печка. Сжималась вокруг него, затягивала. Высасывала из него всю жизнь и остатки рассудка. Он дошел до черты, горящей белым огнем, и пересек ее. Фейерверк взорвался в мозгу вместе с бешеным стуком в ушах. Вот и все. Кажется, девушка в его руках закричала. Кажется, она крикнула его имя. Глеб! Барнашов подорвался и чуть не упал с дивана. Больно ударился рукой о журнальный столик, и эта боль отвлекла от напряжения в паху, выдернула его в реальность. В темноту их унылой квартиры. Одеяло наполовину сползло на пол. И девичий крик все еще звучал сюрреалистическим эхом, отдавался где-то в задней части затылка. Мужчина сел, сердце колотилось к груди. Теснота в трусах обескураживала, и немного пугала. Вот черт! Когда это у него в последний раз была эрекция при пробуждении? Лет сто назад? Наверняка, нет, но ощущалось порой именно так. – Как гребаный подросток, – пробормотал он себе под нос хриплым голосом. Попытался успокоиться. В горле было сухо, язык — как наждачная бумага. – Пап, ты в порядке? – раздалось со стороны кухни. Барнашов резко дернулся. – Блять! Юлька, какого хрена?.. Он судорожно подтянул одеяло к себе, прикрывая колени и пах, хотя в темноте дочь все равно не смогла бы ничего разглядеть. – Это ты какого хрена? – девушка со стуком поставила пустой стакан в раковину. – Попить вышла. А ты какие-то странные звуки издаешь. – Какие звуки? – спросил Глеб, прочистив горло. Что она могла услышать? Может, он говорил что-то во сне? Звал девчонку, которую трахал в лифте, по имени? – Не знаю, – ответила дочь задумчиво. – Как будто помирать собрался. Он облегченно выдохнул. – Это я бы с радостью… Юля ничего не ответила. Постояла несколько секунд, пытаясь рассмотреть отца в темноте. Может, хотела что-то сказать, но не сказала. Отправилась обратно. Глеб дождался, пока ее дверь закроется, и только потом откинулся на подушку. Неудовлетворенное естество заныло, но он силой удержал себя. Конечно, можно было запереться в ванной и выпустить пар. Но представить кого? Регину? Что-то подсказывало, что остатки поганого сна проберутся в его сознание, и, прикрыв глаза, он увидит далеко не Кравцову. Его же чуть не вывернуло наизнанку, тогда, в машине, когда он очнулся и вспомнил, что Макар заставил Кристину сделать. Хотя она и сказала, что в принципе была бы не против. А что? Ты крутой. Я бы с тобой замутила. Вспомнил, как резко захлопнул тогда сознание, лишь бы не отвечать на такую явную провокацию. Лишь бы не позволить себе думать… что ему могло это понравится. Что он мог бы сказать «да» и предложить ей продолжить начатое. Например, на заднем сиденье машины. Откуда-то Глеб знал, что она бы не отказала. А теперь этот сон. – Будем надеяться, что это была разовая акция, – прошептал он в темноту и сжал голову ладонями. Потому что если нет… то это будет полнейший пиздец.