Тень мертвеца

      В глазах этого ребёнка слива, — это была мысль, которая пришла к Юн Чжону, когда Чхон Мён обратился к ним, как к своим ученикам, заставляя впервые проходить через адские тренировки. Это было так странно, но ему подумалось, что не было ученика более подходящего под определение «последователь цветущей сливы», чем Чхон Мён, его саджэ, только переступивший порог секты ученик.       А ещё у него было много странных привычек, которые заставляли сомневаться являлся ли он обычным ребёнком. Пожалуй, Юн Чжона это беспокоило в наименьшей степени. Главное, чтобы его саджэ не был плохим человеком. Пусть он ворчит, как старик, пусть чисто для вида зовёт их старшими, пусть находит странное хладнокровие для его возраста, когда мчится в бой, или мудрость, которой он не слышал и от Лидера Секты. Всё в порядке, пока Чхон Мён творит хорошие дела и следует учениям секты.       Но было то, что ввело Юн Чжона в ужас, когда он это понял.       — Чхон Мён-а, твоя форма, — Юн Чжон указал на воротник. — Она неправильно надета.       — А?       Чхон Мён посмотрел на Юн Чжона так, будто не понял. Даже нищие умеют носить одежду, так как не мог он, тот, кто вырос во времена, когда Гора Хуа была ещё дисциплинированной, а рядом был перфекционист сахён, не уметь её правильно надевать?       — Нижний слой запахнут неправильно, — по какой-то причине по его спине пошёл пот. Это было так странно.       — Да? А я и не заметил, — Чхон Мён отогнул края верхней куртки, понимая, что действительно перепутал стороны. — Ай, ладно. Потом переодену.       Пусть Юн Чжон ничего не сказал в этот раз, но на следующее утро он пришёл в комнату Чхон Мёна, помогая ему правильно запахнуть одежду и одеть форму, будто тот был ещё малым учеником. Ему вспомнилось, что как тэсахён, он не сделал этого, когда Чхон Мён пришёл впервые на Гору Хуа.       — Чхон Мён-а, так одежду запахивают лишь мертвеца, — сказал Юн Чжон, чутка бледнея, когда затягивал узел на поясе. — А ты не он…       Он поднял лицо на Чхон Мёна, надеясь, что тот отшутится, как и всегда. Мол, конечно, он живее всех живых, а вот сахёну следует поволноваться о своей целости на тренировке…       — Ага.       … но он был ужасающе отстранён.       Было то, чему Юн Чжон не предавал значения, то, о чём временами говорил Пэк Чхон, но они лишь отвечали, что тот слишком медлителен и они сами всё заметили. Их саджэ, Чхон Мён-а не походил на живого человека. Никогда.       Он дышал, как и все; ел, как и все; смеялся, как и все —       В его глазах не было желания жить, лишь выполнить какую-то далёкую цель. Он всегда толкал их в спины, но не говорил, что будет рядом после всего. И он имел привычку носить одежду, как у мертвеца.       — Пожалуйста, Чхон Мён-а.       Юн Чжон не говорил о чём просил, а Чхон Мён лишь рассмеялся с опозданием, будто понял, что его раскусили. Больше он не носил так форму, но пот всегда тёк по спине Юн Чжона, когда он вспоминал, что принимал это как должное и не обращал внимания. Будто это было правильно. Будто это просто было частью всех тех привычек, которые имел Чхон Мён.       Это было то, что стало его беспокоить.

***

      Он слишком далеко, дальше, чем хён, — эта мысль не покидала Пэк Чхона, когда он смотрел в спину своего саджиля. Они знакомы очень долго, несколько лет, половина из которых состояла из битв, сближающих лучше, чем десятилетия радости и счастья. Но чувство дистанции, которое Пэк Чхон ощущал, отличалось от них с хёном.       — Сасук?       Чхон Мён смотрел на неожиданного гостя, забравшегося на крышу к нему. Пэк Чхон ничего не ответил, сев, забрав кувшин из рук и отпив. Возвращая кувшин в руки удивлённого Чхон Мёну, он сказал:       — В обязанности сасука входит разговаривать с младшими.       — О…       Все реакции Чхон Мёна были до странного медленными. Казалось, что он пытался понять, здесь Пэк Чхон или нет, будто его и не было сейчас на крыше павильона Белой Сливы. Наконец он всё же сказал:       — Я понял, Дон Рён хочет наказать меня за тот раз. Какой злопамятный, тц!       — Ха-а…       Пэк Чхон вздохнул. Этот человек никогда не был простым, но и старшим братом Пэк Чхона была не самая лёгкая в общении личность. Смотря на далёкую луну, он сказал:       — Когда все пьют, тебе необязательно уходить. Ты не лишний.       Никто не замечал этого раньше, потому что Чхон Мён был слишком хорош в том, чтобы уйти, когда никто не видит. Это была именно та разница в дистанции, которую осознал Пэк Чхон. Гым Рён никогда не давал и шанса быть ближе, Чхон Мён же всегда тянул вперёд, давая эфемерный шанс себя коснуться. Но когда бы Пэк Чхон достиг конца пути вместе со всеми, касаясь рукавов его формы…       — А-ха-ах, сасук хочет, чтобы Сосо продырявила меня своими иглами? Как я буду пить, если именно старшие забирают весь алкоголь?       … он исчезнет.       Пэк Чхон прикрыл глаза, отгоняя прочь образ растворяющегося в пустоте Чхон Мёна. Он был рядом, значит всё хорошо.

***

      Он не ценит себя, — эта мысль не отпускала Сосо, когда она перевязывала раны Чхон Мёна, каждый раз возвращая его с того света. Когда она заканчивала последний шов на испещрённой шрамами коже, то зарывалась в руки и рыдала, пока силы не покидали её вовсе. И на следующий день она просыпалась, лёжа головой на уже пустующей кровати, лишь с накинутым на плечи одеялом, которое сжимала с горечью.       Её сахён был сложным человеком.       Тан Сосо была дочерью семьи как превосходных лекарей, так и лучших отравителей. Через её руки прошли множество воинов и простых гражданских с тяжёлыми ранами, но все они, как один, цеплялись за свою жизнь, даже когда Сосо была бессильна. Но не Чхон Мён. Нет. Он просто ждал, пока его самэ заштопает почти разорванное на куски тело, веря в её навыки, как никто другой, а потом шёл вновь, принимая то, что его тело сшито нитями, как должное.       И дело не в том, что Чхон Мён сам кидался под острое лезвия оружия. Нет, он не был таким легкомысленным человеком. Просто он брал все атаки на себя.       Даже в поле битвы, когда кто-то близок к тому, чтобы распрощаться со своей жизнью, он появляется на миг, чтобы спасти. И даже когда Сосо сшивала его в первый раз, он встал из последних сил, чтобы остановить летящую стрелу голой рукой, и пожурив её, упал обратно.       Когда Тан Сосо вновь обрабатывала раны в павильоне, она нанесла мазь, которую раньше не использовала. Чхон Мён, завидев знакомую баночку, удивился, спрашивая:       — Э, разве эта не то лекарство, которое ты используешь для саго?       — Да, — Сосо кивнула, а в её голосе была нежность, смешанная с печалью. — Я не хотела, чтобы на теле саго были шрамы и создала мазь из редких и дорогих трав. Поэтому цени то, что я использую её на тебе, сахён.       — Я и не просил, тц.       Пусть Чхон Мён был и недоволен, но Сосо уверена, что он понял её знак доброй воли и заботы. Он тихо сидел, пока девушка тратила ценную мазь, чтобы просто уменьшить количество белых полос на спине, руках, груди, всём теле.       Её волновало то, что сахён не заботился о своём теле. Но он жив, и это хорошо.

***

      — Это…       Всё вокруг затихло, чтобы запечатлеть момент победы, момент триумфа, момент конца войны. Никто не смел улыбнуться, не веря, что это всё, пока Чхон Мён не объявит этого сам, стоя там, у трупа без головы. И когда он наконец обернулся, одарив всех спокойным, безмятежным, полным нежности взглядом, и поднял кулак вверх в знак победы, все закричали:       — А-А-А-А-А-А!       — ЭТО КОНЕЦ!!!       — БОЖЕСТВЕННЫЙ ДРАКОН ГОРЫ ХУА!!!       Чо Голь обернулся к Юн Чжону, крича и плача одновременно:       — Чхон Мён это сделал! Мы это сделали!       — Голь-а, моё ухо…       Юн Чжон попятился и упал на землю, чувствуя, как все силы покинули его. Тан Сосо рыдала, держа бессознательное тело Ю Исоль, а монах Хэ Ён читал сутры. Даже Им Собён ухмыльнулся, прикрывая лицо веером, говоря о том, что Чхон Мён не спешил. Тан Гунак и другие лидеры Альянса Небесного Соратника кивнули, они верили, что этот человек справится.       — Чхон Мён-а, — сказал Пэк Чхон, делая шаг вперёд, чтобы встретить саджиля с победой.       Но что-то пошло не так.       Стоящее на вершине из трупов тело покачнулось и покатилось вниз. Пэк Чхон резко рванул вперёд, хватая его, а рядом столпилась толпа. Сосо оттолкнула каждого, хватая руку сахёна и бормоча:       — Я-я… не чувствую…       В теле не было ци, нет, в нём вообще не было ничего. Был лишь один случай, при котором всё совершенствование в миг рушилось, если ядро было уничтожено, или выжжено самим обладателем.       — З-зачем…       Но Сосо поняла зачем, каждый понял почему Чхон Мён это сделал. Как бы он ни был одарён, но победить Небесного Демона собственными силами не представлялось возможным. Он просто использовал истинную ци, пока та не иссякла вся и он не отрубил голову Чхон Ма.       — Хех…       Как только послышался слабый смешок, Сосо закричала:       — Сахён! Сахён, не смей закрывать глаза! Я… я…       Нет, она ничего не могла. И человек, что верил больше всех в неё и искусство семьи Тан не мог этого не знать. Чхон Мён попытался открыть глаза, пока зрение полностью не померкло. Он видел. Видел всех здесь.       И склонённые над ним волосы Пэк Чхона, которые не запачкали даже сражения. И плачущую Тан Сосо, которая по-прежнему пыталась бороться за жизнь своего сахёна. И Юн Чжона с Чо Голем, которые разгонял остальных, бросая взволнованные взгляды назад и стараясь не плакать. Ю Исоль, что без сознания хмурилась. Даже лысого монаха, который помогал Сосо учениями Шаолиня, даржа Чхон Мёна за руку и читая сутры. Союзники, друзья, соратники.       «Тепло»       «Сахён, я сделал это»       «Теперь всё будет хорошо»       «Они справятся, ведь я хорошо их воспитал»       «Я так скучал всё это время…»       Ученики Горы Хуа и не только они рыдали над телом их самого младшего ученика и товарища, не веря, что погиб именно он. Это мог быть кто-либо другой, но только не Божественный Дракон. На мгновение Юн Чжону показалось, что он видит Чхон Мёна сквозь замутнённый взор:       — Чхон Мён-а?..       — Ну же, не плачьте. Разве то, что все живы, не хорошо?       Это был взгляд полный нежности, которым он всегда их одаривал. Но теперь он не казался неправильным, нет, не младший ученик так должен смотреть на своих старших, а далёкий предок, что наблюдает за на юными детишками и воспитывает их.       «Мы присмотрим за Горой Хуа, Чхон Мён-а»       Это было то, что он доверил им напоследок.       И это то, что они обязаны выполнить, чтобы отплатить их саджэ.