Флёр

— Мне действительно очень жаль. Я действительно ублюдок. — Джексон поворачивает голову назад и смотрит на него. Теперь это был щенячий взгляд. Лайтнинг молчит. А что, ему, собственно говорить? После всего, чего сделал этот чёрт, он же хочет выпросить прощения слёзками? Тогда ему нужно выплакать новое море, чтобы почувствовать сожаление на своей шкуре. Джексон тяжело вбирает в лёгкие холодный воздух, но не из-за погоды, а присутствия кого-то, перед кем он должен вымаливать прощения на коленях, пуская самые горькие реки по щекам. Он встаёт, и опустив голову, медленно направляется к Лайтнингу. Всё, что он видит — облупленную снегом подошву. Хотя большего он и не должен видеть. Слишком стыдно, чтобы смотреть ему в глаза. Он слишком виновен, чтобы смотреть в глаза тому, кто похож на сущего ангела. И вот, стоит в метре, видит чёрные сапоги. Позволив себе немного поднять голову, он замечает шею Лайтнинга. Он не сглатывает, будучи в ожидании. Кажется, что он даже не дышит, чтобы услышать все слова раскаяния, которые должен был слышать ещё раньше. Возможно, он в последний раз мысленно перекрестился. Лайтнинг слышит хруст, прежде чем почувствовать чужие руки на спине. Джексон обнял его, всё также продолжая разглядывать снег. — Прости меня, если сможешь. Если ты можешь позволить себе простить меня. Лайтнинг вздрогнул. Ему уже и самому казалось, что он проглотил язык. Он не делал вообще ничего. Просто в изумлении слушал, как руки Джексона, словно от слабости, медленно стекают по куртке. Он поднимает их вновь, на этот раз прижимая к себе за плечи. — Ты можешь избить меня прямо сейчас. Зрачки в лазурных глазах сужаются, взгляд мутнеет. Опустив глаза, он видит лишь заснеженную толстовку, которая вскоре станет залиденевшей. Лайтнинг хочет быть сильнее своих чувств, но не может ничего поделать с этим. Эмпатия — не то, от чего ему дано отказаться. Всё-таки это к лучшему. Он посмотрел на свои руки и тело, прижимающееся к нему. Кажется, парень скоро промёрзнет до костей. И он же прижал его к себе сильнее, одной рукой удерживая за талию, а второй поглаживая голову. — Я не держу на тебя зла, — наконец повернулся его язык, — И я не буду делать тебе больнее. Внутри всё сжалось. Вместо того, чтобы утопить его в этом дерьме, его простили. Лайтнинг хотел снять с себя куртку, но услышал тихий всхлип в ухо. Изначально он не понял, что это, но это повторилось. Первый, второй, третий... Лишь через время он понял, к чему это. Парень рыдает. Джексон готов был поклясться, что он впервые почувствовал что-то мягче, чем рубашка, и что-то приятнее, чем сигареты. Он хотел перестать издавать стоны от одновременно сладкой истомы и колющей боли. Каждый новый выдох сопровождался прерывистым желанием набрать кислород и успокоиться, но получалось лишь рваное дыхание, выдающее и слёзы, и слабый голос. Он соврёт, если скажет, что не хочет упасть на колени и извиняться до последнего, замерзая с влажными щеками. — Джексон? — проговорил Лайтнинг, быстро подняв тёплыми ладонями совсем малость мокрое лицо. Всё также не открывает глаза, но плачет. Стыдоба. — Посмотри на меня, — протерев тыльной стороной ладони глаза, он накрывает его руку своей. — Пожалуйста. Неохотно Джексон взглянул на него. Плохо видно его очертания лица, но даже так легко понять, что Лайтнинг улыбнулся. — Прости меня. Прости, прошу. Умоляю... Я больше ни о чём не посмею тебя просить... — на одном издыхании произносит слова, и снова начинает задыхаться. «Слабак» — хочет слышать разум, но вместо этого доходят иные слова: — Я простил тебя. Джексон желает отойти от него. Засранец знает, что не заслужил такого отношения к себе после всего, но не хватает сил уже ни на что. Вместо плевка в лицо он ощущает, как его притягивают к себе. Лицо специально укрывают от ветра и тыкают в грудь, как котёнка в молоко. Замёрзшее тело прикрывается нежной курткой, и он чувствует, как его заключают в объятья. Ему становится ещё стыднее. Его простили, поняли и жалеют. Почему прямо сейчас он не валяется на окровавленной белой пелене? Почему не скулит, захлёбываясь собственной кровью? Почему он чувствует тепло своего давнего соперника, а не холод его рук? Потому что Лайтнинг великодушен. Джексон выше, но он не отказывается опустить голову и слышать, как мирное дыхание успокаивает его. Пройдёт наверняка немало времени и усилий, чтобы плохой мальчик перестал карать себя. Лайтнинг это знает, и поэтому целует его в макушку смольных волос, да-бы заставить выплакать из себя всё. — Я буду рядом.