Путь устланный золотом

Роковой случай на охоте летом 1519 года унес жизни Султана Селима Явуза и его старшего сына Шехзаде Сулеймана. В одночасье второй сын падишаха от его жены, крымской ханши, Шехзаде Мурад стал единственным возможным правителем Османской Империи. Он вместе со своей семьей — женой Мехри, сыном Османом и дочерью Айнишах приехали в Стамбул, дабы возглавить осиротевшее государство. Мать Мурада, Айше, была удостоена титула валиде-султан и стала управлять гаремом своего сына. Позднее у Султана Мурада появились другие наложницы и дети, однако старший сын, Шехзаде Осман, купался в лучах славы и всеобщей любви. Мехри Султан много занималась благотворительностью, часто делала крупные пожертвования в мечети, выходила в народ и была почитаема простыми людьми. Однажды при мечети она встретила девочку-сироту, что отличалась красотой и умом. Султанша взяла ее во дворец и сделала своей служанкой. Гречанка Мария, что потеряла родителей во время многочисленных эпидемий, быстро стала откликаться на имя «Мерьем» и воспылала любовью к своей благодетельнице. Она росла рядом с Османом и Айнишах, помогала своей госпоже воспитывать младших детей, получала образование и мечтала стать кетхуда-кадын. Когда Осман повзрослел, ему нашли невесту из Крыма, начали подготовку к обрезанию и переезду в санджак. И в это время в Эдирне, где располагалась главная резиденция султана пришла чума… Эдирне, январь 1525 года. С каждым днем работа все больше и больше угнетала Марию. То и дело кто-то из знакомых заболевал чумой, что зверствовала не только в городе, но и в султанском дворце. Блондинка истово боялась не только заразиться сама, но и потерять тех, кто был ей дорог. Первая, о ком беспокоилась девушка, была Мехри Султан. Мудрая взрослая женщина, что взяла ее под свое крыло, подарила Марии-Мерьем все, о чем та только могла мечтать. К молодой девушке хорошо относили дети султана, в свободное от работы время Мерьем играла с теми, что постарше, или нянчила тех, что помладше. У блондинки были свои личные деньги, которые та получала за прилежную работу. С приходом в гарем в качестве служанки Мехри Султан, маленькая христианка забыла о том, что такое нужда и одиночество. Ей казалось, что счастливым дням не будет конца. Но конец наступил. Болезнь пришла в город внезапно, мелкими вспышками. Во дворце тоже многие заболевали. Первым пострадал от чумы один из сыновей Падишаха, Шехзаде Селим. Когда у малыша начался жар, никто и не подозревал, что это не обычная простуда, а черная смерть. Уже через несколько часов всему дворцу стало известно — пришла чума. Мария в глубоком детстве слышала от матери, что там, где они когда-то жили, тоже была похожая эпидемия много лет назад. Служанка знала, что от этой болезни умираешь быстро, но мучительно. Те, кто утром завтракали со своими родителями, вечером могли ужинать со своими прапрадедами. Одно дело слышать об этом, другое — увидеть своими глазами. Эпидемия заставила ее вновь обратиться к прошлому, что казалось давно похороненным. С того дня, как замерзшую, почти прозрачную от голода, с грязными спутанными светлыми волосами десятилетнюю Марию подобрала добрая госпожа прошло уже шесть лет, и за эти годы служанка позабыла обо всех ужасах своего сиротства. Забыла о том, как ее родители медленно умирали, как она скиталась по улицам, выпрашивая хотя бы кусочек хлеба, забыла, как ее приютили в мечети и позволили переночевать под теплым кровом. А потом пришла она — словно луч солнца, с живым взглядом, ярким смехом и теплыми ладонями, ее спасительница и ее новая хозяйка. Мехри дала ей не только дом и работу. Она действительно заботилась о ней, сделав ее частью своей семьи, невзирая на пропасть в их статусах. Жена султана, крымская ханша, что не знала ни нищеты, ни горестей, воспитывавшая таких же гордых детей, родившихся в золотых колыбелях, без всякой причины облагодетельствовала нищенку, позволив той получать свою толику любви. Мария ценила это, как и ценила возможность дружить со старшим сыном госпожи — Шехзаде Османом. Конечно, у Мехри были и другие дети, была и дочь — ровесница Марии, но юная султанша крови не воспринимала служанку настоящим другом, а маленькие наследники видели в юркой гречанке скорее няню, чем подругу по проказам. И все же Мария была счастлива, нисколько не отягощенная своим рабством, она верила, что беда и болезнь больше никогда не придут в ее дом. С момента смерти Шехзаде прошло меньше недели. Все, кто мог себе это позволить, пили отвары, укрепляющие иммунитет; старшая калфа приказала водить наложниц в баню как можно чаще, хамамы султанш же топили круглые сутки, и те проводили там очень много времени вместе с детьми. При первом же подозрении на температуру, человека отправляли в лазарет, где давали пить мед с ароматными травами и окуривали их шалфеем и полынью. Мерьем тайно купила у лекаря небольшой мешочек с этими травами, надеясь, что он защитит ее от страшной заразы. И пока все шло хорошо. Для девушки прибавилось работы, особенно сегодня утром, когда ее хозяйка пожаловалась на жар. Мехри Султан унесли в лазарет, а Мария осталась присматривать за самыми младшими детьми своей госпожи. Настроение было тягостным и печальным. Улыбки и смешки принцессы Нурай и принцессы Алии совсем не радовали Марию, ибо все ее мысли были прикованы к состоянию Мехри. Такую же тоску и апатию девушка заметила у более старших детей, которые, очевидно, понимали, где их матушка, и что с ней может случиться. Мария уложила младших султанш на обеденный сон и отправилась в свою крохотную комнатку, где едва помещалась кровать, на которой девушка спала. Она плотно прикрыла за собой дверь, встала на колени и начала молиться. — О, Премилосердный Боже, Отче, Сын и Святой Душе, в Нераздельной Троице… — прошептала девочка. Произнеся первую строку, Мария сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Она искала в себе силы продолжить и не заплакать. Внезапно раздался стук в дверь, и через мгновение та распахнулась. — Мерьем, — обратилась к ней личная калфа Мехри, — на кухне рук не хватает, они просили прислать кого-нибудь, кто не занят. Спустись, поможешь им. Девушка кивнула, поднялась с колен и направилась вон из покоев в сторону дворцовой кухни. Она расстроилась, что не успела закончить свою молитву о здоровье госпожи и всех-всех ее детей. Однако ничего не поделаешь — приказ. Блондинка, опустив голову, следовала за старшей калфой на кухню, уже предвкушая, что ее заставят чистить рыбу или разделывать мясо или еще что-нибудь не очень приятное. Мысли ее были далеко от кухни, рядом с ее госпожой. Войдя в просторное помещение одного из дворов, Мерьем подняла глаза и увидела знакомое лицо. Она не знала эту девушку лично, но замечала, что та состоит в свите Лютфии Султан, которая приходилась Мехри племянницей и являлась невестой Шехзаде Османа. «Интересно, ее тоже заставили сюда прийти помогать, или она за перекусом для госпожи пришла?» — Задумалась на миг девочка, но тут же отвлеклась на главного повара, который громко сказал: — Хатун, почему так долго шла? Что, ножки еще не выросли быстро бегать? Отпустив неосторожную шутку, Шекер громко захохотал, а сама Мерьем нахмурилась. — Если что-то не нравится, я вернусь к своей госпоже, и ищи себе другую помощницу, — слишком серьезно для подростка ответила блондинка. Ага развел руками, а затем обратился к девушке, что ожидала отвара. — Через пару минут напиток будет готов, отнесешь и приходи сюда, поможешь этой девочке мыть котлы. Негоже давать ребенку непосильную работу, а вот вдвоем вы славно управитесь. Услышав свою предстоящую участь, Мерьем закатила глаза. «Хуже работы и не придумаешь», пронеслось в голове служанки. Пока повара занимались своими делами, она прошла к той части кухни, где сгрудились котлы и котелки, противни и кастрюли. Рядом аккуратно примостились несколько мочалок и тряпок. Мария увидела банку с сухой горчицей, взяла ее, и с помощью нехитрого способа начала старательно отмывать небольшую посудину. Девушка не находила никакого удовольствия в оттирании грязной посуды, но выбора у нее особенно не было. К тому же ей не хотелось, чтоб потом старшая калфа сказала ее госпоже, что она плохо работает, поэтому, прилагая все усилия, не боясь жира и гари, Мерьем усиленно терла мочалкой дно чугунного котла. Она так сосредоточилась на этом, что вздрогнула, когда к ней обратилась подруга по несчастью. — Как тебя зовут? — Раздался тихий голос из-за плеча белокурой рабыни. — А. это ты. Ты меня напугала. Меня зовут Мерьем, а тебя кажется, Кюмсаль, да? — Та коротко кивнула в ответ. Девчонка грустно усмехнулась и указала на чугунок, стоящий неподалеку: — Присоединяйся. Мария давно избавилась от ощущения неловкости, когда ей приходилось работать с девушками несколько старше нее. Окинув быстрым взглядом компаньонку, она предположила, что эта наложница семнадцати-восемнадцати лет. Мерьем вздохнула, продолжая возиться с мытьем: — Всё проклятая чума. Столько народа скосила. А нам отдуваться теперь приходится. Еще и госпожа моя заболела, а мне приходится здесь торчать вместо того, чтобы молиться за нее. Так раздражает… Я бы могла провести время с пользой, но нет, Мерьем, иди убирай на кухне. Тьфу! — О, Аллах, спаси нас от этой проклятой чумы! — пробормотала Кюмсаль в ответ. Мария отбросила мочалку в сторону. — Ты тоже служишь кому-то? Кажется, Шекер называл имя твоей госпожи, но я все прощелкала. — Лютфия Султан моя госпожа, да продлит Аллах ее дни, — с нежностью ответила девушка. — О, Лютфия Султан? Это племянница моей госпожи. Она рассказывала мне о ней. Лютфия Султан приехала из Крыма вместе с сестрой, Ашиме, кажется. Вот только во время оспы много лет назад Ашиме умерла. Ты ведь не из Крыма с ней вместе приехала? Мне кажется, ты слишком молода для этого. Когда они приехали, тебе должно было быть около десяти лет? — Нет, — покачала головой ее помощница, — я попала в ее свиту уже в Стамбуле, совсем недавно. — На этом разговор девушек ненадолго стих. Пожалуй, сегодняшнее занятие для Мерьем было одним из самых неприятных за всю жизнь в гареме. Девушке было куда больше по нраву помогать готовить наряды, украшения, сидеть с маленькими детьми Мехри, но вот это все… Оно, буквально, выводило блондинку из себя. Тем временем, Кюмсаль обернулась на Шекера, дабы убедиться, что он занят и полностью погружен в работу. Внезапно она продолжила: — Эта треклятая чума подкосила половину работников кухни, и теперь нас просят помогать. Неужели они не понимают, что в это время нам нужно быть на услужении у наших султанш, а не тратить время здесь? Попросили бы свободных рабынь, вон они совсем облен… — злобно шептала девушка, ровно до тех пор, пока ее не перебил Шекер Ага. — Кюмсаль Хатун? Хочешь что-то сказать мне? — Повар нахмурился, сложив руки на толстом животе. — Ничего такого, Шекер Ага. Мы лишь обсуждаем, как счастливы помогать тебе, — фальшиво пропела девушка. Ага довольно ухмыльнулся на это и отвернулся вновь. Кюмсаль тихо хихикнула, кивая на повара. — Однако, несмотря на все обстоятельства, за нами глаз да глаз, — цокнула она и вернулась обратно к котлу и грязным тряпкам. — Они идиоты. Ничего кроме денег им не надо. Все евнухи такие. Злятся на то, что живут среди сотни красивых девушек, но не могут прикоснуться к ним. Они ничего не понимают в верности и преданности. Терпеть их не могу, — несколько озлобленно сказала Мерьем. Они обменялись несколькими шутками и продолжили работу. Вскоре, когда девушки почти закончили издеваться над посудой, Мерьем предложила: — Послушай, раз уж мы на кухне… Неплохо бы стащить чего-то. Шекер готовил плов в качестве основного блюда. Мой друг, Шехзаде Осман, очень его любит, но не думаю, что такое ему дают в лазарете. Я украду ему немного, а ты возьми чего-нибудь для себя. Согласна? На лице Мерьем заиграла озорная улыбка. — Я в деле, — бросила Кюмсаль, и, кинув тряпку, подошла к Шекеру Аге. — Ага, знаешь, я тут вспомнила, что по пути встретила Фидан Калфу. Она звала тебя, просила подойти, как закончишь работу. Кажется, она хотела поговорить по поводу работниц на кухне, — очаровательная улыбка не сходила с уст служанки и стала лишь шире, когда повар засуетился. — О, Аллах, что же ты сразу не сказала, хатун! Я давно просил калфу… — остаток фразы Шекер пробормотал себе под нос и стрелой вылетел наружу. Остальные повара стояли довольно далеко от двух служанок, занятые бесконечной нарезкой и обжаркой чего-то. Кажется, за треском раскаленного масла, они и не заметили, что Шекер-ага ушел. Мерьем хитро переглянулась с новой подругой. — Мне ничего для себя не нужно. Я возьму только что-нибудь сладкое для моей госпожи, — дрогнул голос Кюмсаль. Окинув взглядом всю кухню, ее глаза остановились на округлом кувшине с позолотой. Подойдя и аккуратно заглянув внутрь, она поняла, что это был любимый гранатовый щербет Лютфии Султан. Лекари не давали ей пить ничего, кроме крепкого чая и противных отваров, но госпожа столько раз уверяла, что стакан щербета не убьет ее. — Я пойду к султанше, ее покои здесь, неподалеку, — тихо сказала Кюмсаль и подошла к столешнице. Аккуратно налив в бокал напиток, девушка завернула его в тканевую салфетку и припрятала за спину сделав вид, будто она сложила руки позади спины, прикрытые длинной шалью, прикрепленную шпильками к макушке гладких каштановых волос. К счастью, шипение пищи на огне скрыло звук льющейся жидкости. Невольная улыбка застыла у воровки на лице при мысли о том, как рада будет ее госпожа. Когда Мерьем был подан знак в виде кивка на дверь, Кюмсаль шепнула ей «Прикрой меня» и скрылась за дверями рабочей комнаты. Вскоре девушка вернулась и отвлекла беседой трудящихся поваров, то и дело поглядывая на вход, проверяя, не идет ли Шекер Ага. Мерьем тем временем проворно наложила в глиняную плошку ароматный горячий рис с дымящимися кусками баранины и накрыла его тарелкой, замотав затем полотенцами, а после выскочила из кухни как ошпаренная. Кажется, никто ее не заметил. После маленькой шалости на кухне, блондинка поспешила в лазарет. Она знала, что Шехзаде уже идет на поправку, а значит его и навестить можно. Девушка торопилась, идя по путанным коридорам. Ей не хотелось, чтобы кто-то из старших узнал, что она украла еду. Наконец, до входа в лазарет осталось всего пара метров. Мерьем спрятала свою добычу за спиной и постучала. Осман еще не спал и, когда блондинка вошла, лекарь удалилась. Увидев, как женщина уходит, служанка вздохнула с облегчением. — Мерьем… — произнес наследник, увидев гостью. — Шехзаде, — блондинка улыбнулась ему, — у меня есть кое-что для вас. С этими словами она начала разворачивать гору полотенец, а затем открыла верхнее блюдо. Из полотенец она также чудесным образом выудила ложку. Радостная улыбка озарила его лицо, но лишь на миг. Он тут же спросил: — Как ты? Чума тебя не коснулась? — Можете не переживать за меня, Шехзаде, я в порядке. Скоро все ваши братья и сестры поправятся также как и вы. Я слышала у вас тут особая диета, но, думаю, немного плова никому не помешает. — Надеюсь, это действительно так, — он слегка нахмурился, — но, если вдруг почувствуешь, что с тобой что-то не то, сразу обращайся к лекарю! — добавил Осман. — Мне, конечно, нравится, когда ты рядом, но не тогда, когда ты лежишь на больничной койке и пытаешься обогнать чёрную смерть, — он поморщился, стараясь хотя бы приподняться на локтях. Лекарша никогда не одобряла сих действий, но сейчас её не было, а Мерьем вряд ли станет возражать. — Диета, — опять сморщился Осман, — совершенно не понимаю, чем диета сможет мне помочь в выздоровлении, — он хрипло засмеялся и принял из рук близкой подруги плов. Мерьем улыбнулась и отвела глаза, уютно устроившись на краешке его постели. — Приятного аппетита, Осман. Надеюсь, еда сможет поднять ваше настроение, ведь я рисковала, добывая ее! — Шутливо-пафосно произнесла хатун. — В очередной раз убеждаюсь, что наши повара — потрясающие люди, — сказал наследник. Ещё одна ложка, и наконец тарелка была пуста. — Я хочу знать, каким образом это произошло? Поведай-ка мне, Мерьем, эту историю о том, как ты сильно рисковала, добывая этот плов! — Все началось с того, что меня послали помогать на кухню, — завела речь наложница. В лицах пересказав недавние события, Мерьем громко расхохоталась, и Осман вторил ее смеху. На шум пришла лекарка, и выставила девушку вон. Несмотря на это, невольница была очень счастлива небольшому ужину с другом. И появилось чувство — теперь все будет хорошо! К счастью, Мехри покинула лазарет уже на следующий день, и Мерьем вновь сопровождала ее повсюду. Крепкие отвары и молоко с медом быстро поставили госпожу на ноги, и ее маленькая служанка летала как на крыльях, исполняя всяческие поручения. Служить у жены султана было почетно. Девушка, не скрываясь, гордилась своим особым положением, кое позволило ей приблизиться к семье падишаха. Среди рабынь многие недолюбливали госпожу Мехри, считая, что она околдовала султана, что по ее вине у других женщин нет и единого шанса стать могущественной султаншей. Мерьем, разумеется, в это не верила. Она не раз заставала женщину за чтением дуа, видела как старшие калфы прибирают личную комнату для намаза султанши, и в целом имела собственное объяснение влиятельности своей госпожи. Мехри была очень красива. Нередко служанка завидовала своей патронессе, заплетая на ночь ее длинные густые и черные как смоль кудри; видела она и свет больших карих глаз в обрамлении пушистых ресниц; замечала как полные губы султанши то и дело расплываются в яркой улыбке. Наложницы рядом с женой султана казались блёклыми, серыми, едва заметными. О красоте супруги падишаха говорили далеко за пределами дворца. Но Мерьем, как и всякая служанка, часто подслушивала разговоры своих господ, ловила обрывки фраз: «Необходимо начать строительство мечети» <…> «Я отдам распоряжения в свой фонд» <…> «В дарушшафе были переданы лекарства» <…> «Подготовьте подарки для венецианского байло». Половину из этих речей Мерьем не понимала, но даже ей было очевидно, что султанша заботится о государстве так, как это может делать лишь ханша, и рабыне никогда не постичь сих премудростей. Хотя — в тайне, в самых своих сокровенных мечтах, о которых девушка позволяла себе думать исключительно глубокими ночами, когда дворец окутывала звенящая тишина — она представляла, как однажды станет такой же великой, умной и благородной, как ее госпожа, будет помогать народу и откроет свой фонд. Из тех же подслушанных разговоров и сплетен других калф Мерьем знала, что Мехри приходится племянницей валиде-султан, и та очень ее любит и всячески о ней заботится, оберегая от всех невзгод и печалей. Девушке доводилось пару раз видеть мать падишаха вблизи, и эта женщина произвела на нее удивительное впечатление. Она источала силу и власть. Двигалась и говорила так, словно в ней заключен центр Вселенной. «Впрочем, думала невольница, наверное, так оно и есть». Других женщин падишаха Мерьем видела редко. Она знала, что в гареме живут еще две женщины падишаха — Сабахат и Нефизе. Рыжеволосая красавица Сабахат с утонченными чертами лица из-за беременности почти не посещала общие комнаты гарема и занималась лишь своей старшей дочерью, Шебнем, а волоокая грузинка Нефизе и вовсе покидала свои покои лишь по большим праздникам и исключительно в сопровождении всей свиты и своего сына, Шехзаде Орхана. Как говорили гаремные сплетницы, в прошлом Нефизе оступилась, и до сих пор находится в опале у династии, невзирая на рождение наследника. Кроме них еще была Халиме, но она заболела чумой одна из первых и также быстро умерла, оставив сиротами двоих детей — Шехзаде Эбрана и Рияну Султан. Задумавшись о судьбе бедных детишек, Мерьем не заметила, что в покои госпожи вошла Айнишах. — Мерьем, — строго произнесла старшая дочь султана, — идем скорее в мои покои. Валидеуважительное обращение к матери, чаще всего употребляется взрослыми детьми и в официальных разговорах еще долго не будет, а мне нужно заплести волосы. «Заплести волосы» было их условным знаком, который означал, что юной султанше необходимо срочно обсудить некую тайну или же она нуждается в секретной помощи. Рабыня кивнула девушке, отложив в сторону медный подсвечник, который полировала последние десять минут, и молча последовала за госпожой. Грозно шикнув на прочих слуг, Айнишах устроилась около зеркала и нервно накрутила прядку на палец. — Я слышала новости, — медленно начала она, сделав несколько глубоких вдохов. Мерьем встала за спиной султанши и принялась неспешно расчесывать ее кудри, — валиде-султан вместе с матушкой обсуждали как поступить с детьми Халиме-хатун. Как и всегда, Айнишах не упустила возможность подчеркнуть свое презрение к другим женщинам отца. — Ты должна говорить «покойной Халиме Султан, да пребудет ее душа в раю», — наставительно произнесла Мерьем, — если госпожа услышит о том, как ты непочтительна… — гречанка многозначительно смолкла. Айнишах лишь фыркнула в ответ. — Христианка учит мусульманку правильным словам. Плевать! Они сказали, что матушка должна забрать этих, — девушка оборвалась на полуслове, — этих несчастных сирот себе! Султанша выплюнула фразу и резко подскочила, тут же зашипев от боли. Она заметалась по комнате, забыв о прическе. — Только представь! Матушка должна воспитывать их, любить как родных! И это после всего, что совершила эта непотребная, гадкая, омерзительная змея! — Айнишах, прошу, тише, кто-нибудь услышит, — Мерьем остановила подругу и взяла ее руки в свои, но османка тут же вырвалась. Негодуя от злости, девушка швырнула флакон духов в стену. В воздухе разлился чересчур едкий аромат сандала. — А мне плевать. Пусть слышат! Ненавижу эту Халиме, ненавижу этих проклятых выродков! Халиме, Нефизе, Сабахат… Сколько он еще будет разбивать сердце моей бедной матери?! Приводит этих расп… — Мерьем зажала ей рот рукой, не дав договорить последнюю фразу. Второй рукой она крепко прижала султаншу к себе и мягко погладила по спине в успокаивающем жесте. — Ну, будет тебе, — тихо пробормотала гречанка. Плечи Айнишах содрогнулись, и невольница ощутила как намокло ее плечо. — Госпоже ведь плевать на этих рабынь, они пыль под ее ногами, она их даже не замечает. А вот Повелитель будет очень зол, если узнает о твоих словах. Здесь даже у стен есть уши. Что если валиде-султан доложат? — Матушка ведь только оправилась, — всхлипнула султанша, — а они подсовывают ей этих болезных, будто у нее своих детей мало. Объятие стало крепче. — Ну что ты такое говоришь, — теперь Мерьем была ясна причина огорчения ее подруги, — госпожа славится своей добротой, кому же довериться как не ей? К тому же, взгляни на ситуацию с другой стороны, — девушка отстранилась и посмотрела прямо в глаза османки, — дети Халиме совсем маленькие, они даже не будут помнить свою родную мать. Будут любить нашу госпожу, а вырастут — горой за нее встанут. За нее и ее детей, понимаешь? Айнишах шмыгнула носом и кивнула. Лицо ее постепенно прояснялось. — И для госпожи ты всегда будешь самой любимой дочерью, никто другой ей тебя не заменит, даже и не думай об этом. Султанша быстро успокоилась и все же позволила Мерьем закончить прическу. Больше они не говорили об этом. Дочь Мурада и Мехри не любила чувствовать себя слабой, а именно проявлением слабости и был ее срыв, а потому, предпочла сделать вид, словно ничего неожиданного не случилось. Только (довольно вежливо для себя) попросила Мерьем прибрать осколки флакона и следы пролитого масла, удалившись куда-то по своим делам. Девушка не удивлялась такому поведению венценосной подруги. Хотя Айнишах и называла ее подругой, но обе девушки понимали, что с возрастом пропасть между ними становится все более очевидной. Служанка, как бы сильно ни любили ее господа, не может быть другом султанши. Но Мерьем не обижалась на это. Рабство не тяготило ее, хлебнув свободной жизни полной пригоршней, девушка понимала, что жизнь во дворце — лучшее, что могло с ней произойти. Собрав остатки стекла, гречанка принесла тряпки и горячую воду, чтобы поскорее привести ковер в порядок. За монотонной работой Мерьем не заметила, как погрузилась в размышления. Что же теперь с Айнишах станется? Ох, как бы не принялась из ревности малышам вредить. Она у нас вспыльчивая, нервная. Зря она так про госпожу и про султана. Будто сама не знает порядков! Конечно, Повелитель больше всех любит свою жену, тут и говорить не о чем, но ведь нельзя же ему с лишь с одной женщиной быть. Не поймут, слухи дурные распускать станут. И Айнишах злится попусту. Матушка ее среди всех выделяет, все ее прихоти исполняет, чаще всех об ней справляется. А она все боится, что госпожа ее меньше любить будет. Что за глупость?! У госпожи сердце доброе, на всех места хватит. Нет, надо бы проследить, чтобы наша султанша ничего не учудила. Замуж, небось, хочется, оттуда и все нервы. Больше всего о случае в покоях Айнишах девушка хотела поговорить, конечно же, с Османом. Тот, как никто другой, знал свою сестру, любил ее и оберегал в меру сил. Шехзаде вообще отличался большим пиететом к матери и сестрам, едва замечая младших братьев. И, как считала, Мерьем, был единственным, кто мог укротить суровый норов молодой султанши. Случай представился через несколько дней: Мерьем освободили от работы, а у Османа как раз окончился урок истории. Девушка проскользнула в покои друга незаметной тенью, надеясь, что он подскажет, чем помочь Айнишах. — Значит сестрица негодует? — Весело усмехнулся юноша, выслушав рассказ гречанки. Он запустил волосы в смоляные кудри и растрепал аккуратную прическу. — Айнишах ревнует и к другим женщинам Повелителя, и к их детям. Места себе не находит. — Мерьем тяжело вздохнула, устраиваясь на тахте. — Она и к тебе раньше ревновала, но со временем привыкла. Привыкнет и Эбрану с Рияной. — Это верно, Осман, но сколько злых слов она успеет им сказать, пока не примет обстоятельства? Надо бы ее чем-то отвлечь. Шехзаде задумчиво закусил губу и поднял глаза к потолку, словно надеясь найти там ответы. — Ты не слышал, госпожа или Повелитель не заводили разговоров о ее замужестве? Осман вздрогнул. Мерьем вопросительно подняла бровь, видя как переменилось лицо друга. — Не вздумай сама с ней вести такие речи! — Юноша погрозил пальцем, — матушка как-то попыталась поговорить с Айнишах о замужестве, так она ей пять ваз переколотила. Мерьем сжалась, вспомнив, как помогала приводить покои в порядок после того погрома. — Так это она устроила? Калфы сказали, что кошка валиде-султан расшалилась. Шехзаде прыснул. — Ну, Айнишах тогда была весьма похожа на дикое животное, так что в чем-то они были правы. Нет, сестра совсем не желает выходить замуж. Сказала, будет до старости жить в гареме отца, и никакой плешивый паша не приблизится к ней и на метр. Служанка расхохоталась, вообразив себе эту картину. Что ж, если вариант с браком отпадал, то возможно стоило предложить что-то иное. — А ты не мог бы попросить госпожу приказать Айнишах заниматься вместе с тобой? — Выдвинула Мерьем новую идею. Шехзаде задумался. Поскольку приближались его свадьба и отъезд в санджак, с Османом много занимались наставники, особенно уделяя внимание политике, экономике и истории. Конечно, прежде султаншам не позволяли изучать подобное наравне с наследниками, но ведь пару уроков Айнишах не повредят. — Это славная мысль, Мерьем. Я сегодня же поговорю с валиде. А пока, — на лице юноши засветилась ласковая улыбка, — хочешь послушать, что мне сегодня рассказывал лала? *** Несмотря на все усилия Падишаха, чума продолжала буйствовать в столице, перекинувшись на соседние города. Люди умирали сотнями, Эдирне погрузился в траур, и словно соль на рану приходили вести из султанского дворца о выздоровлении его детей и сестер. Пока смертоносная болезнь губила простых горожан, султанши и шехзаде продолжали жить полной жизнью. Недовольство народа все крепло, уверенность в том, что именно Султан Мурад повинен в эпидемии росла, и грянул гром. 11 февраля 1525 года обезумевшие жители Эдирне подняли восстание и подожгли дворец султана. *** Эдирне, 11 февраля 1525 года Гарем был окутан дымом и гарью. Вокруг рушились стены, падали горящие деревянные балки на мраморный пол. Это место напоминало муравейник, в который бросили спичку. Все вспыхнуло разом и люди бежали, ничего не видя перед собой. Мерьем была в прачечной, когда евнухи закричали о пожаре. Она была там вместе со своей подругой, Кюмсаль, и принимала свежее постельное белье для госпожи. Услышав крики других слуг, Мерьем вздрогнула и выронила белье. Она схватила первую попавшуюся простынь и разорвала ее на несколько частей. Одну из частей девушка дала Кюмсаль, другую повязала себе на лицо, прикрывая нос и рот. Остаток тряпки Мерьем заткнула за пояс, схватила подругу за руку и они вместе ринулись прочь, к выходу из гарема. Девушки бежали быстро как могли, но не одни они торопились покинуть горящее здание. То и дело с разных сторон доносились крики, однако, как не напрягай глаза из-за огромных клубов дыма, было невозможно увидеть того, кто кричал и просил о помощи. Мерьем и Кюмсаль почти добрались до выхода. Их путь лежал сквозь длинные коридоры с покоями. Мерьем уже не чувствовала ног под собой, но вдруг заметила, что дверь в покои Шехзаде Османа закрыта. Служанка дернулась в сторону двери, но Кюмсаль схватила ее за руку. Мерьем вырвалась и сказала: — Беги. Мне нужно проверить комнату. Шехзаде может быть там. Кюмсаль возразила ей: — Нет, не смей делать этого! Шехзаде уже вывели, я уверена, их вывели в первую очередь. Мерьем стиснула зубы и закричала: — Или убирайся или следуй за мной. Я должна убедиться, что Шехзаде в порядке. Кюмсаль покачала головой, но не стала убегать прочь. Мерьем легонько толкнула дверь, и та обрушилась на пол. Огонь охватил почти всю приемную комнату, из-за дыма ничего не возможно было разглядеть. Мерьем подала Кюмсаль знак, чтобы та ждала ее на месте, а сама, лавируя, меж горящими предметами, пробралась в спальню Османа. Она увидела его там. Шехзаде будто спал. Мерьем рванула к нему и закричала: — Осман! Осман! Осман, Шехзаде! Парень не просыпался, но Мерьем видела как колышется его грудь. Он все еще дышал. Девушка несколько раз ударила его по щекам, потрясла за плечи, и лишь после этого молодой наследник начал приходить в себя. Мерьем заставила его дышать через кусок простыни, припасенный с прачечной, закинула его руку к себе на шею и повела Османа прочь из горящих покоев. Шехзаде был достаточно слаб из-за того, что провел столько времени в дыму, вдыхая едкий, отравленный воздух. Мерьем с трудом довела его до выхода. Там их уже ждала Кюмсаль. Вдвоем девушки смогли вытащить Шехзаде из огня и быстро выбрались на улицу. Перед полыхающим дворцом собралось много народу, но Мерьем это уже не интересовало. Она легла на землю, на холодный снег и дышала, долго и тихо дышала. Сам же Осман, спасённый блондинкой и её подругой, наконец, смог вдохнуть полной грудью, теперь находясь на улице. Свежий, чистый, не опалённый лишней гарью, безмерно желанный воздух. До конца своей жизни наследник будет благодарен Мерьем за то, что она рискнула жизнью ради него. Он будет смутно помнить её крики, слабые удары по щекам, плечам, но абсолютно точно будет помнить свою первую мысль, коя посетила его, когда он понял, что Мерьем рядом: «Я спасён». — Шехзаде Осман! — юноша услышал очередной взволнованный крик, в этот раз совершенно другой служанки. Девица подбежала к нему, но едва ли первого престолонаследника, только пробудившегося после, как ему казалось, вечного сна, волновала именно она. — Мерьем… — тихо произносит имя своей спасительницы. — Где Мерьем? Взгляд его пал на другую девушку, что находилась совсем неподалеку — кажется, Кюмсаль. Она ладонью указала на землю. Осман проследил за движением руки служанки и заметил её. Его беззащитную, уставшую Мерьем, что лежала на ледяном снегу, тяжело дыша. Осман уложил голову подруги на свои колени, надеясь, что хотя бы так ей будет нехолодно. Он будет говорить ей слова благодарности сколько угодно, да только ни одно из них не выразит тех чувств, что в самом деле сейчас буйствовали в наследнике. Осман почти потерял не только себя, но и свою подругу — это было больно, но счастье от спасения перекрывало эту боль. В очередной раз юноша убедился в том, насколько она важна ему, и эта убежденность придавала сил. Сотни людей продолжали вываливаться за пределы дворца, глядя на то, как рушится некогда неприступная крепость, как горят дорогие ткани, плавятся от огня серебряные кувшины, раскаляется золото. Все, что еще вчера было для них таким важным — деньги, богатство, могущество — за несколько часов оказалось уничтожено жалким сбродом, пожелавшим отомстить семье султана за свои беды и горести. Осман не замечал ни шума несчастных служанок, ни плача детей, ни суровых взглядов, что бросали на него многочисленные наставники и учителя, чудом спасшие свои книги. Лишь маленькая рабыня в его руках, его верный друг, единственный человек, что не позабыл о нем в охваченном пламенем дворце, волновала его в этот миг. Дыхание Мерьем стало ровным, она распахнула голубые глаза, и мутный взгляд устремился прямо к его лицу. Шехзаде вздрогнул, помог подруге подняться и накинул ей кафтан на плечи, крепко прижав к себе. Слов не было. *** За множество погибших, в числе которых были дети и наложницы падишаха, Мурад III отомстил жителям Эдирне трижды. Он казнил не только основных деятелей, подстроивших мятеж, но и их семьи, и даже тех, кто косвенно принимал участие в этом. Однако беды продолжали сыпаться на голову османской династии. 15 февраля 1525 года была казнена фаворитка Падишаха, Нефизе Султан, уличенная в измене с визирем. Также был казнен единственный ребенок Нефизе, Шехзаде Орхан. После мятежа в Эдирне султанский двор сразу же переехал в Стамбул, что вновь стал столицей государства. Из-за эпидемии и пожара пришлось отложить обрезание старшего сына Султана, Шехзаде Османа, оно должно было состояться июне 1525 года. По традиции Шехзаде был обязан жениться на крымской принцессе. Выбор пал на самую взрослую из них — Лютфию Султан, которая к тому моменту уже несколько лет жила при османском дворе. *** Стамбул, июнь 1525 года Новость о том, что едва закончится празднование свадьбы самого близкого друга Мерьем, как он сразу же уедет в Манису, опечалила девушку. Конечно, она понимала, что рано или поздно это случится, но ей совсем не хотелось расставаться так резко, так внезапно, когда еще столько слов не было сказано, столько троп не пройдено. Да и что ждет наследника в новом дворце, среди множества чужих людей, незнакомых слуг? Будут ли они оберегать его также верно, будут ли заботиться о нем или лишь злато будет волновать умы этих презренных рабов? Не предадут ли они Османа, как жители Эдирне предали его отца? Сердце тревожилось. После непродолжительной беседы с Шехзаде, служанка вернулась к Мехри Султан. Та находилась во внутреннем дворике гарема, наслаждаясь теплой летней погодой. Увидев Мерьем, госпожа спросила: — Где ты была? Я посылала калфу за тобой. — Я была у Шехзаде Османа, он просил меня подготовить некоторые его вещи к празднику, — спокойно ответила девушка, совершенно не выдавая никаких опасений, и встала подле госпожи. Мехри, услышав это, кивнула и взяла с подноса ягодку винограда. — Он говорил с тобой о празднике? Его обрезание и свадьба уже совсем близко. Жаль, что нам приходится делать это в такой спешке, но и оттягивать это уже нельзя. Служанка опустила голову и отвела взгляд в сторону. Глубоко вдохнув, она ответила: — Да, султанша. Я бы хотела поговорить с вами кое о чем. Мехри повернулась к Мерьем Хатун и окинула ту вопросительным взглядом. Наложница, вновь набираясь храбрости, спросила: — Что будет со мной, когда Шехзаде уедет? На этот вопрос госпожа усмехнулась. — Ты хочешь отправиться в санджак вместе с ним, не так ли? Что ж, я ждала, когда ты скажешь это. Я не слепая, Мерьем, я вижу, как ты стараешься для меня и для моего сына. Конечно, вы ровесники, у вас достаточно общих интересов. Или же тебя влечет к нему не только дружба и преданность? — Мехри повела бровью и сверкнула взглядом, спрашивая об этом. Служанка почувствовала себя неловко. Она никогда не примеряла на себя роль фаворитки Шехзаде, для нее всю жизнь он был словно брат. — Да, госпожа. Я понимаю, что многого прошу, что с Шехзаде поедут самые лучшие девушки, что там его тоже ждут множество наложниц, но во всем белом свете у меня нет более близкого и родного человека, чем наш Шехзаде. Простите, если я позволяю себе лишнее, когда говорю это, но вы еще в Эдирне взяли меня под свое крыло, вы растили меня рядом со своими детьми. Конечно, я люблю их всех, я люблю Айнишах Султан, Алию Султан, Нурай Султан, вашу приемную дочь Рияну Султан я тоже успела полюбить, и, конечно, я очень люблю Шехзаде Ямана и Шехзаде Абдуллу, и даже к Шехзаде Эбрану я успела уже прикипеть, но это совсем не то чувство, которое я испытываю к вашему старшему сыну, султанша. Ваши остальные дети младше меня, поэтому к ним я всегда относилась, как к собственным младшим братьям и сестрам, но Шехзаде Осман с самого первого дня стал мне другом, настоящим другом. Я готова отдать жизнь за него, султанша, и я не хочу расставаться с ним. Простите мне мою дерзость, — речь Мерьем звучала пламенно и горячо, в ней кожей ощущалась не только искренняя дружба, но и почти собачья верность. Мехри, выслушав это, вздохнула. Она показала на подушку недалеко от себя и сказала: — Присядь, Мерьем. Служанка тотчас опустилась рядом со своей госпожой, и Мехри продолжила: — Я позволю тебе отправиться в Манису в качестве наложницы Османа. Первое время я буду там вместе с вами, я буду помогать Лютфие Султан освоиться в новом месте и научу ее управлять гаремом. Твои чувства и твоя преданность это очень похвально, я надеюсь, что ты говоришь искренне. Тебя хорошо воспитали, и ты знаешь свое место в этом дворце, однако запомни, даже если ты вознесешься в Манисе, ты никогда не должна устраивать ссоры и склоки с женой моего сына. С того момента как Лютфия приехала сюда, и до того дня, когда она умрет, она такая же госпожа для тебя как я. Ты поняла меня? Моему сыну нужны такие верные люди как ты. Оберегай его, заботься о нем, но всегда помни, что Лютфия — хозяйка его гарема, и в будущем Лютфия сделает его власть устойчивой. Мерьем очень внимательно слушала и впитывала каждое слово своей госпожи. Ее не покидало ощущение, что Мехри несколько преувеличила ее дружбу с Османом, однако все это уже казалось ей неважным. Разрешение на переезд в Манису стало самым ценным из всего этого разговора. Когда Мехри договорила, служанка поцеловала ее руку и приложила ко лбу. — Благодарю вас, султанша. Вы сделали меня самой счастливой на свете. Я хорошо запомнила ваши слова, я никогда не нарушу вашего приказа. Улыбка засияла на лице Мерьем так ярко, что Мехри Султан тоже невольно улыбнулась: — Думаю, тебе нужно подготовиться к празднику и заранее собрать некоторые вещи. Ты можешь идти. Мерьем Хатун поклонилась и вернулась в гарем, оставив султаншу наслаждаться теплой летней погодой. Как и все прочие невольницы Мерьем обязана была присутствовать на празднике в честь обрезания Шехзаде Османа. Для нее это тоже был особенный день. Немногие из рабынь могли мечтать о том, чтобы поехать в Манису, но для нее, для маленькой светловолосой девушки этот путь был открыт. Еще немного и она будет сопровождать своего близкого друга в новом мире, во дворце, где он построит собственный двор, подготовит лучших визирей и слуг, и однажды все эти люди будут рядом с ним, когда он взойдет на престол. О, как же Мерьем была счастлива, когда думала об этом! В день праздника она надела свое лучшее платье, аккуратно уложила волосы и вместе с другими веселыми наложницами заняла свое место. Она сидела в главном ташлыке, поскольку была приближенной служанкой Мехри, но достаточно далеко, для того, чтобы хорошенько разглядеть лица династии. Вообще-то она не так часто видела кого-то из них, да и то, мельком, едва успевая уловить хоть какие-то черты. Удобно расположившись на подушках, Мерьем с удовольствием принялась уплетать сладости. Среди наложниц она искала взглядом Кюмсаль, свою подругу. Девушка была уверена, что она должна быть здесь, ведь та уже давно служила Лютфие Султан. Краем глаза Мерьем заметила фигуру невесты шехзаде. По ее телу пробежала дрожь от волнения. Что будет с ними в Манисе? Как госпожа будет к ней относиться? А если… В мыслях Мерьем пронеслось страшное — что если Шехзаде однажды позовет ее на хальвет? Мерьем даже тряхнула головой, выбрасывая эти мысли. Нет, такого не должно быть. Они же друзья. Они лучшие друзья, они всегда ими были. И Мерьем едет туда только для того, чтобы быть рядом, чтобы помогать ему. Успокоив себя, девушка улыбнулась. Конечно, они с Лютфией тоже найдут общий язык. Может быть даже станут подругами. Все будет хорошо. Празднование казалось Мерьем бесконечным. Вот уже три дня, как лилась музыка, песни, смех и радость, как танцы не стихали до самой поздней ночи, как госпожи были куда ближе для простых жителей гарема, чем раньше. Пышная повсеместная радость быстро стала для Мерьем скучной. И, хотя ей все еще дозволялось проводить много времени в компании младших детей ее госпожи, теперь для юной блондинки эти дни стали значить гораздо больше. Служанка брала на руки Нурай Султан и на глаза ей накатывали слезы. Мерьем чувствовала, что это последние разы, когда она может вот так спокойно обнять и прижать к себе милую чернобровую малышку, играть с ней и наслаждаться ее детским лепетом. Чем быстрее приближался отъезд, тем сильнее Мерьем понимала, что не до конца готова расстаться со своей прежней жизнью. Мехри Султан велела ей взять младших детей и уложить их спать до ее прихода. После этого Мерьем была полностью свободна. Молодая девушка взяла за руки Алию и Рияну, а Нурай велела крепко держаться за одну из сестер. Надо сказать, что они все были погодками, разница в возрасте между Нурай и Рияной была не более полугода, так что эта троица уже вовсю готова была раскапризничаться, не доходя до детской. С трудом эта процессия добралась до покоев Мехри, а затем Мерьем усадила их на подушки, дала немного отдохнуть и поиграть друг с другом, проверяя готовность их постелей и ночных сорочек. Убедившись, что для укладывания малышек все на месте, Мерьем по очереди на руках перенесла их в детскую. Из-за того, что Мехри Султан была многодетной матерью, ее покои несколько раз расширяли и достраивали в Топ-Капы, дабы разместить там всех восьмерых детей султанши. Двое старших детей уже жили в собственных покоях, что, однако, нисколько не облегчало долю слуг и нянечек, постоянно снующих около этой большой семьи. «Если бы не плодовитость госпожи, Повелитель никогда не приказал бы сыну жениться на крымской ханше», немного ревниво подумала девушка, оглядываясь вокруг. В народе уже давно ходили шутки и байки насчет госпожи Мехри, невзирая на ее многочисленные благотворительные проекты. Все же такое количество детей от одной женщины было чем-то из ряда вон выходящим для османского султана, но Мерьем, конечно, никогда не позволяла завистникам и злопыхателям высказываться при ней дурно о госпоже. Мерьем неторопливо раздела маленьких принцесс, каждую уложила в кровать, но, перевозбужденные всеобщим весельем, они никак не хотели засыпать. Тогда девушка завела старую сказку, и через пару минут, убаюканные мягким и мерным голосом служанки, они уснули. Та вздохнула и вышла из детской. Она сказала другой калфе, что уже закончила с детьми и возвращается в свою комнатку. Там девушка упала на постель без сил. Мерьем зверски устала, но так привыкла ко всему этому. Привыкла иметь свой крошечный угол, где можно спрятаться от всех бед. А что будет в Манисе? Она снова будет жить в гареме, в большой муравейнике, где каждая только и ждет, чтоб сделать подлянку. Она поморщилась, думая об этом. Может не стоило просить Мехри Султан отпустить ее вместе с Шехзаде? Может лучше было остаться здесь и жить своей тихой скромной жизнью, радуясь тому, что послал Бог? От этих мыслей кошки заскребли на душе. Она боялась перемен, но некая ее часть тянулась к ним с невероятной силой. Мерьем закрыла глаза и представила перед собой лицо Османа. Она представила, как он научит ее играть в шахматы, как он посадит ее на коня, и они вместе поскачут далеко-далеко, она представила, как он будет дарить ей книги и гулять с ней после обеда. В этих сладких мечтах Мерьем и заснула. Мерьем полюбила проводить время с Кюмсаль еще в первую их встречу, тогда, во время чумы, на кухне. Она чувствовала, что их связывает нечто общее. Преданность своим госпожам, искреннее желание помочь друг другу и, конечно, желание жить. Чем старше становилась Мерьем, тем реже она вспоминала свою прошлую жизнь, своих родителей и свое христианское имя. Как дитя любит ласковое звучание гласных и согласных, складывающихся в его имя, звучащее из уст матери, так же и она любила строгое, но заботливое звучание ее имени, срывающееся с губ Мехри Султан. Мерьем. Она знала, что это имя означает «упрямая», но не до конца понимала, почему она получила его. Возможно, из-за схожести с ее христианским именем «Мария», а возможно, когда-то ее госпожа углядела в ее маленьких любопытных глазах животворящую искру протеста. Об этом ей оставалось лишь догадываться. Последние дни подруги старались проводить вместе. Служанка Лютфии, которую та пожелала оставить в главном дворце, пророча судьбу фаворитки падишаха, уже в который раз советовала Мерьем быть осторожной, обращаться за помощью к госпожам и окорачивать злые языки. Наставления Кюмсаль не произвели впечатления на Мерьем, но интонации, звуки голоса — вот, что запомнила юная девушка. Предчувствуя скорую разлуку, она, как губка, старалась впитать всю Кюмсаль в себя, всю ее речь, каждое движение и жест, все это было так мило и дорого, но предвещало долгое, возможно, окончательное расставание. — Спасибо, Кюмсаль, — ответила Мерьем на слова поддержки, которые услышала от подруги, — только ты понимаешь меня. — Главное не забудь об этом, когда станешь фавориткой Шехзаде! — Усмехнулась Кюмсаль, видя, что ее предыдущая речь не возымела никакого эффекта. Мерьем картинно скривилась, отчего ее белое лицо покраснело, и девушки рассмеялись. — Да, нет же, — продолжала хохотать Мерьем, — я не буду ни наложницей, ни султаншей. Шехзаде мой друг. Разве друзей зовут на хальвет? — Девчушка задорно подмигнула ей и добавила, — я думаю, у меня получится за несколько лет стать старшей калфой по ода, а потом, возможно, стану кетхуда-кадын в Манисе. Буду есть много блинчиков с медом, растолстею и буду ходить важная, как Дайе Хатун. Тут же Мерьем выпятилась, напоминая в такой позе букву «С», и высоко закинула голову, пародируя местную помощницу валиде-султан, на что Кюмсаль захлопала в ладоши, откинув каштановые кудри за спину. Вдоволь насмеявшись, она уже совсем серьезно добавила: — Совсем не обязательно ложиться в постель к Шехзаде или к Султану, чтобы получить уважение и иметь какие-никакие деньги для неплохой жизни. Наши султанши хорошо награждают тех, кто исполняет свою работу качественно. Разве плохо — девять лет исправно служить, накопить кое-что, а потом выйти замуж за хорошего человека? И, если повезет, ты всю жизнь будешь у него одна, никаких наложниц, никакой войны между ними. Только ты, твой муж и ваши дети. Вот какую возможность дает служба во дворце, и нужно ее использовать. Чем грезить о шелках в постели господина, гораздо проще подать ему завтрак и получить за это деньги. Вот чего я хочу для себя в этом дворце. Помогать Осману, помогать Лютфие, а потом, когда буду уверена, что больше не нужна им, я бы хотела выйти замуж и жить, как обычная девушка. Для меня нет судьбы лучше. Кюмсаль вдруг резко, совсем не к месту, произнесла: — Я никогда тебя не забуду. Мерьем не видела истинных чувств подруги, но вполне ощущала, как напряжение повисло в воздухе. Теперь уже совершенно серьезно она добавила: — И я тебя не забуду… Они немного помолчали, но для Мерьем не была тайной плескающаяся в карих глазах подруги тревога. Не зная, как успокоить Кюмсаль, она начала: — Не волнуйся за меня так сильно, ладно? Все будет хорошо, просто поверь мне. Мерьем сняла заколку со своих волос и передала ее Кюмсаль. — Если будешь скучать по мне, смотри на нее. Она подскажет тебе, что со мной. Если я останусь прежней, то и с заколкой ничего не произойдет. А если душа моя почернеет от злости, то и заколка тоже. Кюмсаль одарила подругу нежным взглядом и потянулась к своей косе. Распустив ее, девушка достала шелковую ленту, расшитую золотыми нитями, и вложила ее в ладонь Мерьем. — Всегда носи ее с собой. Убережет от злого глаза. Мерьем каждую ночь засыпала со счастливой улыбкой, зная, что новый день принесет только радость, что с каждым днем все ближе поездка в Манису. Сегодня утром она, как обычно, помогала своей госпоже с детьми. Маленьких султанш и шехзаде увели в сад, дабы они порезвились хорошенько и увидели, как их брат проедет на белом коне по округе. Сама же Мерьем, закончив дела, пошла в гарем, дабы повеселиться там вместе с наложницами. У нее было еще одно дело завтра, ей поручили подготовить комнату Шехзаде для обрезания. Она знала, что может выбрать себе помощницу, и Мехри Султан обязательно ее одобрит. Это было большой честью и высшим знаком доверия от семьи султана, но, что еще важнее, за эту работу щедро награждали. Многие служанки мечтали поучаствовать в этом торжестве, надеясь получить золотое кольцо или годовое жалование, но для Мерьем дело, конечно, было не в деньгах. В гареме уже вовсю раздавали золото. Мерьем поклонилась госпожам, что возвышались над ними, собрала несколько монет, а затем присела около своей подруги, Кюмсаль. Девушка, вопреки всеобщему настроению, ни с кем не болтала, не улыбалась и не шутила, напротив, понурив голову, она закрыла лицо волосами и нервно теребила край платья. — Доброе утро, Кюмсаль. Отчего ты опять сидишь хмурая? — Мерьем постаралась улыбнуться как можно шире, разгоняя тучи, что нависли над ее подругой. — И тебе доброго дня, моя львица, — горько усмехнулась Кюмсаль, в очередной раз помянув прозвище, которое сама же и дала гречанке после спасения Османа, — Я? Совсем не хмурая, наоборот, — девушка пальцами приподняла края губ и усмехнулась. — Как в такой знаменательный праздник можно грустить? Мне еще нужна моя голова. — Вот, так-то лучше. — Что я буду делать здесь без тебя? — Как-то невпопад вздохнула Кюмсаль, — без тебя будет скучно. Руки венецианки коснулись сначала волос Мерьем, а затем едва заметно они тронули заколку. Хорошее настроение служанки Мехри быстро улетучилось, растворяясь в подавленности Кюмсаль. Разлука еще не наступила, но девушка, казалось, уже скучала. — Знаешь, ты можешь попросить Лютфию, чтобы она забрала тебя с собой. Ну… Или попросить ее пристроить тебя к кому-то из других султанш. Например, к Мехри или Валиде. Они не обидят тебя. — Мерьем посмотрела подруге в глаза, — кто знает, может быть мы еще сможем увидеться. Если повезет, и я стану старшей калфой в гареме достаточно быстро, то, я уверена, Лютфия Султан согласится мне помогать, и через нее я смогу присылать тебе весточки. Кюмсаль нахмурилась. — Я уже просила госпожу взять меня в Манису, но она запретила даже говорить об этом. Мерьем хотела что-то сказать, но в этот момент евнух объявил о приходе Мехри Султан. Гречанка сразу же поднялась и поклонилась, чуть дернув за подол платья Кюмсаль, чтобы и та поторопилась выказать уважение госпоже. — Мерьем, — обратилась госпожа к своей протеже, — как зовут твою подругу? — Султанша, — искренне улыбнулась ей Мерьем, — это Кюмсаль Хатун. Она была со мной, когда я вытащила нашего Шехзаде из огня. — После всех праздников нам нужно будет с тобой поговорить, Мерьем, перед твоим отъездом. Сердце Мерьем сжалось. — Хорошо, госпожа, — кивнула девушка. Жена султана ответила удовлетворенным кивком и отошла от них, возвращаясь к другим делам. — Кто эта женщина? Она мне не понравилась, — Кюмсаль забавно насупилась, взяв с ближайшего блюда грушу. — Это моя госпожа, Мехри Султан. Не говори о ней так, это великодушная и добрая женщина, которая заботится обо всех в этом дворце. Она жена Султана и мать почти всех его детей. Они очень любят друг друга. Все в гареме уважают Мехри, и ты тоже должна уважать ее. Она никогда никому не делала никакого зла, она занимается благотворительностью. Если бы не Мехри Султан, я бы жила на улице. Блондинка скрестила руки на груди и добавила: — Между прочим, она поручила мне готовить покои Шехзаде завтра. Я хотела взять тебя с собой, но лучше займусь этим одна. Мерьем демонстративно отвернула голову от подруги. Кюмсаль сразу же принялась извиняться, и в силу своего характера, блондинка не смогла долго держать на нее обиды. Она повернулась к ней и уже не так раздраженно произнесла: — Не все в этом дворце плохие, Кюмсаль. Вообще не все люди плохие. Я понимаю, что для тебя гарем это клетка, в которую тебя силой притащили и держат, но, знаешь, может стоит посмотреть на это с другой стороны? Твоя судьба могла бы сложиться иначе, понимаю, но, кто знает, была бы она лучше? Может быть, если бы ты не оказалась здесь, то на родине погибла или страдала куда хуже? Я плохо помню своих родителей, но один из рассказов матери я запомнила на всю жизнь. Она рассказывала, как в ее стране обращались с рабами и крестьянами. Они были там хуже скота, и у них не было ни единого шанса как-то изменить свою жизнь. Именно поэтому моя семья бежала из той страны в Османскую Империю. Здесь все не так, понимаешь? Ты наложница в этом дворце и можешь добиться большего. Даже ничего не делая, ты можешь просто дождаться своего срока, тебе дадут приданое и выдадут замуж. И не за какого-нибудь свинопаса, Кюмсаль. Многие богатые и уважаемые мужи в очереди выстраиваются, чтобы жениться на девушке из гарема Падишаха. У тебя навсегда останутся связи с дворцом, ты сможешь приходить сюда, общаться с теми, кто стал тебе близок. Новый муж не посмеет тебя обидеть, ведь ты можешь пожаловаться кому-то из членов династии. Я не говорю, что это лучшая доля, но, даже будучи рабыней, ты остаешься во многом свободной. Мерьем вздохнула. — Эти женщины, которых ты так не любишь, на самом деле не желают ни тебе, ни мне, ни другим ничего плохого. Все, чего они от нас хотят — чтобы мы хорошо выполняли свою работу, и тогда они щедро за это нас награждают. Знаешь, я думаю, тебе стоит попросить свою госпожу, чтобы тебя после ее отъезда назначили куда-то, где тебе будет приятно трудиться. Может быть белошвейкой? Или даже швеей… Мне кажется, у тебя просто отличный вкус. К тому же, эта работа избавит тебя от страха, что однажды тебя поведут к Султану и заставят с ним, ну… — Девчушка покраснела и замялась, — ну, ты меня поняла. Блондинка оглянулась, многие рабыни уже давно занимались своими делами. Мерьем улыбнулась и добавила: — Ты не скучай здесь, я скоро приду. Мне нужно сходить к Мехри Султан и получить распоряжения насчет покоев Шехзаде. Если хочешь, ты можешь пойти со мной. Кюмсаль приняла предложение подруги, и вместе они вышли из гарема. Празднества утихли, и все занимались своими обычными делами. Мерьем знала, что как только Шехзаде поправится, сыграют его свадьбу с Лютфией, и все они отправятся в путь. Все чаще девушка ловила на себе косые взгляды других наложниц — по гарему уже разошлись слухи о том, что Мерьем поедет в Манису. С первого дня она поняла, что здесь нет смысла стоять на своем, рассказывать о своих чувствах и кому-то что-то доказывать. Особенно завистливым и злобным девицам, у которых уже подходил срок к замужеству. А для многих из них — чем ближе эта дата, тем хуже настроение. Не все из них разделяли позицию Мерьем, а посему в последнее время число рабынь, пытавшихся попасть на глаза к Мехри, росло с непомерной скоростью. Кто-то даже попытался подкупить Мерьем, дабы та показала ее госпоже, но блондинка отказалась, чем вызвала очередной шквал ненависти к себе. К тому же, пока гарем ожидала небольшая передышка, Мехри Султан стала больше времени проводить с детьми, а значит и Мерьем ей почти не требовалась. Втайне служанка радовалась возможности провести последние деньки с Кюмсаль. Она все также не снимала ленточки, которую та ей подарила, и в привычку вошло теребить один из концов, когда было совсем нечего делать. Мерьем сидела в гареме в отдалении от всех и искала взглядом подругу. Она знала, что та должна сейчас помогать своей госпоже, но как же ей хотелось, чтобы Лютфия оставила ее в покое, и дала им просто поболтать о всякой ерунде. Мерьем прислонилась спиной к деревянной балке и закрыла глаза. Одновременно хотелось убежать отсюда как можно дальше, но и остаться в полюбившемся знакомом дворце. «Ах, — подумала девушка, — если бы только было возможно выгнать отсюда всех злых людей и оставить лишь хороших». — Кажется, кто-то не выспался? — Прозвучало совсем близко. Она вздрогнула, услышав голос подруги. На ее лице тут же появилась улыбка. — Кюмсаль, как я рада тебя видеть, — сказала блондинка, — нет, я выспалась. Просто устала от этих девушек. Они постоянно донимают меня из-за того, что я поеду в Манису. Как у тебя дела? Мерьем взяла ее за руку. Ей сложно было скрыть свою грусть по поводу происходящего. Она посмотрела в глаза подруги и добавила: — Хорошо, что есть ты. Ты не думаешь обо мне плохо, как они. Я буду скучать по тебе. Девушка отвернулась, чтобы спрятать нарастающие слезы. Увидев здесь реакцию других наложниц, она поняла, что в Манисе вряд ли что-то изменится, и к ней вряд ли станут хорошо относиться. Учитывая, какую карьеру мечтала сделать Мерьем, это становилось проблемой. С другой стороны, возможно, имея покровительство Лютфии, она будет под какой-никакой защитой. Конечно, глупо заранее было строить какие-то планы и бояться провала, однако Мерьем была еще слишком юна, чтобы это понять. На нее нахлынул странный приступ грусти, и по пухлой, почти детской щеке, побежала слеза. Увы, для наложниц это не осталось незамеченным. — Что такое? Эй, лучина, тебя отказались взять в Манису? — Тут же раздался ядовитый голос откуда-то сбоку. — Конечно, к такой даже Шехзаде не подойдет! — Поддержала ее вторая. — Она небось думала, что ее возвысят! Вон сколько задницы маленьким султаншам подтирала! — Вступила еще одна. Раздался хохот. — Размечталась, верно, что госпожой станет, — прокатилась еще одна волна смеха. — Таких маленьких да хлипких в госпожи не берут! Мерьем все горше заливалась слезами, теперь уже не в силах выдержать натиск злобных гиен, по ошибке родившихся женщинами. Обыкновенно у нее хватало духу поставить на место тех, кто пытался грубить ей, но в этот момент она могла лишь стоять и плакать, содрогаясь всем телом. — Закройте рты! — Проревела Кюмсаль, с исказившимся от злобы лицом, — вы, жалкие дурнушки, пустоголовые курицы, только и умеете, что обижать добрых людей. Вы останетесь гнить в Старом Дворце, ни госпожа, ни шехзаде, ни падишах никогда в вашу сторону не посмотрят! Пошли вон! От резких слов Кюмсаль все смолкли. Кажется, она бурно жестикулировала, но Мерьем не видела этого, лишь ощущая резкие порывы воздуха. Мягкая рука венецианки подтолкнула ее в сторону двери, и девушки вышли из ташлыка. Рукавом платья блондинка на ходу вытирала слезы. Отойдя немного, они остановились в коридоре, где было гораздо спокойнее. Несмотря на то, что Мерьем испытывала странное чувство иной раз проходя по ним, сейчас в этих безучастных мраморных стенах было гораздо лучше, чем там, среди этих змей в платьях. Успокоившись, Мерьем сказала: — Спасибо, Кюмсаль. — Девчушка подняла на нее свои покрасневшие глаза и добавила, — боюсь, теперь так будет часто. Кто знает, кого из этих гадюк отправят в Манису вместе со мной. Там им только дай волю. И заступиться за меня будет некому… Разве что, Шехзаде защитит. Если будет не очень занят. Мерьем прислонилась к стене и посмотрела вверх, на потолок, а затем снова на свою подругу. — Хорошо, что ты такая сильная, Кюмсаль. Ты не пропадешь здесь одна. И за себя постоять всегда сможешь. Не то что я. Чуть ветер подует, а я уже дрожу. Зря, наверное, я попросила Мехри Султан отправить меня туда. Без нее и без тебя я как котенок, выброшенный в реку. Буду пищать и погибну. Блондинка снова вздохнула и отвела взгляд. Ей было стыдно за свою слабость. Когда-то, вытащив из пламени Шехзаде, она показала себя сильной и храброй, но она не могла быть такой всегда. — Послушай, что я скажу, милая, — Кюмсаль ободряюще взяла подругу за руки и мягко улыбнулась, скрывая ноющую боль в сердце, — ты сильная, умная и расчетливая. Сейчас ты явно сомневаешься в этом, но знай: твои храбрые стороны раскрываются в самый неожиданный момент. Она склонилась и посмотрела подруге прямо в глаза: — Конечно, мне будет не хватать твоего звонкого смеха, того самого заветного лучика среди темных и печальных лиц этого дворца, — голос итальянки сник, — но знаешь, говорят, что ни делается — все к лучшему. Может, там исполнятся все твои мечты? Может, именно Маниса станет для тебя началом новой, счастливой жизни? Мерьем вздохнула и потерла глаза. В памяти вновь всплыл пожар. — Знаешь, я даже почти не помню, как я спасла шехзаде. Все было так быстро, я испугалась, что он может быть там, в огне. Мой лучший друг. Мысли неслись в голове с такой скоростью, я ничего не осознавала, я просто побежала за ним. Даже малейший шанс того, что шехзаде там, что он может пострадать. Не знаю, это так изменило меня за мгновения. Со мной не было так раньше. Наконец, Мерьем улыбнулась. — Спасибо. Ты всегда поддерживаешь меня, даже если не понимаешь. Я ценю это. Мне будет не хватать твоего гордого и сильного нрава. Иногда, мне кажется, ты способна пройти против самого Падишаха, если он сделает что-то не по-твоему, — Мерьем засмеялась. Вдалеке показалось несколько евнухов, и служанка спохватилась. — Мне уже пора идти, Мехри Султан, наверняка, нуждается во мне. Маленьких принцесс нужно будет уложить, они любят послушать колыбельную перед сном. Увидимся позже, Кюмсаль. Мерьем Хатун еще раз обняла свою подругу и устремилась в сторону покоев своей госпожи, опустив голову перед агами. Последние дни в Топ-Капы были особенно сложными для Мерьем. Чем ближе был час разлуки с этим местом, тем труднее ей было смириться с этим. «Наверное, я никогда больше не увижу этих стен, этого дворца, этих прекрасных садов. Кто знает, что ждет меня впереди? Ах, если бы только можно было угадать…» — думала Мерьем, сидя в гареме и разглядывая наложниц. Уже окончательно утвердили тех, кто станет теперь гаремом Шехзаде Османа. Среди них были и девушки постарше и несколько ее ровесниц. Словно птицы они сутки напролет галдели и шумели, радуясь своей участи. В сердце же Мерьем радость была не такой чистой. Она покидала Кюмсаль. Покидала старого повара, к которому успела привязаться за время чумы. Покидала старших калф в покоях Мехри Султан. Покидала своих султанш, которым читала сказки каждую ночь. Тяжелый вздох вырвался из груди Мерьем, стоило ей снова вспомнить об этом. Немного радовало, что Мехри Султан некоторое время побудет с ними в Манисе. А затем и с ней предстоит разлука… Благодаря этой великодушной женщине Мерьем получила крышу над головой, приют, заботу, работу и новую веру вместе с новым именем. Она чувствовала себя обязанной Мехри Султан, и от того была готова служить ей до конца своих дней, независимо от того, как далеко она будет находиться. Из раздумий ее вырвал высокий голос одной из наложниц. — Это мое место. Отчего ты расселась тут? Кто тебе позволил?! — Черноглазая девушка с оливковой кожей без видимых причин накинулась на знакомую Мерьем наложницу-венгерку. Крикливая девица, кажется, появилась в гареме не так давно, и была среди тех, кто отправится в Манису вместе с Шехзаде. — Оставь меня в покое, Джаниссат, найди себе другое место, — вяло отмахнулась от нее венгерка. «Кажется, это происходит не впервые», подумала Мерьем. — Не смей так разговаривать со мной, хатун! Я вскоре стану фавориткой Шехзаде, проявляй ко мне должное уважение, — девушка распалялась все больше, и эти возмущения вызвали у Мерьем довольно громкий смешок. Девица резко развернулась в ее сторону и повела бровью, — а ты чего смеешься, вобла? Вот уж кому точно не видать покоев шехзаде. — Насколько мне известно, Шехзаде не выносит наглых высокомерных деревенщин. Тебе стоит забыть о своих мечтах, Джаниссат, — с усмешкой ответила Мерьем. — Тебе почем знать, кто ему по нраву, а кто нет? — Я росла с ним в одних покоях, у Шехзаде нет ближе друга, чем я, — девушка пожала плечами, — таких как ты он отправляет в белошвейки. Джанисат саркастично усмехнулась и прищурилась: — Тогда почему он не сделал тебя своей фавориткой? — Мерьем вспыхнула от этих слов, — может, — девушка манерно растягивала слова, — ты не так уж дорога ему? Может, это тебе уготована участь белошвейки? Мерьем сделала два шага вперед и приблизилась к Джаниссат. Она хмыкнула: — Кроить белье для династии это работа для тебя. — Девушка схватила ее за руку и продолжила, — посмотри, у тебя такие длинные и тонкие пальчики. В самый раз, чтобы крепко держать иголку. А я стану кетхуда-кадын и буду лишать тебя ужина и отправлять на фалаку, когда ты в очередной раз начнешь поливать грязью ни в чем неповинных наложниц, — воинственно закончила Мерьем. — О, в кои-то веки ты оказалась права, этими пальцами я буду держать иглу, буду золотом вышивать по шелковым подушкам для моих маленьких шехзаде и луноликих султанш, а ты, так уж и быть, станешь кетхуда-кадын, и разделишь жизнь свою с одиночеством. Таков твой удел. Блондинка закатила глаза и добавила: — Не понимаю, о каком одиночестве ты говоришь. Посмотри на Дайе-хатун, разве она одинока? У нее много друзей в гареме, она богата, она занимается благотворительностью, все ее уважают. Если ты еще не поняла, что, конечно, вполне очевидно, ведь откуда понимать такие простые вещи девице, которая только и думает нижним местом, — послышались тихие смешки, и Мерьем увереннее продолжила, — я не стремлюсь попасть на хальвет. Меня это не интересует, понимаешь? Какой смысл ждать чуда, молясь и плача каждую ночь из-за того, что в постели господина постоянно меняются рабыни, когда есть прекрасная возможность заработать себе на безбедную старость и выгодно выйти замуж к двадцати пяти годам за достойного человека, у которого женщин будет не более четырех, а в лучшем случае, только ты одна? Вот к чему я стремлюсь, Хатун. Сделать карьеру и выйти замуж через девять лет. Это не так сложно, если применить немного ума. Хотя, знаешь, мне нравится твое стремление вышивать на шелковых подушках. Мерьем хитро улыбнулась, а затем, сделав резкий выпад, с силой потянула за юбку платья Джаниссат. Та с треском подалась вниз, подол был оторван, а блондинка отстранилась, скрестила руки на груди и усмехнулась: — Пока потренируйся на хлопке, уверена, у тебя отлично получится. Джаниссат в ярости кинулась к ней и тут же отвесила звонкую пощечину, впившись ногтями в кожу. В глазах блондинки мелькнул ужас. Не страх. Нет, она не испугалась того, что противница ударила ее, ее ужаснуло то, что она действительно посмела это сделать. На щеке проступили следы крови. Мерьем только успела приложить ладонь к ней и воскликнуть: — Ах, ты дрянь! Моя госпожа узнает об этом! Тут же Джаниссат схватила ее за волосы и нанесла новый удар. Боль застилала взор, не позволяя наложнице быстро сориентироваться, как вдруг раздался громкий возглас глашатая: — Дорогу! Достопочтенный Шехзаде Осман! Джаниссат от неожиданности ослабила хватку, и Мерьем хватило этого, чтобы вырваться и подскочить к другу. Она не пыталась прикрыть свою рану, но опустила голову, и на удивленный взгляд Шехзаде быстро и громко произнесла: — Шехзаде, эта девушка набросилась на меня. Она разодрала мое лицо и едва не вырвала мои волосы, — в голосе Мерьем чувствовалось, что она вот-вот заплачет от обиды и несправедливости. — Джаниссат хвасталась перед всеми, что станет вашей фавориткой, Шехзаде, требовала от девушек почтения и уважения, — тут блондинка запнулась и дала волю накопившимся слезам, — я вступилась за них, Шехзаде, поскольку это большой грех, так говорить. Она разозлилась и набросилась на меня! Пока я пыталась отбиться от ее ударов, даже случайно порвала ее платье. Девушки, скажите, я говорю правду? Наложница подняла голову и обвела взглядом всех присутствующих. Несмотря на то, что многие стали свидетельницами этого события, в гареме повисла нерешительная тишина. Как бы ни относились к Мерьем, но все прекрасно знали, что ее влияние на семью Шехзаде велико, и что с большей вероятностью поверят молоденькой блондинке, которая уже давно прислуживала Мехри и имела за плечами исключительно хорошие поступки. Наконец, раздался неуверенный голос одной из наложниц, в которых прежде Джаниссат бросала колкие фразы: — Она говорит правду, Шехзаде. Почувствовав, на чьей стороне перевес, другие рабыни стали с ней соглашаться и поддерживать ее. В глазах наследника мерцала ярость, а взгляды, коими он награждал подругу, были полны сочувствия. На несколько секунд в гареме повисла зловещая тишина, а потом, Осман, прожигая взглядом девицу, произнес: — Как ты осмелилась на подобное, хатун? Поднять руку на Мерьем — все равно, что поднять руку на меня самого, — юноша едва не шипел от злости. На Джаниссат было страшно смотреть. Вся ее уверенность и наглость испарились, она дрожала от страха, невольница чувствовала, что в этот миг решалась ее судьба. — Простите, Шехзаде, — едва не заикаясь от страха, залепетала Джанисат, — я не хотела… я разозлилась… Властным жестом Осман остановил оправдания. — Я передам кетхуде, чтобы тебя наказали самой строгой мерой, хатун, — с нескрываемым презрением сообщил он и резко развернулся и, схватив Мерьем за запястье, утянул за собой в коридоры. Стоило им остаться наедине, Осман взволнованно осмотрел подругу. — Ты в порядке? Тебе стоит немедленно отправиться в лазарет. — Я лишь немного испугалась, — Мерьем мягко улыбнулась ему, — хорошо, что ты пришел, мне страшно подумать, что она еще могла сотворить. — Я обязательно доложу валиде о случившемся. Эту хатун ты больше никогда не увидишь, — голос Османа сквозил нежной уверенностью. *** Маниса, сентябрь 1525 года Поездка из Стамбула в Манису была достаточно долгой. Несмотря на то, что Мерьем уже имела определенный опыт в путешествиях, это событие было наполнено чем-то особенным и странным. Во-первых, очень сложным для девушки оказалось расстаться со старой подругой. Она взяла с Кюмсаль обещание по возможности обмениваться письмами. Во-вторых, после того скандала в гареме усилилось напряжение в воздухе, которое и так было немалым между наложницами Шехзаде. К тому же Мерьем после того случая еще больше сблизилась с Мехри. И это напугало всех ее врагов. Теперь, во всяком случае, пока рядом госпожа, Мерьем всегда будет под защитой, и никто не посмеет причинить ей вред. Джаниссат выпороли на фалаке, но из гарема Шехзаде не выгнали. Хотя, в глубине души, блондинка подозревала, что и это было несправедливым по отношению к рабыне, но Мерьем удавалось успокоить свою совесть, убеждая себя в том, что Джаниссат получила не только за драку, но и за оскорбление других девушек. «Да, я солгала Осману, чтобы не выглядеть виноватой. Но я ведь и вправду лишь вступилась за тех, кого обижала эта выскочка!», успокаивала себя Мерьем, думая об этом. Ей не хватало смелости признать себе, что куда сильнее ее задели слова Джаниссат о том, что она родит Осману детей, а сама Мерьем будет одинока и несчастна. Карета, в которой ехала Мерьем, приблизилась ко дворцу, и девушка окинула взглядом сквозь небольшое резное оконце место, где ей теперь предстояло жить. Наложница была полностью одета для поездки: закрытое платье темно-зеленого цвета из плотного материала, такого же цвета никаб, закрывающий шею, лицо и волосы и маленькие твердые башмачки, которые, хотя и были совершенно неудобными, но отлично защищали от посторонних глаз хрупкие ножки. Вместе с Мерьем в карете ехали две калфы, которых Мехри Султан взяла с собой, дабы те помогали ей с беременностью. Вообще-то светловолосой девушке полагалось ехать в другой карете, вместе с остальными рабынями, но Мерьем упросила свою госпожу посадить ее сюда. Евнух раскрыл дверь и помог им выйти на улицу. После полумрака девушка сощурилась на несколько секунд, привыкая к солнцу. Оно все еще светило достаточно ярко и тепло, однако сероватая прозрачность неба напоминала, что сегодня был первый день осени. Все женщины гарема Шехзаде прибыли во дворец сегодня, а сам наследник должен был приехать завтра к вечеру вместе со своими наставниками и слугами. Мерьем поежилась от прохладного ветра, что заставил тихо шелестеть ее одеяние, а затем послушно пошла за евнухом, который вел их всех в женскую часть дворца. Еще снаружи девушка заметила, что это здание в разы меньше, чем Топ-Капы, и это, в каком-то смысле, ее обрадовало. «Во всяком случае, теперь мне не придется идти полчаса от покоев моей госпожи до покоев Шехзаде» — мелькнуло в мыслях у Мерьем. В самом ташлыке пути двух калф и блондинки разошлись. Она больше не была личной служанкой Мехри, так что на комнату при ней рассчитывать не могла. Впрочем, ей удалось заполучить теплое местечко и в гареме. Местные ода тоже были меньше, чем ода в Стамбуле, но больше, чем ода в Эдирне. Мерьем не знала, стоит ли ей как-то к этому относиться, но, на всякий случай, она посчитала количество девушек на одно помещение. Получалось десять, вместо пятнадцати, как в Топ-Капы. Наложница не слишком этим обеспокоилась. Она рассчитывала быстро стать старшей калфой по своей ода, и ей было на руку, что количество девушек не слишком большое. Чем меньше людей у тебя в подчинении, тем легче ими управлять. Даже десять рабынь было неплохой тренировкой перед тем, как стать кетхуда-кадын, решила для себя Мерьем и принялась раскладывать пожитки, привезенные из Стамбула. Пока девушки переодевались и убирали вещи под матрасы, в ода вошла взрослая незнакомая женщина, которая представилась как Гюльшан Калфа и сообщила, что она является старшей по этой ода. Еще она сказала, чтобы девушки собирались в хамам. Мерьем не успела присмотреться к калфе, как та исчезла в дверях. Пожав плечами, блондинка взяла все необходимое и стала ждать возвращение начальницы, дабы отправиться в баню и смыть с себя непростую дорогу. Наложница уже вернулась из бани и переоделась. Она задумалась о чем-то своем, меланхолично раскладывая вещи. Внезапно Мерьем услышала отдаленно знакомый голос за спиной и вздрогнула. — Госпожа, — взволнованно произнесла блондинка, поклонившись. Перед ней стояла Лютфия Султан. Нельзя сказать, что Мерьем видела ее впервые в жизни, но ранее им никогда не приходилось общаться. — Уже скучаешь по старому дому? — раздался негромкий голос молодой султаны. — Когда вы последний раз говорили с Кюмсаль? С ней всё в порядке? Жена Шехзаде ожидала от нее ответа, и девушка грустно улыбнулась: — Я не скучаю по дворцу, султанша. Я скучаю по людям, которых я оставила в нем. Блондинка заметила в глазах Лютфии легкую дымку грусти. Мерьем отметила для себя, что Кюмсаль и Лютфия были невероятно похожи внешне, и посторонний человек вряд ли смог бы их отличить. — Я виделась с Кюмсаль прямо перед отъездом. Она провожала меня, — голос блондинки дрогнул, и она подняла глаза, наполненные слезами к Лютфие, — госпожа, почему? Почему вы не приказали взять ее с собой в Манису? Разве это было бы так затратно? Всего лишь одна наложница… Всего лишь один человек… Вам ничего не стоило это сделать… Мерьем не смогла сдержать слез, и крупные соленые капли быстрым потоком оросили ее щеки. В глазах стояла боль и непонимание. Девочка не могла принять тот факт, что Лютфия просто не захотела взять Кюмсаль с собой. Нет, это не могло быть правдой! Наверняка, есть какое-то другое объяснение тому, что они вдвоем — здесь, а их подруга — там. И Мерьем желала его знать, желала успокоить свою душу, ибо иной раз ее посещали мысли, что, может быть, она и сама могла как-то повлиять на это. Тишина повисла в воздухе. Мерьем несколько раз закусила губу, чтоб сдержать новый поток, новый всхлип, но слезинки все равно продолжали скатываться от уголков глаз и вниз, через щеки, скапливаясь у подбородка, падать и оттуда, оставляя после себя прохладный след. — Ты права. Ничего не стоило бы взять её сюда, однако, я объясню тебе почему не сделала этого, раз ты так хочешь знать. Какие перспективы ждали её здесь, в Манисе? Вечно исполнять чужие приказы? Зачем, если она может спокойно отдавать свои? В ней есть все необходимые качества, чтобы пройти по Золотому пути и стать кем-то большим, чем просто служанка. Мне тоже было очень непросто с ней расстаться, однако, так будет лучше в первую очередь для неё. Кюмсаль очень добрая и милосердная девушка, она заслужила хотя бы шанс на счастье, беспечную жизнь. Это справедливо, а значит правильно. — Глядя на Мерьем, Лютфия чувствовала, что и сама вот-вот расплачется. Тыльной стороной ладони она провела по щеке белокурой, двигаясь от носа к виску. — Мы находимся не так уж и далеко друг от друга, увидеться вряд ли будет большой проблемой, а если Кюмсаль повезет, и она станет матерью шехзаде, то сможет навещать нас когда пожелает. Не нужно слёз, это для ее же блага. — Но ведь она не хочет этого. Она и не собиралась становиться фавориткой Повелителя, ей намного лучше было бы здесь, вместе с нами, — возразила девушка, — быть может, она не говорила вам об этом, но ей все это не по душе. Ей не нравится гарем. В услужении у вас ей было гораздо лучше. Что ж… Мерьем опять вздохнула. На сей раз ей удалось сдержаться и не заплакать еще сильнее. Глаза блондинки совсем покраснели, а щеки еще не высохли от прежних рыданий, но голос уже обрел более спокойные нотки. — Благодарю вас, что вы позаботились о Кюмсаль перед отъездом. Она сказала, что вы попросили взять Валиде ее в услужение, и та согласилась. Дай Аллах, там она будет в порядке. В конце концов, у Кюмсаль есть письменные принадлежности. Вы будете ей писать? Если да, я бы попросила вас и от меня передавать ей приветы. Она заботилась обо мне, — девушка опустила голову. Внезапно Лютфия побледнела, странно и рвано задышала, часто сглатывая. — Здесь очень душно, — пробормотала госпожа, и неожиданно схватила ближайший к ней вазон. Через миг туда отправился весь ее завтрак, а сама султанша стала белее полотна. Мерьем испугалась и закричала: — Ага! Приведите лекаря, срочно! Госпожа отравилась, скорее, помогите ей! На шум начали сбегаться наложницы, осторожно поддерживая Лютфию под руку, Мерьем направилась вместе с ней в сторону покоев султанши. Кто-то из рабынь подал жене Шехзаде стакан воды, кто-то намочил платок и положил его на шею Лютфии. — Султанша, вы в порядке? — Спросила Мерьем, когда они уже оказались в новых покоях брюнетки, — лекарь сейчас придет, потерпите немного. Они быстро добрались до покоев Лютфии, но это время показалось девушке бесконечно долгим. Блондинка ужасно боялась, что с султаншей случилось что-то очень плохое, и в этом обвинят ее. Наконец, преодолев коридоры, Мерьем, согнувшись под весом жены Шехзаде, уложила ее на постель. Лекаря еще не было, минуты тянулись мучительно. Наложница помогла Лютфие ослабить платье, а затем умыла ту прохладной водой. Раздалось громогласное оповещение и о приходе Мехри Султан, и Мерьем сразу же присела в поклоне. Лютфия приоткрыла глаза. — Госпожа, — поприветствовала ее блондинка. Пока женщины выясняли обстоятельства данного события, стража сообщила о приходе лекаря. Начался осмотр Лютфии, Мерьем все это время стояла неподалеку, нервно переминаясь с ноги на ногу. Мысленно она молила Аллаха, чтобы все обошлось, чтобы Лютфия была в полном порядке. Наконец, лекарша завершила всяческие манипуляции, задала султанше несколько вопросов, а затем торжественно объявила: — Султаным, поздравляю. Вы ждете ребенка. Тут же лицо блондинки осветилось счастливой улыбкой. Не сдержав эмоций, она даже немного подпрыгнула и хлопнула в ладоши. — Госпожа, — обратилась она к Мехри, — какая радость! У Шехзаде будет ребенок! Вы станете бабушкой! Мерьем была чрезвычайно довольна новостью, которую все узнали пару часов назад. Госпожа Мехри сразу же устроила праздник в гареме в честь беременности своей невестки, и блондинка с радостью поедала угощения. Она была готова в тот же вечер скорее пойти писать весточку для Кюмсаль, которая бы тоже, несомненно обрадовалось, однако, Мехри и Лютфия были слишком заняты для этого, так что Мерьем отложила свою затею на потом. В гареме громко играла музыка, все смеялись, пели и танцевали. Конечно, не обошлось и без завистниц. Хатун кинула взгляд на Джаниссат и со злорадством отметила, что та сидит грустная. «Так тебе и надо, нечего было задираться» — ехидно подумала Мерьем и вернулась к поглощению пахлавы. На плечо блондинки опустилась мягкая ладонь, и девушка вздрогнула от неожиданного прикосновения. За спиной стояла калфа, с которой они вместе ехали в повозке до Манисы. Женщина сказала, что госпожа велела подготовить Мерьем для ночи с Шехзаде. Кусок застрял в горле. Блондинка закашлялась, а калфа заботливо постучала ей по спине. Она сделала большой глоток чая, а затем переспросила: — Госпожа Лютфия? Зачем ей это? Она хочет вознаградить меня за помощь? С мягкой усмешкой калфа покачала головой и ответила: — Госпожа Мехри. Она сказала, что ты достаточно ждала, твое время пришло. Мерьем почувствовала, что уже тридцать секунд сидит с открытым ртом. Приложив усилие, девушка его закрыла и, запинаясь, произнесла: — Я… Я не могу… Мне нужно, кхм, увидеться с госпожой. Я могу поговорить с ней, кхм, перед этим? Калфа нахмурилась и уже гораздо строже ответила: — Госпожа никого не принимает сегодня. Она ждет ребенка, если ты забыла, и эти волнения сильно ее утомили. Выполняй приказ, Хатун, или отправишься в Старый дворец. Она вся побледнела, услышав эти слова. Ей не хотелось расставаться со своими мечтами, но еще меньше хотелось огорчать госпожу. «Шайтан! Мехри Султан думает, что я влюблена в Шехзаде! И я не могу даже поговорить с ней! О, Аллах, помоги мне» — пронеслось в мыслях Мерьем, пока та машинально вставала и шла за калфой к другой женщине, той что была старшей по ода. Калфа Мехри быстро повторила приказ своей султанши и удалилась. Мерьем поникла. Ей придется делать это, буквально, с братом! Какой ужас, какой позор! Внутри теплилась надежда, что, может быть, Шехзаде отошлет ее обратно или сам скажет матери, или между ними вообще ничего не будет. В раздумьях об этом Мерьем не заметила, как старшая по ода, Гюльшан, повела ее в сторону общего хамама. Там их уже ждали девушки, которые помогли Мерьем хорошенько вымыться. Минуты тянулись долго, время текло ужасно медленно, но все равно приближая постыдный и отвратительный момент. Перед глазами наложницы была пелена, из-за которой она почти не замечала, что делают с ее телом и волосами. Мерьем молила Всевышнего, чтобы это оказалось ошибкой, глупостью, нелепостью. Прямо сейчас она так желала, чтобы для Османа подготовили кого угодно, хоть Джаниссат, хоть самую гадкую и вредную женщину, но только не ее. Однако ее прямые волосы с помощью хитрых манипуляций превращались в кудри, а на шею падали капельки масла, источающие манящий аромат. Калфа же прикладывала к ней платья и цокала, что с таким траурным видом для Мерьем не подойдет ни один наряд. Блондинке было все равно. Пусть не подойдет, пусть ее прогонят из покоев. Что угодно, лишь бы не ложиться в постель с другом, лишь бы не становиться такой, как они, лишь бы избежать этой участи. Калфа заставила ее надеть красное платье, достаточно простое, но весьма симпатичное, расшитое на лифе золотыми узорами и со свободной колыхающейся юбкой. «Это платье станет моим саваном» — печально подумала Мерьем. На приготовления ушло несколько часов, но у девушки создалось впечатление, будто прошли годы, будто сама она постарела и иссохла, одно неловкое движение — и вся она рассыплется в пыль от старости и ветоши. Гюльшан повела ее к покоям Шехзаде, рассказывая заодно все правила заново. Мерьем их знала, ибо в гаремной школе их заставляли учить наизусть. Мерьем их знала, но всегда думала, что никогда не придется применять эти знания на практике. С каждым шагом по швам трещал тот идеальный мир, который придумала себе блондинка. Шаг — забудь о том, чтобы стать калфой. Шаг — забудь о том, чтобы стать хазнедар. Шаг — забудь о том, чтобы стать кетхуда. Шаг — забудь о том, чтобы выйти замуж за хорошего человека. Шаг — забудь о том, чтобы остаться другом для Шехзаде. — Мерьем, ты все поняла?! — звенящий голос калфы вывел девушку из мрачных мыслей. Она судорожно кивнула и с печальным удивлением обнаружила, что они практически у входа. Монотонно повторив все слова Гюльшан, Мерьем преодолела это краткое расстояние. Сердце заколотилось как бешеное, кровь стучала в ушах. Двери распахнулись так быстро, что она не успела ничего понять. Со спины ее подтолкнула калфа, и Хатун сделала шаг. Шаг навстречу неизвестности. Мерьем оказалась внутри и поклонилась даже раньше, чем двери успели за ней закрыться. Глаза увлажнились от страха и стыда, но ни одна слезинка не прокатилась по ее щеке. Шехзаде обернулся к ней. Она подняла голову и быстро начала говорить: — Осман, меня послала твоя матушка. Я хотела с ней поговорить, но меня не пустили. Мне сказали либо идти сюда, либо отправляться во Дворец Слез. Я так испугалась, Осман, я не знала, что делать. Голос Мерьем дрожал, она судорожно теребила складки платья. Девушка так хорошо знала своего друга, но понятия не имела, что же он сделает сейчас. — Что ты тут делаешь?! — Воскликнул шокированный Осман, — в каком смысле моя матушка?! Так… Садись сюда, — Осман указал на край кровати и сам сел рядом. — А теперь расскажи спокойно: что случилось? Какой Дворец Слёз? Кто посмел тебе такое сказать? Только не плачь, я тебя прошу, ты же можешь мне всё рассказать. Она все-таки не сдержалась и заплакала. Шехзаде начал успокаивать ее всеми силами. Вытирая слезы рукавом злосчастного платья, она присела на кровать и медленно начала пересказывать всю историю вновь. — Мы сегодня только приехали. Лютфия Султан решила поговорить со мной об одной девушке, которая осталась в Стамбуле. Внезапно, во время нашей беседы, ей стало плохо, ее стошнило, а затем она и вовсе едва сознание не потеряла. Я довела султаншу до ее покоев и позвала лекаря. Там и ваша матушка прибежала, узнав, что Лютфие Султан нездоровится. Лекарь осмотрел ее и сказал, что она беременна. Все очень обрадовались, и я, конечно, тоже. Мехри Султан приказала в гареме праздник устроить, всем золото раздать. Я спокойно праздновала, вместе со всеми, а потом ко мне подошла калфа вашей матушки. Она сказала, что мне сегодня нужно идти к тебе. О, Аллах, я в этом виновата… — Мерьем зажмурилась, чтобы не заплакать вновь, — еще в Стамбуле, когда я узнала, что ты скоро уедешь, я попросила госпожу отправить меня вместе с твоими наложницами. Она не так поняла меня, судя по всему. Наверное, подумала, что я влюблена в тебя и тоже хочу быть в числе избранных девушек. — Она с трудом удержалась, чтобы не скривиться от собственных слов. — И вот теперь, в качестве благодарности за мою службу, она решила меня таким образом наградить. Послать к тебе на хальвет… Я рвалась к ней в покои, все объяснить, чтобы она отменила приказ, но слуги не пустили меня. Сказали, что госпожа устала и никого не принимает. Я попыталась отказаться от хальвета, но старшая по ода пригрозила мне отправлением в Старый Дворец, если я не выполню, что от меня хотят. Мне пришлось согласиться на это… Аллах, мне стыдно смотреть в твои глаза. Она отвернула голову от Шехзаде. Щеки Мерьем покраснели, от слез разлилась легкая головная боль. Отрешенно наложница сказала: — Госпожа не оставит это без внимания. Она будет спрашивать у меня, как все прошло, она будет просить повитуху проверять меня, она будет посылать меня снова. Если твоя матушка вознамерилась сделать что-то, она не оставит это, пока не дойдет до конца. Я не могу ей лгать. Рано или поздно все это вскроется. Она возненавидит меня, если поймет, что я обманывала ее. Мехри Султан столько для меня сделала. Я никогда не нарушала ее приказов, я всегда была честной с ней. Но сейчас… Ты и сам, наверное, не захочешь исполнять ее волю. Я не знаю, Шехзаде. По всем правилам мне следует сейчас упасть на колени и поцеловать полу твоего кафтана, а затем ждать и выполнять твои прихоти в постели. Сердце сжалось от собственных слов, от страха перед будущим. Перед глазами появилось грозное и одновременно разочарованное лицо Мехри, которое как бы говорило «Ты предала меня. Я столько для тебя сделала, а ты не можешь один раз переступить через себя и сделать, что мне угодно? Я зря потратила время на тебя». От этой игры воображения плакать хотелось еще сильнее. Больше всего на свете Мерьем хотела, чтобы Осман нашел выход из этой ситуации, чтобы она смогла не разочаровать Мехри, но при этом сохранить их дружбу, не оступиться, не свернуть на иной путь. Осман долго молчал, глядя на пламя камина. Мерьем видела смятение на его лице, и дрожь охватила ее тело. «Чего он медлит? Почему не отошлет меня, не примет решение? Ради Аллаха, разве не может он сам сообщить матери, что мы лишь друзья?», тревога росла вместе с молчанием, и внезапно девушку прошиб холодный пот от единственной мысли — «А друзья ли мы?» — Я не хочу, чтоб ты уходила, — тихо произнес юноша, не смотря на нее. Найдя в себе силы, Осман перевел взгляд прямо на гречанку, — нет, не так. Я хотел, чтобы ты пришла. Останься со мной, Мерьем. «О, Аллах» Свечи едва разгоняли полумрак покоев, но невольница все равно отчетливо видела каждую черточку, каждую ресничку на лице наследника. В карих омутах плескались надежда пополам с отчаянием, словно Осман был утопающим, что внезапно ухватился за бревно, получив шанс на спасение. «Все эти слова, все эти касания.!», щеки тут же налились краской от лихорадочных мыслей, «О, Аллах, для него это уже давно не дружба!». Мерьем рванулась к двери, но сильная рука на талии остановила ее. Шехзаде прижался губами к ее волосам и прошептал: — Пожалуйста, останься. Ни тонкое платье, ни парчовый кафтан не могли сдержать жар его тела, находящегося так близко — непозволительно близко — и он вызывал лишь желание сильнее прижаться, позволить стальным рукам в бархатных перчатках сжать себя в объятиях крепче. Ей вдруг и в самом деле захотелось остаться. Теперь с решением медлила Мерьем. Она знала свое место — быть рабыней у ног госпожи, защищать шехзаде, вытирать сопливые носы его братьям и его детям. Помощница, поддержка, доверенное лицо. Она никогда не позволяла себе даже мечтать о чувствах, о любви, о том, чтобы взглянуть на Османа как на юношу, на молодого мужчину. «Я должна быть сестрой ему», напоминала Мерьем себе из года в год, потому что знала: ввяжись она в гаремную войну, там же и сгинет, пропадет, несчастная, будет убита иль отравлена ядом. Она слабая, она добрая. Такие в гареме не выживают. Таких фавориток убивают первыми. Так ей говорили калфы, поминая покойную Хюмашах — мертвого ангела Повелителя. Так они говорили и о самой Мерьем. «Не высовывайся, молчи, не смей влюбляться» — вот что твердили ей наставницы и учителя. «Будь тихой, будь покорной, помогай господам, а не создавай им новые беды». Мерьем была так благодарна своей госпоже, что никогда не нарушала этих заветов. Давила мысли на корню, отгоняла сладкие мечты мечом цинизма и реальности. Но где же тот меч, когда он так нужен? Где разум, что твердил ей оставаться служанкой, трудиться и метить в калфы? Разум молчал, потому что сердце пело. Гречанка не заметила, как Осман положил подбородок ей на плечо, а сама она мягко поглаживала кисти его рук, плотным кольцом обвившие ее талию. Сколько они стояли так, обнявшись? Мерьем не знала. Она должна была что-то сказать, но сама не знала что. Обернувшись, посмотрела в глаза Османа, надеясь найти ответы там. Но взор его по-прежнему был нежным и, о Аллах, влюбленным. «Как я могла быть так слепа? О, как же я хочу остаться. Но если я останусь, то пути назад не будет…» Мерьем так и не успела закончить мысль. Не выдержав ее изучающего взгляда, юноша все решил за нее, прильнув к прекрасной наложнице в поцелуе. Все ее тело охватило сладкое томление, и она, сначала нерешительно, но затем увереннее и смелее, ответила на поцелуй, растворяясь в потоке чувств. Она словно очнулась после долгого сна, когда открыла глаза, лежа на постели наследника. Осман еще не спал. Из приоткрытой двери на балкон донесся легкий ветер и коснулся разгоряченной кожи, заставив Мерьем вздрогнуть. Она оперлась на локоть и повернулась к шехзаде, чей лик выражал ничем не замутненное счастье. — Мой брак стал для меня проклятьем, — начал Осман, заметив ее взгляд, — я так боялся, что матушка запретит тебе даже приближаться ко мне, дабы уберечь Лютфию. Я думал, моя супруга разлучит нас. Слава Аллаху, это не так. — Осман, — строго сказала гречанка, — я могла справиться со своими чувствами, но не с твоими женщинами. Разве тебе неизвестно, каков гарем? Каждая новая твоя фаворитка постарается избавиться от меня. — Слабым голосом она добавила, — я не смогу им противостоять. Юноша поцеловал ее руку. — Их не будет, — со счастливой улыбкой заверил он. — Не нужно лгать. — Для меня ты выше любой другой женщины. Кого бы ни прислала Валиде, чего бы о себе не думала Лютфия, но моим сердцем правишь ты. Я так долго этого ждал, я не откажусь от тебя, Мерьем. Гречанка зарделась. Слова наследника окрыляли, дарили надежду, но разум напоминал — не стоит верить. «У падишаха было много фавориток, напомнила себе Мерьем, но главной осталась его жена. Кто знает какие обещания он им давал? Любовь господина подобна морю. День — шторм, день — штиль. Я доверилась Осману, не остановила его, не ушла, и теперь лишь одному Аллаху ведомо, куда меня это приведет. Хюмашах тоже была любимой женщиной Повелителя, и где она теперь?» Историю Хюмашах рассказывали в гареме шепотом. Ходили слухи, что ее призрак до сих пор плачет по ночам во дворце. Как знала Мерьем, Хюмашах стала фавориткой еще в Амасье, где правил Шехзаде Мурад до восшествия на престол, и будущий султан очень любил ее. Многие ночи он проводил с Хюмашах, посвящал ей стихи, дарил украшения. А сама Хюмашах была столь прекрасна и добра, что напоминала ангела. Но долгие годы Аллах не посылал им детей, однако это лишь укрепляло любовь Мурада к своей фаворитке. Вскоре после восхождения Мурада на престол Хюмашах забеременела, и все сочли это добрым знаком, однако случилась какая-то беда, и у фаворитки начались преждевременные роды. Двое мертвых детей вышли из ее чрева, а сама Хюмашах, хоть и пережила это, но после, едва придя в себя, тут же выпила яд, не в силах пережить потерю долгожданных детей. Калфы поговаривали, что Мехри Султан отравила свою подругу, дабы не допустить ее к власти, не делить с ней любовь Повелителя. Мерьем, конечно, не верила, но сомнения все же проникли в сердце. Яд могла подослать и другая женщина, ибо конкуренция в гареме султана страшна. Когда у каждой хоть сколько-нибудь талантливой хатун есть шанс стать госпожой мира, то все средства идут в ход. У гречанки не было сомнений — в гареме Османа ее ожидает битва куда более страшная, ибо рядом с ней не будет никого, кроме самого шехзаде, чтобы защитить ее. И все же, лежа на дорогих шелках, в объятиях самого чудесного юноши на земле, Мерьем так хотелось не думать об этом, не волноваться о будущем, не переживать, не трепетать, что она отогнала все дурные и пугающие мысли, расслабившись. — А наша дружба? — Лукаво улыбнулась девушка, — что позволено служанке шехзаде, то не позволено его фаворитке. — Оставь это, — отмахнулся Осман, — ничего не изменится. Разрешаю тебе воровать плов с кухни сколько душа пожелает. Мерьем засмеялась, припомнив тот случай. — Как пожелает мой господин, — широко улыбнулась девушка, удобнее устраиваясь на его плече. После той ночи в жизни Мерьем произошли определенные изменения. Она теперь имела собственную комнату, некоторые особенно красивые платья и даже получила немного золота. Калфа сказала, что теперь жалование ее будет больше, поскольку она — фаворитка Шехзаде. Ее освободили от работы, теперь можно было только ходить в гаремную школу и целый день бездельничать. Ради интереса Мерьем посетила местных наставниц и осталась разочарована. Уровень образования в провинции был заметно ниже. Посещение дополнительных занятий сразу отметалось, а находиться целый день в гареме без всякого занятия для Мерьем было сущим адом. На нее странно, порой завистливо косились наложницы, особенно Джаниссат, да и, приученная работать, она плохо спала от избытка сил. Мехри Султан не разрешала помогать ей и прислуживать, потому как теперь Мерьем имела новый статус. Блондинка боялась, что госпожа отдалится от нее, но, кажется, этого не предвиделось. Мехри все также нередко уделяла ей время, если оно, конечно, было. Долгие годы Мехри правила гаремом мужа в Амасье, и теперь ей предстояло обучить этой науке невестку. Из Стамбула еще не приходило вестей, но весь дворец понимал — беременная жена султана не задержится в санджаке надолго, и потому Мерьем почти никогда не могла застать свою патронессу свободной от многочисленных дел. Более того, Мехри, даже если и считала, что Мерьем безумно влюблена в ее сына, вовсе не собиралась позволять той оставаться единственной фавориткой надолго. Мерьем видела, что ее госпожа готовит и других девушек, хотя, кажется, никого из них Осман пока не принимал. Уже около трех дней новоявленная фаворитка умирала от тоски. Лютфия Султан была слишком занята, изучая церемониал гарема, а пойти самой к Шехзаде Мерьем побаивалась. Глупо было думать, что между ними ничего не изменилось. Все изменилось. И девушка совершенно не понимала, как должна себя вести. Пребывая в смятении, она часто мерила шагами комнату или просто лежала, напоминая безжизненное тело. Ей страшно не хватало Кюмсаль рядом. Она точно знала бы, как поступить, она не дала бы ей пропасть тут. Но подруги не было рядом, и возможности связаться с ней тоже. В очередной повседневно-апатичный день, когда Мерьем просто сидела на своей кровати и смотрела в пол, к ней пришел евнух и доложил, что Шехзаде ждет ее в саду. Услышав об этом, она резко, неестественно дернулась и тут же выпрямилась в полный рост. На лице ее вновь появились краски. «Наконец-то, я покину эти опостылевшие стены», — радостно подумала фаворитка. Она сразу же пошла следом за агой, даже не взглянув в зеркало. По дороге на улицу Мерьем решила для себя, что будет вести себя так, словно они все еще лучшие друзья и не более. Девушка понадеялась, что это поможет как-то прояснить ситуацию, так что, уверовав в себя, она смело прошествовала навстречу старому-новому другу. Как и боялась Мерьем, невзирая на очевидные чувства к ней, несмотря на красивые обещания, Осман все же оставался наследником, причем наследником хорошим — он не перечил матери, не позволял себе идти против традиций, и потому для маленькой скромной Мерьем в его расписании не оставалось места. «Может быть, с отъездом госпожи что-нибудь изменится», надеялась девушка, приближаясь к фонтанам. Осман стоял там, наблюдая за переливами воды, но услышав звук шагов, обернулся. Наложница присела в поклоне, не заметив, как на его лице появилась очаровательная улыбка. — Шехзаде, рада тебя видеть. — Я тоже рад тебя видеть, Мерьем, — Осман кивнул ей. Она вдруг почувствовала, что солнце все еще светит, согревая своими лучами землю, что птицы все еще поют, что мир вокруг нее продолжает жить. Ничего не случилось в ту ночь. Никто не погиб, ничто не разрушилось. Топ-Капы не рухнул вместе с Султаном. Дворец в Манисе не загорелся от пожара. Все шло своим чередом. И только она стояла. Все эти дни Мерьем оставалась на месте, не замечая того, что жизнь не кончилась. Она пожирала себя боязливыми мыслями, страхами, неопределенностью и ради чего? Намного лучше было делать новые и новые шаги. Как раньше. Как и всегда. Осознанность, пришедшая в такой необычный момент, но не менее необходимая от этого, заставила ее улыбнуться вновь и сделать шаг к Осману. Она задышала полной грудью, она почувствовала как гора упала с плеч. — Сегодня хорошая погода, Осман, не так ли? Даже не скажешь, что уже наступила осень. Люблю этот бархатный период, когда солнце все еще греет, но не палит. Хорошо, что ты позвал меня, я с ума схожу от скуки в четырех стенах, — Мерьем весело усмехнулась, — давай пройдем немного дальше? Я еще не видела этот сад полностью. — Я так и думал, что ты скучаешь, потому и позвал тебя. Погода, конечно, не располагает к долгим прогулкам, все же довольно ветрено, но ты права, осень — прекрасная пора. — Осман повел рукой в приглашающем жесте, и молодые люди завернули к беседке, — как ты, Мерьем? Я давно тебя не видел. «Не слишком-то и хотел», раздраженно подумала девушка, но тут же отогнала эту мысль. — Со мной все хорошо, только немного скучно, — она забавно дернула плечиком. — Здесь совершенно нечем заняться. Твоя жена постоянно занята, наложницы косятся, госпожа Мехри учит Лютфию. В общем, скукота. Некому со мной поговорить, мне некуда себя деть. Я так привыкла жить рядом с друзьями и даже не подозревала, что не смогу вот так, слету, обзавестись новыми. Хорошо, что есть ты. Мерьем не переставала улыбаться. Она не чувствовала, что случилось нечто ужасное. Ничего не было, совсем ничего. Может, то был лишь страшный сон? А комната и платья — просто дружеский подарок. С каждой секундой разум блондинки убеждал сам себя в этом больше и больше. Так и дышалось легче. Шехзаде легко согласился прогуляться, но на лице его можно было угадать смятение. В глубине души Мерьем понимала его, но признавать случившееся не хотелось. Пусть все оно останется во сне, пусть оно забудется. В конце концов, он ведь больше и не звал ее, разве нет? «Получил, что хотел, а теперь желает отыграть все назад», едко прокомментировал внутренний голос. «Но если так, возразила сама себе гречанка, то и мои перспективы никуда не исчезли. Стану кетхудой, как и желала прежде». Сердце отчего-то предательски заныло. Подул прохладный ветер, девушка подняла глаза к небу. С запада тянулись тучи, но они были еще далеко. Солнце продолжало ласкать своими лучами две фигуры, медленно шедшие по дворцовому саду. Она с интересом разглядывала высаженные цветы и фонтаны. Несмотря на начало осени, вокруг все еще было множество ярких красок. Некоторое время молодые люди шли молча. Ей, наконец, удалось себя убедить в том, что все в порядке. И тут Осман заговорил. — Я не знаю, стоит ли начинать об этом говорить… — Осман резко умолк, чтобы посмотреть на реакцию Мерьем. — О той ночи… эм… Я хотел… Извиниться… Правда, мне надо было отказать… Моя Валиде не звала тебя к себе.? Тебе не нужна моя помощь? Мерьем резко остановилась и посмотрела прямо в глаза Осману. Она шумно выдохнула и серьезным, несколько нравоучительным тоном ответила: — Забудь об этом. Ты не должен извиняться. Ничего не случилось. Госпожа занята, ей не до меня сейчас. Думаю, на следующей неделе я навещу ее, как раз к тому моменту, твоя жена, — Мерьем выделила последнее слово, — разберется со всем и даст мне возможность пообщаться с Мехри Султан. Мне не нужна помощь, Осман. Я в порядке. В полном. Фаворитка повернулась к цветам, поздним алеющим тюльпанам и наклонилась, чтобы вдохнуть их аромат. Негромко, но так, чтобы Шехзаде услышал она добавила: — Я говорила с кетхуда-кадын, и она сказала, что если я не беременна, и ты больше меня не призовешь, то через год-другой я смогу стать старшей калфой, как и хотела. Думаю, проблема решена, — блондинка выпрямилась и снова взглянула на Османа, — и, кстати, ты не мог бы пригласить к себе еще кого-нибудь? Мне очень скучно одной в комнате. Не помешает завести подруг в гареме, но пока кроме меня нет фавориток, девицы уж больно завистливы. Только, умоляю, не зови Джаниссат. Та девушка, которая избила меня в Стамбуле, помнишь? Перед глазами встала картина той драки. Мерьем почувствовала, как ком встает в горле. «Нет, я не отдам тебя этой гадине на растерзание. Никогда. Ты никогда с ней не будешь, я костьми лягу, но не допущу этого, Осман» — подумала блондинка, почувствовав болезненную ревность. Она боялась за друга или боялась за себя? Мерьем и сама не понимала. Втайне девушка надеялась, что шехзаде сейчас откажется от этой мысли, сообщит, что не позовет никого другого, и что все его слова, сказанные той ночью, имеют все ту же силу. Но Осман, впервые, разочаровал ее. — Я планировал сегодня позвать наложницу, и ею точно не будет Джаниссат, я помню, что она сотворила, поэтому она никогда не приблизится к моим покоям. После нашей прогулки я позову Лютфию к себе, так что у тебя будет время пообщаться с моей Валиде. Ей стоило огромных усилий ничем не выдать нарастающей злости. «Позову другую девушку, позову Лютфию — вот и вся цена его обещаниям! Друг из него вышел куда лучше, чем господин» — Надеюсь, мы поладим с той девушкой, которая сегодня пойдет к тебе, — Мерьем абсолютно невинно улыбнулась, будто, место на этаже получила вовсе не за хальвет с Османом, — о, отлично. Надеюсь, госпожа будет не слишком уставшей, чтобы принять меня. Пояснять ей ту ситуацию, думаю, смысла нет, она все-таки ждет ребенка, так что не стоит ее тревожить этим. Мы и сами со всем справились, верно? Она продолжала весело щебетать, как весенняя пташка, что поет первую песню после затяжной зимы. Никакого напряжения. — С нетерпением жду, когда ты станешь калфой, я никому не доверяю как тебе, но что мешает получить назначение раньше? Я знаю, как ты этого желаешь, так в чем дело? Мерьем резко остановилась и дернулась как от удара. Она из раза в раз давала Осману шанс переубедить ее, подтвердить собственные обещания, уверить ее, что между ними есть чувства, но он лишь отдалялся, а теперь и вовсе заявил, что желает видеть ее своей калфой, а не фавориткой! Сухим и безэмоциональным голосом, она объяснила: — Таковы правила. Пока что я считаюсь фавориткой и мое положение на фоне остальных наложниц предполагает, что ты будешь призывать меня вновь до тех пор, пока я не забеременею, затем рожу, пройдет сорок дней и так далее. Конечно, для нас с тобой это чистая формальность, ведь мы оба знаем, что ты никогда меня не позовешь, — Мерьем притворно хихикнула, говоря об этом, — пока будет идти время, я зарекомендую себя перед Лютфией Султан и другими важными женщинами в гареме. Конечно, чуть позже и твоя валиде сможет дать мне хорошую протекцию, но пока это перспективы. У меня есть целый год, чтобы ничего не делать и привыкать к местному колориту. Маниса все же сильно отличается от столицы. Здесь достаточно спокойно во дворце, даже в Эдирне было больше шума и расторопности. Впрочем, возможно, ты изменишь и это. В конце концов, теперь это твой дворец и твое маленькое государство. Уже были какие-то дела, связанные с управлением, кроме нашего переезда? Может какие-то новости из столицы? Что говорят твои наставники? В каком состоянии город? Мерьем не скрывала своего любопытства относительно новой должности Шехзаде и его новых обязанностей. У нее никогда не было возможности хотя бы частично ознакомиться с порядками руководства внутри мужской половины, и сейчас девушка не планировала ее упускать. — Буду верить, что всё получится, и ты добьешься того, о чем мечтаешь. Лютфия будет тебе рада, надеюсь, ты прекрасный человек, Мерьем, и прости, что так редко тебе о том говорю, — стоило Осману услышать вопросы о делах, он нахмурился, — В Стамбуле всё хорошо, я поеду в столицу к отцу, в Манисе прекрасно, но я пока учусь, и мне нужен совет нашего повелителя. Пара уже довольно далеко отошла от начала сада, а он все не кончался и не кончался, поражая Мерьем своей красотой. — Пройдем еще дальше? — дворец был не совсем далеко, но шехзаде не ожидал, что они прошли столь много. Он посмотрел на Мерьем, волосы которой развевал ветер, столь красивая картина испортилась холодом; шехзаде почувствовал, как ветер усилился и стало куда холоднее, сам немного ежился, но старался делать то незаметно. На дальнейший вопрос Шехзаде Мерьем утвердительно кивнула, и они медленно прошли по очередному повороту, ведя непринужденную беседу. Ветер усилился. Блондинка оделась достаточно легко, не предсказав возможного расстройства погоды. Тучи надвигались все ближе к городу, казалось, что скоро они закроют собой солнце, оставив мир вокруг серым. От холода по коже Мерьем пробежали мурашки, она слегка поежилась. — Ты не замерзла? — спросил он и снял с себя теплую накидку. — Держи, думаю, лишней не будет, — не дожидаясь ответа, Осман накинул свой меховой плащ на плечи Мерьем Девушка мило улыбнулась: — Спасибо, что бы я без тебя делала, — голос ее звучал гораздо мягче и ласковее, чем до этого. — Я о многом сейчас задумался, — прервал юноша умиротворенную тишину, — не только о прошлом, но и будущем. Я еще молод, но мне жутко представлять, что будет через десять лет. Буду ли я вообще жив? — от последней фразы он вздрогнул. — Но я знаю одно: я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Она расплылась в очаровательной улыбке, когда Осман договорил. Щечки девушки слегка покраснели, то ли от холода, то ли от смущения. Слова, которые Осман произнес были очень важными и серьезными. Мерьем ответила ему со всей мягкостью и теплотой, на которую была способна: — Все будет хорошо. Ты справишься. И я всегда буду рядом, обещаю. Девушка улыбнулась так безмятежно и спокойно. Казалось, в этот миг даже птицы перестали говорить на своем языке, и ветер застыл, и все вокруг замерло, наслаждаясь краткими минутами отдыха от бесконечных дел и тревог. Шехзаде наклонился к ней, будто желая что-то сказать, но тут внезапно поцеловал ее. Мерьем оторопела от шока. Она резко отстранилась от его поцелуя, одним взглядом выражая все возмущение и негодование, что было в ее сердце. Девушка покраснела, кажется, до кончиков волос, а затем, через какие-то доли секунды, развернулась и побежала прочь. Она неслась так быстро, все дальше и дальше от Османа, чтобы не видеть его, не слышать его голоса, не думать о нем. Но в голове продолжала пульсировать странная, пугающая мысль о том, что Шехзаде поцеловал ее. «Зачем?» — единственное, что крутилось на языке в этот миг. Мерьем бежала, бежала, бежала. С нее слетела накидка, которую ей дал Осман, но даже так она не заметила холода. Достигнув дворца, Мерьем продолжала бежать прочь, к своей комнате, расталкивая слуг и вызывая у них этим возмущенный цокот. Достигнув заветной двери, девушка оказалась внутри спальни и крепко прижала дверь своей спиной, словно за ней была погоня. — Шайтан тебя раздери, Осман… — прошептала блондинка, закрыв глаза. И вот опять водопадом рухнули слезы. Она не понимала, что и зачем делает наследник, зачем он так себя ведет. Обещания любви, затем холод и вновь заверения в исключительной дружбе. А теперь и вовсе этот поцелуй. После этого все слова Шехзаде звучали в совсем ином контексте. Мерьем глубоко вздохнула, пытаясь остановить соленые потоки. Думать не хотелось. Девушка рухнула на кровать. Пустота, поглотившая ее мысли, вскоре унесла наложницу в сон. В царстве Морфея Мерьем вновь и вновь видела этот поцелуй. Удивительный и пугающий.