Априори

— Мисс Льюис! — лишь оклик генерального директора «Нотт» Стивенсона выводит меня обратно в реальность. Еле отлепляю собственный взгляд, успевший намагнититься к так и не шелохнувшемуся Маркусу, и поворачиваюсь к Стивенсону. Успеваю за эти доли секунд вернуть себе привычное выражение лица: хладнокровие и спокойствие — мои неизменные спутники, и я не позволю человеку из прошлого одним своим появлением выбить меня из колеи так легко. Тем более что он сам, судя по всему, не собирается так же выдавать каких-либо эмоций. Шарканье стульев, обмен любезностями, разговоры ни о чем, прежде чем начнем совещание, кофе, монотонный гул, — и вот я занимаю своё место за столом переговоров. Занимаю под пристальным, ввинчивающимся в кости взглядом. Бросаю мимолетный ответный. Тщательно играю в равнодушие. Маркус сидит по диагонали напротив, практически не сменив позы с момента моего появления — вальяжно откинувшись на спинку кресла, одна ладонь расслаблено поверх документов, и лишь плавный наклон головы, будто рассматривает результат некого эксперимента, говорит о его вспыхнувшем интересе. Незаметно вбираю в грудь воздуха и так же незаметно выдыхаю, ощущая себя неопытным серфингистом под волной: волной сносящей энергии, исходящей от Маркуса. В университете было так же… Внешне Флэтчер радикально изменился: из красавчика–мажора, с плутовским взглядом и шаткими принципами, зависящие от количества потраченных долларов со счетов отца и сменяющихся девушек, перевоплотился в статного, серьёзного и чертовски привлекательного мужчину. И лишь исходящая радиацией энергия осталось неизменной. Её невозможно не чувствовать. Невозможно не поддаться ей. Невозможно не испробовать на вкус и не заразиться. Именно поэтому я стала одной «из». Именно поэтому первая и порвала эти… отношения. Маркус был моим ядом. Как и я — его. Удивительно, как встреча через множество лет может такой резкой вспышкой напомнить обо всём. Словно все эти кадры, эти образы были ещё вчера… Сейчас нас обоих от бури спасает лишь одно: никто пока не раскрывает рта. Не сказано ни одного слова в адрес друг друга. И хоть я наконец узнала, кто именно представляет интересы Стивенсона, и морально готовлюсь к бою, который будет — о да, он будет… — совещание пока поразительным образом обходит нас с Маркусом, не требует прямого участия. Стараюсь сконцентрироваться на аргументах двух сторон: и «ДжэйЭй», и «Нотт», но выходит неважно… В мыслях хаос, какой бы внешне невозмутимой и деловитой не оставалась снаружи. Даже не нужно заглядывать в зеркало, чтобы убедиться в этом, — годы и тысячи переговоров, где оппоненту нельзя показывать истинных намерений, творят своё. Сквозь беседу между топ-менеджерами обеих компаний улавливаю едва слышный звук: хмыканье с той части стола… Медленно прикрываю веки, понимая, что оно адресовано мне, потому что прожигание оттуда взглядом всё так же продолжается. В этой усмешке всё — и оценка меня, и собственное превосходство, и забавление ситуацией. Между мной и Маркусом был лишь сумасшедший секс в Гарварде, без четких границ обозначения отношений. Без, что называется, обязательств. Но я успела узнать его слишком хорошо, чтобы так легко сейчас считать… На меня словно набрасывают пелену и вакуум одновременно. Смутно помню свои комментарии и какие-то итоги по встрече, — четко запоминаю лишь то, что Маркус молчит до победного, изредка кивая Стивенсону, и то, как я первая встаю, едва всё закончилось. Пытаясь не казаться трусихой, стремящейся убежать, ровным голосом прощаюсь со всеми, избегая конкретных персоналий и варианта слишком долгим вниманием останавливаться на том, кто продолжает глазами ощупывать мою фигуру. И первая же и выхожу из переговорной. В коридоре никого нет, и только тут позволяю себе ускорить шаг. Почти до бега. И это-то на высоченных шпильках. Нужно будет похвалиться Пенни своими умениями, заценит. Может, даже напишет статью для мира моды: «Как сбежать от недо–бывшего на «Кристиан Лабутен»… Морщась от абсурдных размышлений, нервозно долблю по кнопке лифта, несмотря на то, что вызов им уже давно принят. Ничего. Осталось немного… Нырну в машину. Приеду домой. Приму ванну. И навсегда забуду об этом обо всем. А завтра передам «ДжэйЭй» заместителю. Всё что угодно, лишь бы больше никогда не видеть Маркуса. Может, еще есть возможность переиграть всё с Кайлом? Согласиться поужинать? Наверное, стоит позво… — Не ожидал, что узнаешь. На миг кажется, что фраза вспарывает мне спину. Острый тон, низкий тембр, тотчас ударяющий по нутру и вынуждающий то сжаться. Ирония в каждом слоге. Три… Два… Один. Дыши, Тайра… — Не ожидала, что увижу, — натянув по-королевски ледяную улыбку, с изяществом разворачиваюсь к Маркусу. Всё-таки настиг меня. Я не должна растеряться. Не должна стушеваться. Держаться, Льюис, только держаться. В этот момент двери лифта открываются, и мы как в танце делаем шаги: он навстречу, я же назад… — Да ладно тебе, Льюис, строишь из себя обиженную недотрогу. Оказываемся в замкнутом пространстве. Едва уловимый мятно-морской аромат парфюма обжигает ноздри, — вынуждена признать, что завлекает. Маркус тянет ладонь к панели, крайне медленно нажимая на кнопку первого этажа, не сводя с меня взгляда и усмехаясь сказанному. — Зато ты как был напыщенным пижоном, так им и остался, — знаю, что когда щурю глаза и говорю вот так, то похожа на змею. Так пусть боится… — Даже строить из себя никого не нужно. Разве что седины прибавилось. Отхожу ещё на шаг. С прямой спиной слегка прислоняюсь ягодицами к перилам внутри кабины. Почему чёртов лифт едет так медленно? Маркус тут же сокращает расстояние еще на десяток дюймов, изображая нарочитое удивление: — Бог ты мой, ну и сравнения. Помнится, десять лет назад ты была более сговорчива с такими напыщенными пижонами… — Тринадцать. Вырывается у меня прежде, чем я обдумываю возможные последствия. И они не заставляют себя ждать. Ткань рукава элегантного костюма натягивается, когда Маркус упирается ладонью в стену за мной. И нависает. Пока я всё также стою статуей. Ничтожно малое расстояние. Глаза в глаза. — О-о-о, ничего себе… — шепот ложится на мои губы, я же перевожу взгляд на его собственные, замечая, как часто начинаю дышать: — Что ещё ты помнишь так же хорошо, как и точный срок?.. Помню, как стремительно тогда всё между нами закрутилось. Помню наполненные пламенем ночи. Помню жажду по его телу. Помню, как его язык между моих ног доводил до исступления. Помню грубость, откровенные позы и бесчисленные оргазмы. Первый и прекрасный анальный секс. Эксперименты. Помню недосып, всегда севший на утро голос, когда на совместных лекциях едва могла отвечать на вопросы преподавателей. Помню боль в корнях волос от натягивания, когда ставил в коленно-локтевую. Приятное жжение на коже ягодиц от шлепков. Всё ещё помню, черт возьми, всё. Всё. Но благо сейчас моё красноречие меня не подводит, и память умолкает, уступая ему место: — Что ты привык получать всё на блюдечке, — твёрдо произношу, понимая, что голос даже не дрогнул. Затем намеренно провожу указательным пальцем по галстуку с едва различимым узором, ощущая мягкость шёлка, — что ни дня в своей золотой жизни толком не проработал, унаследовав дело отца, —плавным движением, которому мой фантом прошлого не сопротивляется, делаю шаг вбок, поворачиваюсь. — И что ни за что не сдашься, кто бы перед тобой ни был… И вот, в этом обреченном танце уже веду я: теперь Маркус прислонен спиной к стенке кабины, я спереди, почти вжавшаяся в его тело, держу чёртов галстук, мечтая то ли задушить его обладателя, то ли раздеть… — Верно, Льюис. Почти верно, — тихо говорит он, нагло улыбаясь и почти касаясь моего рта своим. — Надо же, как забавно устроена жизнь… И как интересен тот факт, что мы снова, как и раньше противостоим друг другу. Когда-то двое лучших на потоке, вечные соревнования за оценки и признание… Встретились в долбанных каменных джунглях на арене бизнеса. Поразительно, как это не произошло раньше. Наконец-то. Наконец-то спасительный сигнал лифта, возвещающий о прибытии на этаж. — Верно, Флэтчер. Почти верно, — точь-в-точь копируя его манеру, многообещающе отвечаю я, но резко уворачиваюсь от поцелуя, который чуть было не происходит. Сглотнув, добавляю, прежде, чем выйти: — Разве что ты не учёл одно: жизнь всё-таки изменилась. Как и я. И я точно так же не отдам тебе сейчас эту сделку без боя. И выйдя в коридор, наблюдая как лицо всё ещё оставшегося в кабине Маркуса омрачается, а взгляд вновь пытается проникнуть под мою кожу, с достоинством выдаю: — Теперь не сдаёшься не только ты.

***

Оказавшись уже дома, ощущаю, как тело медленно, но верно отпускает всё накопленное за день напряжение. Разгромленные неожиданным появлением Маркуса чувства, пока ещё лежащие в беспорядке в голове, наконец остывают и тлеют. Я понимаю, что при следующей встрече будет так же: нас будет тянуть друг к другу с одновременным желанием разнести всё к чертям, потому что бизнес важнее. Понимаю, что в следующий раз он будет подготовленнее, и последнее слово останется не за мной. Понимаю, что могу опять уйти с головой в омут, как и сам Маркус, и это будет в разы болезненнее, чем тогда в молодости, но… Пока… Пока есть время переждать, затаиться, подготовиться. Выстроить барьеры и оборону, и надеяться, что они выдержат его натиск. Выйдя из ванной и приведя себя в порядок, я подхожу к шкафу в гардеробной — какой бы сильной женщиной ты не была, каким бы стильным и минималистичным не были твои апартаменты, коробка с барахлом и старыми фото всё равно будет существовать в твоей жизни. Достав университетский альбом, моментально нахожу снимок Маркуса. Чуть ниже, через несколько клеток, изображена я сама. Обладатель смазливого личика и мускулов, из богатой семьи, получивший билет в будущее так легко; и не особо примечательная девушка из маленького городка одного живописного штата, со взглядом исподлобья, поступившая своими силами в Гарвард. Не дурнушка, но… Это сейчас я тяну на роковую брюнетку с вечно алыми губами и взглядом кобры, — по крайне мере, так меня нарекают за спиной. Тогда же… Тогда всё было чуть иначе. Я хорошо училась, пожалуй, даже слишком. Но ключевым отличием от зазнавшихся умников, «ботаников» и книжных червей было то, что позволяла себе и походы по барам, и вечеринки, и парней, — упорно трудясь днем и вечером, хотелось спускать иногда пар по ночам. Тем более после непростой жизни до колледжа в своей слишком строгой и консервативной семье, где я не ощущала ничего, кроме давления, постоянного выполнения чьих-то ожиданий и одиночества, хотелось как-то вознаграждать себя за факт поступления в столь престижный университет и за каждодневное упорство в дальнейшей учебе. Отличие нашлось и у Маркуса: казалось бы, «золотой» мальчик, всю свою жизнь сидящий на шее отца, будущий наследник всего состояния и бизнеса, в итоге тоже проявил себя честным отличником. Он учился играючи, виртуозно сдавая экзамены и зачеты без взяток, умудряясь при этом быть повесой, которому не было равных. Маркус прав в том, что мы тогда соперничали — правда, первое время не совсем осознавая это. Делая это ненамеренно. Череда основных битв пришлась на последний курс: до этого он не особо замечал меня, а я же — с презрением игнорировала его. И каким-то образом… Каким вообще образом мы с ним сблизились настолько, что в какой-то чёртов миг осознали обоюдное желание познать друг друга лучше не только как оппонентов в жарких учебных дискуссиях, но и как любовников — я не знаю. До сих пор не могу разгадать этот феномен. Доставая из недр памяти лекции, пары, практикумы, наше постоянное противостояние и колкие фразы, долгие взгляды друг на друга с желанием победить, я никак не поймаю этот момент перехода в горизонтальную плоскость — он всегда растворяется туманом. У Маркуса не было недостатка в девушках, хотя на последнем курсе он слегка поостыл; я же, хоть и не была писанной красавицей, не чувствовала себя обделенной настолько, чтобы согласиться на секс с таким человеком. Но всё же… это произошло. То ли на очередной вечеринке, то ли сам Маркус вызвался меня подвезти, то ли мы были в пустом классе… Крайне трудно припомнить начало: в воспоминаниях хаотичным хороводом, не линейным, остались лишь яркие кадры каждого нашего проявления страсти. Даже сейчас, даже после стольких отношений с другими мужчинами, я вынуждена признать, что Маркус был лучшим в постели. Разозлившись на саму себя, я с чувством захлопываю альбом, впив ногти в кожаный переплет. Нет, он был не просто лучшим в постели. Нас на каком-то молекулярном уровне тянуло друг к другу. И в нем, и во мне просыпалось нечто первобытное, нечто засасывающее, магнитящее, едва мы сдирали друг с друга одежды… И мы оба боялись этого. Главным негласным условием было отсутствие отношений как таковых: всё на том же неком уровне частиц мы понимали, что не хотим этого. Что нас всё устраивает и так. Но после… Отшвыриваю от себя альбом, медленно сползая с кровати на ковер. Перед глазами ясно встает лицо Маркуса тогда, когда я первая сказала ему о том, что достаточно. Достаточно с меня этого всего, каким бы восхитительно-греховным это ни было. Он тщательно скрыл тогда удивление, разочарование, обиду… Даже может надежду — я знала, что кто-то из нас двоих сорвется и влюбится, это будет неизбежно, и тогда не оберёшься проблем. Поэтому так же за нас двоих решила всё прекратить, испугавшись собственных зарождающихся эмоций: и как бы Маркус ни смотрел на меня в тот вечер снисходительно, как бы ни напускал на себя равнодушие, бросив нечто вроде: «Да уж, поразвлеклись, Льюис, и хватит», как бы ни держал марку, я понимала и понимаю сейчас, что где-то очень глубоко внутри его это задело. Мы распрощались. Оборвали всё общение. Там уже и пролетел последний курс, случился выпускной и полное падение во взрослую жизнь. И только тогда, наметив себе план по созданию собственного дела и медленно начав его воплощать в жизнь, я по-настоящему прочувствовала то, как больно было разорвать всё первой. Как больно было лишиться Маркуса — человека хоть и не с самыми светлыми намерениями, честными принципами и добродетелями, но всё же человека, оставившего во мне след, оказавшего своё немалое влияние. И все эти годы я сторонилась любых серьезных отношений. Даже свободных, потому что именно это самое «будем свободно трахаться направо-налево», как показала практика, в итоге трансформируется в «а может всё-таки попробуем…», и лишь Кайлу решила дать шанс, опираясь исключительно на практичность и рационализм нашего будущего брака. Теперь же… Теперь Маркус снова объявился в моей жизни. Снова пошатнул равновесие. Снова заточил в магический кокон одним лишь взглядом, обаянием, с годами ставшим лучше, как вино, и энергетикой. Господи, как же всё усложнилось за один вечер… И что я должна делать с этим теперь и делать ли, всё ещё неизвестно. Кое-как поднявшись с ковра и уже бережнее взяв отлетевший альбом, возвращаю его на место. Дальше следую на мягко освещенную кухню, бесцельно наблюдая за огоньками из-за стекла небольших подсвечников на столе, и принимаюсь искать вино. Бокал налит, беру его с собой и сажусь за ноутбук. Введя нужные слова в запрос, делаю глоток, ощущая вязкий вкус… Знаю, что не усну, поэтому принимаюсь за собственную экзекуцию: принимаюсь изучать информацию о том, о ком предпочла бы больше никогда не слышать.