Он сказал нам прожить долгие жизни

            Боль, яркая и неожиданная разлилась в животе. Удар, которого он точно не ожидал, заставил согнуться напополам. Даже в глазах сверкнуло.       — Аааай, — простонал Армин. На секунду потерялся в пространстве — где он, кто, и что делает? Но реальность спешит вернуться — он только что получил удар коленом в живот и очевидно, сидит на кровати.       — Прости… — проговаривает виновато. Ему правда стыдно. Анни натягивает юбку этого своего лазоревого платья, которое ему так нравится. Вцепилась напряженными ладонями и опускает её до самых щиколоток поджав колени. Затем спускает ноги с кровати, смотрит на него исподлобья — недобро, и всё таки кажется осознаёт, что переборщила.       — Я думала…ты не такой… — говорит скрещивая руки на груди. Закрытая поза знак того, что моментального прощения ему ждать не стоит.       — Я и не такой! — протестует он более эмоционально чем хотел, голос срывается на совсем мальчишеский. Когда говорит, правда в это верит — его ведь просто немного занесло, верно? Быть может, всему виной, тот бокал шампанского, что в него влил Жан на этой дурацкой дипломатической встрече. Но затем, за ворохом прочих мыслей, он вынужден себе признаться: “Ох нет, я всё-таки такой, такой же испорченный”. Он ведь и смотрит сейчас только на этот её лазоревый сарафан, что очерчивает талию и мягко ложится на бёдра, на складки, что теряются в ложбинке между ног, он вспоминает какой мягкой была её кожа и голова идет кругом. Всё же, наверно, причина произошедшего в том, что девушки не такие испорченные как парни. Он вздыхает. Тут ничего не поделаешь.       Анни поднимается с постели, губы сжаты в тонкую разящую недовольством линию.       — Прости, этого не повторится, — смотрит на неё виновато, но в её глазах-льдинках не видно и намека на прощенье.       — Я пойду, пока отец не начал меня искать, — наконец отвечает она.       К его радости фраза звучит обыденно, быть может, ей просто нужно время остыть.       Анни не нравится когда её трогают люди. Вот раньше, она хотя бы была неуязвима, а сейчас — обычный человек. Если эта хлопочущая вокруг женщина ткнёт в неё иголкой — у Анни пойдёт кровь, и ранка не затянется мгновенно. Это так угнетало.       Женщина ещё раз обернула её сантиметровой лентой — на лице светлая улыбка, будто дело ей очень нравится. Анни немного завидует, не знает, какое бы дело так сильно нравилось ей самой. Да и мысль о том, что у неё целая жизнь впереди, откровенно сбивала с толку. Она ведь росла со знанием, что скоро умрёт. Не планировала получить однажды подарок, в виде возможности прожить долгую жизнь, и всё таки, его получила. Никогда не представляла себя взрослой…не думала найти дело по душе, обзавестись семьёй, стать чьей-то женой, чьей-то матерью.       Звенит дверной колокольчик, на пороге появляется ещё одна женщина. Портниха оборачивается, улыбается ярче прежнего и освобождает Анни от ленты.       — Девочки, вы побудьте здесь немного, я мигом! — говорит портниха и выбегает из лавки по пошиву одежды. Пик сидящая на диване провожает ту взглядом.       — Без проблем, — отвечает бывшая титан Рикша, когда дверь уже успела закрыться.       Но к одежде Анни приколота ткань и булавки и ей абсолютно не хочется никого ждать. Да и быть здесь тоже. Чёртова дипломатическая миссия в Хизуру с этими глупыми дипломатическими костюмами. Её раздражала сама мысль носить неудобную юбку.       — Не злись Анни-чан, в конце концов это просто костюм, — произносит Пик откидываясь на спинку дивана, чёрные густые волосы элдийки каскадом разлетаются вниз.       — Зачем нам снимать мерки, любой бы костюм подошёл, — выражает она недовольство хоть и знает — что попало носить невозможно.       — Нам могли бы сшить оба с одних твоих мерок… — раздумывает вслух Пик, — мы почти одного телосложения…вроде того, хотя…нет…в некоторых местах всё же разные….       Анни смотрит в зеркало, как не погляди, они с Пик и правда могли бы носить один и тот же костюм. Глаза задерживаются на талии куда приколоты булавки. Она невольно вспоминает этот вчерашний взгляд Армина, будто изучающий каждый изгиб её тела, полный…похоти? Это слово ему совсем не подходит. Она вспоминает горячую ладонь пробравшуюся под сарафан, пальцы касающиеся бедра и следующие к животу, он тогда остановился на её талии, а затем направился к пупку, ниже…от него. Она вздрагивает. Её кожа, будто бы запомнила прикосновение каждой подушечки его пальцев и отозвалась на воспоминание мурашками. Помнит она и его колено упёршееся ей в промежность…чёрт побери в этой лавке вдруг стало так душно. Из зеркала на неё смотрит она сама — лицо раскрасневшееся до безобразия. Невольно касается щеки, но затем отдёргивает ладонь, не хочет казаться со стороны взволнованной дурой…почему же вообще она так расстроилась вчера. Она ведь сама выбирала то лазоревое платье, отчаянно хотела быть в нём, для него, самой красивой — и судя по всему оно произвело ожидаемый эффект и даже больше.       Замечает в зеркале внимательный взгляд Пик, хоть веки её и полуприкрыты — глаза горят интересом. Заметила таки её смущение, но молчит. Пик…они ведь обе девушки…С кем ей сейчас бы и поговорить так это с девушкой. Она печально вспомнила о Хитч, вот кто бы точно смог ей помочь…хотя с другой стороны пришлось бы терпеть её дурацкие подколки.       — Пик, — несмело начинает она.       — Да…да, — отзывается подруга так будто только этого и ждала. Пока Анни страдала у зеркала, бывшая титан Рикша уже забралась на диван с ногам, оставив туфли лежать на полу.       — Хочу спросить, как думаешь, все парни в конце-концов хотят только одного? Есть же исключения… — договаривает она фразу и понимает, что вложила такой расплывчатый смысл, что ей повезёт, если Пик вообще поймёт о чём речь. Но Пик понимает.       — Конечно, — говорит подруга лениво, — тут и думать нечего, все, абсолютно все хотят только одного. Но несмотря на это, Армина я бы отнесла в категорию джентльменов.       Пик проницательная — почти настолько же, насколько и Армин. По правде сказать, она вторая из всех них, кто вносит серьёзный вклад во все эти дипломатические дрязги.       — Джентльменов? — переспрашивает Анни. Не очень то по джентльменски он вчера поступил.       — Такие парни они… — подбирает слова Пик, — они…могут подождать до свадьбы.       — Свадьбы? — переспрашивает она, и её голос предательски срывается звоном врезаясь в окно. По неясной ей причине, сердце в груди делает оборот.       Пик прикрывает глаза будто так ей легче размышлять:       — Да. Такие стойко дождутся первой брачной ночи. Из уважения, или чтоб показаться лучше чем они есть, причины могут быть разными…кто их разберёт…       — Не думаю, что Армин хочет казаться лучше чем он есть, — не соглашается Анни. Она вообще не хотела обсуждать его за спиной, ей всего лишь то нужно было чужое мнение, по очень неловкому вопросу.       — Что ж, я могла и ошибиться. Всё же мы не так хорошо с ним знакомы. Он обидел тебя, Анни-чан? — интонация такая, будто подруга готова её защитить если потребуется. Это всегда для неё было странно, чувствовать чужую заботу и заинтересованность.       — Нет, — поспешно сообщает она, как бы не вышло недоразумения.       — Ахх ну если так тогда…, — протягивает Пик, — Поняла! Анни-чан, ты завела этот разговор, потому что Армину всё-таки не хочется ждать до свадьбы и из-за этого ты в нём разочаровалась?       Анни мысленно рявкнула на подругу, да сколько можно говорить о чёртовой свадьбе. Она бросает на Пик суровый взгляд, но той всё нипочём, бывшая титан Рикша продолжает:       — Но как я и сказала, он — джентльмен, И он подождёт. Но Анни-чан, дорогая, не надо быть разочарованной, такие вопросы касаются не только парней, но и нас тоже, мы ничем от них не отличаемся. Тебе надо себя в первую очередь спрашивать, готова ли сама ждать до свадьбы.       Звон колокольчика наполняет комнату, портниха запыхавшаяся и румяная вносит в лавку три тюка светлой кружевной ткани.       — Ох Анни-чан, — говорит Пик, — может тебе и красивое бельё пригодится?       Он целует её в мочку уха, затем под ухом, клюет куда-то возле шеи, он сегодня особенно нежный и ведёт себя слишком уж аккуратно. Даже перед тем как обхватить руками за талию, спросил разрешения. Ей непонятно, из уважения он это делает, из желания вымолить прощение, или быть может сегодня ему просто хочется быть таким чутким. В какой-то момент она упирается ладонью ему в грудь, и чувствует как напряжены его мышцы под тонкой тканью рубашки. Ощущает как огонь разгорается в животе. В последнее время слишком уж часто думала о том, что сказала ей Пик, что девушки они такие же как парни. Глупо было думать, что всё, что между ними происходит заботит больше его, чем её саму. Просто раньше…она особенно об этом не задумывалась, ей просто нравилось эта близость с неловкими поцелуями и крепкими объятиями в тусклом свете небольшого кабинета. А дальше, что будет дальше, её не волновало. И когда показалось, что это самое дальше подобралось нежданно негаданно, накрыло её с головой, сбило с толку и разожгло пламя в груди — она испугалась, а испуг запрятала за глупым требованием от Армина быть лучше других парней. И он ему следует, этому её требованию.       Очередной поцелуй обжигает шею, и сейчас она думает: положи он ей ладонь на бедро — была бы не против. Но как ему это объяснить, если в прошлый раз он получил за это коленом в живот.       — Послушай, — выдыхает она.       — Мммм, — отзывается Армин, отстраняется, смотрит на неё внимательно.       Две верхние пуговицы его рубашки расстёгнуты, на дворе осень, но жара никуда не ушла. Она видит как капелька пота стекает в лунку под шеей, и ей кажется это невероятно откровенным. Какие глупости.       — Тебе не обязательно держать себя в руках, — произносит она, глядя исподлобья. Его веки расслаблены, он немного устал и всё равно ускользнул от всех своих дел ради этих неловких обжиманий посреди кабинета.       — Уверена? — переспрашивает он, игриво пальцем касается пуговицы на её груди.       И всё же ей немного страшно, но больше волнительно.       — Да! — выпалила она, и тут же добавила, — Но это не значит, что тебе можно позволять себе абсолютно всё.       — Я не пойму пока ты не скажешь, что можно, а что нельзя.       Кровь приливает к щекам, он предлагает ей озвучивать такое вслух. Она может и выросла в ужасных условиях и повидала всякого, включая вещи абсолютно аморальные…но обсуждать их с человеком который нравится — совсем другое дело.       — Ты сам должен понимать, — хмурится она, — Не заставляй меня говорить.       Его ладонь снова скользит к ней на талию, он делает шаг в её сторону, второй, а она отступая обратно врезается в письменный стол. Судя по звуку, чернильница неотвратимо падает на пол. Инстинктивно Анни хочет обернуться, но ей не даёт ладонь требовательно разворачивающая лицо обратно, он заставляет взглянуть на себя и почему-то всё, что сейчас происходит чувствуется даже интимнее, чем горячая ладонь под платьем и колено между её ног. Во всём виноват этот взгляд — полуприкрытые веки, что делали лицо Армина взрослее обычного. А ещё в комнатушке слишком светло, настолько, что хочется зажмурить глаза. Солнечные лучи падают ему на плечи. Он приближается, его губы накрывают её, сама не знает как оказалась на столе, обвила его шею руками, развела колени, чтоб он мог подойти ближе, чувствует его пах упирающийся ей в промежность. Безумие — сплошное безумие. Этот поцелуй, который сейчас происходит, глубокий, долгий, они сплетаются языками — все поцелуи, до этого — детские шалости, происходящее здесь до скандального неприлично.       Ей отчаянно хочется, чтобы он забрался ей под рубашку, хочется, чтобы чужие ладони оказались там где не следует, каждая клеточка тела этого просит. Давай же уже — переступи черту. А он, он наверно ждёт где же она проведёт для него границу…но сейчас ей не хочется её проводить вовсе. Её пальцы требовательно забираются ему под ремень, вытягивают край рубашки, она наверно с ума сошла, ладонь касается горячей кожи живота. Ближе, им надо стать ближе.       Но тут он отстраняется, поцелуй обрывается, делает шаг назад. Она моргает, смотрит на него, не понимая, что же пошло не так, и вид у Армина на удивление хитрый.       — Мне надо работать, — говорит он запуская ладонь в растрепанные волосы, затем обходит стол, наклоняется, подбирает чернильницу, осматривает ту со всех сторон — не разбилась ли. Анни всё так же сидит на столе, дышит тяжело и смотрит на него ошарашенно. Что это вообще сейчас было?       — А…да… — глупо отвечает ему.       — Анни, ты сидишь у меня на важных документах, — немного неловко сообщает он.       Она слезает, поправляет наконец рубашку. Всё ещё не совсем понимая произошедшее.       — Я же…я же не сделала, что-то не так, — спрашивает наконец.       Он улыбается краешком рта.       — Ты же сама сказала, нельзя позволять абсолютно всё, — на лице ухмылка, он с ней играл не иначе, специально разжёг в сердце огонь, а затем оставил ни с чем, — В конце-концов я даже правильно не представлен твоему отцу. Разве мы не должны сделать это сначала?       Её тело горит от неудовлетворенного желания, а он говорит про знакомство с отцом. Вот бы пнуть его хоть разок.       “Готова ли сама ждать до свадьбы?” — проносятся ехидные слова Пик в её голове.