***
СРОЧНАЯ ТЕЛЕГРАММА Отправитель: Ж. Кирштейн, Элдия, округ Роза, деревня *название неразборчиво* Получатель: А. Арлерт,Марлия, столичный округ, город *название неразборчиво*, улица/дом *номер неразборчиво* “С печалью на душе сообщаем, что вечером вчерашнего дня Капитан покинул нас. Но до последнего своего часа он находился в здравом уме и твёрдой памяти. Утром того же дня, в ясную погоду, мы с Микасой и Капитаном, успели совершить короткую прогулку, которой тот остался доволен. После его настиг сон. Отдых, который он заслужил.”***
— Дедуля, к тебе пришли, — заглядывает в кабинет внучка. — С телевидения? — Да. — Ха, с телевидения значит, сейчас я спущусь. Свет необычных приборов падает ему на лицо. От ламп жарко и неуютно, но больше ему интересно, как они работают. Его снимают не впервые, но он всё ещё не может к этому привыкнуть. Он бы непременно спросил как устроены эти чудные механизмы, но, кажется, эти знания в его годах — лишние. Дочь появляется рядом, касается его руки, смотрит из-под толстых очков в роговой оправе, своими большими серьёзными глазами: — Пап, всё нормально, свет не сильно мешает? — Нет, нет, всё хорошо. Необычно немного, но хорошо. Пара молодых мужчин перед ним переругиваются, энергично машут руками выясняя какой-то вопрос, может показаться, они друг другу не нравятся, но нет, они напоминают ему о спорах Эрена и Жана, а те двое друг другу определённо нравились. Когда в гостиной разместилось достаточно странных вещей, некто третий, громко командует, взмахнув рукой: — Начали! — Господин Арлерт, мы хотим задать вам пару вопросов, — говорит девушка мягко и располагающе, такова её работа. — Конечно, задавайте, — улыбается он кивая. Он может предугадать каждый вопрос, и у него есть ответ на любой из них. Но хочет ли он отвечать или нет, пока не решил. Тем не менее девушка начинает со своего козыря: — Из разных источников достоверно известно, что вы были знакомы с Эреном Йегером, вы можете рассказать нам про него? На долю секунды в памяти появляется лицо. Молодое, улыбчивое. Им девять, они сидят под деревом и перешёптываются, потому что Микаса задремала. С ней такое случается редко, обычно она собрана и внимательна, но сейчас спит под сенью дерева, и бабочка села ей на нос. Эрен улыбается, вид мирно дремавшей Микасы наполняет его сердце теплом. — Отчего же нет, — снова появляется на лице Армина улыбка, — Эрен…он был очень незаурядным человеком, я бы сказал удивительным и крайне решительным. — Удивительным? Решительным? — переспрашивает девушка, рассчитывая получить больше информации. И всё же кажется она надеялась услышать нечто иное, что-то на вроде: “Он был монстром, убийцей, сущим сумасшедшим, что сбрендил из-за страшной смерти собственной матери,” — Расскажите поподробнее, выходит, вы хорошо его знали? Ему думалось, он его знал, потом казалось, что нет, и затем снова, что да. И так по кругу, всю жизнь, путался в раздумьях, а знал ли он его так хорошо, как считал однажды? Так или иначе, он обо всём этом написал в своей книге. Принял решение оставить её внукам, а те, пусть сами решают, что им с ней делать, когда Армина заберёт к себе смерть. — Я знал его довольно неплохо. Он был самоуверенным и всегда шёл напролом. — Мне кажется или я слышу в вашем голосе толику восхищения? — Конечно, я ведь сам, никогда не имел и сотой доли той уверенности, что была у него. — Это крайне интересно…то есть, может быть так, что ваше восхищение, в какой-то мере касается и его последующих действий? — Этого я не говорил. То, что совершил Эрен чудовищная ошибка. — Да, конечно, конечно, тёмный день в человеческой истории. Поведаете нам больше? — Эй, — слышит он голос дочери, и видит её недовольное лицо замаячившее рядом, руки сложенные на груди, точно так же как это делала Анни. Где-то рядом и внук, готовый вступиться за мать, но ей это не нужно, она выросла отважной и бойкой, — Не помню, чтобы мы договаривались о подобных вопросах. — Но господин Арлерт кажется, не против нам рассказать, вы же не против? Армин ловит встревоженный взгляд дочери и лишь ухмыляется, он не собирался говорить им всего, пусть эта история ещё полежит в его столе. Сейчас не время. И не место. — Так или иначе, я сказал вам про него всё, что хотел. Краем уха он слышит как мужчина, тот что командовал началом съёмок, ругается себе под нос: “Чёртовы герои…ветераны…хелос...” — Да, конечно, спасибо господин Арлерт! — голосит девушка. Они спрашивают его ещё о каких-то глупостях, совсем недолго, или, наоборот, слишком долго. В самом конце один из мужчин подходит к ближе, произносит самым уважительным тоном, на который только способен: — Господин Арлерт, мы бы очень хотели пообщаться с миссис Арлерт, если это возможно. Спросить про её отца, и про программу, в которой она участвовала, будучи ребёнком. "Кандидаты в воины”, кажется? Наш отдел сейчас изучает это… — По-моему, моя жена может говорить сама за себя. — Ваша жена, она нам отказала, неоднократно. Множество раз… — Тут ничего не поделаешь, — приподнимается он с кресла и разводит руками, — она крайне упряма.***
Музейный экспонат №114 Выдержка из письма Микасы Кирштейн (в девичестве Аккерман), год не установлен: “Дорогой Армин, не так давно, внук смог отвезти нас с остальной семьёй в Шинганшинну. Там всё так изменилось, что город я практически не узнала. Он разросся в разные стороны, до самого горизонта. Мне, к сожалению, уже не прогуляться по нему, чтобы поискать улицы, где мы проводили время детьми. Но там, где любил вздремнуть Эрен, всё по-старому. Я видела людей, что прогуливаются мимо, и останавливаясь у корней дерева на отдых. Прямо как Эрен в детстве. Это ведь такое хорошее место, уютное и спокойное. Я оставила там цветы, возможно, в последний раз.”***
Дверь в кабинет отворяется, юноша заходит упругой походкой, она представляет собой нечто среднее между армейской выправкой, и тем, как вели себя молодые люди в кино, на экране. Хоть внуку и идёт форма, подчёркивающая его статную фигуру, Армину она не по душе. Впрочем, сейчас каждый обязан был отдать долг стране, так или иначе, несмотря на все имеющиеся у их семьи связи — юноша решил не отлынивать. Его внук выглядит слишком горделиво, впрочем, держится так как и положено тому, у кого пока лишь ветер в голове. Он ставит на стол чашку до краёв наполненную горячим чаем и говорит: — Бабушка передала и сказала, чтобы ты спустился к ней, когда тебе надоест слепнуть над бумагами. — Так и сказала? — Там было ещё какое-то ругательство, из знаменитого бабушкиного арсенала. — Тогда передай ей, я вот-вот закончу, — улыбаясь пододвигает к себе кружку Армин. Внук раскачивается от носка к пятке, держит руки в карманах широких брюк галифе, его кожаная куртка слегка расстёгнута, он выглядит, как это сейчас говорили — “залихватски”. Армин откладывает перо в чернильницу, всматривается в выведенное им только что начало абзаца, решает, что получилось очень даже неплохо и говорит поднимая глаза к юноше: — Ты уже решил, что будешь делать после службы? — Как, что? Пойду по твоим стопам, стану солдатом! Армин клонит голову набок, кто внушил ему, что он был солдатом, зять? Хотя нет, конечно, он прав, он и правда был им, да вот только если отсчитывать годы, это было совсем не долго и очень давно. — Солдатом говоришь… — Я хороший пилот, я лучший в этом… — Вот прямо так и лучший? — скептически произносит Армин, складывая ладони вместе. Он верил в успехи внука, только не хочет, чтобы тот переоценил себя и попал в беду. — Буду лучшим, если поучусь ещё… — отводит смущённый взгляд юноша, и снова перекатывается с носка на пятку. — Молодец…но почему? Отчего ты решил, что быть солдатом так важно… — Я хочу защищать нашу страну, как ты защищал, — отзывается он ретиво. — Я ведь ни черта не защитил… — вполголоса проговаривает Армин, — Больше разрушил. Внук хмурится, явно не знает верить тому, что читал в учебниках, или словам собственного деда, хоть и сказанным в тишине маленького кабинета, стариком, который, кто знает, возможно, уже выжил из ума. — Я знаю, знаю, что ты жил в Элдии, но это неважно, ты защитил нас всех, кто сейчас живёт здесь, на материке. Мы живы благодаря тебе. И элдийцы и марлийцы. Армин медленно отпивает чай, так чтобы не обжечь язык. Напиток совсем несладкий, впрочем, такой он и предпочитает, в этот раз Анни не перепутала и не положила туда сахар. Хотя Армин и догадывался, что иногда, она делала это просто чтобы ему насолить, в ответ на недостаток внимания. — Пока будешь защищать страну, не упусти, то, что по-настоящему ценно, — произносит Армин после пары аккуратных глотков. — О чём ты? — надвигаются на глаза юноши массивные брови. — Хочешь, расскажу тебе историю? На самом деле это не вопрос, это вступление. Но лицо внука становится лишь ещё более хмурым. Истории от своего старого деда. Да зачем они ему? Они скучные, он лучше бы послушал бабушку. Он обожал слушать, как легко та расправлялась в рукопашном бою с кем-то кто сильнее и больше неё. — Ну, хорошо… — Жил-был парень, — начинает Армин, немного отодвигая чашку, — самоуверенный и глупый. Однажды он спас девочку, и сразу же полюбил её всем сердцем. Она, конечно, тоже полюбила его, он ведь её спас. — Понятно… — Но помимо любви, у мальчика было и много других дел в жизни, во-первых, он хотел воплотить в жизнь свою мечту, во-вторых, хотел защитить друзей и страну, и в-третьих…так много всего, что не счесть… — Ага…и… — И…этот самоуверенный и глупый мальчик вырос в юношу, но так и не признался девочке, что уже успела стать прекрасной девушкой. Он достиг много из того, что хотел, но признаться в любви, не признался. — Раз он достиг чего-то, остальное мелочи, — поджимает губы его глупый внук, — Он же защитил свою страну, в конце концов, да? — Он плакал, сидя в огромной солёной луже…и когда он делал это, страна, и её благополучие, его абсолютно не волновало. — Эм-м-м-м… — Он плакал и говорил, требовал, чтобы та девушка, после его смерти хотя бы десять лет, но оставалась одна. — Это звучит довольно жалко… — Нет, — прикрывает Армин глаза, опуская подбородок на сложенные вместе ладони, — Это не было жалко. Это было честно, он был молодым и глупым и очень не хотел умирать. — Он умер? — Да. — А…что девушка? — Она полюбила другого. Через десять лет. — Нет, всё же этот парень жалкий… — Он защитил свою страну, как ты и хотел. — Да но… — Я веду к тому, что юная Кирштейн не будет ждать вечно, пока ты наиграешься в героя. — Деда! — вскрикивает юноша, немедля покрываясь алыми пятнами. Вся его залихватская юность и недовольство слетают с лица, превращаясь в откровенное детское смущение. “Прости меня Эрен, но твоя история так хорошо демонстрирует, как делать не стоит,” — вздыхая, думает про себя Армин.***
СРОЧНАЯ ТЕЛЕГРАММА Отправитель: *имя неразборчиво* Кирштейн, Элдия, округ Роза, деревня *неразборчиво* Получатель: А. Арлерт, Марлия, столичный округ, город *название неразборчиво*, улица/дом *номер неразборчиво* “Дядя Армин, мы с прискорбием сообщаем о кончине нашей любимой бабушки, и сожалеем, что вы не имеете возможности оказаться на грядущей церемонии прощания. Церемония состоится без лишних свидетелей, в месте, которое бабушка указала своим последним пристанищем. Мы уверены, что, вы, как никто другой, в курсе, выбранного ей места.” — Армин, всё в порядке? Её тёплая ладонь утопает в его жёстких волосах, с нежностью на которую способна только она. — Всё в порядке. — Это…неправда. — Конечно, неправда. Её взгляд любящий и поддерживающий обволакивают сердце теплом. Глаза её мягко искрятся, отражая свет. — Я задала глупый вопрос. Анни забирает у него кусочек бумаги, и откладывает тот на стол. Клочёк, в котором написано очень мало, и так много. Лампа горит тускло, будто чувствуя, как тугая печаль тьмой окутала его разум. — Как думаешь, Анни. Они с Эреном…встретились, там на той стороне? — На той стороне? Думала, ты в такое не веришь. — Я то ли поглупел с возрастом, то ли как и все страшусь конца. — Возможно, мы все поглупели с возрастом. — А, казалось бы, должно быть, наоборот… — оборачивается он к ней, приподнимая уголки губ. Она говорит тихо, почти шепчет: — Я думаю, они встретились. — Что ж, тогда я надеюсь, Микаса врезала ему хорошенько. — Я бы перестала её уважать, если бы она ему не врезала, — закидывает Анни голову на спинку дивана. Её серые волосы распадаются на пряди и льются вниз живым серебром. — Знаешь, я, кажется, понял, отчего захотел поверить в ту сторону. — Мы, кажется, решили, что ты поглупел от старости. — Да…и это тоже, конечно. Но знаешь, наверно мне просто невыносимо думать, что мы с тобой, не встретимся на той стороне. — И точно, ты растерял последние крупицы разума. Мы же договорились, прожить вместе ещё тысячу жизней. — Вот как…их уже стала целая тысяча… — усмехается он, — Припоминаю, мы договаривались о двух или трёх. — Что такое, боишься, что я тебе надоем? — Нет, что ты, я рад, что теперь это целая тысяча, — он тоже откидывается к спинке дивана, кладёт голову боком, смотрит на неё пристально, — Но я знаю…кто точно ждёт тебя там, на той стороне. — Ох, неужели Райнер? — Ты на удивление быстро догадалась. — Я так скучаю по возможности снова сказать ему, что он идиот. Если он не ждёт меня там, я найду его и прикончу ещё раз. — Вот, теперь, ты заставляешь меня ревновать. — Поимей уважение, в своём-то возрасте, Арлерт. Ты не ревновал меня ни разу за всю жизнь. — Неправда, — хмурится он, наверно сейчас уже и можно это сказать, никогда не говорил ей, а сейчас вот самое время, — Я всю жизнь ревновал тебя к Бертольду. В ответ она только смеётся, а это, между прочим, не было шуткой. — А? Думаешь он тоже, ждёт нас на той стороне? — Очень надеюсь, что нет, — вздыхает он. — Да ты настоящий собственник, как я только не замечала этого столько лет. — Ты уже обрекла себя на тысячу жизней вперёд с этим собственником, поздно сдавать назад. — Я и не собиралась, так просто ты от меня не избавишься.***
Музейный экспонат №211. Последняя задокументированная запись А. Арлерта, дата не установлена: “Она так прекрасна в этом лазоревом платье. Так красива и спокойна. Так же, прекрасна как и каждое мгновение своей жизни. Больше писать, что-либо, не имеет смысла.”***
— Эй, деда, не хочешь пойти в дом? — Нет, здесь так тихо и славно. — Но ты же спишь, дедушка. — Может, и задремал. — Что это у тебя в руках? Ракушка? — Да, красивая? — Ага…она ценная? — Очень.***
— Дед, ты уверен, что это здесь? — Более чем. Внук крутит головой по сторонам. Смотрит на дорогу, по которой едут машины. Движение в этом небольшом городе совсем неторопливое и всё же, необходимо поглядывать по сторонам. — Дед, но здесь ничего нет, никакой реки, никакого канала. Ничего. — Она была здесь. Внук вздыхает, упёршись руками в бока. Он скорее всего, считает его старым безумцем, но Армин ни в чём не ошибается, это и правда было здесь. На этом самом месте. — Они всё перестроили, — говорит Армин, чтобы юноша, наконец, перестал подозревать его в неожиданно нагрянувшем сумасшествии, — И вот теперь тут дорога. — А-а-а-а, вот что ты имел в виду! Тогда мы можем идти дальше, или, может, хочешь отдохнуть? Я вижу парк неподалёку. — Я в порядке, — отнекивается Армин. Он крепко держится за трость, и хоть колени его болят от продолжительной ходьбы, сказать об этом, не скажет. Терпел в жизни и куда большие проблемы и лишения, а они и так откалывали эту поездку непозволительно долго. Мимо проносится очередная машина, привлекая его внимание. Водитель сигналит ему, старому глупому мужчине, что стоит у дороги как вкопанный. Армину и самому не верится, что множество лет тому назад, здесь, прямо на этом месте, был канал и журчала вода. “Эй, Эрен, смотри, что я нашёл!” — звенит собственный голос в его голове. Он показал ему эту глупую книгу не где-то, а именно здесь. Ту самую книгу с огненными реками и снежными пустынями, книгу, что стала одной из причин той ужасной трагедии. Но теперь здесь здания в несколько этажей, и женщины, и мужчины бегут по своим делам, цокая каблуками по брусчатке, жизнь бьёт ключом, и куда ни взгляни, вокруг ни одной стены. Он может подойти к кому-то из этих людей и спросить их, что они знают о титанах, и те отшатнутся от него, словно от безумца. Почему старик спрашивает их о истории которую они учили спустя рукава. Их тогда волновала молодость, а глупые учителя просили выучить, что-то о войне, и о мире. Об ошибках, которые не стоит повторять, и о страшных, почти мифических существах, что ели живых людей. Им было не до этого. Они были молоды, а сейчас вот, спешат по делам. — Пошли, — наконец говорит он внуку, двигаясь с места. Парень кидается за ним. Ему влетит от матери, да и от юной Кирштейн, если он не будет заботливым со своим стариком. — Не торопись так, споткнёшься. — Нам надо вернуться быстрее…Анни будет ворчать… — Эй, деда, бабушка же… “Ах точно”. Иногда он забывает. — Я знаю, — отзывается он. Он знает. Забраться в холм совсем непросто. В детстве это было легче простого. Тогда всё казалось простым. Но потом, в один день, всё изменилось и стало так сложно, что закончилось настоящей трагедией. Сущим кошмаром. Всё нарастало как снежный ком и, в конце концов, унесло миллионы жизней. Сейчас ему было непросто по множеству разных причин, но ни одна из них не могла привести к подобной трагедии. Поэтому, если так подумать, забраться в холм было не так уж и сложно. Не сложнее того, чтобы прожить жизнь полную горя и радости, любви, потерь и надежд, счастья и слёз, и всего остального, что могло возникать в сердце и резонировать в памяти долгие, долгие годы. Здесь, у холма, всё так, как и писала ему Микаса, несколько лет тому назад. Тихо, спокойно, и место словно приглашает путника отдохнуть, присесть расположившись у толстых узловатых корней. Но Армин этого делать не будет, ему кажется, останься он тут дольше необходимого, и всему настанет конец. Забытьё и огромное пустое ничто. Здесь на холме неслышно городской суеты, не видно машин и мельтешащих людей, здесь словно остался кусочек того старого мира, что растворился в его далёком прошлом. Приляг он сейчас у дерева и закрой глаза, как откроет, увидит задремавшего Эрена и Микасу, расположившуюся рядом. Но чтоб увидеть это, не обязательно закрывать глаза. Вот он, перед ним — Эрен, и рядом она — Микаса. Его дорогие друзья, отдыхают здесь, под этим деревом. Вместе. Спят вечным сном в котором нет места боли. Его дорогие друзья, достигли этого дерева первыми, а он как обычно отстал от них и никак не может нагнать. — Эй, деда, — отрывает его от тоскливых мыслей внук. — Чего? — Не обижайся, но я вот хотел спросить... — Спрашивай. — Как умрёшь, нам тебя тоже здесь схоронить? Он смотрит на глупое юношеское лицо, и ему отчего-то хочется смеяться. Ему было грустно, хоть за давностью лет, в глазах не родилось и слезы, и всё же печаль стремительно поднималась из глубин его души, но тут же отступила встретившись с юношеской беззаботностью. Юноша заставляет его смеяться вместо того, чтоб горевать. Не это ли лишнее доказательство, что вся их борьба, стоила того. Стоила того, только лишь для того, чтобы он мог видеть это глупое беззаботное лицо. Армин перехватывает трость в руке и легко, но вполне ощутимо ударяет внука по ноге: — Ай! — Дурак? Вы похороните меня рядом с бабушкой, а если нет, я вычеркну вас из завещания. Пошли уже. — Да, пойдём, пойдём... — вздыхает юноша, бросая последний взгляд на два надгробных камня, что стояли под раскидистым деревом. Быть может, в его душе они тоже вызывают какие-то чувства, быть может оттого он и хочет казаться беззаботным и глупым. Быть может, он любит своего деда настолько, что не хочет чтоб тот горевал.
***
Музейный экспонат №564 Фотография, плёнка, чёрно-белая, год 857. “Мирные послы коалиции, справа-налево: Райнер Браун, Пик Фингер, Анни Леонхарт, Армин Арлерт, Конни Спрингер, Жан Кирштейн.” — Эй, не толкайся, — обиженно говорит светловолосый паренёк, поправляя очки. Он изучает фото перед собой, готовит доклад про события что были там много лет тому назад, что не счесть. Он хотел сделать фото на свой телефон, но тот парень, что вечно достаёт его в школе, снова здесь. — А ты не стой столбом, ты тут не один, — отвечает ему хулиган. Но кажется в этот раз ему повезло, друг спешит на помощь, встаёт между ним, и хулиганского вида юношей, заявляет решительно: — Не лезь к нему. — А иначе что? — Иначе получишь по роже. Затем и черноволосая девчушка появляется будто из ниоткуда. Она выглядывает из-за плеча их общего друга, говорит негромко стараясь не смотреть хулигану в глаза: — Давайте просто уйдём в другой зал. — Вот и валите, — рявкает хулиган. — Чёрт, — жалуется светловолосый парнишка в очках, — Я хотел сделать фото, оно пригодится для доклада. — Делай! Не слушай этого идиота, — снова закипает друг. Его вообще легко вывести из себя. Но и хулигана перед ними тоже, тот реагирует немедля: — Что сказал? И эти двое вот-вот подерутся, но их отвлекает новый голос, светловолосой девушки с недобрым взглядом. Он честно сказать её опасается немного, хоть и считает очень красивой. Очень, очень красивой. — Если собрались бить друг друг рожи, делайте это где-нибудь ещё, вы не одни за материалом для доклада пришли. — Ха, может ты тоже хочешь подраться? — Если полезешь ко мне, получишь. — Эй вы, паршивцы, — раздаётся со стороны. Группа подростков оглядывается, и у всех на лице появляется тень беспокойства, там человек который вселяет в них страх, — Или вы сейчас же, прекращаете этот цирк, или ваш учитель по истории узнает про ваше поведение, и вы получите дополнительное занятие в субботу. А ты, да-да, ты, будешь драить туалет. Они все знают, что этого невысокого мужчину стоит бояться, он слов на ветер не бросает — по его указке пол школы драило туалеты. Им ничего не остаётся как ретироваться в разные стороны так быстро как только можно. И всё же, он успевает сделать фотографию экспоната, хранящегося под музейной витриной. Это чёрно-белое фото с шестью людьми запечатлёнными на нём. Когда смотрит на него, оно пробуждает в нём странные чувства, хоть он пока не определился какие именно. Тревога? Волнение? Интерес? Электрический ток на кончиках пальцев? — Эй, — говорит ему светловолосая девушка догоняя, от её голоса отчего-то в груди у него всё переворачивается, — скинь мне потом эту фотку. У меня телефон разрядился. Он чувствует смятение от того как быстро к щекам приливает кровь, скорее всего выглядит сейчас просто нелепо...она ведь такая красивая. Он отвечает поспешно и крайне неловко, борясь со срывающимся голосом: — К-к-к-онечно! Куда мне тебе написать? — Записывай...