Как стать гусеницей

      Вупсень просыпается от покалывания в спине, встаёт с постели со странной лёгкостью и доходит до ванной тоже. Спросонья он не может ни понять, ни заметить, насколько его движения стали плавными и будто бы летучими, а сам он лёгким и воздушным.       «Наверное, сбросил за ночь пару кило,» — думает гусеница, до тех пор, пока глаза не поднимаются, утыкаясь в зеркало.       Вупсень замирает, как и весь мир вокруг. Он кричит, нет, он визжит, визжит, как девчонка, видя в зеркале не привычную гусеничную зелёную морду, а лицо. Чёртово лицо, имеющее не круглую, а более овальную форму.       Он видит подбородок, видит нос, видит щёки и… волосы, спадающие тремя тонкими кудряшками на лоб. А за его спиной, — нет, за его спиной не шторка ванной, с криво нарисованными плавунцами, за его спиной что-то большое и зелёное, словно бы салатовая тюль, отчего-то топорщаяся к потолку от его плеч.       Глаза Вупсеня бегали по отражению, с нарастающим отчаянием замечая всё больше и больше инородного в теле, которое теперь такое же незнакомое, словно бы не родное, как и всё в гусенице.       Отдалённо услышав шарканье Пупсеня, Вупсень засуетился, растерянно заозиравшись по сторонам. Накрыл страх, что брат увидит его таким. В приступе паники гусеница почувствовал шорох за спиной и щекотку в лопатках. Внезапное озарение ударило в голову.       Салатовая тюль позади — это крылья.       Он не стал размышлять над этим долго и, постаравшись сосредоточиться, выпрыгнул в окно, бездумно тормоша прозрачными невесомыми плёночками. Благо их пенёк был одноэтажным и первая, неудачная, попытка закончилась лишь неуклюжим падением и быстрым бегством, а не койкой в мед.пункте Корнея, или пчёл.       Вупсень запинался о ноги, которые казались прочно привязанными к хвосту ходулями, и со страхом осознавал, что бултыхающиеся перед лицом руки — это его руки.       И он бы продолжил бежать, распугивая визгами и шуранием травы букашек, если бы перед глазами внезапно не вырос стебель, потом темнота и звёздочки, а потом голубое ясное небо.       Вупсень зажмурился и тяжело дышал, понимая, что в действительности не запыхался, ведь бег дался ему довольно легко, а судорожно вбирает кислород лишь потому, что это получается само собой и кажется необходимостью.       Когда голова от переизбытка стала чуть отъезжать, Вупсень на секунду замер, дальше задышав значительно реже и тише. Пальцы дрогнули, будто только начав чувствовать, и гусеница осознал, что лежит на чём-то мягком и гладком, словно на истощённой поверхности листа.       Это были крылья?..       Это были его крылья…       Вупсень распахнул глаза, резко вдохнув, когда взгляд упёрся в изучающие его черные точечки: на краю лепестка цветка, в который он врезался, сидела бабочка. Заметив его шевеление, она вспорхнула и спустилась, нежно и плавно встав своими маленькими ножками в белоснежных чулках на песок. Её глаза горели любопытством. Чуть согнувшись, она протянула привставшему на локти Вупсеню руку.       — Здравствуй, ты кто?       Гусеница поколебался, прежде чем принять её помощь и подняться на ноги, которые держали его всё ещё не так устойчиво, как привычные шесть. Его вновь посетили отчаяние и растерянность: неужели он изменился так сильно, что жёлтая бабочка Маргарита не узнала его?       — Раньше в наших краях не было бабочек-мальчиков. Откуда ты прилетел?       Всё внутри Вупсеня передёрнулось: он бабочка! Он стал чёртовой бабочкой! Отсюда и непонятные черты лица, телосложение и крылья.       Гусеница смотрел на Маргариту широко распахнутыми глазами, но та будто не замечала его удивления, продолжая миловидно улыбаться и задавать вопросы. Вупсень вновь был загнан в тупик: стоит ли ему в таком случае раскрывать истинное положение дел? Ведь она может поднять ситуацию на смех, но с другой стороны он совершенно дезориентирован, а бабочка может ему помочь.       Гусеница не успел прийти к здравому решению: из Маргариты посыпались вопросы, — поэтому он обхватил её плечи и выпалил:       — Вупсень! Вупсень я!       Бабочка захлопала ресницами, но спустя секунды раздумий, выпорхнула из его хватки и махнула рукой.       — Фу, какие дурацкие шутки! Ну у тебя и манеры.       Она поднялась выше и стала улетать. Вупсень вновь поддался панике и погнался за ней с криками остановиться и помочь ему. Однако привычный бег, как всегда, не сокращал между ними расстояние, поэтому в какой-то момент гусеница остановился, расставил ноги пошире, руками расправив крылья, и стиснул зубы, вновь беспорядочно заколыхав тоненькими отростками.       Его поднимало над землёй всё выше, вместе с чем росла неуверенность. Вупсень болтался из стороны в сторону, ударяясь о воздух, будто о стены, но кривыми зигзагами всё же нагнал Маргариту, ухватив за лодыжки и потянув за собой вниз. Бабочка вскрикнула, попытавшись удержаться на лету, но всё же подняла пыль, рухнув на землю вместе с Вупсенем.       — Это как понимать?! — откашливаясь и разгоняя ладошками пыль, воскликнула она пластом лежащему на песке гусенице.       Вупсень пытался отдышаться и оправиться от ужаса, который накрыл его на высоте. Он продолжал сжимать в ладонях чужие ноги, игнорируя даже хлёсткие удары по голове.       — Да помолчи ж ты, Господи, и без тебя в голове трещит! — прикрикнул он на Маргариту.       Та сей час же отдёрнула руки и одними губами прошептала:       — Вупсень…       Гусеница испуганно заохал, когда бабочка закатила глаза и упала без чувств. Он подполз к её лицу, грубо сжав пальцами подбородок и потормошив его.       — Эй! Эй! Не смей умирать, слышишь! Мне всё ещё нужна твоя помощь!       Бабочка вскочила, распахнув глаза, после несильной пощёчины, и влепила ответную Вупсеню.       — Отпусти меня, грубиян! — потребовала она, поднявшись на ноги, когда гусеница сильнее сжал пальцы на её запястье.       — Ну уж нет! Второй такой погони мне не нужно!       — Да не улечу я! Отпусти!       Маргарита задёргалась, второй рукой вцепившись Вупсеню в крыло, на что гусеница взвыл, всё же ослабив хват. Гордо вздёрнув нос, бабочка отряхнула руки и упёрла их в бока, очерчивая скорчившегося Вупсеня презрительным взглядом.       — Среди бабочек ты по-прежнему гусеница! — фыркнула она.       — Среди бабочек ты по-прежнему стерва! — огрызнулся в ответ Вупсень.       — Ах, так!.. — оскорблённо охнула Маргарита. — В таком случае разбирайся со своей проблемой сам!       — Ну всё-всё, хорошо, прости! — спешно воскликнул Вупсень, торопясь пока бабочка вновь не поднялась в небо.       Ему бы хотелось сейчас, как прежде, продолжить смеяться над ней, подхватывая сквернословия Пупсеня, а потом, довольным, уйти жевать траву, напевая на весь лес их с братом кричалку. Но понимание того, что сегодня он буквально проснулся не в лучшем положении, останавливало и раздражало, как самодовольная ухмылочка Маргариты.       — Что же, хорошо, я сделаю тебе одолжение и уделю немного времени.       Вупсень стиснул зубы, но сдержал красноречивый указатель пути для заблудших, что всегда держался в его голове в числе необходимых для жизни вещей. Бабочка сделала пару неспешных шагов и вспорхнула, не оглянувшись на Вупсеня.       — И куда ты? — спросил он, чуть удивлённо.       Маргарита притормозила, посмотрев на него сверху вниз.       — За бабочками, — невозмутимо ответила она так, будто всё было очевидно.       У гусеницы перехватило дыхание.       — Нет! Ты не будешь рассказывать об этом всем!       — А по-твоему что мы вдвоём сможем с этим сделать?       Она медленно отлетала всё дальше, словно бы ускользая от Вупсеня. Он не верил в то, что она вернётся, он был уверен лишь в том, что она постарается разнести и раздуть эту сплетню по всему лесу, а потом будет сидеть и хихикать с подружками. Гусеница нахмурился, сказав себе под нос «ну уж нет!». Как в прошлый раз, расставив ноги и расправив руками крылья, Вупсень зажмурился и сам не понял, как воспарил над землёй.       Нагнать бабочку теперь не составило такого большого труда: честно говоря, он уже даже почти привык. Взметнувшись перед Маргаритой, он преградил ей путь.       — Я не такой глупый, чтобы ты могла так просто улизнуть! — рывком подавшись вперёд, Вупсень схватил её за запястье, но на этот раз не стал падать вниз. — Ты поможешь мне стать собой! И сделаешь это одна!       Жёлтая бабочка похлопала ресницами, после сменив удивление гневом.       — Но я не знаю, как стать гусеницей!       Вупсень фыркнул.       — А я не знал, как стать бабочкой, но что-то меня это, по всей видимости, не остановило!       Марго очертила глазами круг и выдернула руку из его ладони.       — Хорошо, полетели.       Она привела его к дереву липы, с опаской впустив под листик, которым закрывался вход в дупло. Вупсень остановился в пороге, осматривая небольшую каморку, вполне мило обставленную. Их с Пупсенем пень намного просторнее, но, возможно, бабочке и не требовалось пространства больше, ведь из мебели гусеница приметил лишь туалетный столик и одноместную кровать, застеленную розовым лепестком. Оставшееся место занимал шкаф с журналами и другой, с одеждой, и всякие вазочки, заколочки, игрушки.       Маргарита спешно подняла валявшегося на полу плюшевого мишку, усадив его на кровать. Она не смутилась лёгкому беспорядку, а была лишь чуть зла на Вупсеня, что он пришёл не совсем вовремя.       — Ну и, у тебя есть какой-то план? — строго уточнила она, скрестив руки, когда чужой взгляд закончил изучать дупло и принялся за неё.       Гусеница прокашлялся, подойдя к зеркалу. Он сочувствующе проскользил по себе взглядом, заглянув и за спину. Бледно-зелёное тело, большие салатовые полупрозрачные крылья, короткие кудрявые зелёные волосы, чудная одежда, в которой знакома лишь вышивка синей ягодки на груди... Если сейчас он скажет, что и понятия не имеет, то его выдворят в эту же секунду, а если сморозит первое, что придёт в голову, бабочка посмеётся над ним.       — Я… думаю, это могло произойти ночью, но почему тогда я ничего не почувствовал?.. — в итоге зашёл издалека он.       — Потому что гусеницы, в отличие от бабочек, спят, словно высохшие насекомые — беспробудно, — довольно хмыкнула она, подойдя ближе и коснувшись кончика его крыла пальцами.       — А что я, собственно, вообще должен был почувствовать?!       Маргарита развернула его к себе лицом, продолжив поддевать пальцами края его новой одежды, но проигнорировав пружинящие от головы усики, ведь знает, что это место предназначено лишь для личных касаний.       — По-идее тебя должен был окутать кокон, но я не вижу остаток клея или паутинок. Это странно.       — Может, я просто съел что-то не то?       — Хм, интересно, какие грибы превращают в бабочку, а какие вызывают галлюцинации, нужно уточнить в справочнике.       Вупсень рыкнул, перехватив её руки и скинув с воротника белой футболки-рубашки, выправленной поверх зелёных брюк. Бабочка скептически вздёрнула уголок верхней губы.       — Что ты вчера делал?       — Это так важно?       — В ситуации, когда у нас ноль предположений, да.       — Пхф, не думал, что бабочки умеют строить предположения.       — Я тоже не думала, что такая гусеница, как ты, может стать бабочкой.       Вупсень стиснул зубы, напоминая себе, что он не в том положении и не в той шкуре, чтобы продолжать бессмысленную перепалку с, возможно, своим единственным шансом на возвращение былого Я.       — Вчера был день генеральной уборки, Пупсень объелся клубникой и не мог встать с кровати, поэтому я ходил за водой, мыл полы, готовил ужин, прибирал вещи и стирал одежду.       Бабочка изогнула бровь, чуть удивлённая словами Вупсеня, который, вместе со своим братом, в её глазах всегда был не просто задирой и хулиганом, но и типичным грязнулей, с чем, в принципе, вполне вязался его образ. Но она только хмыкнула, постаравшись не раскрыть своего ступора.       — Это всё? — она недоверчиво сощурила глаза, когда Вупсень стушевался, отведя взгляд. — Нам важна каждая деталь.       Гусеница почувствовал себя загнанным в угол, растерялся, сглотнул, но всё же сознался:       — Помог Бабе Капе донести корзинку до ивы… — Маргарита посмотрела на него ещё более пристально. — …и Миле мячик из пруда достал…       Бабочка ухмыльнулась, демонстративно опустив и подняв по нему взгляд.       — Тогда всё понятно.       — Что тебе там понятно?!       Маргарита толкнула его плечом, заняв место перед зеркалом, и наклонилась, поправив слегка растрепавшиеся косички.       — Бабочками становятся только хорошие гусеницы. Ты вчера был таким, Вупсень.       Гусеницу словно столкнули в пруд, по голову погрузив в студёную воду.       — Нет-нет-нет, не может быть!.. — Вупсень стал нервно мерить комнату шагами, бормоча себе под нос проклятия. Маргарита хихикала, наблюдая за ним какое-то время, пока бесконечные причитания не наскучили: устало вздохнув, она обхватила его плечи, остановив перед собой.       — Тебе не кажется, что для решения проблемы не достаточно просто проговорить её тысячу раз? — когда глаза Вупсеня перестали дрожать, Марго отпустила его, скрестив руки. — И что моя помощь дальше уже не нужна…       Вупсень вздрогнул, словно очнувшись, и спешно схватил её за руку.       — Ещё чего! Не смей даже пытаться улизнуть, Марго!       Бабочка скривила губы, выдернув ладонь из хватки, но стиснув пальцами другой воротник его футболки.       — Прекрати хватать меня за руку, иначе вылетишь из этого дома, подобно бескрылым!       Вупсень опешил от её резкости, и даже морщинки раздражения на лице исчезли. Он вновь напомнил себе быть осторожным в подборе выражений и поторопился сменить тему. Однако каждое его предложение по возвращению себе облика гусеницы разбивалось о скепсис бабочки. Она фыркала и кидала на него презрительные взгляды, пока Вупсень продолжал теряться в собственных словах и мыслях. На крайней идее о перерождении после смерти, Марго воскликнула «хватит!», поднявшись с пуфика и отбросив на стол зеркальце.       — Тогда предложи сама хоть что-нибудь! — вскинул руками обречённый гусеница.       — Я предлагаю смириться, — Марго взяла с полки журнал и протянула его Вупсеню. — Жить теперь, как бабочка, как ты давно мечтал.       Вупсень озадаченно пролистал пару глянцевых страниц с лицами счастливых насекомых.       Он почувствовал себя странно: Маргарита права, они с братом действительно всю жизнь мечтали стать бабочками и жить их ещё более беззаботной, чем у гусениц, жизнью, но сейчас, когда Вупсень настоящая и живая бабочка, вот так внезапно, с полпинка, ему не просто хочется вернуть всё, как было, но и до дрожи страшно, что ничего из этого не выйдет.       А как же Пупсень? А как, так, вообще жить?       — Н-но… но я не умею быть бабочкой… — заторможенно произнёс он, закрывая журнал и широко распахнутыми глазами смотря на Марго. — Я не знаю, как живут бабочки.       Маргарита повела плечами, махнув ладонью и переведя взгляд на журнальный шкаф.       — Да нет здесь ничего сложного: читай газетки, прыгай с цветка на цветок, ешь нектар-       — Нектар?! А как… к-как же трава?!       — Терпеть не могу траву, — она сморщила нос, коснувшись ладонью полок и смахнув незначительную пыль. — Болтай о всяком, сплетничай, бездельничай… Ну там, что ещё? Дела добрые продолжай делать… слова вежливые говорить…       Гусеница нахмурился и встряхнул головой, когда в мысли ударилось ключевое слово.       — Повтори последнее.       Бабочка посмотрела на него выразительно, но вновь произнесла:       — Делай добрые дела, говори добрые слов-       — Точно! — Вупсень просиял, отбросив в сторону журнал и вскинув руками. — Если я снова начну проказничать, то превращусь обратно в гусеницу!       — …а?.. — Маргарита изогнула брови, но спустя минуту раздумий распахнула глаза. — А это мысль…       Вупсень почти сиял, его накрыло энергией надежды, и он заозирался по сторонам. Бабочка проследила за его взглядом, не успев проследить за мыслью. Она ахнула, сорвавшись с места, когда гусеница подбежал к туалетному столику.       — Только не вазочку! — Маргарита вцепилась в фарфор с другого бока, злобно и испуганно пронзив Вупсеня своими большими янтарными глазами. — Хххх, только не статуэтку!!!       Она носилась за ним по всему дуплу, перехватывая и спасая вещи от чужих рук. Вскоре оба запыхались, остановившись у шкафа с одеждой, который Вупсень пытался перевернуть.       — Зачем ты мешаешь мне возвращать себя?! — набрав кислорода в грудь, воскликнул он.       — Да я просто спасаю своё имущество! Ты не мог бы обращаться гусеницей где-нибудь подальше?! — Марго хлопнула дверцей, оставив плотно сжатую ладонь на ручке, чем продемонстрировала все свои дальнейшие намерения. Вупсень нахмурился и так же упрямо стиснул пальцы обеих рук на упавшем сверху веере. Бабочка ужаснулась. — Не смей! — гусеница усмехнулся, с лёгкостью разорвав плотную бумагу пополам.       Они стояли молча: он наблюдал за тем, как беззвучно возмущается Маргарита, и за собственными ощущениями.       Покалывание в теле? Головокружение? Лёгкий мандраж?       Ну хоть что-нибудь…       Вупсень обречённо ссутулился и, почти плача, рухнул на кровать, теперь отодвинутую от стены. В этот же миг в его спину упёрлись чьи-то кулачки, став раскачивать и довольно больно толкать его бренное тяжелое тело: видимо, бабочка отошла от шока и полна идей для мести, но Вупсеню было уже всё равно. Он чувствовал, как его уносит в вакуум, засасывает в водоворот отчаяния и бесконечно трещащего откуда-то сверху: «Вупсень-вупсень-вупсень-вууууупсень»…              — Вупсень! Ву-у-у-упсень!       Он махнул рукой, закрыв голову и что-то бессвязно промычал, однако настойчивый голос продолжал звать его, и открыть глаза всё ещё пришлось. К своему удивлению Вупсень не обнаружил себя в дупле бабочки, да и самой Маргариты рядом не было: перед ним стоял Пупсень, выглядя обеспокоенно.       — Это плохая шутка, Вупсень! Я уже думал бежать за Корнеем! Твои розыгрыши заходят слишком далеко! — прорвалось в его уши, вместе с фоновым шумом и окончательным прояснением взгляда.       Он находился... дома?       Да, определённо это был их с братом пень.       Вупсень спешно проморгался и посмотрел на свои руки: они были по-прежнему зелёными, но на этот раз более пухлыми и яркими, чем утром. Вскочив, он устремился в ванную и замер перед зеркалом.       Нос-картошка, круг лица, короткие усики и — он обернулся, посмотрев за спину, — старый добрый хвост с шестью лапками. Он был гусеницей, всё это время был гусеницей, а тело бабочки и Маргарита — всего лишь сон. Плохой сон. Всего лишь кошмар. На лице Вупсеня расцвела широкая улыбка. Он засмеялся, услышав не писклявый, а свой, родной, хриплый голос, и обнял стоящего рядом Пупсеня так крепко, что его круглые глаза полезли из орбит, а розовый язык вывалился наружу.       — Что на тебя сегодня нашло... — сипло пробормотал Пупсень, потирая шею и смотря удивлённо на брата, корчившего себе рожи в зеркале.       — Да так... ничего... — Вупсень прокашлялся, перекинув руку через шею гусеницы и всё ещё не переставая широко улыбаться. — Пошли-ка наедимся травы и вытрясем бабочек с цветов! Что-то соскучился я по нормальной жизни.