for i have sinned

      Через крону деревьев пробивались яркие проблески рассвета. Они молча несли свой дозор всю ночь и скоро должны были отправиться на заслуженный отдых.       Атос изредка смотрел на своего спутника, пытаясь на его лице прочитать хоть оттенки эмоций, что он испытывал.       Атос видел всё, что с ним произошло; видел мятый батистовый платочек втоптанный в грязь; видел уходящего прочь Арамиса...       В любой другой ситуации он непременно последовал бы за младшим товарищем, но не тогда. Он знал наверняка, что Арамис будет делать, когда останется один. Знал, что юный мушкетер достанет свой позолоченный крестик, аккуратно прикоснется к нему губами и будет шептать, шептать что-то в безудержной молитве, в надежде, что Он его услышит.       Атос сжимает кулаки от отчаяния. Атос смотрит в небо с ненавистью. Атос сам готов нести крест столько, сколько понадобится, готов к забитым в ладони гвоздям и терновому венцу - ничего страшного, можно и потерпеть. Атос уверен, что сам бы взобрался на крест, лишь бы Арамис разговаривал с ним, доверял бы ему и любил его так, как он любит мертвого проповедника с небес.       Он знает о твердом намерении Арамиса получит священный сан, и это убивает его изнутри. Он не хочет видеть Арамиса в грубой белой сутане и тяжелой казуле, придавливающей ближе к земле. Атосу страшно, что пышные одеяния просто раздавят нежного Арамиса.       Атосу страшно, что безбожники в рясах просто заберут у него Арамиса и запрут в холодной каменной тюрьме с крестами вместо решёток. - Вы совсем не спали, друг мой, - на плечо графа опускается нежная ладонь Арамиса. - Ну ничего, сейчас нас сменят, и вы сможете отдохнуть.       Краешки губ Атоса ползут вверх, выдавая нечто вроде улыбки, он молча кивает в ответ товарищу. У Атоса пульсирует в висках. Он трезв, но готов сотворить настоящую глупость; на такое он был способен только после бутылки вина. - Арамис, не могли бы вы меня исповедовать?       Лицо Арамиса плохо скрывало удивления. Но Атосу плевать, он сделал этот маленький шаг и теперь должен идти дальше. - Я? Но я не могу, я ведь не священник... - Но станете им, - Атос садится рядом с деревом, возле которого они и провели почти всю ночь. - Я прошу вас. - Но здесь нет исповедальни, - голос Арамиса все тише, а пальцы, слегка огрубевшие от постоянного использования шпаги, нервно теребили голубой мундир. - Не думаю, что это проблема для нас, - Атос настаивает, смотрит прямо в глаза. Ещё чуть-чуть и он скажет ненавистное слово "умоляю". - Ну, хорошо... - Арамис садится с другой стороны дерева, снимая шляпу. - Но вы должны быть честны со мной, Атос. - Непременно. - Говорите. - Благословите, ибо я согрешил. Согрешил против Бога и против моих ближних, - Атос крестится, он не уверен, нужно ли делать это в данной ситуации, но чувствует, что Арамис делает то же самое. - Согрешили ли вы в мыслях или в поступках? - Арамис говорит тихо, но граф слышит. Он всегда его слышит и слушает. - В мыслях. Но кажется, буду грешен еще и в поступках... - Как это понять? - Я... влюблён, - в ушах стучит набатом, что собственных слов почти не слышно. Атос не уверен, что вообще произнес это вслух. - Я влюблен в мужчину, которого давно знаю и которым безумно дорожу. Я желаю быть с ним, как с женщиной, желаю любить его, как никого в этом мире. - Продолжайте... - Я понимаю, что недостоин его. Понимаете, он очень набожен, готовится к принятию сана... - Пожалуйста, Атос... - Я так ревную его. Я так хочу, чтобы он разговаривал со мной больше, чем с Богом или священниками, - он делает паузу, за спиной стояла тишина. - И именно поэтому я грешен.       Атос встает с земли и идёт прочь. Он думает, что если Арамис останется на своем месте, то все будет, как было - снова взгляды, снова разговоры, но между ними будет стена, которую сам же Атос и возвел только что. Она и раньше была, но тонкая, сделанная из легкого шелка; проведи кончиком шпаги и всё расползется, расклеится. А сейчас же вокруг Арамиса будет крепость, непременно окруженная рвом.       Один неверный шаг - и ты в геенне огненной.       Атос уходит прочь. Атос слышит торопливые шаги за спиной.       И тогда он понимает, что они оба окончательно пропали...