***
… Подошла к кабинету, у которого уже собрались пятиклассники и шестиклассники. — Тоже пишете? — Да. От безделия отошла к стене и залипла в телефон, иногда оглядываясь по сторонам. Взгляд упал на лавочку рядом. «Мы тут в прошлом году сидели и читали манхвы. Хуëво понимать, что и тогда человеку было похуй на тебя… " И впрямь хуево. Ведь ей реально было похуй на меня. " Она просто не знала, что я к ней чувствую. Пх, уже чувствовала. Вот и всë. Вот и вся загвоздка.» Я глянула на время. 9:02. «Чë-т не видно Катю. Может сходить за ней… Не, ну она ж не на столько тупая, чтобы забывать об этом. Василиса Валерьевна ее, наверное, предупредила. Плюсом она же не одна из класса пишет. Ей кто-нибудь да напомнит.» Решила, что если она и со звонком не придет, то пойду за ней. Пока я думала, кабинет открыли. Школьники стали потихоньку заходить внутрь. Я не торопилась заходить. «Звонок прозвенит — зайду. " Будто услышав мои мысли, прозвенел звонок. Я, оттолкнувшись от стены и направившись в сторону кабинета, оглянулась. Вот она. Летящей походкой, с другого конца коридора. Даже не увидела меня. Вошла в аудиторию, я за ней. Села на самую ближнюю парту. Она, уже заметив какую-то подружку, стала прогонять девочку сидящую рядом с ней дабы сесть рядом. «Но не со мной» — с болью отдалось в голове. Рядом села сестра. — О, Варя. — Ну чë, поможешь? — Конечно. Пока общалась с сестрой, Катя успела прогнать ту девчонку и села рядом с подругой. Они о чём-то хохотали. Я глянула на нее. Она как-то резко обернулась и заметила мой взгляд. — О. Тоже пишешь. - Ага. Какая добродушная с ними. А я? Сука, а как же я? — Так, ребята, тишина. Слушаем инструкцию… — начал преподаватель и все своë внимание тут же переключили на нее.***
… Работы розданы. Время пошло. Но как на этом всëм сосредоточиться, когда рядом она. Эта сука, с которой всë началось. Парта назад и вправо. И сидит она этой девчонкой… С Юлей… Она и раньше, пока мы дружили, подходила к Кате. Но сейчас… Нет, они не дружат. Просто Катя — сука. После того, как мы съездили частью коллектива в лагерь на юг, ее отношение ко мне изменилось. Да кому я вру, оно изначально было никаким. А сама она, пока мы были в лагере, в Турцию летала… «Меня бы родители не отпустили из-за ситуации в стране. Так что вот." Успокаивала меня. Нихрена у нее не получалось. Как же я расстроилась, когда узнала, что она не поедет… Но сейчас по ней было видно, что она завидует нам, потому как не поехала. Она сильно изменилась. Нет, не она. Мое отношение. Ее смех сейчас раздражал. И голос. А раньше я зависела от него. От этого сводящего с ума звонкого голоса и теплых рук на плечах. А сейчас хотелось наорать на нее и попросить заткнуться. Но было уже поздно. А пока мы были в лагере целый месяц, даже ни разу не написала, не спросила как я, как мы… Что я в ней такого увидела, что зацепило меня? Зацепило до такой степени, что я видела в ней смысл своей жизни. Рядом с ней я была как собака на поводке. А сейчас я сняла ошейник и почувствовала вкус свободы. Но это звучит иронично, когда понимаешь, что этот ошейник ты сам себе и надел. Затянул так сильно, что после снятия остались синяки и шрамы. Которые болели при каждом новом прикосновении. Точнее, затягивал всë сильнее, когда чувствовал тепло от нее. А потом снял. Так болело не меньше. Поддельное тепло. Дабы отъебались. Я отдавала ей всю себя на протяжении многих месяцев… Но где отдача? ГДЕ ЖЕ ЭТА ЕБАНАЯ ОТДАЧА? ПОЧЕМУ Я ТЕПЕРЬ НЕ ЧУВСТВУЮ ЭТО ТЕПЛО?! ОНА ТАКЖЕ УЛЫБАЕТСЯ, ТАКЖЕ СМЕЁТСЯ, ИМЕЕТ ТЕ ЖЕ ПРОБЛЕМЫ И ВСË ТОЖЕ САМОЕ… Как будто мы и не дружили. Будто все как и до нашей дружбы. Она не замечает меня. Ну же, Катенька, ты же любишь людей, дак почему не радуешься за меня, а только завидуешь? Как я поняла, что она завидует? Парень из нашего коллектива неправильно завязал пояс. Василиса Валерьевна, уже вся на нервах, за десять минут до выступления, стала разговаривать с нами на повышенных тонах: — Господи, ну вы что ему пояс нормально навязать не можете? — Да я не знаю как, — стала выступать Катя. — я же не была с вами в лагере на юге… Чистой воды зависть… … Она о чём-то перешептывалась с девчонками, пыталась подсказать им. Мы с ней уже успели пару раз перемолвиться о чём-то и сделать вывод о том, что нынешняя олимпиада 7-8 классов — прошлогодняя муниципалка. Ну, как минимум наполовину. Хотелось сказать моë мнение о ней. В голове всплыли воспоминания трёхмесячной давности. — ты прости, Лер, но я тебе скажу это. Я вижу тебя как человека, утонувшего в своей драме. Да. Именно так… И еще несколько сотен слов, которыми она пыталась описать меня и то что она видит во мне. В многоминутном голосовом. Но когда я начала говорить свою позицию к ней — она, сказав что сильно устала и хочет спать, ушла по-английски. Скинулась на то, что завтра утром прослушает. И где же это завтрашнее утро? А сама говорила, что привязалась ко мне. И где же эта привязанность? Ну чтож, после этой дружбы я стала меньше доверять людям. Да и вообще всем. Каждому. Я перестала видеть в людях хорошее, как минимум находить его. Даже пытаться перестала. Все сволочи. И точка. Я стала бояться открываться им. Показывала идеальную себя. Перед всеми. Внутри меня бушевало огромное море. С одной стороны, хотелось въебать Кате по полной, а с другой — понять и простить ее. Но за что? Когда мы дружили — это я по школе бегала и искала кабинет, в котором она сидела. На протяжении трёх месяцев. А она сидела и ждала, сложив ручки. А, нет. Сидя в телефоне и не видя ничего дальше своего носа. И даже не ждала. Ей было абсолютно похую. Остается один вариант. Въебать. Но только есть одно «но»… Сердце я уже успела отдать… Нет, подарить… Хоть она этого не знает и никогда не поймет, всë равно это так. Изредка оно начинало ныть, проситься обратно, пытаться вырваться из груди. Но все эти попытки строго пресекались сильными ударами по струнам гитары и громким голосом, иногда невпопад, но всë же твердым и сильным. А ведь наша дружба и началась с игры на гитаре. Она первая, кто услышал меня с гитарой в голосовых… Она была во многом первая. Первая слышала как я плачу. Из друзей. После сильнющего выгорания в конце учебного года. Я тогда разревелась в голосовых и боялась что она тоже заплачет. Но что? Правильно. Нихуя подобного не было. Каково же было моë удивление, когда она сказала, что ее не разъебать слезами других людей. Но она была неудачной попыткой и спустя тот месяц без общения с ней, я смогла отпустить ее. Как минимум я в этом себя уверяла. … Всë что начинается, когда-либо кончается. Кончилась и олимпиада. Я сдала листы и ушла. Катя ушла минут десять назад, я не должна ее встретить в коридорах. Я вообще была готова сидеть там больше, но начали гнать на уроки и вместо обещанных трех часов, я отсидела лишь два… Второй этаж, поворот налево… Кабинет директора, заместителя директора… Кабинет истории… Моя нынешняя остановка. Я обернулась, чтобы посмотреть, нет ли кого… Катя. Только вышла из туалета. Заметила меня. Я улыбнулась. Стала кривляться, крутиться перед дверью. Она тихонько захохотала. Не обдумывая себя от слова совсем, я направилась к ней, указывая руками на туалет. Мы зашли. Я начала: — А ты чего не в классе. Давно же ушла. — дак у нас сейчас алгебра… С Мальвой. — А-а-а-а, понятно. — Кстати, а что у вас было в олимпиаде… Я так и не поняла… … Ее руки легли на мои плечи… -… что ты мне там показывала… Улыбка. Сучья улыбка. Мне в тот момент было как-то легко, я не смогла выдать ничего, что могло бы ее обидеть. Я стала что-то ей рассказывать. «Ты всë та же собака. Всë в том же ошейнике. Всë также зависишь от нее. Ничего не изменилось…» — говорил мне мозг. Я была с ним полностью согласна. Как же хуëво понимать, что ты порвал с человеком, а он с тобой — нет. Или не понимает. Как в нашем случае. Или понимает, но не подет виду… А она ведь может… Думать. Как минимум потому что отличница. — Кстати, как выходишь? — какой остроумный вопрос. — Обижаете, Катенька. Отличница я… — Воу. Я вроде тоже… Только у меня там… Опять какая-то болтовня. Мне не хотелось слушать. Хотелось закрыться в вакуум. И заткнуть ее. Звонок прозвенел, спасая меня от чужих наивностей. — Лан, Кать, давай. — давай. — Ты могла въебать ей двести раз, но почему не въебала? — Люблю… Обратно этот процесс, к сожалению, в моем случае, не запустить… " Разговоры сердца и мозга…***
… — Если ты ее подаришь, то ты ее отдашь навсегда. И отобрать ее потом не получится, понял? Даже если рассоритесь… И это все про ручку за двести рублей. Брат заныл — папа купил. Сидя в машине и думая о кате, я улыбнулась. "Как иронично… " И впрямь. Сердце я ей отдала. И отдала навсегда. И отобрать его не получится, я же его подарила. И мы в ссоре. Нет, не мы. Это я. Только я. Но внутри всë равно был какой-то холод. То ли от холодной погоды, то ли от понимания, что точка невозврата давным давно позади. И на выдохе, совсем неслышно, пролепетать: — Заебало…***
… Дружба… Такое заезженное до дыр слово, которое я почти никогда не произносила. До нее. Мы как-то странно начали дружить. Сначала просто ходили в один коллектив, потом в школе начали ежедневно обниматься, потом пошло-поехало… Я на эту 'дружбу' почти не расчитывала, но когда после жесткого выгорания о тебе начинают заботиться, ты и не на такое поведëшься. Я думала о ней, думала очень много, и она мне нравилась… Как подруга. Я вообще не очень общительна, но тогда, в восьмом классе, я сильно нуждалась в друзьях. А сейчас, в девятом, я по-настоящему дружу только с двумя человечками из сибири, хотя сама живу в центральном федеральном округе… В садике у меня были друзья, но сейчас я учусь не с ними. Потом прогулки, кучи сообщений, тонны голосовых… А сейчас — ничего… Пустота… А когда она уехала на две недели в лагерь, где не было интернета? Я столько всего написала ей голосовых… Я писала:"Мне плевать, прослушает их Катя, или нет». Врала сама себе же. Мне было совсем не похуй. Я плакалась, играла на гитаре, о чём-то говорила… А когда она приехала, то сказала: «Прости, но я не буду их слушать, потому что нету времени… " Молола какую-то чушь. Я простила. Я устала от этого всего. От натянутой улыбки и слов 'всë хорошо'. Устала от этого ëбаного отсутствия плеча, на которое можно положиться… Может, оно и к лучшему. Добьюсь всего сама, без помощи. А нахуй вообще нужны эти друзья? Кому есть дело до какого-то левого человека, как я? В случае от всего плохого, что не хочется сказать родителям, спасают друзья. Настоящие друзья. Хочется также, но, к сожалению, возможность такого события нулевая… А иначе всë приходится держать в себе…