***
Без названия1.eml Кому: r1ngr1ng@mail.dc СК: heathcliff@mail.dc Вложения: всякоеразное.uip Дорогая мисс Нелли! Спасибо, что так быстро отозвались на предложение. Действительно, одним из решающих факторов для меня была возможность полностью, “с чистого листа”, переделать обстановку под себя. Причина этому прозаически проста: мне нравится, а порой даже необходимо менять атмосферу и место жительства. И я рад, если мои мытарства могут впоследствии сделать жизнь какого-нибудь рантье лучше и беззаботнее. Вы не представляете, как много людей сдаются с “бабушкиным ремонтом” и считают, что это нормально в нашем современном веке! Глядя на ваши фото легко представить, что изменения там не нужны. Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сделать даже лучше, чем было. Это тихое, уединённое место на холме очень подходит моему вкусу, и мне очень хотелось бы задержаться там подольше. Больше эскизов, как вы и просили, во вложении. С глубоким уважением, Э.Л. (Отправитель просит уведомить о прочтении этого сообщения. Отправить уведомление?) (д/н)***
С тех пор, как всевозможные Линтоны и неприятные Эрншо ушли из его жизни и жизни вообще, по пути теряя совместно нажитое имущество, Хитклиффу стало решительно нечем заняться. Нет, не так: он больше совсем не знает, что можно было бы сделать, чтобы чем-то заткнуть ноющую дырку в груди, образовавшуюся, когда не стало Кэти. Кроме того, апарты, которые Хитклифф получил у её мёртвого мужа путём особой уличной магии (и грязных манипуляций с документами), создают ему ещё и дополнительный геморрой. Честное слово, кто вообще будет жить в апартаментах в Городе, где налоги на нежилую недвигу выше, чем на жилую, почти в четыре, мать его, раза?! Из-за того, что часть этих грёбаных апартаментов всё ещё принадлежит Кэти (той, что поменьше), продать эту чёрную дыру для расходов Хитклифф пока не может. Его “домоуправительница” Нелли сказала ему: да посели арендатора — и дело с концом. Хитклифф ответил: ой, да делай что считаешь нужным, раз такая умная. Нелли, конечно, глаза закатила чуть ли не под потолок. Но уже через несколько дней сообщила, что жильца подходящего нашла, и всё, что осталось Хитклиффу — согласовать с ним всякие тонкие моменты касательно возможного ремонта и поставить свои автографы в контракт. Аванс и залог за полгода этот мистер Локвуд обещался выплатить вперёд, даже торговаться не стал; взял на себя расходы на коммуналку и часть налогового бремени. На этом его достоинства как арендатора и как человеческой единицы, к сожалению, кончились. Первой вещью, которая насторожила Хитклиффа, было то, что человек этот был Пером, и не где-нибудь, а в Крыле Корпорации Т, причём контакты доверенных лиц внутри Крыла предоставлять отказался. Т-корп, — корпорация, которая больше всего ценит изобретения и прочие умные штуки, — своих птючей просто так из Гнезда не выпускает. Опасения отчасти развеялись, когда Хит встретил Локвуда впервые: человек, у которого на хвосте висит свора коллекторов, так свободно и нагло себя не поведёт, деньгами разбрасываться не будет. Да и Нелли с её прошлым в Безымянном Пальце не станет вести дела с кем попало. Этот мистер Локвуд на первый взгляд напомнил Хитклиффу Эдгара Линтона, блядского мужа бедной Кэти: болезненный вид, жёлто-карие глаза и светло-рыжие волосы. Уставшее и в чем-то растерянное выражение на конвенционально красивом лице, над которым набитая рука пластического хирурга трудилась сильно дольше мамки-природы — потому что в реальной жизни таких вот правильно красивых людей не бывает. От него очень приятно пахло каким-то алкогольным персиково-апельсиновым вареньем и чаем. В левом ухе у Локвуда болталась серьга, как у пирата или гомосека; костюм, контрастом к общему неформальному виду, был строгий и чёрный, как у душеприказчика на похоронах, а оружие гость прятал в корпусе неприметной лакированной трости. Уж не издевалась ли над Хитклиффом Нелли, когда выбирала эту наглую, смазливую рожу? Так ещё и на эту хату? На второй взгляд Локвуд был похож на полежавшую на морозе хурму: с одной стороны сладкая до невозможности, с другой — неприятно вяжет, когда от неё меньше всего это ждёшь. Линтон, несмотря на главный его недостаток, — он был мужем Кэти — был, в целом, нормальный чел, позитивный. Естественный. Добрый до такой степени, что это делало его практически неприспособленным для жизни в сраном Городе. Локвуд же, напротив, показался Хитклиффу самым что ни на есть его исчадием. В Гнёздах других не держат. Не держат же? Хитклифф из вежливости к дорогому контракту заказал и распил с Локвудом пару бутылок не самого дешёвого вина, давил улыбочку и даже ни разу за вечер не заматерился; но каких же неимоверных усилий это ему стоило! Всё это время Хитклифф чувствовал, будто в его душу и личную жизнь пытаются залезть без смазки, при этом не выдав ничего личного взамен. Короче говоря, от Локвуда исходила какая-то неопределённая угроза. От угроз, которые нельзя преодолеть упорством и грубой силой, он старался держаться подальше, а поэтому бескомпромиссно заявил Нелли, что дальше все дела с мистером Локвудом пускай отлаживает она сама. Ещё несколько недель этот Локвуд с упорством, достойным лучшего применения, слал Хитклиффу на электронную почту какие-то письма без заголовков. Хитклифф пролистывал их, не находя в себе силы ни удалить их, ни прочитать, словно они какие-нибудь там заражённые. Честное слово, иногда Хитклифф подумывал взять кусачки и самолично перекрыть ему доступ в Интернет; останавливало его лишь то, что заветный провод находится в злосчастных апартаментах, куда он так и не осмелился заглянуть за всё то время, что они ему, формально, принадлежат. Игнорировать сообщения было рабочей тактикой: довольно скоро мистер Локвуд, как показалось, понял, что писать Хитклиффу и рассчитывать при этом на ответ бесполезно. Перестал это делать. Много всякого произошло. По прошествии первого месяца зимы Нелли сообщила, что отсутствие вестей от жильца-прилипалы вовсе не свидетель проснувшегося у него здравого смысла; просто этому Локвуду хватило неосторожности загреметь в больничку с какой-то лёгочной напастью, но вот теперь его выписка приходится как раз на окончание ремонта. Какого ещё, в жопу, ремонта, чуть было не выпалил Хитклифф, но вовремя прикусил язык. Прочитав, наконец, внимательнее, чем заваливали его электронную почту в последнее время, Хитклифф понял, что не зря. Тут с ним произошло страшное: в нём заворочалась совесть.***
И вот Хитклифф стоит в какой-то безумно длиннющей очереди, даже почти преодолел её финишную прямую. В руке у него — список длинных фармацевтических названий, ни одно из которых он не в состоянии произнести даже под прицелами отряда Большого Пальца; а в планах — забежать купить чего-нибудь пожрать. На самом видном месте у кассы, прямо по соседству с “оскорбинками” и детскими пустышками, равными ступенями возвышается лесенка из презервативов; забавная инсталляция, как будто предложение сделать выбор, который сам Хитклифф уже давно провалил. Чуть пониже, не давая и шанса установить свой взгляд в приличном месте, стоит множество бутылочек со смазкой всевозможных цветов, разного назначения и со всевозможными вкусами, от клубнички и тутти-фрутти до мяты, кофе и, Господи прости, лимона с имбирём. Ведь не может быть ничего лучше ебли с привкусом сезонной простуды! — Выбрали что-нибудь? — не скрывая иронии в голосе, спрашивает продавец. Хитклифф, не заметивший толком, как подошла его очередь, не находит уместный остроумный ответ. Просто гордо протягивает бумажку, начертанную рукой Нелли, и подписанный врачом рецепт. — Ого, — пробежавшись по ровным буковкам взглядом, говорит продавец. — Ваша девушка — фиксер? Хитклифф упрямо поджимает губы: — С чего ты это взял? — Почерк женский, а у вас кольцо на пальце, — охотно делится своим наблюдением юноша. — Это первое в списке — антибиотик. Его пьют в периоды, когда приживается новое железо — или старое начинает отторгаться. Обычно фиксеры берут. Но у вас, мистер, вполне натуральный цвет кожи. А значит, рецептурные берёте не для себя. Хитклифф горько ухмыляется только. Ну до чего ушлый народ эти продаваны! Обычным людям плевать, какой жизнью живут окружающие их люди, потому что план по продажам не надо делать. Ему невдомёк, что список и рецепт — для едва знакомого мужика, кольцо — от давно почившей женщины. “Э. Локвуд” в рецепте — это ж кто угодно может быть, хоть Эстер, хоть Эдисон, хоть, боже упаси, Эдгар… Хитклифф в своё время настолько сильно был “заинтересован” в контракте, что так до сих пор и не узнал имени арендатора! Всё же интересное этот продаван рассказал кое-что. Про Локвуда. Это может что-то значить. А может и не значить совсем ничего. — А остальные два пункта в списке у меня — это что? — как ни в чём ни бывало интересуется Хитклифф. — Да жаропонижающие и анальгетики, ничего особенного. Съедобный жидкий вибратор не хотите попробовать? У нас есть со вкусами… — Чё? Прям жидкий? Давай, — прерывает Хитклифф, просто чтобы его поскорее заткнуть. А ещё от длительного стояния в одной позе и смотрения в одну точку Хиту и впрямь немного захотелось есть. Уже даже неважно, что.***
Без названия10.eml Кому: r1ngr1ng@mail.dc СК: heathcliff@mail.dc Вложения: Рецепт(распечатать и подписать).ppodaef, СПИСОК.txt Дорогая Нелли! Спасибо за вашу бесценную поддержку и сочувствие. Выписать должны когда состояние стабилизируется. Я рассчитываю, это произойдёт меньше чем через неделю. См. вложение.***
!!!1.eml Кому: heathcliff@mail.dc ХК, я знаю, что вы моих писем не читаете, и всё же рискну предупредить. может получиться так, что из-за личных проблем мне придётся расторгнуть наш контракт раньше срока. причины у этого есть объективные, но в письме или по тлф не могу рассказать подробнее. если интересно, приходите сами или просите Нелли организовать нашу встречу. л (Отправитель просит уведомить о прочтении этого сообщения. Отправить уведомление?) (н)***
В какой-то мере Хитклифф оказался прав, опасаясь читать Локвудские письма. Там он в основном писал Нелли о своих идеях и о процессе ремонта. В самых первых его письмах ещё оставались фото Линтоновских апартаментов, где умирала его Кэти. В конечном счёте, Хитклифф сдался и вовсе перестал рассматривать приаттаченные к письму жипеги. Поэтому, когда Локвуд впускает его в апарты, Хитклифф чувствует себя совсем уж дезориентированным: раньше он попал бы в тесную прихожую, а не встретился лицом к лицу с большим, светлым и довольно открытым пространством. Не знал бы, куда пришёл — подумал бы, что дверью ошибся. Локвуд встречает его стоя и почти при полном параде. Обычно люди, не до конца прочухавшиеся от тяжёлой болезни, предпочитают лежать в кроватке и не рыпаться. Но этому, видимо, уже хорошо. — Привет, — ошарашенно оглядываясь и разуваясь подспудно, здоровается Хитклифф. — Ого… это вы, — говорит этот Локвуд с таким выражением лица, словно к нему не пару тяжёлых сумок на предпоследний этаж притащили, а милостыню пришли просить. Хитклифф, до этого момента всерьёз думавший извиниться перед ним, очень резко теряет желание это делать. Будь Хитклифф сам собой хотя бы полугодовой давности, он бы эти сумки поставил, развернулся и ушёл. Но сейчас даже он догадался, что в арендаторе его, скорей всего, говорит обида. — Если скоропостижнешься, то мне, во-первых, труп прятать, а во-вторых — нового жильца искать. Кыш с дороги! — замахнувшись одной из двух холщовых сумок, говорит Хитклифф. Локвуд опасливо пятится дальше в гостиную-слэш-кухню, пропуская его вперёд себя. Там, в дневном свете, исключительно хорошо видно, что кожа у него холодного, неестественно-серого оттенка, что в сочетании со светло-оранжевыми, как новый кухонный гарнитур, волосами, жёлтыми аугментированными радужками глаз и прочими искусственными достоинствами внешности придаёт ему вид нарушителя Городского Табу. Того, что на человекоподобных мыслящих роботов. — А. Наверное, пришли смотреть, что мы тут настроили… — со всё той же надменной и обиженной интонацией предполагает Локвуд. — Ты меня слышал, — рычит Хитклифф, не глядя протягивая ему одну из сумок. — Просто пришёл проверить, что ты не сдох и всё в поряде. У тебя же нет здесь друзей, родственников там… Поражённый до глубины души Локвуд не отвечает даже. Только разбирает сумку, положив её на барную стойку, отделяющую теперь гостиную от кухни, с интересом выкапывает пару бутылок вина, пакетик специй и апельсины к глинтвейну; а потом, обнаружив там же несколько пачек таблеток, совсем уж расслабляется. — Мне нельзя пить. Я на антибиотиках, — наконец тихо сообщает мистер Локвуд. — Кто сказал, что это добро тебе? — возмущается Хитклифф, хотя именно ему это добро и принёс. В его жизни не бывало болезни, которая не лечилась тёплым алкоголем; и в первый раз в жизни слышит чушь про то, что, дескать, с таблетками это мешать нельзя. Локвуд делает вдруг круглые глаза. — А это? Тоже не мне? И достаёт, мать его, смазку с эффектом “жидкого вибратора”. В подарочной упаковке, торжественно перевязанной розовой ленточкой вместе с подарочным гондоном. Персиковую, что Хитклифф заметил только что. Про свою спонтанную покупку он уже сто тысяч раз успел забыть. Упс. И как бы так объяснить, чтобы не звучать нелепо? "Я не сам, меня поймали на маркетинговый крючок? Шёл по аптеке и внезапно захотелось сожрать что-нибудь несъедобное, пришлось искать от этой шизы лекарства?" Блядь. — Если хочешь, — как можно более равнодушно пожимает плечами Хитклифф. — А не хочешь, верни. Сам съем. — Что ж, тогда приятного аппетита! — нервно расхохотавшись, желает Локвуд. Серебряная серьга в его ухе раздражающе дёргается и блестит, отражая холодный мёртвый свет с улицы. Хитклифф хватается за бумажную ручку у коробки, но из-за того, что арендатор сам порывается ему эту коробку вернуть, только отрывает кусок картона с мясом. Локвуд, вопреки только что сказанному, извлекает чёрно-оранжевую бутылочку, вскрывает крышку и выдавливает немного полупрозрачной оранжевой массы себе на палец. Хитклифф смотрит за тем, что он делает. В голове — приблизительно ни одной мысли. — Откройте рот? — предлагает Локвуд. Такой хорошенький. Сил на него больше нет. Хитклифф открывает рот немного. Чужой указательный палец проходит между его нижней губой и нижней десной. Сначала он не чувствует ничего; но потом, когда Локвуд проводит пальцем ещё пару раз, “ничего” превращается в слабое покалывание, как от излишне ядрёной зубной пасты. Только горячее, а не холодное, как от мяты бывает. — Ну как? — А-ыы-о, — честно сообщает Хитклифф, прежде чем укусить его за пальцы. От этого чужая хватка на нижней челюсти становится немного жёстче. Хитклифф подаётся ближе, едва не приобнимая другого мужчину. Горько-сладкий запах персиков и полыни от его тёплой кожи кажется совсем уж невыносимым. — Я всё ещё не очень хорошо себя чувствую, — зачем-то говорит Локвуд. — Не смогу… — Посидишь, — перебивает его Хитклифф, бескомпромиссно лапая за жопу. — Или полежишь. Не знаю. Я всё сам сделаю. Очень классная, крепкая жопа, справедливости ради. Освободив пальцы, Локвуд кокетливо прижимается к его губам своими. Осознав, что отталкивать его никто не собирается, приоткрывает рот и закрывает глаза. Изнутри рот у него сухой и горячий, как печка; на вкус как злополучные персики и как железо, как кровь, как болезни, сопровождающиеся кровохарканием. Но это какое-то тепло. Живое и человеческое. — А вообще, — переводя дыхание, признаётся Хитклифф и проводит кончиком языка по зубам. — Где больше хочешь? Мне всё равно. — Знал бы, как оно всё обернётся — сменил бы постельное бельё, — бормочет Локвуд. — Пофиг, — подхватив его за бёдра и приподняв над полом, говорит Хитклифф. — Потом, всё потом. — Я же… — слабо возмущается тот. — Не стоит вам… Кстати, тут нам налево. Нет, не настолько налево, это техническое помещение, тип кладовка. Может, отпустите меня? — Не, — говорит Хитклифф, прижавшись щекой к мокрой от пота, пахнущей персиками рубашке. Он не хочет ничего отпускать. Ему страшно.***
Где-то в этом районе было место, где, сидя на краю кровати, Хитклифф в последний раз держал за руку свою Кэтрин прямо перед тем, как она умерла. Кажется. Ему казалось, что он с закрытыми глазами сможет найти это место, как прошёл сегодня, практически пробежал по заваленному снегом двору; но от той комнаты теперь даже стен не осталось! В прошлый раз окна были плотно занавешены, так что Хитклифф не запомнил, в какую сторону и как шёл, и какие окна были ближе — западные или всё-таки юго-западные? — Эй, — тёплая рука Локвуда ободряюще гладит Хитклиффа по заросшей колючей щеке. Хитклифф смотрит на него, нависая, сверху вниз, решительно не понимая, что ему делать дальше. Простынь, в которую он упирается ладонью — серовато-оливковая, как сама болезнь, и в обновлённый интерьер слегка не вписывается. — Уже передумали? — скалится Локвуд, но тут же возмущается: — А! Больно. Это Хитклифф мстительно вжимает зубы в его шею. А потом, осознав, что переборщил, целует там же. Хочется трахнуть ему не столько этого человека, сколько… вообще непонятно чего хочется, по правде говоря. Когда Хитклифф справляется с застёжкой-молнией на чужой ширинке, Локвуд предпринимает слабую попытку перевернуться со спины на живот, чего ему Хитклифф сделать не позволяет. Стягивает ниже колен штаны вместе с бельём и огорошенно пялится на самый гладковыбритый лобок в своей жизни. Не то чтобы ему часто доводилось видеть чужие лобки, — даже женские, не говоря уже о мужских, — но… Либо Локвуд соврал, когда говорил, что продолжения их сегодняшней встрече не ждёт, либо очень уж скрупулёзно следит за собой, невзирая на все обстоятельства. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Хитклифф наклоняется и берёт в рот сначала головку, предварительно добавив пару капель смазки, а потом и весь член — до основания. Природа очень скромно наградила “даром плодородия” бедного визави; и это хорошо, потому что будь там чего побольше, то Хитклифф не справился бы ни с ним, ни со своим рвотным рефлексом. Смутно, как через вату, осознаёт, что чужие пальцы мечутся у него в волосах, не решаясь дотронуться кожи. Что-то звенит: ударилась об пол пряжка ремня на брюках, которые Локвуд кое-как снял до конца и откинул на пол. Пара его длинных, стройных ног тут же находит своё место у Хитклиффа на спине. — Нормально?.. — прерывается он, чтобы заодно и подышать можно было. Слюна, ставшая неестественно вязкой, как будто Хитклифф сожрал килограмм сахара, тянется с его губ, пульсирующих почти болезненно, к головке члена. — Да. Да-да-дада-дададада… — лепечет Локвуд. По его подбородку, стекая с носа, течёт кровь, и Хитклифф, ни на шутку перепугавшись, тут же бросается её стирать. Точнее — растирать подушечками пальцев. Чем разводит грязищу ещё похуже. — С ума сошёл?! Чего молчишь-то?! — Всё хорошо, — растерянно хлопая глазами, отвечает этот несносный молодой человек. — Из-за давления, может. Не обращайте внимания. Как бы в подтверждение своих слов он тихо шмыгает носом, стараясь проглотить свежие сгустки. Хитклифф дёргается было, чтобы принести что-нибудь, тряпку или холодного из морозилки. Но этот ёбнутый наглухо Локвуд, прижимаясь к нему только крепче, говорит: — Нет. — А-а? — Я вас уже полгода хочу, — неожиданно очень зло признаётся Локвуд. — И лучше мне, поверьте, уже не станет. Станет только хуже. Так что сделайте одолжение умирающему и не отвлекайтесь на ерунду. Очень сильно прошу. — Ёбу дал, что ли? — возмущается Хитклифф, плотно сжав ладонями его щёки. От этих Локвудовых слов что-то знакомо ёкнуло под рёбрами. Вот такой Локвуд, — ревнивый, обиженный и колючий, — нравится Хитклиффу куда больше, чем мягонький и сладкий, со времён их первой встречи. Локвуд лезет целоваться, и Хитклифф задумчиво облизывает кончик его носа: — Если станет очень плохо, я немедленно прекращу, понятненько? — говорит. — Даже если я потеряю сознание, не надо, — почти хнычет Локвуд. — Вот же больной ублюдок! — говорит Хитклифф. — Вы даже не представляете, насколько сильно я болен! И смеётся, блин. Смешно ему. Смазка для оральных ласк, которую Хитклифф приобрёл, для “нормального” секса, по заверениям Локвуда, не подходит. К счастью, своих домашних заготовок у него оказалось завались. Самая первая — в щели между матрасом и каркасом кровати. Удивительное совпадение. Хитклифф кладёт Локвуда набок, чтобы точно не задохнулся, а сам прячется у него за спиной. — Мне интересно, — лениво интересуется, прижавшись щекой к чужому пылающему плечу, — сколько раз ты на меня дрочил? — …Да? — по тону Локвуда понятно, что это числительное. — Класс. Осторожно, стараясь не навредить лишний раз этому хрупкому бестолковому существу, Хитклифф вставляет внутрь него пару пальцев, потом ещё. Даже пропускает момент, когда у него самого встал. Произошло это, кажется, от стресса или даже от страха, уж точно не от большой любви. Локвуд, почувствовав чужое напряжение, пытается притереться поближе, и Хитклифф даёт ему это, берёт его, обняв рукой за плечи. Нескольких движений хватает, чтобы Локвуд кончил, бормоча себе под нос что-то вроде “пожалуйстапожалуйстапожалуйста”. — Спасибо, — озадаченно отвечает Хитклифф, целуя другого мужчину в висок. И ему почти хорошо. Вообще-то, ему очень нравится нравиться другим людям. По-настоящему нравиться. Не за то, что он делает что-то хорошее, хотя это тоже неплохо, а скорее вопреки тому, что он делает плохое. Это заставляет его чувствовать что-то кроме злости и вины. Злостью и виной он сыт уже по горлышко. Это “что-то” опасно близко к ощущению влюблённости. Хитклифф даже позволяет себе обмануться им и кончить. В живого человека. Впервые за очень-очень, слишком много лет. Пам-пам. Потом, закинув грязное от крови и спермы бельё кувыркаться в стиральной машинке, а Локвуда — откисать в ванной, Хитклифф застилает кровать свежим, чистым и чёрным. Очень красивый цвет. Кажется, Локвуд хотел с ним важного разговора, Хитклифф честно пытался его дождаться. Но плещется Локвуд долго, ждать его — неохота, а сил не осталось ни физических, ни душевных. Сквозь сон Хитклифф чувствует, как дурацкое тёплое существо, нежно пахнущее персиками, устраивается у него под боком, и тихо обнимает его в ответ.***
Без названия12.eml Кому: heathcliff@mail.dc Вложения: вот эта штука.jpg ХК, чтобы описать масштаб пиздеца, достаточно двух слов: синяя реверберация. мой начальник подписал какой-то контракт, согласно которому мы, наш офис, должны будем достать кое-какую инфу из библиотеки. вы в своём тихом, уединенном местечке и не знаете, наверно, что это за библиотека такая. рассказываю: после чд и бн на месте головного офиса бывшей l-корп выросла вышка в форме дерева (или дерево в форме вышки? х его з!) время от времени всяким людям приходят приглашения забрать оттуда книгу. те, кто пройдут соответствующие ордалии, смогут уйти с выбранной книгой. но те, кто проиграют, останутся сами в биб-ке в качестве книг навсегда. удивительно, но биб-ка точно знает, какие знания больше всего нужны людям; поэтому это предложение, от которого невозможно отказаться. я знаю, что как только мне в руки придёт приглашение, я вынужден буду его подписать. поэтому, чтобы не стеснять вас неопределёнными обязательствами, я съеду. денежные вопросы обсудим с нелли, но и вы, если хотите, тоже подключайтесь! и ещё 1 момент, на всякий случай! знаю, вы ко мне никаких тёплых чувств не питаете; но если в один ужасный день по какой-то причине приглашение с моим именем в списке книг окажется у вас в руках — не подписывайте его ни в коем случае, выбрасывайте к дьяволу, а лучше сожгите. всё это — часть процесса, смысл которого мы не понимаем. л***
У библиотекаря напротив донельзя болезненный вид. Серая, землистая кожа, — Хитклифф знает теперь, что это значит, — густые чёрные кудри и строгий чёрный костюм. Распорядителя на похоронах. Ага. Дочитав последнюю страницу книги у себя в руках, библиотекарь этот разглядывает гостя и неожиданно выдаёт: — Хм. Понимаю. — Да что понятного-то? — удивляется Хитклифф. — Вам эта книга, простите за мой французский, нахер не сдалась. Очередной самоубийца, который перекладывает свои отношения со смертью на мои бедные хрупкие плечи. У-у. — Чё ты в душу-то ко мне лезешь? Раз пришёл, значит, сдалась зачем-то, — почесав в затылке, говорит Хитклифф. — Кончай языком молоть и давай воевать. Распорядитель снисходительно улыбается ему и достаёт меч.