дверь

      мысли путаются, уставшая голова падает на стол. протяжный вздох, джэ встаёт из кресла и падает уже на кровать, благо она находится в шаге от компьютера. так удобно. он зарывается лицом в подушку. не стоило начинать вторую банку пива. вообще не стоило прерывать свой двухмесячный марафон затворничества ради алкоголя. теперь гудит голова, слова путаются, даже игры не играются. джэ неразборчиво мычит какую-то попсовую песню, которая сегодня попалась в рекомендациях спотифая, слов он не помнит, лишь напевает мотив, иногда пытаясь потянуть высокие ноты, но делать это лёжа на животе заведомо плохая идея. где-то гудит телефон от уведомлений из мессенджеров и других приложений. просматривать и отвечать так не охота. джэ прикрывает глаза и засыпает.       сложно сказать, когда именно джэхён заперся в своей крохотной однушке. он не мог вспомнить какое сегодня число, порой не мог понять сейчас день или утро, вечер или ночь. время течёт слишком быстро. дни сменялись, а всё вокруг оставалось прежним: белые стены, компьютер и в шкафу дорогой пылесос, которым он похвастался перед всеми, кого знал. на улицу выходить не хотелось. какая разница, если и дома хорошо? на улице слишком много людей и слишком много пустого пространства. со временем даже мысли о небольшой прогулке стали вызывать неприятное щекочущее чувство тревоги. друзья пишут: может быть волнуются, может быть скидывают новые мемы, но просматривать новые сообщения, которые приходят одно за другим нет ни малейшего желания. а позже джэ забывает о них. ничего страшного — все привыкли к золотой рыбке пак джэхёну.       дверной звонок пронзает мёртвую тишину квартиры, в которой месяцами ничего не было слышно, кроме редкой ругани из-за слитой катки в валоранте. джэ на ощупь находит в темноте телефон и щурится от яркого света. 23:12       какого чёрта? кто мог припереться в такой час? к нему? может быть мусор завонял и соседи подумали, что тут кто-то помер? джэ ничего не чувствует, но думает, что нужно успокоить человека и сказать, что здесь все живы, потому что за звонком уже последовал стук в дверь. хотя успокаивать похоже нужно его самого. ладони потеют, а в груди клокочет тревога, когда он подходит к двери. подумать только до чего он себя довёл, если ему страшно даже представлять разговор с другим человеком вживую. незнакомым человеком. джэ треплет сильно отрысшие волосы на затылке хочется вырвать вздыхает, он слишком долго тянет. дверь открывается. и знакомое лицо на пороге не помогает успокоиться. — Ёнхён? — джэ еле держит глаза открытыми, подъездная лампа сейчас выжгет ему сетчатку. — Джэ‐хён, — знакомые острые черты лица, знакомые хитрые глаза, которые прожигают в нём дыру прямо сейчас, пак сейчас выплюнет своё сердце, — Привет. — У меня же не галюны, хаха? Мы так давно не виделись, ахах, зачем ты пришёл? — не смешно. — К тебе пришёл, — ёнхён хмурится, его губы поджаты, он хотел бы скрыть раздражение, но получается слабо, — Сколько можно? — Что? — джэхён хлопает глазами, его рука вот-вот соскользнёт с ручки двери из-за пота. — Может впустишь? Давай поговорим. — О чём? — слишком тупой вопрос джэ. — Умоляю, хён, — ёнхён выглядит так будто у него болит голова, — Заканчивай детский сад, я не собираюсь торчать у двери и что-то тут объяснять.       джэ поёжился от тона, с которым прозвучала эта фраза. прямо как его отец. страшно. джэ послушно отходит от двери и пропускает нежданного гостя внутрь. он спотыкается обо что-то в темноте и шипит, ёнхён наконец включает свет. — И откуда здесь эта коробка… пак снова добирается до своей кровати и устраивается на ней в позе лотоса, обнимая подушку. ёнхён молча осматривает комнату. джэ никогда не отличался особой чистоплотностью, кану приходилось видеть это помещение в самых разных состояниях, но сейчас оно выглядело удручающе. не из-за бутылок и пакетов валяющихся то тут, то там, нет. атмосфера. всё вокруг джэ как будто потеряло цвет, а спёртый воздух душит, затягивая в это серое болото, из которого старший не может вылезти несколько месяцев. — Как давно ты проверял сообщения? — Не помню, — джэхён смотрит в пол. ёнхён потирает пальцами переносицу и садится на кресло возле компьютера. — Я не собираюсь ругаться с тобой, хён. Просто… Вонпиль волнуется. джэ сейчас стошнит. — И до этого тоже волновался, но хотя бы Доун держал нас в известности, что ты живой. А сейчас ты даже с ним играть перестал… Вонпиль… — глубокий вздох, ёнхён упирается лбом в кулак, — Все переживают. Что с тобой? о, если бы джэ знал. он чувствует, как что-то душит его, а глаза обжигает. он не знает, когда это началось и как это остановить. — Хён, ты можешь посмотреть на меня? джэ мотает головой и утыкается в подушку, ощущая как скатываются слёзы. — Можно я тебя обниму? Пожалуйста, Джэ-хён. … кивок. джэхён чувствует, как прогибается кровать рядом. кажется, что он сейчас рассыпется на тысячи осоколков и никто никогда его не соберёт. что-то тёплое касается него. ёнхён легко оборачивает свои руки вокруг чужой талии и прячет своё лицо в его плече. джэ кусает губу, он сейчас завоет. — Я скучаю по тебе, хён. всхлип. — Я люблю тебя… не только я, у тебя так много людей, которые любят тебя, хён… ёнхён тёплый, горячий. джэ хочет вывернуться, но кан сжимает его крепче, и он сдаётся и впитывает в себя этот жар. — Я рядом с тобой, твои друзья рядом с тобой… пожалуйста, будь с нами тоже. Ты сейчас не можешь говорить, но мы всегда слушаем, ждём… хён, пожалуйста, не закрывай нам дверь. джэ скулит, все внутренности переворачиваются, ему так плохо, ему так этого мало. он выпускает из рук подушку и заменяет её на что-то тёплое.