Засыпай

Беспокойно ворочаешься в постели, безжалостно скидываешь пёстрое одеяло на кафельный пол, переворачиваешь колющуюся перьями старую подушку, считаешь воображаемых овец серо-буро малинового цвета, а виновником всех этих многочисленных махинации является обычная бессонница. Кавех лежал на кровати, всячески пытаясь отдать себя в эйфорические объятия сна, но у его мыслей, похоже, были на него совсем другие планы. Его мысли будто сговорились с сонным миром, от чего он всячески пытается оттолкнуть Кавеха. Но архитектор не сдавался. Внутри бушевали непонятные чувства, одним из которых был необоснованный страх, что так старательно не давал уснуть своему и без того еле бодрому хозяину. Он чего-то боялся, но не знал, что именно держит его сердце в страхе, сковывая цепями непонимания, беспощадно поливая раскалённой струёй беспокойства. Уже два часа он ворочался в постели, пытаясь хоть как-то заснуть, но глаза автоматически открывались, вставая на сторону проклятых мыслей, тем самые предавая хозяина. Предатели. Лениво потянувшись к тумбочке, Кавех достал таблетки, проглотил пару голубоватых пилюль и, запив их небольшим количеством воды, вновь попытался подружиться с миром цветных иллюзий, но они снова слали его куда подальше, приказывая не возвращаться обратно. Он повернул голову в сторону окна, рассмотрел ярко сияющую на небе луну, а после начал считать звезды в надежде, наконец, вырубится, ожидая пока это чёртово лекарство начнёт действовать. Раз-два-три…тридцать пять. Надоело! Жарко. Кавех перевернул подушку на более прохладную сторону, положил на неё светлую голову и закрыл глаза, чувствуя приятную, но очень временную прохладу у щеки. Сон не идёт. Всё равно жарко, волосы лезут на мокрое лицо и неприятно прилипают к губам. Он снова пытается сдуть их, но не получается. Кавех лениво преподносит руку и смахивает прилипшие ко рту волосы. Душно. Он сбросил одеяло в попытках охладить тело, но, тут же замёрзнув, пожалел об этом, вновь укрывшись. Холодно. Острые кончики перьев просовывались сквозь наволочку подушки и неприятно покалывали лицо. «Достало!» — «Что же это такое!»,— буркнул архитектор, очередной раз скидывая подушку на пол. Он был раздражён и едва сдерживал себя, чтобы не разорвать её в клочья, заставив перья разлететься по всей комнате. Проглотив ещё несколько таблеток и поморщившись от их горечи, тот повернулся на другую сторону, параллельно проклиная не идущий к нему сон. Его всё ещё заменяло непонятное чувство страха, одиночества, дурных мыслей, бесконтрольно лезущих в голову, доводя чуть ли не до нервного срыва. Сдавшись от напрасных попыток заснуть, Кавех, преодолев собственную гордость, направился в комнату аль-Хайтама, захватив с собой несчастную подушку, параллельно спотыкаясь о складки ковра. Дойдя до соседней комнаты и постучавшись в дверь, он начал диалог: — Хайтам… можно к тебе?,— с некой неуверенностью в голосе произнёс тот, прижимая к себе подушку. — Кавех?, — спросил секретарь, сидя на краю кровати, держа в руках открытую книгу. — А что не так с твоей комнатой? — Я не могу уснуть. Даже таблетки от бессонницы не помогают. Можно сегодня в твоей комнате переночевать, пожалуйста? — Можно, иди ложись. Улыбнувшись, Кавех, словно кот, которого наконец-то впустили после долгих попыток пробраться к хозяину, радостно залетел в чужую комнату и, запрыгнув на кровать, тихо прошептал: — Спасибо, — кратко поблагодарил тот, после чего продолжил. — А ты почему не спишь? — Мне тоже не спится, как и тебе, — он перевёл взгляд на настенные часы. — Хотя так поздно. Через три часа уже утро. Привстав с кровати, Кавех, нежно обвив плечи аль-Хайтама своими руками, мягко поцеловал того в висок. Лёгкий румянец тут же показался на щеках секретаря, тот слегка напрягся и, откашлявшись, произнёс. — Кхм-кхм… Думаю, всё же нужно попытаться уснуть. — Ты так смущаешься, будто позади тебя чужой человек. Всё никак не привыкнешь… — К твоим неожиданным приступам нежности сложно привыкнуть, Кави… — Ещё бы. Мы, находясь длительное время в отношениях, даже спим в разных комнатах, не говоря уже о тактильности. Но если тебе не нравится, я не буду так делать, ты только скажи об этом. — Всё хорошо, давай ложиться. — Угу.

***

Кавех продолжал ворочаться из стороны в сторону, после чего, повернувшись к аль-Хайтаму, продолжил: — Я не могу уснуть. — А то я сам этого не заметил. — Я, наверное, мешаю тебе? — Нет. Успокойся, Кави. — А можно… — Обнимай, — не дав договорить, перебил секретарь, будто прочитав его мысли. Руки Кавеха моментально обвились вокруг талии секретаря, он жадно прижался к нему, будто Хайтам собирался бросить его, словно бродячего котёнка, а тот, в свою очередь, всячески старался не отпускать человека, к которому сильно привязался, жалобно мяукая, умоляя не оставлять его. Секретарь уже практически засыпал, постепенно отдаваясь миру цветных иллюзий, пока не услышал тихие всхлипы, и не почувствовал подле себя дрожащее тело. — И почему ты плачешь?, —спросил тот, повернувшись в сторону архитектора. — Я сам не знаю, — виновато произнёс тот, сильнее вцепившись в него. — Ты трусливый маленький котёночек, Кави, — он глубоко вздохнул и, прижав дрожащее тело к себе, осторожно прильнул губами ко лбу архитектора. —Успокойся, я никуда не уйду, я здесь. Кавех лишь улыбнулся. Его улыбка была наполнена радостью от неожиданной нежности со стороны холодного, на первый взгляд, человека. Он даже и подумать не мог, что в объятиях Хайтама чувство страха покинет его, а на замену ему, наконец, придёт такой долгожданный и сладкий сон.

***

Солнечные лучи без предупреждения проникли в тёмную комнату, освещая чужое пространство тёплым солнечным светом, пробуждая парней от сладкого сна. Нехотя открыв глаза, невыспавшийся Хайтам, осторожно выбираясь из объятий Кавеха, всё же нашёл в себе силы подняться, в то время как архитектор всё ещё лежал. — Кавех, подъём, — тихо признес аль-Хайтам, слегка поглаживая юношу по лицу. Ответа не следовало, что, конечно же, удивило секретаря. Ведь обычно Кавех спит очень чутко, любой звук, даже капля воды могла его заставить проснуться, а сейчас даже прикосновения до него не доходят. — «Крепко спит, ещё и улыбается», — донеслось в мыслях секретаря. Приблизившись к нему, ученый заметил, что архитектор лежит совсем неподвижно. — Кавех?,— повторно окликнул аль-Хайтам, взволнованно начав трясти его за плечи. В ответ лишь глухое молчание. Все попытки секретаря разбудить его оказались тщетны. Приблизившись ухом к его губам, а после и к сердцу, тот понял, что юноша мёртв. Дрожь, словно электрический ток, беспощадно прошлась по телу Хайтама. Держа на трясущихся руках безжизненного Кавеха, он всё сильнее прижимал его к себе, не в силах принять происходящее. Из широко распахнутых от шока глаз безудержным ручьём полились слёзы, беспощадно прожигая мелкие ранки, которые тут же начали кровоточить. Дышать было тяжело, будто он тонул в океане. В лёгкие словно засыпали горсть острых камней, что резали и так безжалостно протыкали их насквозь, не давая сделать ему вдох, затягивая на дно всё глубже и глубже. Хотелось кричать, беспощадно рвать горло до тех пор, пока кровь полностью не заполнит рот и он не начнёт ею захлёбываться. Хотелось рыдать до опустошения слезных каналов, хотелось вернуть Кавеха, в конце концов! Но уже поздно. Архитектор был спокоен. Бледные губы всё ещё были растянуты мягкой в улыбке. Он умер, умер с улыбкой на лице, которую Хайтам видел в последний раз. Лицо Кавеха больше не выражало страха, не выражало печали и тревоги. Алые глаза, что когда-то были наполнены радостью и грустью, секретарь больше не увидит никогда, вместо этого он видит лишь потускневший и безжизненный взгляд. Аль-Хайтам не верил. Больше он не услышит его — «Можно с тебя обнять, пожалуйста?», больше Кавех не признается ему в своих страхах и не пожалуется на проклятую бессонницу. Он уже не прижмётся к телу учёного, не обнимет, не будет извиняться за доставленные неудобства, которых на самом деле и не было. Он не верил. Кавех больше не попросится к нему ночью, не будет стоять за дверью словно щеночек, держа в руках подушку, ожидая того, когда его впустят к себе. Аль-Хайтам не верил, не верил, что всё потерял в один момент. Он потерял Кавеха, потерял его навсегда. Он презирал себя. Люди начинают ценить что имеют, лишь когда потеряют это. Сегодня Хайтам понял это сам. *** Дни со смерти Кавеха проходили один за другим, оставляя за собой горький осадок. Хайтам ходил по его комнате, проводил рукой по вещам, которых когда-то касались родные руки. Смотрел на совместные фотографии. Лежал на кровати, представляя архитектора рядом, всё также беззаботно обнимающего его. Слёзы текли из глаз, на душе было тяжело. Теперь он остался один. На тумбочке всё также красовалась полупустая упаковка от снотворного. У Кавеха, наконец, получилось уснуть… Навсегда.