Мирный сон

Конечно, то, что Афелий почти не разговаривает, создаёт неудобства: он долго печатает, уткнувшись в свой телефон, прежде чем развернуть его экраном к Ёнэ — на мгновение поток его речи прерывается, пока он читает написанное, а потом будто успокаивается, паузы на чтение ему достаточно, чтобы раздражение улеглось, превратившись в привычное уже лёгкое напряжение. Сетт к таком Ёнэ привык — сжатые губы, резко очерченная линия челюсти и строгий взгляд; он со своего места не может разглядеть, что написал Афелий, но, главное, это работает. Ёнэ успокаивается — а репетиция продолжается своим чередом. Перед съёмками клипа их селят в апартаменты: достаточно большие, чтобы шестеро парней могли разместится там и не мешать друг другу, недостаточно большие, чтобы содержать в себе больше трех спален. Эзреаль почему-то хочет жить с К’санте — впрочем, Сетт его не осуждает, он буквально выбирает самый безопасный вариант, Ёнэ настаивает на том, чтобы Каин оставался под его присмотром; Сетт переглядывается с Афелием — нет, он не против. Наоборот, очень даже за. Большую часть времени Афелий проводит. уткнувшись в телефон — переписывается с сестрой; Сетт, уставший после тренировки и замотанный в полотенце после душа, просто смотрит в потолок, наслаждаясь собственной физической усталостью. Мышцы ноют — это приятное чувство, а мысли текут будто замедленно и чересчур спокойно — и это тоже хорошо. Ему нравится загонять себя так, чтобы для дурные мысли не оставалось сил, и нравится засыпать без сновидений. Он почти отключается, когда Афелий нависает над ним, мягко касаясь тонкими пальцами плеча. — Что такое? — Сетт дёргается, выпадая из своего сомнамбулического состояния, и щурится, когда свет, исходящий от экрана чужого телефона слепит глаза. Ему нужно несколько минут, чтобы прочитать написанное. «Во сколько ты обычно просыпаешься?» — …рано? Афелий что-то печатает снова. «Что тебе нравится есть на завтрак?» Это уже интересно, Сетт моргает и склоняет голову набок. — Эм… — сложно, — обычно я ем яичницу с помидорами и пью протеиновый коктейль? Вообще-то я неприхотливый, что дадут, то и ем. Зачем тебе? «Просто интересно» Свет от экрана освещает чужое лицо, и Сетт может, наконец, разглядеть его вблизи — совсем юное, с красивым разрезом глаз и высокими скулами; он хмурится, долго что-то печатая, а потом зажимает одну кнопку, стирая. «Я тебе не мешаю?» — Чем? «Светом телефона» — Нет… — вообще-то, прямо сейчас, немного мешает, потому что Сетт правда почти провалился в сон, но интерес пересиливает все желание упасть на подушку и уснуть. Поговорить с Афелием выпадает редко — разве стоит пренебрегать такой возможностью? — садись сюда. Сетт двигается на кровати и садится, подложив под спину подушку, освобождая часть места рядом с собой; Афелий, чуть помедлив, опускается на постель, тонкими пальцами погладив простынь рядом с собой, а потом тут же одёрнув руку, словно обжёгшись. Тёплое место, нагретое телом Сетта. — Всё в порядке? Афелий поднимает телефон к лицу, а потом, помедлив, убирает — вместе с кивком. — Ты не можешь уснуть? Интересно наблюдать за чужой мимикой — Афелий отводит свои красивые глаза, поджимает губы и молчит — а потом снова смотрит на Сетта и кивает; поднимает телефон к лицу и что-то активно печатает. Сетт терпеливо ждёт. «На новом месте сложно заснуть, и я переживаю за Алуну — как там она одна без меня? Я думаю о песне — вдруг она недостаточно хороша?» Сетт хмыкает, читая это. — С песней всё отлично. Слушай, её Ёнэ выбрал — а он выбирает либо лучшее, либо ничего. «А вдруг она не нравится другим?» Как же хочется закатить глаза, Сетт не делает это только из уважения и боясь потерять чужое расположение. — Ты… — он вздыхает, — она прекрасная. Лучшее, с чем мы могли бы дебютировать, слышишь? Ты потрясающий, Афелий. Афелий замирает — Сетт прямо видит это — он перестаёт дышать на мгновение, смотря на него округлившимися глазами, размыкает губы — и как будто что-то говорит, Сетт готов поклясться, что видел движение кончика языка в тусклом свете, исходящим от экрана телефона. А потом он шумно втягивает воздух носом и падает лицом в подушку рядом с головой Сетта. — Эй-эй-эй, друг, ты чего? Афелий издаёт какой-то приглушённый гласный звук на одной ноте, а Сетт касается его плеча, осторожно потормошив. Афелий скручивается в позу эмбриона, прикрыв телефон коленями, и быстро что-то начинает печатать — настолько, что Сетт поражается этой скорости и ловкости пальцев. «ты правДА ТАК дуМАЕ ШЬ?» — Конечно! «Мне очень приятно это слышать, спасибо» По крайней мере, он, кажется, успокоился — Сетт смотрит в чужое лицо, готовый поклясться, что Афелий почему-то подавляет улыбку — уголки его губ подрагивают, а глаза влажно сияют в голубом свете; Сетт думает, что ему, наверное, будут к лицу улыбки, но почему-то он их прячет. В конце концов, Афелий возвращается в свою постель, дописывая сообщение сестре, а потом разворачивает телефон экраном вниз и засыпает. Сетт в это время уже видит третий сон. *** В партии Сетта почти нет хореографии, но речитатив даётся ему сложно — он проговаривает свой текст перед зеркалом, мысленно повторяет его, когда чистит зубы; оглядывая содержимое холодильника, он одними губами повторяет строчки. Чёткая артикуляция, правильный тон и ритм. Ёнэ шумно вздыхает, когда он опять мямлит окончание третьей строчки, сжирая его почти целиком — Сетт бросает взгляд на Афелия, застывшего за его спиной и заложившего руки за спину. Он обязан справиться с дурацкими словами хотя бы для него, потому что это его песня. Которую он, Сетт, назвал потрясающей — а сам не может даже постараться, чтобы исполнить свою партию. Обычно спокойное и непроницаемое лицо его словно каменеет, принимая знакомое, с оттенком разочарованности, выражение — один в один как у Ёнэ, только последний не стесняется ещё и в выражениях. Это лёгкое разочарование ранит больше всего — Сетт думает о том, какой путь проходит песня, в виде мелодии и текста на бумаге, в виде идеи из одной головы, до полноценного релиза с клипом, музыкой, хореографией и сценическими образами. И что они здесь в том числе для того, чтобы идея Афелия стала достоянием всего мира, разлетелась на Spotify и Youtube, и застряла в головах миллионов так же, как однажды она стала навязчивой идеей в его голове. Ради этого стоит постараться. В конце концов, на записи у него всё получается идеально: Афелий сдержанно кивает, а Ёнэ хлопает в ладоши, когда он выходит из комнаты для записи; Эзреаль, который должен записываться следующим, нервно дёргается под взглядом Каина — последний самый довольный, уже записавшийся, валяется на кожаном диване, закинув ноги в ботинках — и бахилах, которые его заставили нацепить — на спинку. Сетт садится на подлокотник и протяжно выдыхает. — Что такое, нервничал, большой парень? — Каин выглядывает из-за телефона с покоцанным чехлом. Голос у него насмешливый — но они привыкли к этому; Каин кажется комично-высокомерным, и, от того — дурацким, но, пока Ёнэ держит его на коротком поводке, в принципе он безобиден. Помнит, когда надо прикусить язык. Сетт ерошит волосы пятернёй и не отвечает, опустив взгляд в пол. Мягкие прохладные пальцы касаются плеча; он вздрагивает от этого прикосновения, резко вскидывая взгляд — Афелий смотрит на него своими красивыми глазами, чуть склонив голову набок и подаётся ближе, вторгаясь в личное пространство. Сетт вдруг замечает, что у него в руках нет телефона; а его ладонь скользит по спине, пока он почти не утыкается губами в ухо — Сетт неосознанно втягивает воздух с ароматом сладковатого одеколона Афелия. Это нельзя назвать «голосом» — но он слышит это впервые: «Ты был потрясающим.»