Дьявол

      Джадж не мог не сделать этого, не оставить себе ещё одного шанса создать замену провалу. Нанести на костюм это жалкое "3.2" или пятёрку не позволила гордость. Это был новый Санджи, ещё один идеальный результат, почти такой же идеальный, как совершенный во всём первый, без чувств, без привязанностей, без слабостей.       Так он думал до момента, в который контролируемый им повсюду в страхе новой ошибки долгосрочный эксперимент вдруг сошёл за борт и, ступив на кораблик, ничем по его мнению не примечательный, упал на колени. И перед кем - мальчишкой, израненным и слабым, выглядящим совершенно глупо в этой пятнистой несуразной кепке, но смотрящий в совершенном ступоре на его - его! - возрождённый из жалкой пародии на сына идеал.       - Санджи! А что ты тут делаешь!? - восторженно верещит Луффи, но на его голос оборачивается только растерянный Трафальгар, тут же повернувшийся обратно, вздрогнувший от прикосновения к своим рукам мозолистых грубых пальцев.       Различия были очевидны: тёмные волосы, завихрень на брови в другую сторону, и костюм этот, тот, что пугал его до слёз в детстве. Несмотря на это Ло был рад, что Ророноа крепко спал где-то в трюме и даже если слышал Луффи, ему нужно будет время добраться до палубы - отношений между ними хирург до сих пор не понимал и боялся. Боялся, что снова потеряет человека, подарившего ему столько тепла.       Его губы, сухие и обветренные под снятой, накрывающей доселе лицо маской, касаются черных узоров с обратной стороны смуглых ладоней, на пальцах, а сверху, с палубы чужого корабля, с раковины огромного, лениво моргающего моллюска его сверлит взглядом ещё один ужасающий кошмар из его детства.       Брюнет прекрасно знает, что руки его холодные, грубые, что знакомый ему Санджи, ангел во плоти, сказочная златоволосая серена, влюблённая в вид бескрайнего моря из окошка кампуса, не позволил бы себе таких прикосновений на глазах такого множества людей.       - Почему ты здесь? - хриплым голосом спрашивает он, но знакомое ему жалкие недели плавания лицо не поднимается, и лишь останавливаются осторожные прикосновения обветренных губ к его рукам.       Это не Санджи. Но очень, очень похож, и то, как он поднимается плавным, легким движением на ноги, такие же стройные, длинные, крепкие, как оборачивает лицо, спокойное и холодное на хмурый взгляд сверху.       - Я останусь тут. - так чётко, что даже сказанное его спокойным голосом, наверняка более чем читаемо по губам.       Горизонт быстро пустеет так же быстро, как сбегаются на палубу люди, услышавшие голос Луффи. Неуверенность на лице Усоппа, хмурое спокойствие Робин и недоумение Фрэнки, растерянность, перемешанная с восторгом этого странного фанатика.       - Это не он.- хмурое заявление Ророноа, достающего без капли сомнения меч, но Трафальгар видит в нём неуверенность, когда спокойные голубые глаза поднимаются на его лицо.       - Не кто? - интересуется он голосом Санджи, именно его, не чьим больше, и болото сомнений становится топью лишь более непроходимой.       - Не Санджи. - старается выплюнуть как можно резче мечник, но голубые глаза продолжают сверлить его лицо непроницаемо уверенным и холодным взглядом.       - Почему ты говоришь, что это не я, называя моё имя? - и в ледяном море его спокойствия трудно разглядеть эту каплю недоумения. - Моё имя - Винсмок Санджи. Почему ты называешь моё имя, и утверждаешь, что это не я? - в его холодном голосе столько уверенности и недоумения, сколько возможно при полном отсутствии эмоций на его лице, и то, каким серьёзным выглядит в этот момент Луффи до глубины души поражает Трафальгара.       - Это не Санджи. - уверенно заявляет он, и Ло впервые видит, как рука Зоро дрожит, сжимая рукоять доставаемой из ножен катаны.       - Вы говорите так, будто знаете ещё кого-то помимо меня с таким именем. - замечает брюнет, окидывая взглядом присутствующих, и почему-то хватает хирурга за руку. - Повторю ещё раз, меня зовут Санджи. - напоминает он холодным и спокойным тоном, изображая на лице едва видимое подобие той мягкой улыбки всем им знакомой и Ророноа возвращает дрожащий в его руке меч в ножны, прикрыв глаза.       - Трао. - зовёт он рычаще и хрипло. - Отойди, проверим.       Брюнет едва успевает отшатнуться, когда мечник со скоростью штормового ветра вытаскивает катану, нанося удар. Вместе с ним отшатывается всё с тем же непроницаемо серьёзным лицом Луффи, усаживается поодаль, хмуро наблюдая. Отскакивает истерично взвизгнув, Усопп, оттаскивает за талию хмурую, дрогнувшую от резкого удара, но так и не двинувшуюся Робин Фрэнки.       Будто ему это ничего не стоит, Санджи подскакивает, опирается ногами на лезвие и, грациозно перевернувшись в воздухе, оказывается за спиной Ророноа.       Тот замахивается снова, бьёт тупой стороной, разворачиваясь лицом, и брюнет останавливает атаку предплечьем. Глаза мечника наливаются кровью - их кок никогда не пустит в бой руки, он рычит об этом так громко, что у Трафальгара, заметившего непривычную грубость его ладоней много раньше, закладывает уши.       Санджи перехватывает лезвие, ловким и точным движением сбивает мечника с ног и опирается стопой на обнажённую грудь, не давая встать.       - Кок? Повар, если я правильно понимаю? - спокойно интересуется он, ударив снова пяткой по груди сопротивлявшегося отчаянно давлению Ророноа до того сильно, что доски палубы выгнулись, жалобно скрипнув и затрещав. Он оборачивается на Ло, тот смотрит в ответ хмуро, но ничего не говорит, не спешит действовать, не имея ни малейшего понятия, что может предпринять и напуганный до глубины души. - У меня нет ни причин, ни желания атаковать вас. Давайте забудем об этом недоразумении и продолжим плавание без членовредительства.       - Ладно. - пожимает почему-то плечами Луффи и остановить его решительно некому: Ророноа недвижно лежит на палубе, канонир мугивар сбежал, а Робин и Фрэнки, сколько Ло путешествовал с этой командой, ни разу не предпринимали попыток сказать слово против.       Сам Трафальгар сейчас был шокирован больше обычного. Он, конечно, и раньше находился в этом состоянии почти без перерыва, но сейчас вместе с ним потеряли дар речи и все их попутчики, наблюдая за тем, как спокойным шагом назвавшийся Санджи подходит к хирургу.       Так удивительно, остаться с ним, совершенно иным, наедине и не чувствовать страха, не чувствовать неправильности своих действий. Тот, знакомый ему Санджи, не позволил бы себе лишнего прикосновения, лишнего слова в присутствии хотя бы одного постороннего человека, пусть даже это был бы прекрасно понимающий любое его действие, пусть даже это был бы Луффи, не понимающий, ровным счётом ничего и одновременно с этим слишком много.       Этот Санджи целовал его руки на палубе, на глазах у всех, этот Санджи сейчас запер изнутри каюту перед чужим назойливым капитаном, чтобы остаться с ним наедине, чтобы толкнуть властно на постель, единственную найденную на корабле, чтобы наклониться следом, оперевшись ладонями на его плечи и впиться в его губы поцелуем. Властным, без привычной табачной горечи, грубым, не терпящим возражений, таким, каким не мог быть поцелуй другого, его Санджи.       Блондин был нежным, чувственным, не особо инициативным. Он же - тот, который сейчас уверенно раздевал его, безвольно лежащего на кровати - он вертит Трафальгаром как хочет, он не боится оставлять на смуглой коже грубые, тёмные следы от пальцев и зубов, он кидает его одежду на пол, исследуя крепкое смуглое тело, каждую черную линию обводя языком. Ло кажется, даже если бы он сопротивлялся, он не остановился бы, и это до дрожи и мурашек приятно, хотя кажется чем-то совершенно нездоровым, неправильным.       Санджи напоминал ему Росинанта, его светлые мягкие волосы, его нежные руки, крепкие и мягкие объятья, все те добрые слова, что он говорил, всё, что он делал напоминало о том тёплом, чего ему не хватило в прошлом. Этот Санджи, в противовес ему, вытягивал из глубин его разума все самые жуткие и противные мысли о Дофламинго и тут же бил зеркала воспоминаний вдребезги.       Ло накрыл лицо ладонью, сдерживая первый, готовый было сорваться с губ стон, когда грубая, намного грубее, чем та, что он помнил, ладонь обхватила его возбужденный член, дрогнул, жмурясь, от несколько неосторожно проникнувшего в него пальца. Его лицо горело под настойчивым холодным взглядом синих глаз чужой копии, свободная ладонь крепко сжимала чужое плечо. Этот Санджи казался настолько неживым, что создавалось впечатление, что в комнате Трафальгар один, и с каждой новой секундой мнимого одиночества он находил всё больше различий: с блондином он не чувствовал этого, даже если тот молчал, находился в соседней комнате, или в другом конце корабля, он никогда не стал бы инициатором секса и тем более с Ло в принимающей роли, не был бы груб с ним и у Трафальгара просто не получилось бы не ответить на его нежность. Он почти не успевает в задумчивости заметить, что пальцев в нем уже три, что Винсмок наклонился к его лицу и смотрел в упор с некоторым недовольством, не отстраняя от него рук.       - Хватит думать. - его голос чище, он не прокурен, не осип от горького сигаретного дыма, к запаху которого мужчина так привык, что считал родным. - Не время.       Внутри пусто, его тело дрожит, лишённое стимуляции, а чужие руки опираются по обе стороны от его головы, чтобы Винсмок мог опуститься лицом к его, чтобы новым поцелуем лишить его дыхания, вытрахать своим языком из его головы все мысли.       Санджи нравится смотреть в его глаза, обнимать его плечи, целовать его, но этот, он поворачивает брюнета на живот, заставляет выгнуться в пояснице, подняв задницу в позе совершенно пошлой - в той, в которой Ло, может, хотел бы когда-нибудь увидеть блондина, но не мог перебороть вошедшую в привычку нежность.       Грубо и без предупреждения, так, что от боли темнеет в глазах и всё внутри сжимается, а из горла едва не вырывается крик. Подушечки грубых пальцев ведут по его спине вдоль позвоночника, с поясницы соскальзывают на талию, куда ложатся его ладони, жар внутри плавно спадает и слабнет тянущее чувство внизу за секунду до того, как всё повторяется, а хирург давится вскриком. Это странное, совершенно мазохистское удовольствие от мысли о том, что его Санджи, знакомый ему лишь пару недель плавания с Панк Хазард до Дресс Розы, не позволил бы себе такого никогда и ни за что, заботясь о нём так же нежно, как невыносимо давно делал это чудаковатый даже сейчас в его мыслях мужчина.       В загривок впиваются болезненно чужие зубы, Трафальгар стискивает пальцами покрывало и надрывно сипит что-то невнятное, чувствуя, что к разрядке он совсем близок, и эта странная и новая для него грубость подводит к финалу намного быстрее обычного.       Взгляд Нами растерянный и испуганный, Чоппер прячется за тощими ногами мёртвого музыканта, эмоции на черепе которого совершенно не читаемы, а тени легли на белоснежную кость так мрачно, что по спине пробегал холодок. Цезаря нет, и они собственными глазами видели, как его забрали вместе с Санджи, а перед глазами навигатора всё ещё стояла его фальшивая улыбка, не внушающая вопреки своему назначению уверенности.       Этот Санджи пошел с ними просто потому, что Трафальгар не мог вынести мысли о том, что предал то осторожное, зарождавшееся между ними в пути и разгоревшееся пожаром в сердце в момент, когда Ло осознал, что не сможет не спасти его от его же дурости. Физическая близость пробивает на эмоции, слияние тел сближает души, но Винсмок казался существом слишком холодным и неживым, чтобы понять это, и хирург отчаянно давил в себе желание отправиться с мугиварами на территорию Большой Мамочки за ним, а вместе с ним в Тотленд отказался ехать и он - причина его сомнений.       - А стоит ли?.. - спрашивает он у Луффи ослабшим голосом. - Стоит ли мне вернуться?       Дождь заливает глаза, от слёз опухло лицо и от мутной их пелены ничего не видно, а в горле встал ком. Если он правильно всё понял - тот, другой Санджи - как одно из идеальных творений его отца много, много сильнее него, и послушнее, и при необходимости научится всему. То, какими глазами смотрел на него капитан после этих размышлений вслух пугало даже больше, чем перспектива остаться здесь и умереть от руки человека, которому он решил в этом аду довериться.       - Если он будет вместо меня, он сможет делать всё то же самое намного лучше, и... - он отворачивается, хватаясь за голову. - И Нами-сан не будет жаловаться на запах сигарет, и тренировки тупого Маримо будут приносить ему больше пользы, и...       - Санджи. - его детский голос, ставший на мгновение таким строгим, отзывается дрожью в коленях и совершенно необоснованным страхом где-то в груди. Блондин опускает взгляд, склоняет голову так низко, что лица его не видно за завившимися от влаги прядями.       - Я хочу, правда. Но стоит ли? Если он может быть вместо меня... - сипит старший.