Возмездие за маленькую ложь

На собрании у Главнокомандующего капитан Мугурума выглядел максимально напряжённым, даже взбешённым. Его золотистые глаза метались по лицам других капитанов и, в конце, взгляд перескакивает на Главнокомандующего, впиваясь в фигуру старика Ямы. Генрюсай-доно неспешно расспрашивает всех капитанов о состоянии их отрядов, рассуждает о том, что можно улучшить и уточняет о продвижении в тренировке офицерского состава. Главнокомандующий остановился пока на четвёртом отряде и диалог с Рецу перешёл о том, сколько раненых в лазаретах у них и насколько тяжёлые у них ранения. А Кенсей уже хочет покинуть территорию первого отряда и ворваться в свой отряд, чтобы выловить своего лейтенанта и вытрясти из него душу. А лучше вытрахать из него душу. Сегодня Кенсей узнал, что у них вечером патруль. И это до глубины души его взбесило. Он три дня корпел над треклятыми бумажками с твёрдой уверенностью, что на четвёртый день ему перепадёт его сладкий лейтенант на целые сутки. Но цифра четыре ассоциируется со смертью, несчастьями и потому подобным, поэтому подставы стоило ожидать. Вот только неприятно оказалось, что такую подлянку сделал его Шухей, что сейчас точно сидит за своими любимыми бумажками. Будь они прокляты! Когда собрание наконец заканчивается и всех отпускают, то Кенсей немедля срывается в шунпо, чтобы за считанные секунды оказаться перед бараками девятого отряда. Хисаги сейчас точно сидит в кабинете и снова пишет любимые отчёты, поэтому Кенсей направляется прямиком в свой кабинет. Вот только в его расчётах оказывается ошибка. Этого паршивца в кабинете не оказывается и приходится идти на плац. На пустынной земле стоят множество шинигами, что усиленно размахивают мечами под звонкие, но твёрдые команды лейтенанта. И предвкушающая улыбка на лице капитана сама собой расползается, когда он удостоверяется, что нашёл Шухея. - Тайчо? - удивлённо вскрикивает Хисаги, когда сильные руки обхватывают его шею, а сзади наваливается мускулистое тело. - Ты же, засранец, знал?! Ты прекрасно знал, что сегодня мы офигеть как заняты! - зашипел рассерженно Кенсей, не сильно придушив Хисаги, и бросил гневный взгляд на всех вокруг. - Пятьдесят кругов! Бойцы покорно кинулись наворачивать круги, оставляя капитана и лейтенанта одних. Никто бы не посмел к ним лезть кроме неугомонной Куны, но той чего не было в отряде. - Прошу прощения, тайчо. Видимо я забыл, что у нас сегодня патрулирование, - пытаясь сохранить равновесие, виновато залепетал Хисаги. - Этого больше не повторится. - Конечно же нет. Ты даже думать о подобных выкрутасах не будешь после сегодняшнего патруля, - зарычал Кенсей, спуская руку ниже и ощутимо сжал чужие яйца, вызывая растерянный всхлип. - Ты меня понял, Шухей? - Да... Так точно, тайчо, - закивал Шухей, мгновенно восстанавливая самообладание и выпрямляясь, стоило твёрдой сильной ладонь отпустить его. - Умница, - осклабился Кенсей, ласково поглаживая пах, и чмокнул в алое ушко. - Сегодня ты от меня не отделаешься, Шухей. Хисаги в его руках задрожал, но не от страха, а от предвкушения. Как бы старательно он не делал вид, что за эти дни ни разу не заглядывался на Кенсея; не краснел ловя себя на мысли, что хотел бы вылизать виднеющиеся в вырезе косоде заветные цифры; не хотел бы спуститься поцелуями по рельефному животу и добраться до заветного бугорка скрытого хакама и боксерами. Фундоши капитан не носил, предпочитая им трусы из мира живых. Хисаги с ним не спорил, был только рад виду вставшего члена Мугурумы, что отчётливо прорисовывался под лёгкой тканью трусов. - Кенсей, - всхлипнул Хисаги, склоняясь ниже, вжимаясь в капитана своими ягодицами и ощущая чужое возбуждение. - Кен~сей. Кенсе~ей. - Паршивец, - с восхищённый оскалом прорычал Кенсей и спешно сорвался в шунпо с ценной ношей на руках. Шухей откровенно нарывался и за такое следовало наказать своего лейтенанта немедленно. Конечно, можно было бы помучить паршивца, заставить умолять на коленях, чтобы Кенсей ему вставил, но у самого Кенсея на это не было ни сил ни желания. Поэтому не дожидаясь ночи и найдя более-менее укромный уголок, Мугурума принялся срывать со скулящего Хисаги одежду, торопясь добраться до обнажённой манящей кожи. Шухей коротко вскрикнул, когда его властно притянули к крепкому телу, вновь задрожал от предвкушения, закусывая свои тонкие губы, а в раскосые тёмные глаза кокетливо прикрыл, покрепче вцепляясь в сильные плечи. Крупные пальцы ввинчивались в его задницу вызывая шипение, ведь за столько дней Шухей успел чуть отвыкнуть и пришлось растягивать своего всегда готового лейтенанта, будто впервые. А потом всё было так, словно кто-то проматывал фильм. Кенсей подхватил Хисаги на руки, прижал к дереву, сплюнул пару раз вниз, размазывал слюну по всей длине, приставил головку ко входу и толкнулся вперёд, спешно впиваясь в губы Шухея, чтобы заглушить его протестующий вскрик. Он не был достаточно готов к тому, чтобы после двух пальцев в него мгновенно вставляли крупный член. Он вообще не был готов к тому, что всё будет так быстро. Но против он тоже не был, ведь на смену боли очень быстро пришло удовольствие, ведь Кенсей прекрасно знал не только как пользоваться своей катаной и ножом, но и своим абсолютным оружие - мечом, который видели не так уж и много кого. Кенсей даже в первый раз пошутил о том, что для его «меча» нет более идеальных ножен, чем задница его лейтенанта. Хисаги тогда залился краской с ног до головы и попытался Кенсея лягнуть. Получилось, но Шухей мгновенно поплатился ещё одним раундом выматывающего секса в смущающей для себя позе боком. Сейчас вот Шухей находился лицом к лицу с с любимым капитаном, целовал его сухие обветренные губы, цеплялся за сильные плечи и елозил голой спиной по неровному стволу дерева от бешеных толчков. Капитан всегда отдавался делу с головой - драл всегда как в последний раз, будто только-только дорвался до желанного тела и не отпускал даже после того, как выжатый и обессиленный лейтенант падал на футон. Даже в том случае, Кенсей наваливался сверху, вставлял член и трахал глубоко, слушая жалобные поскуливания Шухея на каждый толчок, на каждое движение внутри себя. Часто кончал под градом мощных глубоких фрикций без единого прикосновения к изнывающему члену, а бывало, что всё происходило по-другому. Кенсей входил до конца, с рыком наполнял своим семенем стонущего Шухея и, чуть отдывшись, обхватывал широкой мозолистой ладонью его требующий внимания член и за пару грубых движений вверх-вниз доводил того краю, с удовольствием ощущая, как начинают крепко сжимать его бархатные стеночки Шухея, как жадно выдавливают до последней капли. Сейчас Шухей кончает с приглушенным стоном в котором едва угадывается имя возлюбленного, изливается между двух тел и откидывается полностью на прохладный ствол дерева, позволяя дотрахать себя, заполнить семенем до краёв. Это потом Хисаги будет ворчать на своего тайчо, что тот ему повредил форму, что фундоши теперь хоть выжимай из-за того что они впитали в себя все выделения из задницы Шухея, что спина у него теперь расцарапана, что... Шухей больше не успевает что-то добавить, он ничего да не успевает перечислить больше двух-трёх пунктов, как Кенсей сгребает его к себе, припадает властно к нему, жадно сминает тонкие припухшие губы и глушит все возмущения на корню. Он ведь капитан, а его лейтенант всегда должен его слушать, даже в постели. Особенно в постели.