Худший способ забыться

Точечный свет навесных ламп играет на кубиках льда в осушенном бокале. Мустанг жестом просит бармена повторить. Кажется, произнеси он хоть слово — оно обернётся криком. Перед глазами стоит дешевая охристая бумага почтового конверта, на котором бездушной машинкой выбиты номер его квартиры и улица. Ни подписи, ни обратного адреса. Тяжелый. Тяжелее, чем прошлый. Рой знает, что внутри. Самое правильное — бросить письмо в камин, не читая, но он натягивает перчатки и открывает конверт. В этот раз к тексту прилагаются фотографии. Рой получает такие конверты каждый год. Тот, кто их посылает, уверен, что Мустанг испытывает что-то, глядя на… это. И Рой в какой-то степени благодарен. Его считают чудовищем, но чудовищем, способным на раскаяние. Получают ли их Маес? Риза? Он не решается спросить. Конверты остаются пылиться плотной стопкой в комоде спальни. Проще завалиться в бар. Забыть. На день. На час. На пять минут. Забыть — роскошь для человека с ишварским прошлым. Выбирать себе наказание — привилегия. Ненависть и отвращение к себе истончают, лишают сил: чуть превысишь дозировку — и выпустишь из вида цель. Планомерное самоуничтожение приходится откладывать на потом. Но раз в пару месяцев чувство вины берёт верх. Оно загоняет Роя в дальний конец барной стойки, заказывает ему стакан коньяка и любуется тем, как он пожирает сам себя. В такие ночи Рой до дрожи, до скрежета зубов боится быть один, боится своего параноидального страха, который когда-нибудь незаметно сведёт его с ума. Боится чужого присутствия в пустой квартире, боится услышать шорохи и голоса, которых на самом деле нет. Боится, что даст слабину и не дождётся утра. В затхлом кабаке, где прочными цепями всё приковано к реальности — от засаленной столешницы и перегоревшей лампочки до безразлично-угрюмого бармена и летающей над обветрившимися закусками мухи — он в безопасности. Сюда ни в одну щель не прокрадывается ночь. Здесь нет окон. Заведение почти пустует, что не может не радовать. Всё, что сейчас нужно, — это немного покоя, разделяемой безвредной тишины и… — Эй, что-то ты совсем раскис, — незнакомый голос раздаётся прямо над ухом. Рой вздрагивает и рефлекторно запускает руку в карман, нащупывая перчатки. Рядом с ним на барный стул падает высокий тощий парень в дорогом костюме. Он проводит рукой по уложенным гелем русым волосам и обнажает в заискивающей улыбке жёлтые кривые зубы. Судя по лихорадочному блеску водянистых глаз и цепкому взгляду, курит он не обычные сигареты. — Есть одна тема… Рой крепче сжимает перчатки и молча качает головой, но незнакомец продолжает вполголоса тараторить: — Я же вижу — тебе надо. По деньгам нормально выходит. Просто скажи, что тебе вставляет, и я… Рой понимает, с какой силой сжимал другой рукой бокал, когда раздаётся звук трескающегося стекла. Жаль — он мог разбиться о голову приставучего барыги. Но какой-то эффект это всё же возымело. Скользкая улыбка незнакомца превращается в настороженно-испуганную. Он поднимается, выставляет руки и машет перед собой, нервно смеясь. — Ладно-ладно. Так и скажи, что не интересно. Дождавшись, когда парень уйдёт, Рой достаёт платок и прикладывает к ране. Ткань тут же пропитывается кровью. Хватит на сегодня выпивки. Мустанг направляется к выходу, но замирает: в баре появляется Эдвард Элрик. Воровато оглядываясь, Стальной прошмыгивает к барной стойке, в волнении не замечая начальника. Рой возвращается на место, чуть отодвигаясь от лампы, и пристально наблюдает. Сначала до него долетают лишь отдельные слова и общий тон разговора: недовольный бармена, убеждающий — Элрика. Но потом Стальной не выдерживает: — У меня есть удостоверение! — кричит он, срываясь на писк и густо краснея. Сквозь удивление Мустанг чувствует, как против воли на лице расплывается снисходительная улыбка — почти инстинктивная реакция на детский обиженный лепет Стального, который не может возмущаться никак иначе, кроме как нытьём, похожим на жалкую попытку ершистого подростка оспорить наказание родителя. Тембр у него при этом прыгает на октаву выше и остается там по мере того, как растет его недовольство. Замечая улыбку Мустанга, он неизменно старается делать голос ниже и твёрже. И тогда почти невозможно не вывести его на эмоции, наблюдая, как он снова срывается на визжание. («Кто-то открыл окно? Почему я слышу комариный писк?»). Над ним можно подтрунивать до тех пор, пока не заступится Риза. — Да плевать мне, что у тебя есть, — гремит бармен. — Хочешь, чтобы меня прикрыли? Вали к мамке, сопляк. Стальной набирает воздух в лёгкие для следующей словесной атаки (Роя всегда удивляло, как такое маленькое существо может так громко вопить), но в этот момент ему на плечо кладёт ладонь долговязый парень с кривыми зубами, донимавший Роя. — Позволь угостить. А это уже интересно. Рой мысленно прикидывает, в каких выражениях Стальной пошлёт доброго самаритянина, но мальчишка смиренно позволяет увести себя к ближайшему столику. Парень заказывает коктейль, изрядно разбавленный сиропом, и ставит перед Стальным. Неизвестно, подсыпал ли он что-то. Если Элрик и дальше продолжит искать приключений, придётся вмешаться. — Как тебя зовут? — наклоняясь через столик, спрашивает парень доверительным, почти интимным шёпотом. Стальной не настолько глуп, чтобы говорить своё… — Эдвард. Рой начинает подмечать детали. Плотно сжатые губы, покрасневшие глаза и круги под ними. Отрешённость. Заторможенность и издёрганность нервной бессоницы, обозначившей сквозь выцветшую полупрозрачную кожу фиолетово-голубые нити вен и жилки белесых шрамов. Рой кривится. Не любит он видеть себя в других людях. — Можно просто Эд. — Рад знакомству, Эд. Меня зовут Тим. Первый раз? Наверное, жутко бесит, когда тебя считают ребёнком. — Да уж, — Стальной пытается ухмыльнуться, но это лишь маленький осколок настоящей Элриковской улыбки. — Я уверен, что ты достаточно взрослый, чтобы пить. Нравится? Прежде чем Мустанг успевает моргнуть, Стальной делает небольшой глоток через трубочку и прикрывает глаза. «Сладкий», — Рой читает по губам произнесённое шёпотом слово. Элрик внезапно вздрагивает. — Чёрт!.. прости… Сколько я тебе должен? — Он тянется за бумажником. Тим останавливает его: — Не стоит, это за мой счёт. Лучше скажи, ты правда алхимик? Стальной кивает, пожёвывая трубочку. Его лицо внезапно озаряется идеей. Рой хорошо знает это выражение. Оно возникает всякий раз, когда Элрик замышляет подгадить любимому начальнику. Мальчишка берёт солонку и ищет глазами бармена. — Прикрой меня, — шепчет он Тиму. Тим отодвигает стул, загораживая Стального от бармена и одновременно открывая Мустангу обзор на стол. Стальной смыкает ладони. Рой вспоминает, что Элрик делает преобразования без круга. Необычное чувство между завистью и беспокойством однажды заставило его предупредить подчинённого быть осторожней и не слишком светить алхимией. Стальной тогда лишь похвалил его за удачный каламбур («Не светить алхимией? Серьёзно, полковник?»), и с тех пор Мустанг видел заголовки с его именем в местной газете чуть реже, чем прогноз погоды. И всё же преобразования Эдварда завораживают. Завораживает то, как, подчиняясь одной его мысли, предметы трансмутируют, меняют структуру. Как освещённая лучами алхимической реакции солонка за секунду меняет форму, превращаясь в… Тим пронзительно взвизгивает и хлопает в ладоши. Его глаза загораются. — Ч-ч-чёрт, — шипит он сквозь зубы. Эд весело смеётся, как шкодливый малыш, чью шалость оценили. — Чёрт, — повторяет Тим. И Мустанг его понимает. Податливый, отчаявшийся ребёнок, который ещё и талантливый алхимик — Тим думает, что словил джекпот. — Тебя-то я и искал. Ты мне можешь здорово помочь! — Тим настолько возбуждён, что с трудом заставляет себя говорить тише. — Чем? — Элрик наивно хлопает глазами. — Ты же разбираешься в веществах? Я сейчас работаю над одним… лекарством. Оно абсолютно безопасно, — спешит заверить Тим, улавливая на лице Элрика недоверие. — Проверял на себе, — произносит он с почти паранормальной по уровню абсурда гордостью. Рой хочет выбить его гнилые зубы, но ему интересно, как долго Стальной будет слушать этот бред. — Что… — Стальной прочищает горло. — Что оно лечит? — Много чего, — охотно поясняет Тим, внимательно следя за реакцией мальчишки. — Грусть, апатию, бессонницу… Боль. Рой видит, как в замедленной съёмке: мальчик вздрагивает и поднимает глаза на Тима. Чёрт тебя дери, Стальной, да что с тобой?! Тим понимает, что попал в цель: — Это намного эффективнее, чем обычные препараты. Если Мустанг щёлкнет пальцами, от него останутся только кривые зубы и вскипячённый в черепной коробке мозг. Но даже огонь не выжжет то, что не имеет материальной оболочки, но что так отчётливо проступает в мутном свете обшарпанного бара. Рой сжимает оледеневшие пальцы, поджившие ранки трескаются. Унять проступающую изнутри дрожь не выходит. — Просто попробуй, — продолжает Тим. — Не понравится — не страшно. На пробу дам бесплатно, — ухмыляется он. — По дружбе. Прежде чем Стальной успевает ответить, Тим уходит к барной стойке за новым коктейлем. С оранжево-красной дымкой на дне. Рой аккуратно натягивает перчатку, когда Тим незаметно размешивает пальцем серый порошок. Облизав палец, он разворачивается и снова подсаживается к Элрику. На его вопросительный взгляд Тим приободряюще кивает. Эд осторожно обхватывает пальцами бокал. Внутренняя борьба длится недолго: будто желая снять с себя ответственность за принятое решение, Эд устало прикрывает глаза и подносит стакан ко рту. — Вот ты где, Эдвард. Смотрю, успеваешь завести друзей даже в таких злачных местах. Рой хлопает долговязого барыгу по плечу, с удовольствием оставляя на светлом пиджаке кровавый след. Стальной от неожиданности проливает напиток на руку. От испуга его лицо становится совсем детским и бесхитростным, теперь он выглядит даже младше своих тринадцати. Тим же не подаёт и намёка на страх. Только кривит гримасу раздражения. — Слышь. Сам не хочешь наслаждаться жизнью, так другим не мешай. — Слышь, — копирует интонацию Рой, — если не хочешь отправиться в больницу с переломанными ногами, то прекрати травить моего подчинённого. — Подчинённого? — недоумённо бурчит Тим. — Мустанг, какого хрена? — голос Стального звучит приглушённо. Тим бледнеет. Рой, зная, какое впечатление его фамилия производит на жителей Ист-Сити, не спешит. Тим с трудом сглатывает и медленно, будто боясь спровоцировать хищника, поднимается с места. Так же осторожно и безмолвно он разворачивается, чтобы покинуть бар, но Мустанг его окликает: — Ты забыл подарок, друг. Тим застывает и не рискует даже дышать, когда Рой кладёт солонку в форме детородного органа в нагрудный карман его пиджака. Мустанг выдавливает улыбку, дружелюбно хлопает парня по груди и, дрожа от ненависти и омерзения, хрипит: — А теперь проваливай… Тим пулей летит к выходу, по дороге опрокидывая стул. Когда он скрывается из виду, удаётся немного унять колотящую, как озноб, дрожь. Рой шумно выдыхает. Он давно не испытывал подобной жажды убийства. Нельзя было отпускать такое дерьмо, но сейчас есть дела поважнее. Например, успевший прийти в себя Стальной алхимик, который недовольно смотрит исподлобья, явно ожидая объяснений. Мустанг жестом приглашает выйти на улицу. Небо наливается предрассветной синевой. Вокруг ни души, не считая курящей у борделя через дорогу стайки молокососов. — Ты что, следишь за мной? Его голос звучит ровно, зато в глазах столько ненависти. — Возвращайся в общежитие. — В общежитие не пускают после одиннадцати, умник. Чего он добивается? Мустангу ничего не стоит приложить его головой о кирпичную стену. Как назло, именно в этот вечер запас эмпатии у него кончился. Из груди вырывается вздох, прежде чем он успевает поймать его. — Кровать моя. Будешь спать на диване. Стальной не спорит, что лишний раз подтверждает, как близко они оба к краю. В его взгляде мелькает что-то вроде надежды. И только Мустанг знает, что дать мальчику приют толкает отнюдь не душевная доброта. А злость. Она питает схваченный усталостью мозг.

***

Дверь открывается с тихим скрипом, и Эдвард, резко присмиревший, протискивается внутрь. Рой на мгновение видит свою квартиру его глазами. Бесформенный холл, перетекающий в гостиную с камином, где высокий торшер, страж здравого рассудка, выманивает из темноты мягким янтарным сиянием очертание мебели: громоздкий бордовый диван и низенькая тумба с отломанной ручкой, которые никак не хотят уходить на свалку, странно соседствуют с добротным кофейным столиком из благородного кедра. Прямо за диваном прильнул к стене огромный дубовый шкаф, набитый сверху до низу разнокалиберной литературой. Меж её страниц местами высовываются серые языки исписанных листов бумаги. При виде книжного шкафа Эд оживляется. И хотя вряд ли в его коллекции есть алхимические труды, до которых ещё не добрались руки мальчишки, отвечая на его немой вопрос, Рой всё же произносит: — Развлекайся пока. Я достану постельное бельё. В спальне тоже горит свет. Сразу две прикроватные лампы освещают уходящий во мрак коридор ванной комнаты. Повезло, что Элрик отвлекся — Мустангу сегодня не до расспросов. Рой осматривает руку и, убедившись, что нигде не застряло стекло, обрабатывает царапины. Самая крупная идёт поперёк ладони. Рой выдавливает слабую улыбку: Ванесса как-то проговорилась, что ей нравятся мужчины со шрамами. Может, пора и ему обзавестись парочкой. Рой находит свежее постельное бельё и всем телом вздрагивает от громкого звука. Шум исходит из гостиной. Мустанг заставляет успокоиться забившееся в бешенном ритме сердце. Если он сейчас же не привыкнет к чужому присутствию, Стального придётся отскребать от пола горсткой пепла. В гостиной жалобно мерцает опрокинутый торшер. — П-прости. — Стальной стоит у места преступления, неловко заведя руки за спину и пятясь к стене. Мустанг окидывает взглядом убитый светильник, разжигает камин и устало облокачивается на каминную полку. — Тебя на минуту нельзя оставить одного? — говорит он, стараясь сохранять голос ровным. В ноги пышет пламя раскалённых углей. Рой утомлённо трёт переносицу. Чувство, будто что-то забыл… Он смотрит на повреждённую руку, потом ещё раз на каминную полку. Эд стоит на том же месте, словно не смеет пошевелиться. — Что у тебя в руках? — смертельно медленно проговаривает Рой. В руках Эда… В руках Эда конверт. Рой прикрывает глаза. Есть предел того, что один человек может вытерпеть за сутки. Рой не просто близок к этому пределу — он стоит на самом краю. Надо только не смотреть вниз. — Ты открывал его? — у него получается звучать почти буднично. — Там внутри… там внутри фотографии, и… Это не его вина. Не стоило оставлять конверт на виду. Это не его вина. Не стоило… — Что это? — решается спросить Эд, обманутый его внешним спокойствием, но когда Мустанг делает шаг навстречу, он моментально выставляет перед собой руки. Если Рой сейчас ранит мальчика, то никогда себе не простит. Стальной — единственный из окружения, кто не знает о зачистке в подробностях. Для него звание «героя Ишвара» не пропитано кровавой иронией. Но даже просто подглядев одним глазком в замочную скважину — Эдвард уже его боится. — Всё нормально, — Рой силится улыбнуться, — я не злюсь. Просто отдай мне конверт. — Сначала объясни, что это. — Отдай мне чёртов конверт, Стальной. — Что ты… Эд не успевает договорить. Рой вырывает у него из рук бумаги и бросает в камин. Огонь послушно обнимает глянцевые снимки и съедает с тихим скрипом. — Тебя мать не учила, что нельзя совать нос в чужие дела? Или не успела? — Рой бьёт по единственному больному, прежде чем успевает себя одёрнуть. Эдвард бледнеет. — Какого хрена… — голос Стального звучит приглушённо из-за накрывающих его эмоций. — Какого хрена ты вообще ко мне пристал? Как ты…?! Кто тебя вообще просил о помощи? Рой улавливает в надломившихся нотках первый признак истерики. Так нестерпимо хочется выпить. — Точно, — произносит он нарочито спокойно, хотя снова чувствует подступающую ледяную дрожь, — ты ведь у нас теперь взрослый? Рой уходит на кухню и возвращается с длинным прямоугольным штофом, украшенным пробкой в форме мустанга. Подарок Маеса по случаю повышения. — Виски пьют неразбавленным, но ты же и так в курсе? Он наполняет тумблер и пускает через стол. Элрик успевает словить его у самого края. — Что такое? — дразнит Мустанг, видя его смятение. — До взрослых напитков не дорос? Стальной демонстративно выпивает содержимое в четыре глотка. Пока он пытается отдышаться и прийти в себя, Мустанг незаметно ставит рядом с диваном небольшой тазик и снова молча наполняет бокал. Эд смотрит на тумблер, как на задачку, к которой не знает, как подступиться. Энтузиазма у него поубавилось, но Мустанг не настолько глуп, чтобы списывать со счетов бесконечный запас Элриковского упрямства. Стальной крутит в руках гранёный бокал, и по тому, как он морщится и с трудом сглатывает, Мустанг понимает, что его начинает мутить от запаха алкоголя. Эд шумно вдыхает и выпивает половину. Он затыкает рот рукавом плаща, несколько секунд смотрит куда-то в пустоту и делает неловкое движение, чтобы встать. — Сидеть, — твёрдо произносит Мустанг. Он садится рядом с мальчиком и подносит бокал к его рту. Эд едва может сопротивляться, слабо отталкивая Мустанга, но Рой не позволяет отстраниться, насильно вливая в него виски. Эд наконец вырывается и выбивает из рук Мустанга тумблер. Тот падает на кофейный столик и трескается у кромки. Остатки алкоголя выплёскиваются на лакированную поверхность. Рой, не давая мальчишке опомниться, хватает его за волосы и прикладывает лицом в растекшуюся лужицу, тут же ощущая острую боль в запястье. Стальной рукой Эдвард при желании с лёгкостью мог бы сломать Рою кость, но он лишь шипит и пытается вывернуться из хватки Мустанга, как разъярённый медоед. Рой чуть приподнимает его и опускает обратно лицом в стол. — Невежливо оставлять угощение, Эдвард. Эд дышит учащённо и тяжело, с громкими прерывистыми хрипами. Его лицо и шея покрываются испариной. Мустанг осторожно отпускает его, но мальчик не делает никаких попыток подняться. Рой заправляет растрепавшуюся косичку в майку и хочет убрать чёлку за уши, но она слишком короткая, и непослушные светлые пряди падают на лицо. Тогда он смахивает их вверх, придерживая мальчика за лоб. Рой осторожно тянет его на себя, ставя перед ним таз. Как раз вовремя — Стального начинает нехило колотить. Одной рукой поддерживая поперёк груди, Рой не позволяет ему упасть обратно на стол. Он невольно прижимает его крепче, будто стремясь согреть от холода, и всем телом ощущает, как сильно того трясёт. Когда Мустанг уже боится, что начались судороги, Эд произносит что-то сдавленным, хрупким по краям голосом. Рою приходится наклониться, чтобы разобрать отдельные слова. — Я просто хотел… избавиться… от… Куда-то в живот ударяет чувство вины. Но даже оно не останавливает прорвавшийся, как лавина, страшный инстинкт разрушения. Он заставляет ломать красивые вещи: сминать в кулаке свежие, бархатные бутоны цветов, с любопытством давить на трещину в стекле, гадая, какую силу надо приложить, чтобы оно лопнуло, гнуть металл, пока он не станет мягким и податливым, пока не сломается… — Тебя должно стошнить, — перебивает Мустанг. Эд всхлипывает. — Не могу… не получается, — стонет он, чуть не плача, и сжимает зубы. Его губы чуть розовее, чем бежевые обои в гостиной Роя. — Ничего… — успокаивает Мустанг. — Я тебе помогу. Открой рот. Рой сам размыкает его губы и проталкивает два пальца как можно глубже в горло. Эд не успевает даже опомниться, как скудное содержимое его желудка вываливается в таз. Рой всё ещё надёжно держит его, борясь с позывом окунуть лицом в собственную блевоту, как провинившегося щенка. — Так ты хотел избавиться? И как? Больше не больно? Эд молчит. Даже если он и слышит вопрос, то не в состоянии ответить. Рой по опыту знает, как обжигает гортань едкая кислота. Знает горький, колкий вкус желчи. Но этого недостаточно. — Наслаждаешься жизнью? — спрашивает Мустанг, встряхивая Эда. — Жаль, что Альфонс не видит, чем занимается его старший братец вместо того, чтобы искать способ вернуть ему тело; не видит, на что ты его променял. Сколько ему ещё сидеть в консервной банке, в которую ты его заточил? Пока ты не соберёшь грязь со всего Аместриса? Ну-ну… — притворно успокаивает Мустанг, — не надо так переживать. Хочешь, я найду твоего нового друга? Он использует тебя, а после разберёт на запчасти. Как дорогую игрушку. Длинная ниточка слюны свисает с дрожащей губы Эдварда. Он пытается отплёвываться, но получается плохо. Взгляд Мустанга привлекает яркий кровавый след на маленьком подбородке. Он отрезвляет, как удар током. Мозг заходится в панике, пока Рой не вспоминает про порезы на руке. Раны открылись. Нахлынувшее облегчение оказывается самым сильным чувством за вечер, оно обнуляет все предыдущие. Это и есть тот самый предел. Укол неподдельного страха за близкого человека, который за секунду снимает всю злобу, напоминает, что никогда на самом деле не хотел причинить боль. Просто как ещё донести? Как показать? Эдвард издаёт долгий стон. Надо промыть желудок, пока весь алкоголь не всосался в кровь. Рой берёт подростка под стальную руку, но здесь что-то не так… Кожа слишком горячая. Он щупает лоб. Холодный. Это не лихорадка. Мустанг аккуратно разжимает пальцы мальчика, которыми тот вцепился в штанину, и прикладывает ладонь в основание бедра. Даже сквозь одежду он чувствует — места соединения с металлом пылают. Рой даёт себе пару секунд на размышления. Всё-таки сначала надо очистить желудок. Приобняв за талию, Мустанг кое-как доводит путающегося в собственных ногах Эдварда до ванной комнаты. Тот стонет от яркого света и пытается спрятаться под рукой Роя, уткнувшись ему в грудь. Рой опускает мальчика перед ванной, кладя его руки на бортик. — Зажмурься, — шепчет он ему в ухо совсем другим тоном, — голова не будет так кружиться. Эд следует совету и закрывает глаза так, будто от этого зависит его жизнь. Он сидит, чуть покачиваясь, и Мустанг внимательно смотрит, чтобы он не упал и не разбил и без того дурную голову о кафель. Мустанг отодвигает зеркальную створку шкафа и находит стакан, который, кажется, всё это время ждал своего шанса. Рой наполняет его водой, опускается на пол рядом с мальчиком и вкладывает стакан в его ладонь, но, когда понимает, что у того едва хватает сил сжать пальцы, накрывает его руку своей. — Давай пободрее, — говорит Рой, пытаясь звучать оптимистично. — Будешь пить один за другим, пока не стошнит, понял? Эд всхлипывает и сильнее сжимается. Рой подхватывает его под плечо. — Я буду рядом, ничего страшного не случится. Обещаю. Эд шумно дышит и тихонько кивает. С помощью Мустанга он выпивает первый стакан, и Рой тут же снова наполняет его водой. — Вот так, — Рой мягко гладит мальчика по плечу. — Молодец. Давай следующий. Третий стакан Эд отказывается пить наотрез. Он брыкается, и Рой, отчаявшись влить в него воду силой, сам не замечает, как переходит от угроз к уговорам. — Давай, мой хороший… Это последний. Рой старается говорить ласково и видит, как по лицу Эда скатываются две крупные слезинки. Мустанг гладит мальчика по голове, не обращая внимания на то, как пачкает спутавшиеся волосы кровью. Эта тактика оказывается намного эффективнее, потому что Эд хоть и начинает по-настоящему плакать, но позволяет влить в себя третий стакан. Вот и всё. Когда последние спазмы проходят, Рой мочит полотенце в холодной воде и аккуратно стирает остатки рвоты, липкий пот и засохшую кровь. Волосы же напрочь пропитались запахом виски. Грязную промокшую майку, с которой Элрик, кажется, никогда не расстаётся, приходится стащить, и Рой выбирает в гардеробной самую маленькую футболку, но даже в неё можно завернуть полтора Элрика. Перед тем как вернуться в ванную, он торопливо, не давая себе времени на раздумья, застилает кровать чистой простынёй. Эд без лишних вопросов натягивает протянутую футболку, и Мустанг морщится. Неприятно видеть, каким послушным делает боль даже такого, как Стальной алхимик. Рой легонько касается его плеча, привлекая внимание. Эд поднимает на него прояснившиеся глаза. Его губы порозовели, но кожа всё ещё отдаёт нездоровой желтизной и снова начинает блестеть от пота. — Лёд или…? — неуверенно произносит Рой, но Эд тупо кивает в ответ. — Хорошо, но тебе нужно лечь. — Не хочу вставать, — бурчит Эд, упираясь лбом в прохладный бортик. — Будешь ночевать в ванной? Эд изображает что-то вроде кивка. — Хмпф… Здесь хорошо. — Не надейся, что я позволю тебе уйти на больничный с простудой. — А вдруг меня снова стошнит? — Эд пытается зайти с другого угла. — Не стошнит. — Откуда ты знаешь? — Знаю. — Ты не можешь этого знать. «Вот ведь упрямый ребёнок», — думает Мустанг, но его мысли не окрашены привычным раздражением. Он догадывается, почему Эд предпочитает стылую твёрдую плитку уютной кровати. — Я знаю, потому что только что влил в тебя литр воды. Установившаяся тишина длится недолго. Эд поворачивает голову. — Нога… — выдаёт он наконец настоящую причину. — Стой! Не трогай меня! — кричит он, когда видит, как Рой делает шаг в его сторону. — Я сам… Сейчас, дай мне минуту. Эд дышит через раз, приподнимается и вскрикивает от боли. Он похож на только что родившегося телёнка, который пытается встать на ноги. — Я не буду трогать, — уверяет Мустанг, — только посмотрю. Конечно, это уловка. Но иначе Эд не даст ему приблизиться. Рой окидывает взглядом броню. Нога опухла и покраснела, плечо выглядит лишь немногим лучше. — Вот что, — серьёзно произносит Мустанг. — Я тебя не донесу, поэтому помоги мне немного. Здесь четыре шага до кровати. Потерпишь? Вопрос задан чисто из жалости. Эд и сам понимает, что у него нет выбора. Он может только оттягивать момент агонии. Рой видит по его лицу, как мальчик готовится к предстоящей боли. Когда в его глазах появляется чуть больше уверенности, Мустанг помогает ему подняться и практически волочит в спальню, стараясь делать это аккуратно, но быстро. Как и обещал, за пару шагов он доводит его до кровати. — Если тебе вдруг станет плохо — успеешь добежать до туалета, — отвечает Рой на как будто повисший в воздухе вопрос. Но он ошибается: Эда уже ничего не волнует. Он стискивает зубы и мечется головой по подушке. Его глаза опасно увлажняются. Мустангу кажется, что не было бы его в комнате — Эд бы давно заскулил. — Я схожу за льдом и вернусь, — предупреждает Мустанг. — Ты пока разденься. Рой прибирается в ванне, потом на кухне. Делает два импровизированных компресса из льда и кухонных полотенец и немного подсаливает воду в бокале. Когда он возвращается в комнату, Эд ни на шутку пугается, замечая в его руке стакан. — Опять? В его голосе столько страха и волнения, что Мустанг спешит его успокоить: — Это чтобы восполнить водно-солевой баланс. Сделай пару глотков. Эд открывает рот, чтобы поспорить, но, перехватив взгляд Мустанга, осторожно делает маленькие глотки. Пару глотков. Ровно два. Маленький паршивец. Рой прикладывает лёд к пылающим рубцам на плече и бедре. — Постарайся расслабиться — судороги быстрее пройдут. Рой видит. Видит, как он пытается, но не может не сжиматься. — Дыши глубже. Часто так? — спрашивает он, чтобы просто что-то спросить. — Настолько… плохо было только после операции. Обычно боль такая… как будто она всегда, но… — Фоновая, — подсказывает Мустанг. — Да… наверное. Рой не знает, сколько времени успевает пройти, прежде чем мышцы перестают дрожать и сокращаться. Он продолжает периодически прикладывать лёд, а когда утренний свет перекрывает свет прикроватных ламп, плотно задёргивает шторы. Эдвард лежит неподвижно с закрытыми глазами в позе убитого пулей в висок. Рой набрасывает на него одеяло и поднимается, чтобы уйти, но чувствует, как пальцы обхватывает холодный металл. Мустанг ждёт. В наступившем молчании он различает тиканье часов в гостиной, а затем шум проехавшего автомобиля. Рой сжимает руку в ответ, хотя знает, что Эдвард не может этого чувствовать. — Завтра ты всё мне расскажешь, — говорит он, сам не понимая: прося или приказывая. Мальчишка вопросительно смотрит сквозь подступающий сон. — Что? — Всё. Рой возвращается в гостиную и ложится на ненавистный продавленный диван. Он забывает об одеяле, забывает переодеться, забывает, что завтра выходной и не стоит заводить будильник, чтобы проснуться через пару часов. Он думает о другом: Эдвард должен закончить поиски раньше, чем тяга к саморазрушению возьмёт верх и он опять начнёт искать способ забыться. Способ избавиться от боли.