Плохая идея

      Он не должен любить. Он не должен неотрывно следить за чужим силуэтом, лаская взглядом подтянутое тело и эти руки, забрасывающие в баскетбольное кольцо мяч. Его волосы спутаны. Капли пота стекают вниз по шее, соблазнительно блестят на свету. Он гипнотизирует вырез чужой формы, переводит взгляд ниже на стройные ноги, прошедшие множество тренировок. Очередное попадание в кольцо заставляет вынырнуть из рассуждений. Нужно срочно оторваться от созерцания прекрасного и на время отвести взгляд, дабы успокоить собственное сердце. То бьется слишком быстро и громко.        Он не должен был влюбляться в его улыбку, но когда случайно сталкивается с ним на парах, то определенно не может устоять. И безбожно тает. Пытается нацепить на уста маску вежливости, но выходит как-то нескладно. Парень улыбается, смеется непринужденно и треплет волосы, вызывая вихрь эмоций. Бурю, унять которую в одиночку невозможно.   «Привет!» — чужой голос достигает сознания не сразу. Рядом плюхается грузное тело и горячая рука аккуратно накрывает острое плечо, вызывая мурашки по коже и тлеющее дыхание. Сампо выглядит как всегда: несколько взъерошено, оттого и очаровательно. Изумрудные глаза смотрят пристально в глубокие омуты. На их дне блестит что-то едва уловимое. Гепард только хочет спросить, как собеседник качает головой и скидывает рядом спортивную сумку, жестом прося подождать. Через несколько минут они увлечённо обсуждают школьные новости и поедают рис, изредка перекидываясь парочкой неловких фраз.        Он безбожно залипает на уроках, наблюдая за точеным профилем и забывая обо всем на свете. Чуть вздернутый нос, поджимающиеся от раздумий губы, которые хочется целовать-целовать до сбитого дыхания и саднящих уст. Ландау краснеет от своих мыслей и нарекает себя настоящим идиотом. И утверждается в титуле еще больше, когда объект влюбленности замечает на себе пристальный взгляд и подмигивает, на мгновение оторвавшись от лекции.        Они быстро находят общий язык. И это не в том смысле, какой вы там успели себе напридумывать, понятно? Ландау плавится от постоянных разговоров ни о чем, бесед по душам. Они могут запереться в библиотеке после всех уроков и негромко обсуждать учителей, смеяться над одноклассниками и листать бесцельно книги на предмет интересных картинок или статей. Они могут зайти в кофейню и заказать несколько кусочков торта, устроившись у окна в дождливые вечера, уставиться на мрачную погоду за стеклом и молчать. С ним по-настоящему комфортно и уютно. Словно дома.        Сампо умен, хоть и нередко прикидывается невесть кем, лишь бы набрать на свои руки поменьше работы. Он любит изучать математику и обществознание, обещая, не понятно кому, стать самым лучшим финансовым аналитиком, дабы успешно облапошивать предпринимателей. А еще он занимается баскетболом несколько лет. Зовет поглазеть на тренировки и просит остаться до конца, чтобы после вместе потопать к автобусной остановке. И не важно, что дождь льёт как из ведра, а зонт приходится делить на двоих, умудряясь намочить плечи. Он умеет шутить и разряжать обстановку. Возможно, кому-то покажется, что Ландау просто идеализирует своего вроде как друга, но что, если да? Неужели это плохо?       Гепард предпочитает молчать и слушать. Говорить что-то о себе слишком странно и, возможно, самую малость стыдно от того, что ничего примечательного не случалось за его жизнь. Он любит волейбол, ходит на него второй год. Выращивает (или пытается) цветы. Занимается физикой и химией, просто потому что ему нравится погружаться во все эти вычисления. Ничего особенного, возражает он в итоге, пытаясь спрятать смущение по этому поводу. Оказывается, что Коски знает о нем чуточку больше, чем ничего. Чуть ли не все. И о Сервал, с которой, оказывается, изредка выступает на сцене. И о Томми, любимой собаке парня. И о его попытках в творчество, за упоминание которых следовало бы кое-кому икать до конца своих дней.        Он берет себя в руки и записывается на кружок рисования. Что-то вроде художественной школы, куда времени вбухивать нужно примерно столько же, сколько и в обычную. Ничего страшного, уверяет Сампо подле, аккуратно обнимая. Его подбородок привычно укладывается на плече, несильно надавливая. Через несколько месяцев у него рисунки не доходят до уровня Пикассо или Ван Гога, но понятие теней уже прочно укрепилось в голове, позволяя разглядывать свои самые первые черновики придирчиво, подчеркивая самые банальные ошибки.        В очередной понедельник он приходит к нему в гости, наверное, уже в десятый раз. Здесь ничего не поменялось. Все такая же уютная гостиная, свободная комната, которая оказывается свободной просто за неимением подходящей цели для обустройства, милая кухня и спальня. В воздухе витает аромат выпечки. Руки у Сампо — волшебные. Он может легко забросить мяч в кольцо, исписать листок вдоль и поперек за несколько минут, но не может даже элементарно пожарить яичницу.        Гепард улыбается, стоя подле плиты и помешивая готовое тесто венчиком. Сегодня предпоследний день перед обещанными школой каникулами, и отпраздновать хотелось неимоверно, несмотря на то, что до законного отдыха чуть больше суток. Блины готовятся недолго. Обжарить с двух сторон занимает от силы минуты три. Коски уходит за карамельным и шоколадным сиропом, преждевременно поцеловав куда-то в макушку. Щеки предательски краснеют от смущения. Их привычные обжимания не переваливали за отметку «друзья друзьяшные», но сопротивляться своим чертям из омута было тяжело. Те так и кричали «поцелуй» едва ли не в ухо. И бесили этим неимоверно. Он думает о том, чтобы прекратить пытки и на время отдалиться, а после полагает, что выглядит это незрело и глупо. По-детски.        Он не должен это чувствовать. Гепард пытается сбежать от самого себя, в очередной раз приглашая кого-то из параллели в кафе. Броня выглядит сосредоточенной, но не слишком заинтересованной. Март шумная, как и его сестра. С Зеле, которую он знает с детского садика, получиться ничего не может априори, но излить душу — вполне. Он раздумывает об этом в сотый раз, пока собеседница косится на его десерт в немой просьбе.        Сердце не выдерживает такого напора. Разум отключается, берет на время передышку, пока мысли, бессвязно разбросанные по пространству, собираются воедино и достигают чуткого слуха девушки. Зеле улыбается. Бьет куда-то в плечо не больно и называет идиотом. Справедливо, думает юноша, потягивая карамельный латте. Наверное, это стоит просто принять и отпустить.        Гепард пытается не думать о том, как ему хочется порой прильнуть к чужой груди и прикрыть глаза, шумно втянув аромат хвои. Их дружеские отношения рушить внезапным признанием не хотелось от слова совсем. Страшно. Ладони потели каждый раз, когда одна шальная мысль достигала разума, а здравомыслие било тревогу против подобного. Он пытается унять дрожь в коленях. Пытается сдержать румянец на щеках или слишком очевидный блеск в глазах, но получается, как получается.        В какой-то момент все идет наперекосяк.       Матч по баскетболу и волейболу проводится на одной и той же неделе. Тренера решают объединить необъединяемое и предлагают спортсменам провести несколько смежных тренировок для разогрева. Гепард не поддерживает эту идею, пытается отмолчаться и сбежать, куда подальше. Ему не нравится перспектива быть рядом с тем, кто только и заполняет его мысли. Отвлекаться, пропускать мячи и подачи. Но Сампо ловит его за запястье и подмигивает. Он оставляет подле себя, не позволяя раствориться в небытие, не давая отпустить окончательно эти глупые чувства.        Ландау ловит себя на мысли, что не хочет быть с ним друзьями. Ему нужно большее. Кончики пальцев горят огнем, когда он замечает простое дружелюбное общение между игроками, и что-то внутри обрывается от осознания, в какой патовой ситуации он позволил себе оказаться. Глупая влюбленность. Безответная любовь. Это была плохая идея — придти во время чужой тренировки, дабы узнать расписание. Не так должен был начаться его последний год в старшей школе, но, опять-таки, судьбу не выбирают. Он делает глубокий вдох и подбрасывает мяч, делая передачу напарнику. Если бы можно было скинуть этот груз на чужие плечи…       Как он оказывается зажатым между шкафчиками в раздевалке, Гепард так и не понимает, продолжая глупо моргать в ответ на действия друга, ощущая, как в низу живота закручивается тугой узел. Сгусток непрошенных эмоций. Ему стыдно и немного неловко от того, как сердце бешено колотится в грудной клетке. Ему непривычно видеть затуманенные чем-то иным изумрудные глаза. Те смотрят прямо в душу, точно выискивая что-то. Затылок холодит от касания со стеной. Внутри комнаты пусто, как и в черепной коробке. Мысли улетучились тотчас же, как только рельефные руки слегка затормозили его у входа, привлекая к себе.  — Ты хорошо играешь, — выдыхает едва ли не в губы Сампо и улыбается привычной улыбкой. Следующие слова как снег летом, западают в душу и вызывают то сладкое тянущее ощущение в груди. — Поправлюсь: ты красивый, когда играешь. Да и когда нет, тоже.        Гепард не знает, что ответить. Молча вглядывается в глаза напротив, надеясь отыскать ответы на многочисленные вопросы, но те лишь тонут в поцелуе, когда обветренные губы накрывают собственные.        Ему жарко и хорошо одновременно. Собственные руки слабо контролирует рассудок, и те обвивают крепкую шею, прижимая ближе к себе, хотя, казалось бы, куда еще больше. Он ощущает эту легкую усмешку телом. Чувствует горячие ладони на собственные щеках, аккуратно очерчивающие линию скул и надавливающие на подбородок в просящем жесте. На языке остается привкус сладкой газировки. Гепард молится всем богам, чтобы не закончиться как человек прямо здесь, в тесной и пустой раздевалке, отвечая на поцелуй и льня аккуратно к губам.        Ему плохо-хорошо от такого контраста. Жар спускается ниже, распространяется по всему телу, вызывая те самые бабочки в животе, придушить которые совсем не хочется. Сердце отзывается ударом на каждое действие. На каждое аккуратное движение ладонью. На каждый звук, который они разделяют между собой в гробовой тишине, изредка прерываемой тяжелым дыханием. Тело слабеет от переизбытка чувств. Коски отстраняется нехотя, хмуря брови и разглядывая припухшие от бесчисленных поцелуев губы напротив, растягивая собственные в довольной улыбке. Большой палец проводит по нижней, странно действуя на рассудок.  — Хорошо целуешься, — с толикой восхищения произносит парень, делая шаг вперед и буквально вжимая в стену своего вроде-как-друга. — Как и играешь в свой волейбол… Гепард, ты мне нравишься. Причем давно.        От признания кружится голова. Наверное, он выглядит максимально глупо, когда попросту моргает, пытаясь разглядеть в омутах напротив намек на шутку или глупый розыгрыш, какими любит баловаться собеседник. Но ничего такого не находит. Это все выглядит слишком нереально. Слишком невозможно для реальности. Но в глазах напротив все такая же толика похоти и плохо идентифицируемая нежность. Нежность, затапливающая легкие и превращающая его в кусок пластилина. Необычное сочетание, думает туманно парень, ощущая, как собственные ладони сжимают чужое плечо, притягивая ближе к себе. Приятно.        От него пахнет мужским одеколоном, гелем для душа со вкусом любимой ели и чем-то еще, мало различимым посреди гомона раздражителей. Он не знает, как поступить. Стоит ли признаться в ответ или это будет выглядеть слишком странно? Стоит ли оттолкнуть и попросить время на раздумья? Гепарду хочется лишь пробовать эти искусанные губы и ни о чем не думать. Собственно, так он и поступает, выбивая удивленный вздох и легкий смешок, утопающий в поцелуе. Наверное, это будет самая плохая и лучшая идея в его жизни.        Ладони соскальзывают с подбородка ниже. Касаются острых плеч, слегка надавливают на напряженные мышцы, вынуждая откинуть голову в немом крике. Этим умело пользуются, ласково кусая кожу шеи, оставляя едва заметные отметины, которые сойдут через несколько часов. Руки ведут ниже. Касаются талии и едва заметно сжимают, притягивая к себе поближе. Между ними ни миллиметра. Чужие губы ласково сцеловывают мычание, пока колени слегка дрожат от переизбытка чувств. На языке остается привкус сахара и ежевики. Ладони лезут под футболку и толкают к стене, не вызывая страстного желания взбрыкнуть или оттолкнуть наглеца. Всё это ощущается слишком правильным.  — Думаю, нам пора прекратить, котенок, — ласково зовёт его юноша, отрываясь от манящих губ и сцеловывая недовольство, пролегшее меж бровями. — Давно хотел сказать, что не хочу быть твоим другом.  — Что? — удивлено открывает рот Гепард, вглядываясь в хитрые омуты напротив. Там точно черти пляшут.  — Я хочу целовать твои губы, а не выслушивать от других о твоих свиданиях. И обнимать тебя тоже желаю безмерно, — подмигивает он в ответ, не сдерживаясь и оставляя легкий поцелуй на щеке, вгоняя в краску. — Боги, какой ты прелестный, когда смущаешься.  — Прекрати, — цедит сквозь зубы Ландау, закатывая глаза и замечая ту самую легкую дымку «чего-то нового», в которой теперь узнает ту самую нежность. Нежность, от которой щемит сердце и закладывает уши. — Придурок.  — Каким любишь.        Сампо спокоен и уверен в себе. В нем нет ни единого изъяна, по крайней мере, во внешней оболочке, поддерживать которую ему не составляет особого труда. Его руки продолжают сжимать талию едва заметно. Взгляд, слишком счастливый для простого подростка, блуждает по лицу, надеясь отыскать на нем что-то ценное. И, судя по улыбке на губах, у него это прекрасно получается.       В зеркале на него смотрит какой-то другой, непривычный Гепард. Волосы взлохмачены до невозможности, щеки раскалены докрасна, а в голубых глазах что-то лихорадочно блестит, вызывая множество вопросов. Он проводит ошалело ладонью по запотевшему стеклу. Это слишком нереально. На шее красуется несколько пятен, ярко выделяющихся на молочной, никем (почти) не тронутой фарфоровой коже. Коски смотрит позади пристально. Уголки губ растягиваются в насмешке, мол, кого ты там желаешь увидеть, помимо нас двоих?       Гепард ничего не знает. Он касается свободной рукой горящих уст и неожиданно для себя подмечает, что ему нравится. До мурашек по коже и помутненного сознания.  Хочется чуть больше, возможно, самую малость — присвоить себе и никому не отдавать, уткнувшись в ямку между ключицами носом, вдыхая притягательный аромат. Голова кругом. Он щипает себе едва заметно за запястье. Острая боль прошибает до локтя. Нет, все-таки не сон.  — Геппи, давай встречаться?       Это плохая идея, но отзывается в сердце она трепетом и счастьем.