☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Чанбин — не Провидец. Так, серединка на половинку. У него в голове такая каша, что он порой не понимает, где реальная жизнь, а где видения. Где прошлое, где настоящее, где будущее. И какая из тысяч вариаций. Ситуацию спасает только тот факт, что родители заработали кучу денег для того, чтобы обеспечить ему достойный уход и обучение на дому. А потом он удачно вложился, угадав реальности, и получил пожизненную ренту. На работе он скорее просто числится, но это открывает ему двери многих закрытых заведений. Он в своё время часто зависал на тусовках ради того, чтобы в шуме толпы и вспышках стробоскопа отвлечься от роящихся в голове картинок. Как-то попробовал марихуану, которую называли чуть ли не лекарством от всех болезней. Но он не только не отвлёкся, но и схватил жесточайшую мигрень, из-за которой блевал полночи, обняв унитаз дорогого до чёртиков клуба, пока слышал и видел всякое такое, что голова шла кругом. Таких галлюцинаций он не помнит за собой ни в пубертате, ни в лихорадке, ни когда перебрал из-за тупого упрямства в попытке перепить начальника охраны в их агентстве. То был слишком крутой опыт, чтобы повторять или вестись на яркие лозунги новомодных препаратов, обещающих едва ли не райские кущи вместо похмелья. Однажды с перепоя он ввалился в свой кабинет, откуда его тут же вытолкал Сонхва, хватаясь за виски и кривясь так, будто это у него было похмелье и такие круги под глазами, что полноценно заменяли тёмные очки. — Иди, иди отсюда. Это просто невыносимо. — Я вообще молчу. — Ты думаешь. И думаешь слишком громко. И слишком… По-хорошему уйди, иначе позову Минги, и он тебя вытолкает. Да, я угрожаю. Да, он шкаф. Да, ты не такой крохотный, чтобы так легко сдаться. Я в курсе. Уйди. — Бе-бе-бе. Ничего лучше Чанбину тогда в голову не пришло. Читающий мысли и без того был занозой в заднице. Любил чистоту и мог надраить их кабинет до такого блеска, что даже без похмелья нужны были солнечные очки, чтоб не ослепнуть от бликов на всех поверхностях. Такому, как Сонхва, лучше вообще находиться в определённых условиях и пореже выходить на улицу, чтобы не цеплять как собаке блох сотни чужих мыслей. Но Сонхва не просто трудоголик. Он трактователь путанных видений и лучший в плане опросов. Ему выкладывают все и всё, просто потому что защитой от Читающего мысли обладают немногие. У некоторых природная сопротивляемость, у некоторых осознанный блок, обучение которому занимает не один год. Чанбин как-то пробовал, но забросил. Ему и без этой методики крышу срывало, а после пары медитативных практик с отгораживанием от мира он загремел в палату интенсивной терапии с такими мигренями, что любое похмелье, помноженное на три, казалось ерундой. Родители даже сиделку ему наняли, потому что он отходил очень тяжело, проваливаясь в вариации мира так глубоко, что вообще не отличал реальность от видений, и если бы не сиделка, закопали бы его рядом с дедушкой, потому что он вполне мог стать жертвой истощения и обезвоживания. Чанбин осуждающе смотрит на Сонхва и высящегося за его спиной Минги, медленно помешивая ложкой сладкий чай, от которого слипнуться может не только жопа, и задумчиво перебирает варианты, когда бы нормально заканчивались все его походы, которые выходили за рамки дом-магазин-работа. Что-то не припомнит ни разу. Но Сонхва отказать так же сложно, как и скрыть от него свои мысли в моменты головной боли. — Ладно. Но вся ответственность лежит на вас. — Можешь не идти, — равнодушно пожимает плечами Минги и разворачивается к нему спиной, собираясь уходить. Это на вид он опасный и хищный, и от этого образа не спешит избавляться. А на деле… А на деле Минги нежное пирожное моти с такой же сладкой начинкой, как и его доброе сердце. Если бы Чанбин не был в курсе, что Минги — Щит, и если бы не был знаком с Минги лично, то принял бы его за Резчика. А так… Обидеть Минги легко, и он наверняка обидится прямо сейчас, потому Чанбин спешит бросить ему в спину. — Я пойду. И все мои напряги на мне, но заЩИТи меня хоть на время от видений. — Идёт, — Минги расцветает и протягивает Чанбину руку. Чанбин пожимает её и думает, что улыбающийся Сонхва — редкий засранец, потому что знает, что Чанбин тоже плюшевая булка, а не мрачный и агрессивный Провидец, каким хочет казаться, потому что ему бы с самим собой справиться, не то, что с незнакомцами. Место Минги выбрал довольно тихое и уютное. Лишних людей почти нет, только небольшое количество персонала, что изредка отзывается налётом головной боли из-за ряби видений. Запомнить представленных ему людей не выходит. Ни одного бесталанного, все со способностями. Чанбин салютует бокалом с соком знакомому Экзорцисту, который к удовольствию Чанбина ниже его, и поэтому чувствует себя немного отмщённым перед жизнью. Ведь Хванун — очередное доказательство, что низкий — не значит слабый или менее привлекательный. Девчонки на него так и вешаются, он же спокойно цедит из высокого стакана какой-то коктейль, иногда подмигивает имениннику в лице Минги и задумчиво перебирает пальцами тонкую печать, свёрнутую особым способом. В таком виде она напоминает монетку, которая перекатывается между ловкими пальцами, гипнотизируя. Но Чанбин не обманывается расслабленно-вальяжным видом Хвануна. Тот в мгновение ока может швырнуть печать точно в цель и явить на общее обозрение какую-нибудь мерзкую сущность, что скрывалась, к примеру, вон в том жутковатом растении, что бросает тень на целый угол. В одном из видений Чанбина всё так и происходит, потому он с натугой моргает, смотрит осуждающе на флиртующего Минги до тех пор, пока тот не поворачивается к нему. Улыбка медленно тает на его губах, Минги хмурится, сверля его глазами, а Чанбин облегчённо выдыхает, когда толпище видений отступает на задний план, и он наконец-то начинает слышать разговоры. Чанбин благодарно кивает и берётся за еду. Минги смешливо морщит нос и поднимает вверх большой палец, а потом возвращается к тому, от чего оторвали. Только сейчас, ощутив сполна действие Щита, Чанбин понимает, что Сана среди приглашённых нет. — А где Сан? — спрашивает он у проходящего мимо Сонхва. — На курсах повышения квалификации. Все Резчики там уже вторую неделю. — О, ужас, это мы на очереди? — Не мы, а ты, — поправляет его Сонхва. — Тебе напомнят о курсах, но учитывая влияние твоей родни, они могут пройти и на дому. Хочется верить, что Сонхва прав. Потому что толкаться в обществе таких же Провидцев, которые дальше своего носа не видят, потому что Видят другое — ну такое себе развлечение. Ещё, не приведи небо, случится сцепка сознания, так вообще потом хоть мойся, хоть блюй пару суток, ощущение сращения не пройдёт бесследно. И хоть это порой даёт поразительные результаты, уж лучше пусть без него. Он и дома справится. И без работы в случае чего тоже проживёт. Чанбин с тоской смотрит в бокал с безалкогольным коктейлем и снова завидует тем, кому алкоголь помогает расслабиться и забыться. Ему это всё до фени дверца. Ему бы найти заЩИТника в напарники, цены не будет этому человеку, Чанбин готов отваливать деньги просто за возможность поспать спокойно и не думать, спит он во сне или на самом деле, или это сон во сне, когда тяжело отличить, где реальность, а где путанные видения тысяч реальностей. Идиотская у него способность, никакой личной жизни и возможности жить как все. Хёнджин блистает здесь словно путеводная звезда. Он сверкал бы даже в полной темноте. Его всегда осаждают поклонники и поклонницы, а он чарующе улыбается каждому и дарит прикосновением вдохновение, как это умеет. Он часто появляется на крупных съездах или сходках творческих личностей. Не элиты, а обычных людей. Студентов, домохозяек и пенсионеров, которым захотелось воплотить свои фантазии. Тех, кто не способен получать за мазню тысячи и миллионы, Хёнджин просто обожает. Он бы мог жить в самом крутом доме, в самой крутой квартире, мог бы выкупить не одну высотку только для себя. Но живёт в обычном доме среди обычных людей. Потому что его сердце слишком большое и доброе, он не требует взамен вдохновению денег, хотя и сотрудничает с несколькими успешными художниками и авторами, с актёрами и музыкантами, но не пустоцветами, а именно с талантами, что позволяет свободно творить и не задумываться о том, что завтра нечего будет есть. — Хёнджин, я хотел спросить, а… Чанбин озадаченно моргает и понимает, что блистающий Хёнджин, который только что улыбался ему, всего лишь одно из его видений. Он тяжело вздыхает и кладёт в рот очередной кусочек мяса, сосредотачиваясь на жевании. Щит Минги работает, но не на все сто, потому что всего несколько мгновений назад Чанбин был абсолютно уверен, что Хёнджин сидит рядом, овевая его ореолом вдохновения, словно тёплый ветерок с моря. Значит, Минги сейчас прикрывает собой нескольких человек. Он придирчиво осматривает толпу, но кроме себя с Сонхва никого больше вычислить не может. Потому что перед глазами снова рябит от новых вероятностей, и он дёргается на секунду раньше, чем сосед случайно проливает свой напиток на юбку сидящей с ним рядом девушки. Задумчиво, Чанбин склоняет голову к плечу, пытаясь понять, какая из вероятностей сейчас станет настоящим. Та, где девушка даёт нахалу по холёной морде; та, где девушка визжит так, что Сонхва морщится, получая нежданный приступ мигрени; та, где Хванун запечатывает монстра, который таился в вычурной брошке, или же та, где эти двое будут через несколько минут знакомиться организмами. — Больно ты кислый, — рядом с совершенно наглой рожей приземляется Хванун. Чанбин снова ощущает себя немного лучше — он крупнее Экзорциста по всем параметрам. Он никогда не ответит, почему его так тешит дружба с достаточно миниатюрным Хвануном, который в рогалик свернёт самую мерзкую и громадную сущность, если только пожелает. Лишь бы в настроении был. На душе становится хорошо. Ведь Экзорцист — очередное доказательство, что не в размере дело. И, чёрт возьми, ему это важно. — Да такое, курсы повышения на носу, а Минги откровенно халтурит. — Минги откровенно флиртует и вполне может уйти домой не один. Это на вид он грозный, а на деле — пушистик, требующий внимания. — Он им избалован. — Но не тем, которого добивается. Меня веселит, что ты Провидец, а порой слеп совершенно к тому, что под носом творится. — Ты о чём? — Ни о чём. Слушай, у тебя для хорошего Резчика работы на постоянке нет? — Ты о Сане, что ли? — Ну а о каком ещё талантливом Резчике я могу говорить? О Чонине с Ёсаном, что ли? — передразнивая Чанбина, отвечает Хванун. — Мальчик он у нас очень талантливый, такие встречаются редко. А прозябает на минималке с подработками. Ну разве дело? — Я подумаю. — Пфф. Подумает он. Ты со своего кармана мог бы ему платить за раз ту же зарплату, что он получает за год. Ты эти деньги просто просадишь на развлечения в попытке отвлечься от видений, — Чанбин на его слова хмурится, куксится и дуется. Он же не виноват, что родился… — С «золотой ложкой в жопе!» — громко восклицает Сонхва, назидательно подняв палец. Чанбин совершенно не собирается разбираться, о ком говорит Читающий мысли, и без того на душе тошно. Хванун же сжимает его бедро и смотрит в глаза так, что становится неуютно. Будто сейчас из него черти под взглядом Экзорциста полезут. — Он же тебя выручает всё время, а получает крохи, потому что не в штате. Я же не прошу тебя платить самому, ну в самом же деле, просто пример привожу. Даже место в крутой какой фирме не прошу, не пойдёт же, он у нас мальчик гордый, просто подумай о своей конторе. Или, может, других знаешь, где к Резчикам не относятся как к бездушному оружию. — Хорошо, я поищу варианты. — Спасибо, — это «спасибо» звучит подозрительно похожим на что-то среднее между «я тебя запомнил» и «шею сверну, если забудешь». — Хванун, ты больно дерзкий, — Чанбин морщится и трёт виски, с укором поглядывая на Минги, тянущего улыбку на миллиард долларов. — Я вообще-то поблагодарил. — А звучит так, будто послал. — Когда я тебя пошлю, ты сразу поймёшь, дорогуша, — Хванун со смешком тычет пальцем ему в щёку и подозрительно долго смотрит на его губы. — Ты что удумал? — Я? — искренне удивляется Хванун. — Да что бы я задумал? Твоё ледяное сердце растопить мне не под силу. Но и ты не в моём вкусе. Я люблю мальчиков повыше. Как Минги или Чонин, к примеру. Но один женат, а второй по уши влюблён. Не светит мне ничего, поэтому придётся выпить ещё и потащиться в своё одинокое гнёздышко. — Гнёздышко, — фыркает Чанбин. — Не все могут позволить себе такие гнёзда. — Но и не все одарённые Экзорцисты, согласись. — И то правда. Думаешь, у нас бы вышло? — А ты что видишь? — Я вижу, что… — Чанбин прикрывает глаза и сосредотачивается на том, чтобы увидеть кое-что конкретное, это требует усилий, потому на лбу выступает пот, но он улавливает нить, хватается и наматывает на палец, рассматривая вероятности, — вижу то, что мне не хочется озвучивать, — внезапно краснея, выдаёт Чанбин, а Хванун хохочет так громко, что к ним поворачиваются все присутствующие. — Простите, просто Чанбин такой остряк, — продолжая хохотать, давит из себя Хванун, аж всхлипывая от смеха. Сонхва щурится, глядя на него, но явно не способен пробиться в чужие мысли, поэтому переводит взгляд на Чанбина, который вызывает в мозгу ближайшее яркое воспоминание. Сонхва ошарашенно на него смотрит и отводит глаза. Конечно, не все оценят фильм, который тщательно прокручивает в голове Чанбин. Зато Чанбину не надо быть Читающим мысли, чтобы прочесть на лице Сонхва слишком громкое и горящее неоновой вывеской «Что? «Реальные упыри»? Серьёзно?». — Если что появится на примете, сообщи мне, а я Сана постараюсь подготовить. Не нравится мне, когда таланты не востребованы. — Тебе бы Музом быть. — Кто знает, может быть, я ими поцелован? — улыбается Хванун. Но тут же делается серьёзным. — Я бы, пожалуй, не отказался бы. Да где ж Музов найдёшь? Они всегда в окружении толпы поклонников. Мне бы даже Бесталанный подошёл бы, лишь бы был такой, как… Эх. ладно, что-то я затосковал, а это некомфортно. Поеду домой. — Если о тебе что увижу, говорить? — Нет, люблю неожиданности. Пока, мой сладкий, — Хванун посылает Чанбину воздушный поцелуй и исчезает, будто заговорённый. Чанбин жмурится до пятен перед глазами — действие Щита слабеет, и на него снова наваливается море картинок, звуков, цветов, видений и ощущений. Он стискивает зубы, стараясь отвлечься, но кроет его так знатно, что он едва не теряет сознание, и лишь цепкий взгляд Сонхва удерживает его в сознании, пока Щит пристыженного Читающим мысли Минги снова крепнет. Чанбин решает, что пора закругляться, пока он крышей не поехал в толпе народу. Личный водитель обещает подъехать через три минуты, что даёт время попрощаться с людьми и с укоризной глянуть на Минги. Тот лишь разводит руками, мол, ты ж у меня не один. А жаль. Хотелось быть бы одним порой. Единственным. С горя Чанбин едва не сплёвывает. И хорошо, что не. Потому что рядом стоит Сонхва и сверлит его своим фирменным взглядом. Ну, птица какая-то, а не человек. Не зря его за глаза называют филином. Взгляд такой же острый и пугающий. Хотя Сонхва никогда ему ничего злого не сделал, вместо этого не раз помогал распутать смысл видений, которые часто напоминают криво смотанный клубок после шалостей десятка крайне игривых котят. — Что? — Ничего. — Врёшь. — Вру. — Выкладывай. — Что-то обо мне сегодня видел? — Нет, — Сонхва придирчиво его оглядывает и как-то растерянно кивает: — Жаль… Спасибо. Если что узнаешь… — То я тебе сразу же сообщу. Сонхва всё ещё смотрит на него, а Чанбин смотрит в ответ, не совсем понимая, чего от него ждёт Сонхва. Видение приходит уже много позже, когда он заваливается на диван с упаковкой арахиса, чтобы пощёлкать им под какой-то фильм, что идёт по телевизору. От неожиданности Чанбин вываливает на себя всю пачку, и та рассыпается по дивану разноцветным ассорти, пока Чанбин орёт в пространство из-за столь откровенных картинок, которые услужливо подсовывает ему мозг. — Идите нахрен оба! Мне неинтересно смотреть, кто с кем и зачем! Фу, боже, ну за что? Он почти глохнет от громко включенного телевизора, скрежещет орешками, чавкает чипсами и пытается забить вариации увиденного всем шумом, которым себя окружает. Выходит ли? Точно нет. Ему бы сейчас Щит под боком, чтоб не видеть и не слышать. Но его единственный знакомый Щит сейчас занят кое-чем крайне интимным, что непонятно зачем видит Чанбин. В голове гудит от громких звуков, и только когда головная боль буквально начинает душить, видения улетучиваются, и Чанбин облегчённо вздыхает, но тут же стонет, хватаясь за голову, а потом набирает дрожащей рукой номер. — Сан, будь осторожен с рапирой со странным эфесом. — Спасибо, — хрипло отвечает Сан, что позволяет сделать неутешительный вывод. — Опоздал, да? — тоскливо спрашивает Чанбин, хотя тут не стоит и рот раскрывать, всё ж ясно и так. — Да ерунда. — Дырка в боку — не ерунда. — Заживёт. Как твоя голова? — Как гонг, — вздыхает Чанбин, хватаясь за виски. — Гудит и переставать не намерена. Мне очень нужно научиться блокировать ненужное. Это же трындец. Тебя вот прозевал предупредить. — Чанбин, это, правда, ерунда. Чонин не со зла. Просто… — Просто рапира оказалась сущностью. В курсе. Эх, блин. Какой-то я рукожоп. Или глазожоп? Жопоглаз? Головожоп? Кто я? — Ты Провидец, Чанбин, просто с вечным перегрузом. Всё наладится, уверен. — Почему ты уверен во мне больше, чем я сам? — Потому что ты живёшь во многих мирах и видишь недоступное другим. А я вижу тебя и знаю, что ты молодец. И важные события не прозеваешь. — Теперь меня стыд вообще заест. — Заешь стыд вкусняшкой и поспи. У тебя же есть те таблетки, что выписывали? — Есть. Но если я прозеваю что-то важное? Нет, попробую без них. И ты будь поосторожнее. Экзорциста уже вызывали? — Да, Хванун своё дело сделал, только закончил, теперь ждём Целителя. — Надеюсь, нормального? — Когда это Джунхи был ненормальным? Потеряшка порой, но отличный малый, — в голосе Сана сквозь улыбку слышится то, чего не хотелось бы. Боль. Чанбин прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Потому что не успел вовремя. — Так что не бойся за меня, лучше отоспись. Привет от всех нас. Не кисни. Пока. — Пока. Чанбин кладёт трубку и утыкается лицом в дрожащие ладони. Зачем такой дар, если он неполноценный? Почему кто-то видит чётко, а кто-то — он и видит кое-как? Он кому-то в прошлой жизни ногу в транспорте отдавил или недостойно себя повёл, или недостаточно поклонился? Ему крайне тошно от факта опоздания, потому что Сан несколько раз спасал его от сущности, что претендовала на тело и душу, справившись с ней даже без Экзорциста. А тут он прозевал очень важное, позволив срамоте глаза отвести. На телефон приходит уведомление от Хвануна в виде набора смайликов, которые лучше слов рассказывают произошедшее. Становится немного легче, но не до конца. С очередным вздохом Чанбин отряхивается от крошек еды и бредёт в сторону спальни, где и заваливается в постель лицом в подушку. Он не имеет права быть Провидцем со своим мутняком видений. Наутро чувство вины отступает совсем, когда Хванун присылает селфи в обнимку со смеющимся Саном, немного мрачный Чонин и улыбающийся словно акула Джунхи на фоне лишь довершают картину последними мазками, которыми в совершенстве владеет Хёнджин. Значит, всё и впрямь поправимо, иначе мрачным на фото был бы Джунхи. В животе громогласно урчит, потому после утренних процедур Чанбин плетётся к холодильнику, чтобы понять, что того, что хочется прямо сейчас, дома нет. Заказывать доставку неохота. Это ещё ждать час. А магазин в трёх минутах от дома. Проще сходить самому. Необходимое он выбирает быстро, а потом застревает у витрины с живой рыбой, где в аквариуме снуют туда-сюда разнокалиберные особи. Движение неравномерное, но есть какая-то медитативная притягательность в этом хаосе, от которой оторваться не так просто, как казалось до этого. Он смотрит на рыб и задаёт вопрос проплывающий мимо рыбе: — Трещит ли треска? — Может, и трещит, но в отличие от нелюбимой всеми скумбрии, она хотя бы не хвастается тем, что побывала в Умбрии. Чанбин медленно переводит взгляд с аквариума на стоящего рядом и моргает пару раз. Перед ним стоит обычный парень, чуть выше его самого. В такой же чёрной одежде, но белых кроссовках, с весьма заметным серьгами в проколотых мочках и кучей каких-то фенечек на запястьях. Губы изогнуты в хитрой улыбке, а большие тёмные, блестящие, словно затянутые маслянистой плёнкой глаза смотрят в упор. Чтобы понять, что это не видение, Чанбин тыкает в него пальцем, с удивлением понимая, что рядом действительно человек, потому немного оторопело спрашивает теперь у него: — Что общего у тунца и письменного стола? — Заходит как-то лосось в бар, — парирует парень. — Миленько, — напряжённо шепчет Чанбин и ретируется из магазина со скоростью звука, забыв покупки, корзину и даже сумку в ячейке. Дома ему требуется душ, успокоительный чай и даже таблетка, чтобы унять беспричинно бешено колотящееся сердце. Он хмурится, вызывая видения, но не видит ровным счётом ничего, кроме обрывков видений, связанных с Саном, которому тут же звонит, чтобы предупредить о том, что Джунхи с Хвануном могли проглядеть. И успокаивается только тогда, когда, отбирая один у другого трубку, Целитель и Экзорцист, уверяют его, что это не та реальность, где увиденное им может быть возможно. Чанбин несколько раз уточняет на всякий пожарный, и лишь потом сбрасывает звонок. Голод приходится утолять совсем не тем, чего хочется, поэтому даже наевшись, он ощущает пустоту. Приходится всё-таки заказать доставку, потому что выходить из дома совершенно не хочется. Вдруг этот странный парень, который играет в «Одиссею Цуки» снова встретится? Это вообще первый парень, которому нравится медлительная игра с кроликом. Если не считать себя, конечно. Появления в рабочем кабинете Чанбин тоже избегает. Ему совсем не улыбается сейчас видеть Минги или Сонхва, за которыми без своего на то желания подглядывал в такие откровенные моменты. Он вообще не представляет возможную реакцию. Ни свою, ни их. Ещё и Сонхва насядет, если уловит отголоски видений. А Минги дожуёт остатки выдержки, в случае чего. Он не виноват, что подсмотрел за каждым из них. Он вообще не собирался заглядывать в чужие спальни. Хоть всех по отдельности, хоть всех вместе и друг с другом. Он давно миновал тот возраст, когда это могло быть интересно. А тут ещё и приватная жизнь коллег. Ему до фени дверца, с кем зажигает Минги, и кто ублажает Сонхва, и что возможно в одной из вероятностей вселенных у Джунхи, Ёсана или Чонина, или в каждой из реальностей у Сана. С Хвануном вот повезло. Его он не видит. Хотя порой это и вызывает сложности, потому что помочь другу не всегда выходит. Гроза застигает Чанбина на обратном пути домой с прогулки, куда он решается выйти через пару недель затворничества. Он вообще не собирался выходить, но тут приспичило пойти в парк, где есть огромный аквариум, и зависнуть там на пару часов, отвлекаясь от видений. А теперь же он заскакивает под первый попавшийся козырёк, испуганный раскатом внезапно упавшей на город грозы. Чанбин с тоской смотрит на дорожку, что ведёт к дому, которую заливает дождём, и щурится, чтобы понять, когда закончится гроза. Видения как в сломанном телевизоре бликуют и дрожат. Когда они выравниваются и становятся чистыми, будто свежепомытое стекло, Чанбин понимает, что застрял надолго. И, естественно, он дёргается от того, что обнаруживает себя не дома в тепле, а на улице под козырьком незнакомого дома в компании недавнего странного парня, играющего в ту же игру, что и он. — Ты? — спрашивает Чанбин. Парень удивлённо оглядывает себя, а потом расцветает улыбкой, от которой Чанбин пятится, ощущая лопатками шероховатость двери. — Я. Привет. — Здрасьте. Чанбин с тоской смотрит на бушующую стихию и перебирает в голове увиденные варианты развития событий, понимая, что выходить под дождь не стоит. Всё заканчивается как минимум простудой. Единственная странность во всём — он не видит ничего, что касается стоящего рядом. Такое бывает редко, но бывает. К примеру, он может поймать видение о Хвануне только если тот будет с кем-то, кого Чанбин способен увидеть. И даже Сонхва не способен читать мысли Экзорциста. Так кто же тогда этот странный незнакомец? Отодвинувшись подальше, почти впечатавшись спиной в дверь, Чанбин хмуро смотрит на парня, пока тот сверлит его взглядом в ответ. Только не хмурым, как Чанбин, а заинтересованным с ноткой умиления. Будто видит перед собой котёночка. Чанбин надеется, что небо вопреки видениям скоро прояснится, и можно будет сбежать подальше. И вообще… ему откровенно холодно. Хотя сам дурак и мог бы накинуть что-то поверх тонкой футболки, не сентябрь всё-таки. Относительно себя он тоже порой слишком близорук. Чанбин отлипает от холодной двери и отворачивается от странного парня с наивной беспечностью. Будто не может незнакомец взять и пырнуть его ножом, чтобы обокрасть. Но себя убитым или ограбленным он не видит ни в одном из видений, потому морщится, обхватывая себя за плечи, пока ливень вздувает пузыри на огромных лужах. Чанбин вздрагивает, когда на плечи ложится тепло, и его обволакивает приятным запахом парфюма. — Это что? — Ты замёрз. Так и тянет сказать что-то в стиле «спасибо, Капитан Очевидность», но торчащие колом от холода соски говорят сами за себя. Везёт, что спиной к незнакомцу стоит вообще. А то как-то слишком лично выходит. Чанбин накрывает грудь руками и продолжает смотреть на лужи. Куртка согревает так, будто не кожанка, а пуховик. — Чего ты хочешь? — Чаю. Чёрного чаю с апельсином, можно даже со специями, — поравнявшись с Чанбином и приложив палец к нижней губе, с уверенностью произносит парень. — Могу угостить и тебя. — С какой это радости такая щедрость? — Разреши дотронуться, увидишь. — Ну дотронься, с чего бы это помогло… АААААА!!! Чанбин давится видениями такой интенсивности, что сейчас утонет. Он хватается скрюченными пальцами за остатки реальности, пока его накрывает мощнейшим цунами, которое отступает очень нескоро. Пальцы успевают занеметь, ноги дрожат, и коленные чашечки постукивают друг о друга, будто он непосильно тренировался несколько дней подряд. Даже силы грозы к этому моменту успевают иссякнуть. — Ты что-то говорил о чае, — сипло шепчет Чанбин, ощущая себя потерявшимся во вселенной. — Я согласен. — Тогда идём, — парень протягивает руку, глядя в глаза. — Минхо. — Чанбин. Ты странный. — Не меньше, чем ты, — тянет улыбку Чеширского кота Минхо. — И куртку оставь как залог того, что не сбежишь прямо сейчас. — После того, что я видел? Сомневаюсь. В любой из вероятностей мы окажемся там, куда мне сейчас очень хочется. — А вдруг ты пойдёшь против судьбы? — вздёрнув бровь уточняет Минхо. — Ты полон внезапностей. А я не вижу всего. — Ты Провидец куда мощнее, чем я. — Зато ты видишь вероятности других вселенных, а это, знаешь ли, редкость. В личном знакомстве ты такой первый. До этого только читал, что бывает такое. — Может, тогда выпьем чаю у меня? — Соблазнительное предложение, но нам пока не стоит спешить, — улыбается Минхо, а Чанбин с трудом сдерживает желание впиться в эти губы прямо сейчас, а не потом. Видимо, сказывается долгий перерыв в отношениях, которых толком и не было. — Хочу сказать тебе сразу, что меня назначат твоим куратором по повышению квалификации через пару недель, если вдруг это ты проглядел. Мы можем пока повременить с твоей жаждой поцелуев, чтобы меня не отстранили? — Я очень постараюсь. Может, стоит ускорить процесс назначения? — Ты такой нетерпеливый. Придётся над этим тоже поработать. — Да. Прости, я немного ошалел… Мы пару минут, как познакомились, а я уже успел прожить пару десятков лет с тобой бок о бок, и это, знаешь ли… ошарашивает, — Чанбин хрипло дышит, от волны видений до сих пор голова кругом. И только сейчас замечает, что вцепился в плечи Минхо клещом. Пальцы с трудом поддаются его желанию и разгибаются. — И за синяки прости, я… — Экспрессивный, я видел. Ну что, идём? У меня на примете есть отличная чайная. Или, может быть, по кофе? — но тут же хмурится и качает головой. — Нет, кофейни сегодня не для нас. Идём. К вечеру Чанбин ощущает себя пьяным и готовым обнять весь мир, потому что Минхо — просто находка. А ещё рядом с ним видения становятся более чёткими, хоть всё равно неясно, какие вероятности он видит, но когда видение не рябит, проще опознать одежду или проскальзывающее звуки, что помогает анализировать, откуда оно. Прошлое или настоящее. С будущим сложнее, как и с другими вероятностями, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Внезапно он ощущает себя не половинкой Провидца, а почти полноценнымм, и это приносит такое облегчение, что он готов петь. Может, потому что в конце вечера Минхо сказал: — Ты на восемьдесят процентов Провидец, на десять процентов милота и на столько же катастрофа, но я готов к этому. И это равно признанию в любви..
15 ноября 2023 г. в 07:00