помоечная

— Сфокусируйся. Куай Лян вздрагивает, одёрнутый строгим голосом из почти поплывшего состояния, и успевает увидеть, как, с визгом пропоров воздух, стрела впивается в мишень. Чистая десятка. Мел пляшет в пальцах, но он всё-таки делает заметку. И снимает пояс. Надо отдать старшему брату должное, он просто безупречен — руки не дрожат, спина крепко и прямо держит плечи в нужном развороте, босые ноги устойчиво вросли пальцами и пятками в настил пола так, что никакая буря не пошатнёт. Би-Хань твёрд, непоколебим — сама гора. С первого взгляда и не заметишь, что что-то не так. На стрельбище жарко, хоть вешайся, хотя уже вечер давным-давно. Ему бы спать — да им обоим, вообще-то, — но Би-Хань вцепился в свой лук, как демон в ещё не до конца выпитую душу, а Куай Ляну просто нечем заняться. При желании в обители Лин Куэй дело найдётся. Всегда. Но сейчас руки и ноги склеило банальной человеческой ленью, так что Куай Лян и не противится. Порой можно позволить себе вот такое праздное просаживание времени за чем-нибудь неполезным, но весёлым. Например, водить дроны Сектора искусно созданным блуждающим огоньком за их чувствительные тепловизоры кругами над охраняемым периметром, заманивать повыше в ветви деревьев так, чтобы они безнадёжно запутывались лопастями, а потом наблюдать, как техник их оттуда выковыривает. Очень весело. Играть с салажатами в маджонг на раздевание — весело тоже. А веселее всего ходить за Би-Ханем хвостом на дополнительных занятиях после завершения основного тренировочного дня, потихоньку раззадоривать частыми, не очень болезненными, но очень дерзкими уколами в сторону его умений, дождаться, пока тот не запыхтит сквозь маску, доведённый до белого каления, и вот тут — брать его, как это говорится теперь за стенами обители Лин Куэй, на слабо. В детстве Куай Лян бросал ему вызов в каких-нибудь пустяках. Кто глубже нырнёт в заводи горного водопада. Кто первый вокруг персикового сада и обратно до ворот. Кто стащит из-под носа кашеварившей в главной кухне мадам Бо больше сладостей — если вообще сможет это сделать. Брат зачастую давал ему выиграть, хоть и совсем уж наглеть не позволял. Проигравший обычно расплачивался какой-нибудь рутинной работой или поручениями, которые победителю было лень выполнять. Сейчас ставки были… выше. Намного. Росли они сами; с ними росла и набирала в серьёзности щекочущая по нервам опасность. Детские соревнования превратились в настоящие поединки. Не только боевые, хоть таких и было большинство. Би-Хань тоже стал уже не столь терпелив к младшему. Шансы словить Би-Ханя на его же непомерное чувство превосходства и словить зуботычину были примерно равны, но Куай Лян, во-первых, умел выбрать момент, чтобы чаша терпения старшего не переполнялась слишком уж сильно, а во-вторых, риск определённо стоил того. Сегодня Би-Хань упражнялся с луком. Куай Лян, в свою очередь, старательно ему мешал. Всё равно прочие радости жизни как-то резко измелели, что река в засуху: молодняк полным составом на полевых учениях, часть мастеров — с ними, часть — собеседуется с отцом по какому-то очередному делу, и редкая удача, что Би-Хань сейчас им там не нужен. Прочие воины попрятались от вечерней рутины по своим покоям, разве что самые усердные изредка мелькали по дальним концам галерей. В эту часть комплекса так и вовсе никто не заглядывал аж со вчерашнего дня. Стрельбища пустовали. Куай Лян с самого утра маялся от скуки. И не только от неё. Даже пересечься с братом для разговора последние две недели было невероятно сложно, что уж говорить о том, чтобы остаться с ним наедине. Он тосковал по нему. Заметив, как немного за полдень Би-Хань в облачении для кюдо направился сюда, Куай Лян метнулся к себе в покои, перекинул кое-что за пазуху формы и пробрался следом за старшим. Хотел как можно незаметнее, но где уж тут укроешься от всевидящего ока будущего главы клана: Би-Хань встретил его хмурым взглядом, однако прогонять не стал, позволил остаться, только приказал помалкивать. Ага, как же. Наверное, пожалеть о своём милосердии ему пришлось почти сразу, и продолжать жалеть до тех пор, пока терпение не иссякло окончательно. Он весь день был какой-то нервный. Дёргался, рычал на попадающихся под ноги воинов. Те испуганно косили глазами, но уступали дорогу с почтительным поклоном и, стоило Би-Ханю пройти мимо, ретировались кто куда с быстротой, достойной сильнейших из бегунов. Только Куай Ляну было всё нипочём. Пока. Возможно, то, что Грандмастер не позвал Би-Ханя на совет с мастерами, и было причиной такому поведению. Но спрашивать Куай Лян напрямую об этом, конечно, не стал. Он вообще ни о чём брата не спрашивал — просто трещал без умолку обо всём, что бы ни попалось на глаза; и даже не понял, что именно стало последней каплей. Би-Хань не набросился на него, нет. Даже голову-то повернул так скупо, будто ему переморозило позвонки в шее: — Держи свой трепливый язык за зубами, Куай Лян. Прояви хоть немного выдержки. О, ну наконец-то. Куай Лян беспокойно поерзал на месте и постарался кинуть как можно пренебрежительнее: — Уж с чьей бы дозорной вышки тревогу поднимать. — На что это ты намекаешь? — Ты сегодня на всех как собака бешеная кидаешься. — Выражения выбирай. — Спор хочешь? — он пошёл ва-банк, и без того слишком долго ждал. Вещица за пазухой жгла сердце, так что вытащить её Куай Лян был рад вдвойне. Би-Хань поначалу непонимающе хмурился, разглядывая кусок розового пластика, потом его красивое строгое лицо разом вытянулось так, что он стал сам на себя не похож — и прежде, чем из его рта хлынул бы поток ругательств, прежде, чем Куай Лян оказался бы послан к чертям в Преисподнюю вместе со своими неуместными шутками, он успел выпалить: — Десять десяток из десяти, ставлю всю сегодняшнюю ночь. Докажи, как хорошо ты собой владеешь. Честно говоря, в этот раз Куай Лян был уверен практически на сто процентов, что получит больно по уху и отправится обратно к себе несолоно хлебавши. Играть на натянутых нервах брата — затея опасная. Непредсказуемая. Но, видят Старшие боги, до тьмы перед глазами и позорно дрожащих коленей притягательная. Так что он не видел смысла отказывать самому себе. Удар в челюсть и сломанный нос — это, конечно, неприятно, но если Би-Хань согласится…. Би-Хань согласился. Хоть и поставил своё условие. Со свистом новой стрелы Куай Лян чертит на доске очередной крест-десятку, не глядя скидывает два сапога сразу. Ему есть на что посмотреть. Не на искусство владения луком, конечно. Кюдо — скучная, привезённая с враждебной земли и оттого не слишком хорошо знакомая им в рамках учений клана практика, потому что боевой ценности в ней — ноль. Большие луки, неуклюжие и громоздкие, не возьмёшь с собой на разведку, чтобы отбиться от преследования, случись оно; да и на снайперских засадах от них тоже мало толку — пусть они и дальнобойные, но пока такую-то дуру здоровую натянешь, гнездо раскроется, выставит снайпера всем напоказ, и его тут же ликвидируют. Мало приятного. Для клана выгоды так и вовсе никакой, одни растраты. Однако она почему-то пришлась по душе Би-Ханю. Куай Лян, в общем, мог понять, почему. Медитировать хоть как-то надо, обязанности правой руки старого Грандмастера нагружают что мозг, что тело будь здоров, но на долгое монотонное шагание по кругу под перещёлкивание молельного барабана у Би-Ханя не хватает терпения. Или он просто считает это ниже своего достоинства. Кюдо же помогает добиться нужной сосредоточенности, единения мыслей и движений — пусть бы и для того, чтобы по лицу тетивой не прилетело. К тому же, старшему эта практика давалась играючи. Выбор был прост и очевиден. Би-Ханю нравились дела, в которых он без особого труда преуспевал. А Куай Ляну нравилось то, что на тренировку по кюдо ничего, кроме запястной защиты и традиционной связки штаны-рубаха, надевать не разрешалось. Что-то там про легкость тела и духа, он не вникал. Идеальный дисбаланс. Би-Хань до сих пор в полном облачении, насколько эту форму вообще можно таковой назвать, в отличие от Куай Ляна. Он-то уже почти до белья разделся. По предмету одежды за каждую десятку, как и договаривались; куртка без рукавов и рубашка давно отправились в кучу рядом, там же валяются пояс, наручи, сапоги и одна ножная обмотка, на Куай Ляне сейчас только штаны с трусами, плюс вторая нога ещё стянута тканью. Если следующие три мишени будут отмечены так же, ему не останется ничего, кроме как пойти в свои покои на противоположной стороне обители буквально с голой задницей. Куай Лян не то, чтобы тревожится на этот счёт — обитель видела события и похуже. Но, даже если бы Би-Хань промахивался, раздеться всё равно бы пришлось. Потому что решительно невозможно смотреть, как в просвете распахнутых полов рубахи натягивается и блестит от выступившего пота его грудь, как предплечья внушительно перекатываются мощью вместе с жилами и пухлыми венами от локтя до пясти, стоит тетиве в очередной раз послушно приблизиться к его порозовевшей — то ли от слишком усердного приклада, то ли от чего-то ещё — скуле, и при этом не дать одежде промокнуть насквозь. Хотя, может быть, на стрельбище просто жарко. Последние минут десять уж точно. Или час. Куай Лян время не чувствует. Стрела коротко поёт, чуть вибрирует в воздухе, качается; острие наконечника впивается опасно близко к белой пустоте. Би-Хань едва удержал границу десятки. Уже третий раз, между прочим — в колчане осталось только две стрелы из десяти изначальных, до того пять попали чётко в центр, по одной горизонтальной линии, словно нервная аккуратность Би-Ханя проявлялась и здесь. А потом, когда Куай Лян взял в руки пульт, точность начала старшего подводить. Даже без непосредственного включения. Надо было раньше это сделать. Куай Лян метит результат в доске, развязывает обмотку и откидывает её к остальному тряпью. Старший сейчас без маски, что, само собой, добавляет ему сложности, ведь надо держать бесстрастное лицо вдобавок к прочему; у него из ноздрей, из уголков губ на каждом выдохе рвётся морозный пар, не поднимается вверх, как должен бы, а стелется вниз, словно не в силах сопротивляться извечным законам земного притяжения. Стекает туманом по шее, путается в складках одежды, оседает вокруг стоп. Это до замирающего в груди дыхания красиво. Куай Лян тоже свою магию в узде не держит: на затылке ощутимо танцуют в волосах искры, раздражают и расслабляюще щекочут одновременно. Под пальцем, лежащим на кнопке, чуть-чуть оплывает пластик. Би-Хань только напоказ изображает, как ему всё равно — а глазами нет-нет, да и стреляет в руки Куай Ляна. Мало ему мишеней на стрельбище. Хмурится, жуёт недовольно губами, весь из себя такой серьёзный, что моментально хочется встать перед ним по струнке и делать, что прикажет, каждое слово ловить на язык с благодарностью; и тут же, параллельно и ничуть не споря, хочется уронить его на пол подсечкой, сесть сверху и сунуть член в его едва подготовленную задницу, даже не вынимая игрушки. Куай Лян весь подрагивает от таких красочных образов в мыслях. Брат этого, скорее всего, из виду не упускает. Под свободными складками штанов отлично видно, как Би-Хань возбуждён, пока вполсилы и то лишь потому, что практика кюдо ещё занимает часть его внимания. Минуту за минутой ему игнорировать собственное состояние всё тяжелее. Игрушка у него внутри неподвижна, но сам факт того, что она там сидит, должно быть, всерьёз испытывает психику на прочность. К девятой мишени Би-Хань приходит уже полностью твёрдым; потому что каким бы грозным выражением лица и пугающим рыком старший ни отстаивал свои тылы, а всё-таки принимать ему нравится не меньше, чем брать кого-то самому. И ещё — думает Куай Лян без ложной скромности — потому что Би-Ханю нравится видеть младшего брата таким, как сейчас. Обнажённым. Распалённым. Голодным. Брат, может, никогда не признает это вслух. То ли в силу возраста, то ли вытравленный до хрусткой стерильности учениями и обязанностями будущего главы, он в последнее время редко посвящал Куай Ляна в свои мысли, как будто у него там сокровища императорской династии Мин запрятаны, не меньше. Впрочем, Куай Ляну слова и не нужны, ему хватает действий. По горло хватает. Иногда — в прямом смысле слова. Визг тетивы. Стрела на этот раз опять точно в центре, что, скорее всего, случайность. Куай Лян забывает дышать; Би-Хань забывает напомнить ему, чтобы снял с себя что-нибудь, как условлено. Они сейчас так далеко друг от друга. Ну, на самом деле между ними всего-то двадцать шагов — старший разил мишени, двигаясь от Куай Ляна, а не наоборот, и только сейчас почему-то приходит в голову досадливая мысль, что надо было в другом порядке, — в любой другой ситуации Куай Лян просто поднялся бы на ноги и дошёл эти проклятые двадцать шагов. Но его пришкворчило задницей к полу, железный стояк в штанах наверняка пропорет ему солнечное сплетение, едва он попытается встать, да и попытка не увенчается успехом, потому что ноги — как из мягкой соломы. Куай Лян так хочет прикоснуться к брату, что на кончиках пальцев больно. Или… это больно от ожога. Розовая жижа пузырём вздулась на коже, зато она напомнила о важном. У него ведь есть преимущество. Куай Лян даже и не думает прятать руку, потому что, даже если Би-Хань успеет заметить его манёвр, ему уже всё одно младшего никак не остановить. Под небольшим давлением кнопка послушно опускается в гнездо. Визг. Габарит на восьмёрку. Би-Хань промахнулся. Его глаза мечут такие глыбы льда, что, знай Куай Лян брата чуть хуже, попрощался бы уже с жизнью и только тихо ждал расправы: — Выключи. — Но ты проиграл. — Ты сжульничал. Я промахнулся лишь потому, что ты специально меня сбил! Возразить нечего. Разумеется, он — отчасти — сделал так специально. Дождался, пока старший привыкнет к мешающей, но всё-таки неподвижной тесноте в заднем проходе, приловчится бережно переступать с ноги на ногу по пути к следующей мишени и не так резко проворачиваться корпусом, пока вкладывает в лук новую стрелу, чтобы не тревожить прижатую выпуклой головкой игрушки простату, чтобы в нужный момент привычку надломить. Куай Лян ждать умел. И это умение всегда приносило ему неплохие трофеи. — Выключи сейчас же! — Нет, — он немного всё же нервничает, или в ладони мокро и чуть-чуть воняет подожжённой пластмассой просто от того, что терпеть возбуждение уже невозможно. Брови Би-Ханя угрожающе собираются в его фирменное сейчас-я-тебя-убью выражение: — Куай Лян! Тон у него совсем не игривый. Взгляд — будто сейчас действительно кинется, отгрызёт голову, перемелет в челюстях до мелкокрошеной кашицы. Куай Лян через зубы сосёт воздух, чувствуя, как в ответ на рык старшего из члена невольно выступает ещё больше горячей смазки. Вот тут уже стоило бы себя осадить — но вместо того, чтобы продышать, успокоиться, он снова жмёт на кнопку. У Би-Ханя подкашиваются колени. Он падает с глухим стуком на настил, зажимает одной рукой между ног как будто в попытке унять боль; другая намертво вцепилась в лук. Даже на таком расстоянии слышно, как кусок пластика жужжит внутри Би-Ханя — словно кто-то здоровенного жука запустил ему в кишки — и это до одури приятно; а ещё приятнее то, как Би-Хань мечется, не зная, стонать ему, чтобы заглушить этот чужеродный звук из его нутра, или молчать в попытке спасти перед братом остатки самолюбия. Было бы что спасать. Отличная вещь — интернет. Столько интересного можно найти. В обители его, конечно, не было: сколько бы Сектор не ходил по пятам за Грандмастером и ведущими наставниками с нытьём о хотя бы простенькой антенне или вовсе радио, его разворачивали с отказом. Для нужд клана и разработанной им внутренней сети вполне хватало. Зато на заданиях, особенно если по велению обстоятельств воинов Лин Куэй забрасывало в большие города, этим добром можно было упиться под завязку. Куай Ляна, когда он впервые открыл Гугл, сайты знакомств и магазины с нескончаемыми вереницами бесполезного барахла не особо заинтересовали. Пока он не наткнулся на специфичную… категорию. — Нельзя было дозволять тебе столько свободы действий… — Би-Хань его как открытую книгу читает, впрочем, он и не таится. — Я тебя на месяц в карцере запру. На год! За то, что нарушил приказ Грандмастера не связываться с… ых, внешним миром… — Да, брат, разумеется. Я сам пойду и сам в колодки сяду, не переживай, — Куай Ляну дыхание позволяет говорить без запинки, в отличие от старшего, но он тоже скорее бормочет под нос, нежели говорит вслух, до полного поглощения растворённый в развернувшейся перед ним сцене. Он и сам не заметил, как положил ладонь на вздыбившийся член и отирает его теперь небрежно прямо сквозь ткань штанов — уследишь тут за одной рукой, когда вторая сжимает столь могущественную вещь. Куай Лян едва ли напрягает палец, чтобы увеличить скорость, но Би-Хань и такое крошечное движение замечает: — Стой, стой… Хватит!.. Ему словно хочется разрыдаться. Всего на миг, мимолётный настолько, что даже в мозгу особо не отпечатывается, под рёбрами мажет странным. Почти плохим. Как будто страхом. Наверное, это инстинктивное: видя, как его старший брат, фигура сильная, непоколебимая и сравнимая в своей значимости разве что с образом отца, вдруг проявляет такую постыдную слабость, Куай Лян хочет его защитить. Найти, уничтожить, выжечь с лица земли того, кто стал виной этому его состоянию. Одна только проблема — Куай Лян и есть виновник. Так что расправа пока ненадолго откладывается. А Би-Хань… Ну, мало ли что там плещется из его рта — Куай Лян прекрасно видит, как реагирует тело, он всегда разгадывает истинные намерения по языку движений даже лучше, чем по голосу, недаром в любых поединках остриё его шэнбяо всегда на два шага опережало манёвры противников. Его пальцы без сомнения отжимают кнопку ещё, поднимая вибрацию до максимума. Би-Хань содрогается, клонится вперёд, почти касаясь лбом пола как будто в глубоком поклоне. Костяшки пальцев белые от того, насколько сильно он сжимает плечо лука, лёд пиками взрезает рубаху по предплечьям вверх, позволяя увидеть прокатывающуюся по мокрым блестящим бицепсам и дельтам сильную дрожь. Он замолчал — но только потому, что в особенно яркие оргазмы никогда не кричит, задерживает дыхание, полностью запираясь в себе и своих ощущениях. А Куай Лян и так уже три минуты как не дышит. Ткань штанов у брата теперь безнадёжно испачкана. Они, как назло, светлые, нежного цвета чуть помрачневшего в предчувствии дальней грозы голубого неба; влага проступает в этой небесной голубизне тёмными потёками между пальцев Би-Ханя, и Куай Лян жрёт её глазами, а хотел бы — чем положено. Он сам перебирает коленями в невыносимом удовольствии, трёт ладонью по стиснутому под тканью члену парой нервных, быстрых движений. Много не нужно. Зато теперь им обоим надо в прачечную. — Пойдём. Я дам тебе свою куртку прикрыться. — Ты… Ты!.. — у Би-Ханя, как у обиженного ребёнка, чуть подрагивает нижняя губа — редкое, обдающее кипящим предвкушением по сердцу зрелище. Сегодня ночью Куай Ляну спуску не дадут. Как бы штопаться потом не пришлось. — Да чтоб тебя Преисподняя пожрала! Игрушка всё ещё глубоко внутри него, хоть и замерла тихо: вовремя сел аккумулятор. Би-Ханю её вытащить — минутное дело, но он почему-то не лезет за спину, смотрит поглупевшими глазами на Куай Ляна. От его взгляда и вправду до самого затылка продирает небывалым огнём, который так запросто не обуздаешь. — Уже, брат.