Заколочки

Вообще-то к Егорову Кирилл честно шел ругаться. Или, что вернее, не ругаться даже – дело того совершенно не стоило – а по выражению невоспитанного латунного Яра – душнить. Потому что организованность и дисциплина в Егорове если и были, то запрятаны оказались так глубоко, что без скальпеля не отыщешь. Кирилл тряхнул головой, прогоняя кровожадные мысли. Ругаться ему все-таки не хотелось. Тем более, для подачи документов на организацию очередного студенческого сабантуя у них еще было целых два дня. И все-таки чем таким было занято это несчастье, что даже трубку не брало и на сообщения не отвечало? Дверь в комнату, где обитали Егоров и Яр, оказалась приоткрыта, и Кирилл помедлил на пороге, вслушиваясь в негромкие гитарные переливы. Мелодия была простой, но красивой. Какой-то очень нежной. И, вторя ей, зазвучал голос, такой же негромкий и мягкий. Слова Кирилл не разобрал, и даже голос не сразу узнал, а когда узнал, пораженно покачал головой. Он в целом и раньше отмечал, что Егорова приятно слушать, когда тот что-то рассказывает. Но, что он еще и поет, Кирилл не имел ни малейшего понятия. Рука сама собой легла на дверную ручку и слегка толкнула. Дверь бесшумно открылась шире. Комната оказалась совсем небольшой, и Кириллу было прекрасно видно Женю, сидевшего на кое-как заправленной кровати в обнимку с гитарой. Егоров так увлекся своим занятием, что даже не заметил открывшуюся дверь. А Кирилл самым бессовестным образом залип на длинные проворные пальцы, скользившие по грифу. И только потом поднял глаза выше. Чтобы потерять дар речи окончательно. Женины волосы, завивавшиеся в мелкие кудри и жившие своей жизнью, уже успели стать в университете притчей во языцех. Сейчас, видимо, чтобы не мешали, Женя подхватил их на висках двумя длинными заколками. Помогало явно слабо. А может, волосы просто обиделись на такое ограничение свободы. Егоров тряхнул головой, выпрямляясь и откладывая гитару на стоявший рядом стул, и Кирилл потерял дар речи во второй раз. На Жене оказалась феерической расцветки рубашка – в белую, голубую и сиреневую клеточку. В любых других обстоятельствах Гордеев бы сказал, что шмотка совершенно девчачья. Но Жене она была неожиданно к лицу. Кирилл даже пожалел мимоходом, что в университете зверствовал дресс-код. −О, Кир! – Егоров все-таки заметил неожиданного гостя и вскочил с разворошенной кровати. – Ты давно стоишь? А я тебя не вижу и не слышу. −Только подошел. – с трудом выговорил Кирилл, отводя глаза. Потому что пониже рубашки начинались джинсовые шорты с обтрепанными – будто их драконы грызли – краями. Правая штанина и вовсе расходилась художественными дырками до середины бедра. −Знаю-знаю, ничего не говори. – засуетился Женя, жестом приглашая Кирилла в комнату и роясь в залежах бумаг на столе. – Ты пришел за документы ругаться. Не надо меня ругать, я все сделал. И наказывать тоже не надо – ни одного дедлайна не порушил. Вот они все. И бумажки, и дедлайны. Женя протянул все еще слегка оглушенному Кириллу неожиданно аккуратный файлик с бумагами и как-то странно глянул снизу вверх. В голубых глазах мелькнуло свойственное молодым драконам умильное выражение. «Ну я же хороший. Ты не будешь меня ругать. У тебя просто язык не повернется». Кирилл моргнул, и наваждение пропало. Женя улыбался своей извечной очень светлой улыбкой, но ничего драконьего в его лице больше не было. Документы Гордеев забрал и медленно сложил сперва в папку, а потом к себе в сумку. Руки почему-то подрагивали. Глаза то и дело цеплялись то за эти несчастные заколки в пышных волосах, то за расстегнутый воротник рубашки, открывавший шею, то за драные шорты. Вернее, за колени, которые эти самые шорты открывали. −Не знал, что ты поёшь. – заметил Кирилл, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание. −Есть немного. – смущенно отозвался Женя, переступив с ноги на ногу. – Так, ничего особенного. Больше для себя. −Ты мог бы выступить на ближайшем празднике. Кирилл делал вид, что затягивает поплотнее пряжку сумки, но сам почему-то безбожно залипал на Женькины босые ноги. Господи, это еще что за напасть? Хотя ноги были красивые, не поспоришь. −Думаешь, будут слушать? Негромкий Женин голос заставил все-таки оторвать взгляд от пола и поднять его выше – к лицу Егорова. Женька смотрел широко распахнутыми голубыми-голубыми глазами и нервно покусывал изнутри щеку. −Заслушаются. – уверенно ответил Кирилл, неожиданно и очень ясно понимая, что надо уходить. Срочно, прямо сейчас. Ни секунды дольше не оставаться в этой комнате со смятой кроватью, окном, в которое лился не по-зимнему горячий солнечный свет. И Женей. −Как ты? Короткий быстрый вопрос ударил под дых. Кирилл замер, стоя спиной к двери и не сводя глаз с Жениного лица. Щеки у Егорова порозовели, будто слова вырвались у него против воли. А глаза смотрели прямо и ожидающе. −Как я. – выдохнул в ответ Кирилл, опуская на пол соскользнувшую с плеча сумку. Женя в два по-драконьему стремительных шага оказался рядом, поднялся на носочки и обхватил Кирилла за шею, безбожно сминая воротник рубашки и заставляя наклонить голову. Поцелуй получился настолько яростным и торопливым, что Кирилл сперва даже растерялся. Потом, однако, пришел в себя, отвечая и зарываясь пальцами в непослушные, лезущие в лицо кудри. Целоваться, согнувшись в три погибели, было неудобно. Кирилл попробовал отстраниться, но его не отпустили, удержав за воротник. Женька целовался так жадно, будто давно только этого и ждал. А может… Кирилл даже задохнулся от этой догадки. И правда ждал? Гордеев машинально шагнул вбок от двери, врезаясь бедром во что-то твердое. Все-таки отстранился от горячих жадных губ, выпрямляясь. Справа оказался невысокий комод со сложенной горкой поглаженной одеждой. Женины потемневшие глаза проследили взгляд Кирилла. Вещи в мгновение ока очутились на полу. А сам Женя ловко вспорхнул на освобожденный от них комод. Кирилл, удивительно легкомысленно плюнув и на не запертую дверь, и на то, что стены здесь практически картонные, накрыл ладонями его колени. Огладил, скользнул выше, чувствуя под гладкой светлой кожей тугие мышцы. Развел в стороны бедра, становясь между ними. Женя с готовностью обхватил Гордеева ногами, обнял ладонями лицо, разглядывая с каким-то странным выражением. Будто не очень верил, что все происходит не во сне. Кирилл чуть повернул голову, касаясь губами Жениной руки, и потянулся к мелким пуговицам рубашки. Пальцы подрагивали, но мелкая моторика Кирилла никогда еще не подводила. В таких обстоятельствах тоже. Женя без рубашки показался еще более тонким, чем в одежде, но уж никак не хрупким. Что такое спорт, он явно знал. Кирилл наклонился, целуя судорожно дрогнувшую под его губами шею, спускаясь поцелуями к линиям ключиц. Женины ладони с нажим гладили его плечи, переползли на затылок, зарываясь в волосы. Егоров тяжело и шумно дышал, и от этого становилось еще горячее. Женьку хотелось обласкать всего. От кончиков длинных тонких пальцев до самых ног, не упуская ни сантиметра гладкой солоноватой кожи. Ладонью Кирилл жадно скользнул от вздрагивающей груди к поясу шорт, натыкаясь на твердость тазовой косточки. Опустил руку еще ниже, пересчитывая пальцами дырки на бедре. Женя застонал сквозь зубы, прижимаясь крепче, притираясь всем телом. −Кир… − на выдохе вырвалось у него, и Гордеев вздрогнул, словно его ударили. В жизни бы не подумал, что его имя можно выговорить… Так. Женина мягкая гладкая щека скользнула по щеке Кирилла. Губы принялись заполошно выцеловывать шею. Одна рука как-то умудрилась вытянуть из-под ремня рубашку и теперь оглаживала Кириллу то бок, то поясницу. Хулигански скользнула ниже, коротко сжав задницу. Кирилл шумно выдохнул, стискивая зубы. В не слишком узких форменных брюках становилось тесновато. Каково, интересно, Женьке в его модных шортах? Определенно, тоже не слишком свободно. Потому что на расстегнутый железный болт и взвизгнувшую молнию Женя отозвался долгим облегченным выдохом. Поерзал, откинувшись спиной о стену и приподняв бедра, помогая приспустить шорты вместе с бельем. Хотел было выпрямиться, но не успел. Рука Кирилла легла ему на грудь, опрокинув обратно на стену. Потом медленно скользнула выше и накрыла рот. Женя удивленно округлил глаза, промычал что-то невнятно и тут же глухо задушенно взвыл, когда Кирилл, широко облизав правую ладонь, обхватил его напряженный, скользкий от смазки, член. Двинул рукой неспешно и так мучительно-хорошо, что Женя зажмурился, вцепляясь в край комода и напрягаясь всем телом, как струна. Кирилл даже о собственном возбуждении позабыл, зачарованно разглядывая, как страдальчески изгибаются ровные светлые брови, как Женька жмурится до слез, запрокидывая голову, крепче вжимаясь в стену затылком и открывая напряженную, расчерченную венами, шею. На этой шее ужасно хотелось оставить свой след, и Кирилл не стал себе в этом отказывать. Женя отозвался глухим вскриком и умудрился слегка прикусить Гордеева за ладонь. За комод он теперь отчаянно хватался обеими руками. Волосы окончательно выбились из-под заколок и липли к взмокшему лбу, шее, плечам. Убрав руку от Жениного рта, Кирилл огладил плавную линию плеча, спустился ниже, походя коротко ущипнув твердую бусину соска. Одновременно крепче сжал скользкие пальцы, медленно проведя кулаком по всей длине. И следом позволил крупно вздрогнувшему всем телом Жене самому толкнуться бедрами ему навстречу. И тут же торопливо вернул ладонь на приоткрывшиеся губы. Женька изогнулся так, что чуть не оттолкнул от себя Кирилла. Вцепился ему в запястье, пытаясь оторвать ладонь от своего рта, но не сумел. Зато зубы сжал крепче, явно оставив Кириллу на ладони четкий, как в стоматологии, оттиск. Глухо замычал, крупно вздрагивая всем телом и наконец-то кончая. Руку от его рта Кирилл убрал только, когда Женя обессилено откинулся на стенку. Губы у него опухли и покраснели. На ладони у Гордеева и правда красовался шикарный след от зубов. −Изверг. – хрипло проговорил Женя, не делая попыток ни прикрыться, ни заправиться. Остекленевшие ненадолго глаза снова блеснули весело и лукаво. −Нет, не изверг. – языком Женька все еще едва ворочал, но природная болтливость все равно брала свое. – Душнила. Чуть не задушил. −Ты еще скажи душегуб. – беззлобно фыркнул Кирилл, только сейчас осознавая, что ему все-таки тоже не очень удобно в штанах. −И скажу. – усмехнулся Женя. – Кровать там. Яра еще час не будет. И дверь запри. −Раскомандовался. – пробормотал Кирилл, послушно запирая дверь и прямо в одежде укладываясь на стандартную, но все равно слегка маловатую для его габаритов кровать. Женя кое-как отлепился от стены и сполз с комода, окончательно избавляясь от шортов и туже закалывая волосы. Потом подумал и вытащил откуда-то из ящика связку резинок. Для волос. Выбрал из них сразу три и стянул свою шевелюру в хвост. −Ты как будто к походу готовишься. – хмыкнул Кирилл, расстегивая начинавшую душить его рубашку. −Собираюсь Эверест покорять. – сверкнул в ответ глазами Женя. – Кто ж виноват, что ты такая дылда. Даже чтобы отсосать, табуретка нужна. А чтобы поцеловать стремянка. −Комод. – со смешком поправил Кирилл, глядя, как Женя подбирает вылезшие из хвоста пряди заколками. – А ты основательно собираешься. −Не в моих правилах лишний раз рисковать. Улыбка у Жени получилась хищной, как у дракона. Даже бесподобная прическа не перебивала этого странного, невесть почему пришедшего в голову Киру образа. Хотя, пожалуй, ни один дракон на свете не соблазнился бы блестящими заколочками. Или соблазнился бы? Да кто их знает.